— Двуличная кокетка!
Пард зарычал и одним движением, от которого взметнулись тучи песка, обернулся назад. Фырканье у него за спиной сменилось рычанием.
— Бабья дурь! — продолжал голос, звучавший в его голове. — Неужели мир никогда не избавится от бабьей дури?
Ничего не понимая, ошеломлённый пард снова повернулся, чтобы взглянуть на чёрную кошку. Похоже, что эти резкие слова относились не к нему. Он увидел, что она прижала уши и оскалилась, белые клыки так и сверкали на чёрном.
— Сам бы попробовал поглупить, несчастный старикашка! Расшевели свою ленивую кровь! Если ты чего-то не хочешь видеть, это ещё не значит, что оно не существует. Каждый имеет право…
— Нет! — сердито перебил её невидимый собеседник. — Не имеет, если личные желания становятся помехой на пути к общей цели! И смотри у меня! Чтобы больше никаких фокусов!
Кетан открыл глаза, зажмурился и ещё раз моргнул. Он лежал на спине, над головой мерцали звезды. Он был не пардом, а человеком. Но какое-то новое беспокойство не давало ему лежать, и он сел на ложе. Конечно, это только сон, но такой реальный, что напоминал настоящее послание. И потом этот голос… Ивик! Конечно же, тот, кто ворвался третьим, испортив такую интересную встречу, был именно он!
Кетан огляделся вокруг. Маг лежал неподалёку и, казалось, спал, плотно завернувшись в плащ, чтобы защититься от холодной росы. Тут он заметил, что не чувствует под боком тёпленького тельца Юты. Кошка так и не вернулась. Удрала на ночную охоту, как и сам он не раз делал ради удовольствия вволю побегать при луне.
Юта… Чёрная кошка…
Неужели Юта — чёрная кошка — оказалась той, с кем он встретился возле каменных столбов с кошачьими статуями? Да нет же! Та, другая, была под стать ему ростом. Все это были сонные бредни.
Кетан окончательно пробудился и понял, что сна нет ни в одном глазу. Он снова сел, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Интересно, сколько в каждом оборотне от человека и сколько от зверя? По крови Кетан только на одну треть оборотень — его отец был полукровкой, а мать Колдуньей из Заморья. Сына она воспитывала как человека, и он, вероятно, так и не узнал бы ничего о своих корнях, если бы не Ивик, который привёз в замок отчима пояс парда.
Без пояса он не мог совершать превращение, как это делали чистокровные оборотни. Он помнил, как, не научившись ещё управлять своим талантом, боялся, что превращение произойдёт с ним помимо его воли. Теперь он уже привык и ему было нипочём превращаться в парда и снова возвращаться в человеческий образ. Он гордился звериным зрением и чутьём, благодаря которым воспринимал то, что было недоступно притуплённым человеческим чувствам.
Осторожно обойдя спящих товарищей, он прошёл к источнику, сбросил куртку и рубаху и, наклонившись, ополоснул голову и плечи; вода была так холодна, что у него занялся дух. Кинув быстрый взгляд на небо, он понял, что днём будет ясная, и, может быть, жаркая погода. Нужно заранее наполнить все фляги.
Он выпрямился и, потягиваясь, повернулся лицом к западу. До самого горизонта тянулись заросли кустарника. Кетан подумал, что будет нетрудно идти по следу выходцев из Гарт-Хауэлла, во всяком случае, для парда это лёгкая задача.
Когда он вернулся, в лагере все уже встали. Постели были свёрнуты в скатки, и завтрак уже приготовлен. В последние дни Кетан отказывался от своей доли пищи, так как, приняв облик парда, вполне мог прокормиться охотой.
Юту он застал в лагере, она тоже последовала его примеру. Должно быть, кошка хорошо поохотилась ночью, потому что равнодушно отвернулась от еды, предложенной Эйлин, и направилась к Труссанту, чтобы занять место на его спине.
Кетан уже собирался совершить превращение, как вдруг его окликнула незаметно подошедшая Элайша. Поймав его взгляд, она пристально посмотрела на него своими странными, гипнотическими тёмно-голубыми глазами. На губах у неё играла едва заметная улыбка.
— Удачи тебе на тропе, Кетан! Кстати, — продолжала она уже без улыбки, — во сне чего только иногда не привидится! Так что постарайся хорошо разобраться, что к чему. И не верь, пока не убедишься, что видимость соответствует действительности.
Не дожидаясь ответа, она удалилась. Сны? А вдруг ночное приключение Кетана было сном, который наслала Элайша? Он вспомнил рассказ Фирдуна о её облачном замке, который казался таким же настоящим, как земля у него под ногами. Тот, кто умеет наводить марево, запросто может наслать сон!
Однако сейчас день, а не ночь, и надо отправляться на поиски следа. Он совершил превращение и длинными грациозными прыжками пустился бежать впереди отряда.
Фирдун решил ехать сегодня дозорным с фланга. Он взял на себя северную сторону, южная досталась Гьюрету. Провожая глазами Кетана, он испытал лёгкую зависть. Интересно, что чувствуешь, когда бежишь на просторе, переселившись в звериное тело, непохожее на привычное, человеческое? В лагере Кетан всегда кажется таким спокойным и ведёт себя, как подобает сыну знатного человека! Фирдун слышал много историй о том, как свирепы бывают оборотни в бою, но одно дело, когда слышишь, и совсем другое — увидеть своими глазами, Кетан-человек, несмотря на грозное оружие и доспехи, — которые, впрочем, большей частью ехали без него, притороченные к седлу его странного коня, — производил впечатление покладистого доброго малого.
Зато приёмная сестра Кетана… Фирдун немного робел перед нею, особенно с тех пор, как она на его глазах вызволила Хардина из плена Тьмы. Сестра Фирдуна была ярче, в её волосах сверкали золотые цепочки, и одевалась она в одежды золотистых или рыжевато-коричневых тонов, напоминающих чешую легендарных Грифонов. У неё были золотистые глаза, и она всегда становилась душой любой компании. Эйлин же и сама была, как её любимая луна, такая же недоступная. Фирдун старался поменьше смотреть на неё в присутствии других, чтобы никто не заметил его взглядов.
Таланты, которыми она обладала, определённо были незаурядными, и, хотя Фирдун участвовал вместе с Ивиком в укрощении мерзости, которая вылезла из колодца, однако по сравнению с Эйлин он сам казался себе сущим мальчишкой, ничего не смыслящим в магии.
Если бы знать точно, сколько Силы ему отпущено по воле Великих Учителей! Алон уже несколько раз подвергал испытанию его способности, и зачастую оба поражались неожиданному результату. Он не мог менять своего облика, зато оказался способен создавать марево, хотя в этом искусстве ему, конечно, было далеко до Элайши. Он мог устанавливать и разрушать защитные барьеры. Он не обладал способностью исцелять, но целительство вообще скорее женский талант, чем мужской.
Зато в боевых искусствах он не уступал даже лучшим бойцам Мантии. Об этом позаботились отец и Джервон. В открытом бою, где не замешаны сверхъестественные силы, он хорошо мог за себя постоять.
Однако, в Гнезде он был единственным человеком, не умевшим передавать и принимать мысленные сообщения. Пожалуй, после окончания похода ему пора подыскать себе подходящее занятие. Салкары всегда рады принять в свою команду человека, хорошо владеющего оружием. Сокольничии нанимаются к ним на службу и годами плавают с ними на кораблях. Так можно побывать в неразведанных землях, которые так же незнакомы живущим в этой части мира, как людям с востока неизвестна Пустыня.
Тут Фирдун отогнал от себя эти мысли, чтобы не отвлекаться от главного дела — внимательно следить за всем, что делается вокруг. С тех пор, как Кетан отправился на разведку, он ещё ни разу не дал о себе знать, но если бы заметил что-то тревожное, то наверняка связался бы с кем-нибудь из отряда, в котором достаточно людей, умеющих обмениваться мыслями на расстоянии.
Дорога пролегала по унылой пустынной степи. В преданиях рассказывалось, что раньше она была густо населена, а люди, которые тут жили, владели большими, ныне забытыми знаниями. Фирдун знал, что торговые люди из Долин, побывав в этих местах, привозили отсюда диковинные и красивые изделия. Но они ревниво хранили тайну своих охотничьих угодий. Отряду, с которым шёл Фирдун, только три раза встретились на пути памятники былого: пирамиды, окружённое колоннами продолговатое озеро и колодец, спрятанный за круглой стеной. Впереди, наверняка, ждали новые находки.
В полдень путешественники сделали привал и подкрепились, разделив поровну скудные припасы продовольствия. Запасы воды были на исходе, и почти все пришлось потратить, чтобы напоить лошадей. Степной ландшафт все заметнее сменялся пустынным. Вступив в эту страну, они сначала встретили на своём пути равнинные участки с растрескавшейся глинистой почвой, затем попали в места с красной землёй и лиственными деревьями, теперь же им все чаще стали попадаться синевато-серые песчаные участки.
Растительность становилась всё более скудной. И перестали попадаться корявые одинокие деревья. Зато местами из песка торчали какие-то шесты, непохожие на естественную растительность. Они были одного цвета с лежавшими на земле тенями, а по размеру каждая орясина казалась вчетверо длиннее охотничьего копья, с которым ходят на кабанов.
После развалин вокруг колодца путники больше не видели руин, которые говорили бы о том, что здесь раньше стояли какие-то постройки. Во время привала Гьюрет и Фирдун обследовали несколько ближайших орясин, но так и не поняли, что это было. На ощупь они казались немного шероховатыми, однако это был не камень, и после прикосновения в пальцах некоторое время ощущалось лёгкое покалывание, как от мельчайших иголочек.
Ивик проверил шесты своим кольцом. Камень слабо засветился, приняв цвет окружающих песков. Шесты торчали без всякого порядка, разбросанные как попало, довольно далеко один от другого.
Выступив в путь после привала, путешественники постарались обойти их стороной, чтобы не приближаться к непонятным предметам. От Кетана пришло мысленное послание, из которого они узнали, что идут правильно и не сбились со следа.
Внезапно Ивик вскинул голову и посмотрел на небо. Солнце скрылось за туманной дымкой, и светлеющее пятно вокруг его диска все гуще наливалось багровым пламенем.
— Берегись! — крикнул Ивик. — Нападение с воздуха! Гоните во весь опор!
И, словно в ответ на его слова, ровная дымка начала сгущаться клочьями. Из них повалились какие-то шары, а песок вокруг шестов покрылся текучей рябью. Опасность грозила не только сверху, но и снизу. Кайоги, Хардин и Фирдун принялись подгонять вьючных и запасных коней, одновременно следя за тем, чтобы те не забежали в зыбучие пески. Эйлин натянула лук и приготовила стрелы.
Вдруг из песчаных волн на поверхность вынырнуло что-то круглое. Она тотчас же пустила стрелу. Стрела попала в цель, но отскочила от шара, не причинив ему никакого вреда. Вслед за круглой головой показалось длинное тело гигантского червяка, и он был не один. Из шевелящегося песка вылезали все новые такие же твари, а с неба падали предметы, похожие на рыболовные сети, в каждой из которых на дне лежало чёрное шаровидное существо. Сети зацепились за столбы и закачались на них, перегораживая путь.
Одна из запасных лошадей пронзительно заржала и заплясала, поднявшись на дыбы. Один из шаров, спустившихся на сетях, вцепился ей в гриву и запустил в горло длинные клыки, в то время, как извивавшиеся поблизости гигантские червяки со всех сторон с неожиданной быстротой стали сползаться к обречённому животному. Кайоги погнали вперёд своих лошадей, но Фирдун вернулся к бьющейся на земле лошади и поразил мечом нападавшего хищника. Из раны брызнула зеленоватая слизь, смешанная с кровью, и чудовище обмякло, как проколотый мешок.
— Беги! Они ядовиты! — крикнул Фирдуну Ивик.
Конь Фирдуна перескочил через подвернувшегося под ноги червя, и Фирдун поскакал назад Вместе с Ивиком, Эйлин и Хардином, который успел вооружиться луком, он остался в арьергарде защищать отход своих товарищей. Ивик махал им рукой, чтобы они скакали вперёд Одна из тварей, затаившихся в сетях, бросилась было на него, но Элайша подняла руку, и из её браслета сверкнул фиолетовый луч.
Чудовище лопнуло, разбрызгав по земле жидкость, которая вскипела пеной, как кислота. Ещё одна лошадь упала, и один из кайогов поскакал к ней с натянутым луком, но чуть было не свалился с седла, сброшенный поднявшейся на дыбы лошадью, которая остановилась на всём скаку, испугавшись извивающегося под копытами червяка.
С летучих сетей, крепившихся на орясинах, паукоподобные чудовища могли действовать на довольно большом расстоянии. Их союзники, выползшие из песка, сбили кайогского жеребца с ног. К счастью, всаднику удалось выбраться из-под упавшего животного, когда червь набрасывался на пронзительно ржавшего скакуна. Но даже и пеший, всадник атаковал ползучую тварь вопреки предостережению Ивика держаться подальше.
В это самое время Фирдун вихрем вклинился между ними, и, оттолкнув кайога, рубанул червя точно посередине. Он успел увернуться от наносящего удары хвоста, но тут один из пауков выбил юношу из седла. Однако судорожные взбрыкивания коня, пытавшегося освободиться, помешали чудовищу напасть, и Фирдун боковым вращающим ударом меча сумел отбросить паука, и тот расплющился об орясину, с которой ещё свисала пустая сеть.
К счастью, линия орясин не заходила слишком далеко. Похоже, летучие пауки и ползучие твари оказались неспособны разместить их поближе друг к другу. Кайоги собирали и успокаивали вьючных и запасных лошадей, когда зазвучал далёкий рёв.
На них обрушился ветер, освободивший часть летучих сетей. Но могли ли чудовища в действительности контролировать летучую снасть, по полёту понять было невозможно, однако, по крайней мере, десять воздушных мешков с пауками устремились, воспользовавшись ветром, на отряд.
Но уже за несколько мгновений до того Фирдун осознал, что они сбились в табун. Попытки уклониться от порывов бури вынудили их отойти в южном направлении. Тут, стреляя из луков, Гьюрет, Лиро и Хардин проявили мастерство и кайогов, и охотников из земель Мантий.
Однако чудовища оказались трудными мишенями. Они неслись, оседлав ветряные вихри, свивающиеся в беспорядочные узоры. К тому же мощные потоки воздуха вздымали собою песок и каменные осколки, осыпая ими тела людей и грозя повредить глаза воинов.
Путешественникам всё-таки удалось отойти от орясин, и казалось, черви не делали попыток преследовать их. Вот удачный удар снизу сбил наземь одну летучую сеть с чудовищем — и Обред испустил победный клич. Ветер ещё свирепствовал, и летучие снасти не собирались прекращать погоню.
Но внезапно прямо на пути паукоподобных чудищ ударила молния. Ударила один раз, а потом ещё и ещё. Большая часть сетей лопнула, и чудовища погибли. А потом вдруг конь Фирдуна споткнулся, и юноша упал, ударившись плечом так сильно, что меч выпал из онемевшей руки. Не слишком далеко от него приземлилась летучая сеть. По-видимому, не раненое чудовище потянулось к юноше. Конь быстро погружался в зыбучий песок. Фирдун остановился и попытался достать меч, и внезапно к нему вернулось его здравомыслие. Защиты… Что защитило бы от подобного чудовища?
Грифониец никогда не сталкивался с необходимостью поспешного произнесения заклинаний, но его полуодурманенный мозг оказался способен отыскать необходимые слова, — и он выкрикнул их.
Молнии все ещё поражали летучие сети, но уже не приближались к нему, и у него создалось чувство, что они смертельны сами по себе, как для человека, так и для тварей, которых они убивали.
Чудовище, уже прыгнувшее на жертву, в самой середине прыжка вдруг ударилось о щит, вызванный заклинаньем воина. Царапая неожиданно материализовавшийся в воздухе защитный покров, оно грянулось оземь и было раздавлено. Фирдун медленно опустил голову. Отчего он не использовал свой дар, когда летучие сети только появились? Он приготовился к битве словно воин Долин, а не как человек, наделённый даром.
И юноша взмахнул правой рукой, ещё немного затёкшей после падения, и неловко сложил пальцы в символы, такие же естественные для него, как вдох и выдох. Он старался сражаться как ученик с небольшим даром. Он словно стоял на страже, воздерживаясь от применения полной своей силы, кроме тех мгновений, когда вдруг высвобождал полную мощь дара.
Всплески молний отходили все дальше, слабели. И тут он понял, что его, Фирдуна, вынудили встать на колени. Могучая рука с неба прижала его, словно он являлся чем-то хрупким и слабым — да так оно, в данный момент, и было! Нечто изнуряло его, давило на память. Он не мог вспомнить ни подобающего жеста, ни слова, а ведь всё это чрезвычайно много значило для него, так же, как и собственное имя.
А потом возник страх, но не тот, что так естественно рождается в битве, но тот, который, скорее, представлял собою какую-то опустошённость! Воин и приграничный страж, Фирдун превозмог плач, но все его тело затряслось. Он не мог двигаться, будто и в самом деле попал в одну из несущихся по ветру летучих сетей.
Эта судорога грубого страха оказалась хуже открытой раны, потому что проникала гораздо глубже и оставляла в нём зыбкое Ничто. Ничто — нет! Он был Фирдун, грифониец! И он стал цепляться за мысленный образ Грифона.
Ландсил, один из Великих, кто однажды вставал против всемогущей Тьмы, и побеждал! Ландсил! И не на беспорядке слов Силы, последовательность которых он пытался удержать, — нет, Фирдун теперь сосредоточился на одном только этом имени, он держался за него, как за единственную безопасную вещь в настоящем мире.
Давящая рука… Её больше не существовало! Теперь он слышал биенье летучих крыл. И поднявшаяся вдруг буря изгнала то, что поймало его в ловушку. От дара Ландсила — его мощь, и Грифон вновь вернул родичу этот дар!
Фирдун вскочил на ноги. Летучие сети больше не падали с неба. Даже молнии теперь исчезли. Пауки в небе задрожали, ибо порыв ветра, который послал их в погоню, стих — он был мёртв!
Принесённые ветром летучие сети опустились на чистую от тварей почву. Фирдун поднял голову. Юноша не ожидал, что Ивик высвободит в нём столько, и что только сейчас он обретёт полную силу. Воздух меж ним и летучими сетями странно замерцал. Воин ощущал нечто большее, чем леденящий холод. Это походило на блеск инея на уже привядшей траве. Ни движения, ни ветерка, ни чудовищ из летучих сетей. Сами сети стали кристаллами, блистающими на солнце, которое теперь сияло сквозь туман над головой. Фирдун подобрал меч, дважды погрузил его в рыхлую землю, очищая лезвие от ядовитой сукровицы убитого червя, и вложил в ножны. Обернувшись, он посмотрел на прочих. Эйлин стояла на коленях подле тела в пурпурной одежде. Элайша отравлена ядом? Он не сомневался, что летучие сети уже были повергнуты, когда он невольно остановился. Ивик опустился на колени рядом с Элайшей, только с другой стороны. Кайоги принудили животных собраться в подобие строя, но Хардин стоял немного поодаль, глядя на подходившего к нему Фирдуна, словно видел перед собою адепта. Одной рукой он прикрывал рот.
Когда Фирдун двинулся вперёд, юный княжич вышел из оцепенения.
— Джаката! — сказал он. — Он употребил всю свою Силу, и это не сработало! — рука Хардина поднялась в воинском приветствии. — Господин, они говорили о роде Грифона в Гарт-Хауэлле, и Джаката смеялся. Я думаю, сейчас он испытывает другие чувства!
Фирдун кивнул мальчику в ответ на эту речь и только молвил:
— Госпожа… — а потом прошёл туда, где уже собрались трое других.
Никогда он не видел такого выражения на лице Ивика. Но он не мог распознать признаков ярости в этом.
— Повелитель сердца, — заговорила Элайша, и голос её был тонок, а слова точны и искренни, — это иное испытание. Не беспокойся о случившемся, ибо тот, кого мы преследовали, употребил каждую частицу Тьмы, жившую в этой иссушенной стране, чтобы испытать нас.
Она немного приподняла руки, и Фирдун увидел, что камни на браслетах больше не сияют сочным блеском. И теперь он уже не сомневался в происхождении блестящих молний.
Ивик встал и молвил:
— Я глуп. О, как я глуп. Он ведь должен знать эту страну гораздо лучше, чем любой из нас, и он воспользовался этим.
— Однако, — засмеялась Элайша, приподнявшись с помощью Эйлин, — он не знал нрава тех, кто сражался с ним! — и она обратилась к Фирдуну: — О наследник Ландсила, приветствую тебя!
— Никакой я не адепт, — возразил Фирдун, — всего лишь обещанный ученик. Однако было и предупреждение от Кетана!
Эйлина подняла к нему заплаканное лицо:
— Он жив и свободен. Если б это было не так, то я бы знала. Может быть, его путь и лежит к западу, но он не пойдёт им.
Пард затаился в самом лучшем укрытии, которое только он мог найти в этой местности, вновь не похожей на сухие равнины, которые он знал. Он добывал жирных, неуклюжих птиц среди густых трав и просто пировал! Теперь он вылизывал лапу, но всё-таки следил бдительно и за тем, что находилось внизу, сразу же под лёжкой.
Сегодня хлопот с поиском следа не существовало. Запах ощущался очень сильно. Ещё раньше он обнаружил только пустую стоянку. Однако след, который он учуял теперь, слегка уклонялся к северу, и местность начинала возвышаться. Появились холмы, нарушавшие однообразие равнины, но они быстро становились всё выше, а на горизонте уж виднелось пятно, обещавшее горные хребты.
Однако внизу обнаружилось и нечто более интересное. Ибо тёмный отряд разбил лагерь, но суета продолжалась, хотя все уже устроили. Они установили защитные барьеры, и оборотень даже и не подумал их проверять. Зрения парда оказалось достаточно для выслеживания того, что творилось внизу, и невидимые защиты можно было и не тревожить!
Большая часть людей отошла в дальний конец долины и там разбила шатры и развела огонь. Но один, известный парду как Джаката, с двумя подчинёнными, носящими серые одежды магов, занимался совсем другой работой. Двое подручных выкапывали множество маленьких кустиков и выкорчёвывали остатки их корней, выдёргивали грубую траву за стебли и спешно трудились, словно люди, не смеющие даже и думать о невыполнении приказа хозяина. Чародей же устроился на скале, уставясь в пространство, будто вошёл в транс.
То, что они намеревались вызывать какую-то разновидность Силы, Кетан осознал даже прежде, чем учёные начали чертить знаки на голой земле ветками, которые ободрали и заострили. Некоторое время они занимались этой деятельностью, прежде чем их предводитель принял участие в действии.
Поднявшись с места, он взял магический скипетр из какого-то тёмного дерева, покрытый рунами и увенчанный головой чудовища. Остальные находились вне ограждения, которое Кетану виделось чем-то вроде коротких толстых дубинок, воткнутых там и сям среди тщательно вычерченных знаков.
Покончив с этим, они поспешили покинуть нагромождение линий, и Кетан не сомневался, что их роль ещё не сыграна до конца.
Джаката поднял скипетр и направил на одну из дубинок, которая немедленно вспыхнула как свеча. Он методично продолжал это действие, пока не оказался в круге огня.
Глубоко в глотке Кетана зародился рык. Зловонье зла в этот момент возросло ещё более. Пард чуял, что Джаката точно знал, что делает, ибо давление Силы возрастало. Кетан колебался, уходить ли ему, но когда после определённой точки возрастание Силы прекратилось, он уже не сомневался, что его присутствия не заметили.
Джаката щёлкнул пальцами, и двое подручных неохотно двинулись навстречу. Но они подошли не одни: из-за скалы они вытащили маленькую фигурку, со связанными руками, кричащую и плачущую, когда её подталкивали вперёд.
Для Кетана пленница оказалась новой формой жизни. Ростом не более ребёнка, она отличалась гибкостью, и так как с неё сорвали одежду, то он видел, что кожа существа отличалась тёмно-коричневым цветом, а волосы оно собирало в плотный пучок на голове, и оно было женщиной, и, несмотря на малый рост, зрелой женщиной.
Губы парда разошлись в неслышимом рыке. То, что Джаката намеревался использовать маленькую женщину для какого-то кровавого жертвоприношения, он не сомневался, и вся его природа, и человеческая и звериная, восстала против безмолвного и бездеятельного наблюдения за таким злодеяньем.
Подручные волхвы толкнули пленницу на колени перед Джакатой. Один хлестнул её толстой верёвкой, а потом обернул петлю вокруг добычи, и таким образом каждый из охранников, держа оба конца верёвки, заставлял пленницу стоять на месте.
Кетан шевельнулся, мышцы его просто заболели от желания рвануться вперёд и посчитаться с Джакатой. Но он хорошо знал, что этот тёмный маг близок к адепту по Силе, и он — не добыча для оборотня.
Теперь человек в Кетане начал захватывать контроль. Дар оборотня основывался на его собственном теле, однако он обладал и иным наследием. Джилан из Зелёной Башни родила его, и даже оборотням пришлось узнать, что она была сильнее их Сил, когда они попытались нарушить связь между ней и её оборотнем-мужчиной.
Дар Джилан походил на дар приёмной дочери. Она служила Госпоже как целительница, но обладала и другими способностями, которые могла вызывать. Сила роста в этом месте бушевала как пламя в печи. Джаката мог думать, что крепко держит поводок, но если Тьма зовёт, то Свет следует за ней.
Кетан не хранил при себе лунных цветов, ибо такая магия предназначалась для женщин. Но ведь пленница — женщина, и стало быть, такая защита окажется хороша для неё. Но прежде он даже и не думал о попытке такого рода.
— Да! — мысленное послание отличалась остротой, и он понял, кто это. Пард быстро повернул голову, но нигде не заметил и признака присутствия этого стремительного, чёрного кошачьего тельца. Теперь она была с ним только мысленно.
— Да! — её ободрение пришло снова, и Кетан направил мысленный посыл, но не на тело, а на тропы, по которым прежде никогда не ходил.