Тайна вдовьей таверны

Глава 6.

После того как мужчины привели в надлежащий вид мою каморку, наполнив ее запахом свежего дерева и лака, они принялись за второй этаж. Каждая скрипучая половица, каждый покосившийся косяк, каждая облупившаяся стена обрели новую жизнь под их умелыми руками. Таверна постепенно преображалась, словно старая, заброшенная кукла, которую заботливая хозяйка вновь одела и причесала. Она становилась похожей на жилое помещение, пригодное для приема путников, уставших от долгой дороги и мечтающих о тепле и уюте.

На следующий день мужчины собрались в путь. Когда они уходили, меня посетило странное чувство, что-то вроде тихой грусти. Я ведь по сути своей одиночка, и мне не комфортно даже с призраком, но их присутствие в моем доме в течение нескольких дней меня немного приободрило. Я собрала им большой узелок с провизией: пироги с мясом, соленые огурцы, копченое сало, хлеб, испеченный мною в печи. Попыталась дать денег за ремонт, но, как я и предполагала, с меня взяли сущую мелочь, сказав, что помогают вдове по доброте душевной. Проводив мужчин до развилки дорог, я вернулась в таверну и собралась в деревню. Я слишком долго откладывала посещение старосты, а это было неправильно. Надо было сперва оформить все документально, получить разрешение на ведение дел, а затем уже и ремонтом заниматься, и таверну отдраивать. Согласна, сглупила, но мое маниакальное приведение здания в порядок было обусловлено лишь тем, что я не могла жить в полуразвалившейся лачуге, вдыхая пыль и боясь, что потолок рухнет мне на голову во сне.

Я нашла на чердаке, в старом, обитом железом сундуке, который, видимо, предназначался мне, довольно добротное новое платье. Оно было сшито из плотной шерсти, темно-зеленого цвета, с вышитыми по подолу васильками. Надела под низ белую рубашку из тонкого полотна, а наверх – теплый полушубок из овчины и толстый шерстяной платок. На ноги натянула добротные кожаные боты и была готова идти. Там же, в сундуке, я нашла свои документы. Правда, это был свернутый в трубочку и перевязанный льняной нитью свиток с метрикой и данными, где искать информацию, подтверждающую факт моего рождения и кто были мои родители. Естественно, это все было про девушку Маргарет, тело которой я так нагло экспроприировала, чтобы спасти свою шкуру. Я поежилась. Меня не оставляло чувство вины перед ней.

Дорога до деревни была неблизкой, километра три, не меньше. Да и весна только вступала в свои права, и хотя солнышко уже припекало, в воздухе еще чувствовалась свежесть, так что я расстегнула полушубок и шла вдоль тракта, наслаждаясь пением птиц и ароматом талой земли. Перед выходом я строго-настрого приказала Агнес стеречь дом. Никого не впускать и не выпускать, следить за порядком и не позволять всяким проходимцам шастать по моим владениям. Привидение лишь протяжно охнуло в ответ, пробурчало что-то невнятное про "неблагодарную хозяйку" и велело мне беречь себя, после чего уплыло куда-то к потолку, растворившись в полумраке.

– Тебе куда, милая? – я давно заприметила телегу, запряженную старенькой кобылкой. Она неспешно ехала по дороге, и вот теперь догнала меня, и старик, что был возницей, обратился ко мне, прищурившись от яркого солнца.

– Я в деревню, – качнула головой в направлении, где, как мне казалось, должна она быть.

– Садись, подвезу, – предложил старик, добродушно улыбаясь. Я с благодарностью запрыгнула на телегу рядом с ним. Он цокнул языком, ругнулся, и старая лошаденка, вздохнув, поехала дальше. – Не слушается, пока не ругнешься. Вот старая кляча, привыкла, чтоб ее бранью покрывали. А ты ж чья, милая, будешь? – ясное дело, старику было скучно ехать одному, и любопытство распирало его изнутри, поэтому вопросов было не избежать.

– Меня зовут Маргарет. Я вдова Джона, – видимо, мне какое-то время придется представляться только так и никак иначе, чтобы люди понимали, кто я такая, и привыкли к моему присутствию.

– Вдова? – удивился старик, вскинув седые брови.

– Непохожа? – удивление старика меня насторожило. Что-то в моем виде было явно не так, и потому он так удивился. Я украдкой окинула саму себя взглядом, но вроде все как надо: платье скромное, полушубок теплый, боты добротные. Что же его смутило?

– А чегой-то у тебя платок светлый? – старик поцокал языком, покачав головой. – Ох, бабы наши в деревне увидят – не поймут.

А и в самом деле, что я, дура-то такая, намотала на голову светлый платок, совсем забыв о приличиях и трауре? И Агнес не предупредила ведь. Хотя, может, призрак, как и я, не придала значения таким пустякам. Я не скорбела по-настоящему, потому на такие мелочи и не обратила внимания, сосредоточившись на более важных вещах.

– Нет у меня с собой черного платка, – призналась как есть, опустив глаза. – Не думала, что он понадобится.

– Эх, молодость! – старик закряхтел, крякнул и полез в мешок, что был позади него. – На-ка вот, держи. Таким голову прикрой. Я бабке вез гостинец, да, видно, без него останется. Хотя у нее черных платков полно, все ждет, когда меня на тот свет спровадит, – старик скрипуче засмеялся, обнажив редкие желтые зубы.

– Это очень щедро, – развернула платок и отметила, что он довольно красив. На черном фоне были вышиты алые розы, крупные и яркие. И это была скорее шаль из тонкой шерсти, которой можно было покрыть плечи, а не обычный головной убор. Но отказываться от такого щедрого подарка было по меньшей мере невежливо, и я еще раз поблагодарила старика.

– Я слышал, ты во вдовьей таверне обосновалась? – спрашивает старик, прекратив смеяться.

– Да, решила открыть ее, – кивнула. – Вот, к старосте еду, чтобы все оформить как положено.

– К старосте, это хорошо, – кивнул старик, поглаживая свою седую бороду. – Только ты с ним осторожнее. Он мужик неплохой, добрый, но дочь его дурит все время, а он пляшет под ее дудку. Она у него девица своенравная, избалованная, все ей должны, все ей обязаны.

– Хорошо, учту. Спасибо, – я не понимала, как мне может помочь эта информация, но не поблагодарить было как-то неправильно. – А почему ту таверну вдовьей называют?

– Да как-то так повелось, что хозяйничают там только вдовы, – пожал плечами старик и снова ругнулся на лошадь, которая сбавила ход. – На моем веку ты третья уже. А чтобы дом приобрел дурную славу, не так-то много времени и нужно.

– Дурную славу? – я нахмурилась, почувствовав, как по спине пробегает холодок. Мне бы не хотелось, чтобы о моей таверне думали как о месте с дурной славой.

– Да ты не серчай, – похлопал меня немного по-свойски старик по плечу. – Эту таверну любили, а дурная слава - это так, разговоры баб на завалинке.

– Правда? – я хотела побольше узнать о месте, которое стало мне домом. – А расскажите, что вы помните о хозяевах таверны.

– Я еще ребенком был, а там хозяйничала матушка Роза, – как-то мечтательно это прозвучало. – В нее были влюблены все деревенские мужики, от мала до велика.

– А их жены? – я усмехнулась, представив себе эту картину.

– Да знали их жены, что матушка Роза только мужа своего любила, да и не поглядела бы ни на кого другого. А того как раз при строительстве этой таверны и убило, – начал свой рассказ старик.

– Говорят, сам черт камень уронил. Муж Розы не увернулся, и придавило его насмерть. Вот она и осталась вдовой, молодой да красивой. Мужики к ней табуном ходили, песни пели, дары носили, надеялись на ее благосклонность. А она только улыбалась, привечала всех, но никому не позволяла даже за руку себя взять. А потом появилась другая хозяйка. Молодая совсем. Муж у нее охотник был, в лесу пропал. Говорили, медведь задрал, да только тело так и не нашли. Она недолго хозяйничала. Таверна захирела, посетителей становилось все меньше, а она уехала. А что с ней сталось, никто и не знает. Вот с тех пор и повелось, что в таверне вдовы хозяйничают. Ой, еще ж одна была, – словно спохватился старик. – Она уже вдовой приехала. С ребятенком малым совсем, мальчонка у нее был. Но она быстро померла, слегла с горячкой и через пару дней скончалась. И вот тогда таверна закрылась совсем, опустела и обветшала.

– А с мальчиком что случилось? – я хмурилась, пытаясь сопоставить факты. Уж не Агнес ли это была, а мальчонка – Джон? Потому он и вызвал ее призрак на помощь, потому она в этом доме и обитала, не находя покоя.

– Да кто ж его знает, – пожал плечами старик. – Я и не помню. Делся куда-то, наверное, в приют какой отдали, – я на время замолчала и задумалась, но, заметив вдалеке деревню, поняла, что скоро наша беседа подойдет к концу, а я не все спросила у своего попутчика.

– А что-то плохое случалось в таверне? – я почему-то боялась услышать ответ на этот вопрос. Интуиция подсказывала, что сейчас старик расскажет мне что-то не очень приятное.

– Да не то чтобы, – замялся старик, почесав затылок, – но люди поговаривали, что место проклятое. Говорили, что видели призрак матушки Розы, который бродит по таверне и ищет своего мужа, неупокоенного. И что неупокоенные души тех, кто погиб рядом с таверной, тоже там обитают, мешают живым. Но я думаю, это все сказки, бабьи сплетни. Хотя кто знает, кто знает…

Возница замолчал, и я задумалась, переваривая услышанное. Призрак видели, но подумали, что это призрак матушки Розы, а не Агнес. Видимо, многие и не запомнили, что там была какая-то вдова с ребенком, слишком быстро она покинула этот мир. Все дружно решили, что это матушка Роза присматривает за таверной, оберегает ее от бед, а не Агнес, которая просто не может найти покоя. Мы молча доехали до деревни. Попрощавшись и поблагодарив старика, слезла с телеги. Накинула на голову шаль, подаренную стариком, и вошла в деревню.

Она встретила меня тишиной и покоем, нарушаемыми лишь негромким кудахтаньем кур и детским смехом. Куры копошились у заборов, дети бегали и во что-то играли, радуясь первому теплому солнышку, а старики сидели на завалинках, подставляя старческие сморщенные лица под первые весенние солнечные лучи. Я ловила на себе любопытные взгляды, ощущая, как по спине пробегают мурашки. На какое-то время я явно стану центром всеобщего внимания, объектом сплетен и пересудов. Распрямив плечи и гордо подняв голову, я направилась прямиком к дому старосты – крепкому бревенчатому срубу с резными наличниками, украшенными затейливой резьбой.

Староста встретил меня радушно, пригласил в дом, предложил присесть. Он был без своего помощника, в кругу семьи, обедал с женой и дочерью.

– Дочь, накрой-ка нам на стол, угости гостью, – скомандовал мужчина, добродушно улыбаясь, а девушка недовольно на меня глянула, и я почувствовала, как все внутри меня похолодело.

– Батюшка, – его дочь произнесла это очень выразительно, в ее голосе сквозило раздражение и неприязнь. Даже если она меня чем-то угостит, я это есть однозначно не буду. Я узнала этот голос. Это одна из моих убийц, та самая, что пыталась меня угробить там в подвале. – Я уже ухожу, - добавила она.

– Я сейчас накрою, – вдруг засуетилась жена старосты, вскакивая из-за стола. – Сейчас, сейчас все будет. Иди, дочка. Нехорошо опаздывать, – женщина практически вытолкала взашей дочь, которая сверлила меня злым взглядом, полным ненависти.

Из всего этого я сделала один очень важный вывод. Мать точно в курсе того, что творила дочь, и сейчас выгораживает ее, пытаясь защитить от последствий. А выпроводила ее, побоявшись, что я могу ее узнать и разоблачить. Ну, или что дочь скажет что-то, что может ее выдать. Мне показалось, что отец как раз таки и не в курсе попыток горячо любимой дочурки избавиться от соперницы в моем лице, искренне считая ее невинной овечкой.

– Как продвигается ремонт таверны? – спросил староста, не отрывая взгляда от извлеченных из ларца свитков. Его голос был хриплым, словно шелест осенних листьев.

Я с опаской смотрела на нехитрый обед, предложенный гостеприимной хозяйкой, его женой, чувствуя себя неловко под их пристальными взглядами. "Лишь бы поскорее закончить," – промелькнуло в голове.

– Ты ешь, ешь, – подбодрил меня мужчина, заметив мою нерешительность. – Не стесняйся. Мы только с матушкой отобедали, – поспешил он объяснить, словно извиняясь за свое отсутствие за столом.

Его супруга, женщина полная и дородная, с румянцем во всю щеку, с любопытством наблюдала за мной. Я ощущала ее интерес, смешанный с легким недоверием. В ее глазах читался немой вопрос: "Кто ты такая?"

– Не хочу вас обидеть, Бернард, но я бы сразу приступила к делам, – произнесла я, стараясь говорить как можно вежливее. С благодарностью кивнула радушной хозяйке, но есть в этом доме что-то или пить я не буду. В животе неприятно засосало от одной мысли, что меня угощают. Мне хватило одного раза очнуться в погребе какой-то старой колдуньи, смутно помня жуткий обряд. Второй раз мне уже так не повезет.

– Ну что ж, тогда давай оформлять документы, – ответил мужчина, откладывая перо на стол. Его супруга недовольно повела плечами, словно уязвленная моим отказом от ее кулинарных изысков. На ее лице промелькнула тень, мгновенная, но заметная.

Староста, кряхтя, принялся за бумаги, а я старалась не упускать ни одной детали. Слова и печати складывались в тугую сеть обязательств, сковывающих меня в этом чужом краю. Женщина, казалось, с каждой минутой становилась все более напряженной. Ее взгляд, словно беспокойная птица, метался между мной и мужем, будто она ждала, что вот-вот произойдет что-то ужасное. В воздухе повисла тяжелая, гнетущая тишина.

– Все в порядке, – наконец произнес Бернард, протягивая мне бумаги. В его голосе чувствовалась усталость. – Вот, держи. Все оформлено, можешь начинать работать. Но помни, до осени она должна процветать. Иначе говорить будешь с бароном, – предупредил меня мужчина, нахмурив густые брови. В его словах звучала недвусмысленная угроза.

– Я помню, – покачала головой, стараясь не выдать своего волнения. Имя барона прозвучало, как удар грома.

Взяла документы, стараясь не смотреть на женщину. Чувствовала, как ее ненависть прожигает меня насквозь, словно раскаленное железо. Поблагодарив старосту и его жену за гостеприимство, поспешила покинуть их дом, словно спасаясь от надвигающейся бури.

Выйдя на улицу, почувствовала облегчение, словно с плеч свалился огромный камень. Свежий воздух приятно холодил разгоряченное лицо, возвращая ясность мыслям. А теперь можно и в лавку Луи, что посоветовали мне Ганс и Клаус. Я направилась в сторону лавки, скорее интуитивно, так как дороги не знала, попутно разглядывая дома и лица жителей деревни. Многие провожали меня взглядами, полными любопытства и настороженности. Я чувствовала себя чужой в этом месте, словно заблудившаяся путница, но это меня не останавливало. Внутри горел огонь, толкающий вперед, заставляющий бороться.

Деревня показалась мне довольно большой. Это были не три двора в два ряда, как в моей родной глуши. Это было что-то вроде небольшого городка, но до этого статуса не поселение дотягивало по каким-то требованиям. Главные улицы даже были вымощены камнем, местами потрескавшимся и щербатым, а тротуары были приподняты досками. И даже сейчас, весной, когда на дороге была глубокая колея, по дощатому тротуару можно было пройти без проблем. Все же староста не такой уж и бесполезный, раз занимается и благоустройством поселения.

Лавка Луи оказалась небольшим, но уютным заведением. Внутри пахло свежим деревом и лаком. За прилавком стоял пожилой мужчина с добрым лицом и внимательными глазами. Он с интересом посмотрел на меня, когда я вошла, будто ожидая редкого гостя.

– Добрый день, – поздоровалась я, стараясь говорить как можно приветливее. – Мне советовали обратиться к вам Ганс и Клаус.

– А, Ганс и Клаус! Хорошие ребята, – улыбнулся Луи, обнажая немногочисленные пожелтевшие зубы. – Чем могу помочь?

Я рассказала ему о таверне и о том, что мне нужно для ремонта. Мой голос звучал немного дрожаще, выдавая мое волнение. Луи внимательно выслушал меня, не перебивая ни словом. Его глаза, казалось, впитывали каждое мое слово. Он пообещал помочь, заверив меня в своей честности. Он предложил мне выбрать все необходимое из его ассортимента и пообещал сделать хорошую скидку. Я с благодарностью приняла его предложение и приступила к выбору, чувствуя, как надежда постепенно возвращается в мое сердце. Еще дома посчитала, сколько мне нужно кроватей и тумбочек, и сейчас передала список мастеру. У него даже глаза округлились от того, сколько всего он увидел.

– Да-а, давненько таких заказов не было, – протянул Луи, рассматривая мой список. – Но ничего, справимся. Все сделаем в лучшем виде. Завтра и начнем.

Я обрадовалась, что все так быстро решается. Не хотелось откладывать обстановку комнат на потом. Луи оказался не только хорошим мастером, но и интересным собеседником. Он рассказывал мне о деревне, о ее жителях, о местных новостях. Его истории были полны юмора и мудрости. Благодаря ему я начала чувствовать себя немного увереннее в этом месте.

За разговорами время пролетело незаметно. Я выбрала все необходимое, и Луи принялся подсчитывать стоимость заказа. Он сделал мне действительно хорошую скидку, за что я была ему очень благодарна. Мы договорились о сроках выполнения работы, и я довольная покинула его лавку, ощущая прилив сил и уверенности.

Старик показал мне, где искать молочницу, о которой говорили мне братья, и я направилась в ту сторону. Пришлось обойти поселение кругом, и на окраине я нашла тот самый дом, что мне описывали мужчины. Я немного занервничала, опасаясь, что женщина может не согласиться на сотрудничество. Я возлагала на нее очень большие надежды. В животе заурчало от голода, напоминая о пропущенном обеде.

Подойдя к дому, постучала в калитку. Залаяла собака и тут же дверь открыла дородная женщина с добрым лицом. Ее глаза лучились теплом, а улыбка располагала к себе. В ее взгляде не было ни тени подозрительности, лишь искреннее любопытство.

– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Мне вас посоветовали как лучшую молочницу в округе.

Женщина улыбнулась еще шире, отчего вокруг ее глаз собрались мелкие морщинки.

– Проходите, проходите, – пригласила она меня в дом. – Чем могу быть полезной?

Я рассказала ей о таверне и о том, что мне нужно свежее молоко, сыр и масло. Женщина внимательно выслушала меня и сказала, что с радостью будет поставлять мне продукты. Как мне и говорили братья, она предложила, чтобы мне доставлял все ее мальчик. Мне было все равно, кто это все будет мне приносить. Мы договорились, что мальчик будет приходить утром в таверну и еще подрабатывать у меня на посылках, как только таверна начнет работать в полную силу.

Также договорились о цене и сроках поставок. Я почувствовала облегчение. Кажется, мне удалось найти надежного поставщика молочных продуктов. Попрощавшись с молочницей, направилась обратно в деревню. Теперь у меня была крыша над головой и поставщики продуктов. Осталось только дождаться окончания ремонта и можно будет открывать таверну. Мечты о процветающем заведении согревали душу.

Я шла по деревне и тут вспомнила о девочке, про которую мне говорили братья. Они советовали мне ее забрать себе в помощницы. Пока что все их советы были очень хорошими, так что, наверное, можно и на этот полагаться. Но где мне ее найти? Кажется, они сказали, что девочка находится у какой-то старухи Ядвиги на воспитании. Мне навстречу попались мальчишки, что бежали по улице, играя в какую-то незамысловатую игру.

– Эй, детвора! – окликнула я мальчишек. – А где мне старуху Ядвигу найти?

– Так померла она вчера, – вдруг огорошили меня новостью мальчики, замолчав и уставившись на меня круглыми глазами. – Сегодня хоронят, – и махнули куда-то в сторону рукой. Видимо, там, за деревней, было кладбище.

Сердце екнуло. Как померла? И что теперь с девочкой? Похоже, день, начавшийся с относительного успеха, грозил закончиться полным провалом. Придется менять планы. “Сегодня хоронят,” – эхом отдавались в голове слова мальчишек. Значит, нужно идти на похороны. Может, там удастся узнать, что теперь будет с сиротой. Хотя она, наверное, сиротой стала еще до смерти этой самой Ядвиги, вряд ли она ей матерью доводилась. В груди защемило от жалости к незнакомому ребенку.

Пришлось снова изменить маршрут и направиться в сторону кладбища, расположенного на небольшом холме за деревней. По мере приближения становилось слышно заунывное пение и причитания. У могилы собралось немного людей, в основном старики и несколько женщин. Их лица были печальными и скорбными. Девочки среди них не было.

После окончания похорон я подошла к одной из пожилых женщин и осторожно спросила о судьбе девочки. Женщина посмотрела на меня с сочувствием и рассказала, что девочку зовут Лея и что после смерти Ядвиги ей некуда идти. Она круглая сирота и дальних родственников у нее нет. Староста завтра на собрании решит, кому в услужение ее отдать. Прозвучало, словно в рабство девочку собрались определять, только лишь выберут, кто станет ее хозяином. Внутри все похолодело от этой несправедливости.

Решение пришло мгновенно.

– Я заберу ее к себе, – твердо сказала я. Женщина удивленно посмотрела на меня.

– Это тебе к старосте надо, если он возражать не будет, то отдаст девчонку. Только ты бы имела в виду, что девка дикая. Откуда ее Ядвига привела, никто не знает. Но она с детьми на улице не бегала, все в доме у нее сидела, – я кивнула и поблагодарила женщину. Она указала мне на дом Ядвиги, сказав, что Лея, скорее всего, сейчас там. Попрощавшись, я направилась к последнему пристанищу старухи и ее воспитанницы. В голове роились мысли о предстоящей встрече с девочкой. Какой она будет? И как я смогу ей помочь?

Дом Ядвиги представлял собой унылое зрелище, словно забытый богом и людьми уголок. Обшарпанные, покосившиеся стены, когда-то выбеленные, теперь покрылись пятнами сырости и плесени. Ветер гулял сквозь щели в досках, нашептывая истории о былой жизни и нынешнем запустении. Охапки высушенных трав, подвешенные под крышей, источали терпкий запах, смешанный с запахом пыли и запустения. Видимо, старуха занималась сбором трав в лесу, а потом делала травяные сборы. Скорее всего, за счет этого она и жила, но совсем небогато. Ее жизнь была скромной и непритязательной. Покосившаяся крыша, заросший сорняками двор, где крапива и репейник боролись за место под солнцем, говорили о бедности и запустении. Здесь чувствовался дух одиночества и забвения. Дверь была приоткрыта, словно приглашая войти в этот мир печали, и я, не стуча, словно нарушая хрупкий покой этого места, вошла внутрь.

В полумраке комнаты, где солнечный свет едва пробивался сквозь грязные стекла маленьких окошек, я увидела девочку, свернувшуюся калачиком на старой, продавленной лавке. Она тихо плакала, уткнувшись лицом в колени, и ее плечи судорожно вздрагивали. Отчаяние и боль витали в воздухе, словно невидимые призраки.

– Лея? – тихо позвала я, стараясь не напугать ее. Мой голос прозвучал слишком громко в этой тишине, нарушая ее хрупкое равновесие.

Девочка вздрогнула и подняла на меня заплаканные глаза. В их глубине, казалось, плескалось целое море горя. В них застыл испуг, словно она боялась всего на свете. Она смотрела на меня словно волчонок: с опаской, очень настороженно. В длинной, грязной рубахе из какой-то грубой ткани, всклокоченная девочка производила впечатление беспризорницы, выброшенной на обочину жизни. Картину дополняла худоба ребенка. Ее коленки казались огромными и непропорциональными всему телу. Большие темные глаза смотрели на меня подозрительно, словно пытаясь разгадать мои намерения. Она была похожа на маленького зверька, загнанного в угол. – Меня зовут Маргарет. Можно я войду? – дурацкий вопрос, особенно если учесть, что я уже стою в дверях комнаты. – Я знаю, что тебе сейчас тяжело, но я хочу тебе помочь, – попыталась я успокоить ее.

Девочка ничего не отвечала, лишь смотрела на меня настороженно, не произнося ни слова. Словно ждала чего-то, что могло бы ей подсказать, можно мне доверять или нет. Ее взгляд был полон сомнений и надежды, смешанных в странной пропорции.

Я присела рядом с ней на лавку, стараясь не нарушить ее личное пространство, и осторожно взяла ее за руку. Ее ладонь была холодной и дрожащей. Она не отдернула ее, и я продолжила, чувствуя, как между нами возникает хрупкая ниточка доверия.

– Я слышала, что тебе некуда идти. Я предлагаю тебе пойти со мной. Я только начинаю обустраивать таверну, и мне нужна помощница. Ты согласна? – переговорщик из меня тот еще, но я не знала, что сказать. Я чувствовала себя неловко, словно вторглась в чужой мир.

Лея молча смотрела на меня, словно не веря своим ушам. В ее глазах появилось удивление, смешанное с надеждой. Затем медленно кивнула, и по ее щекам снова потекли слезы. На этот раз слезы были другими – слезами облегчения и благодарности. Я не сдержала порыва и обняла ее, чувствуя, как сильно она дрожит. – Не бойся, все будет хорошо, – прошептала я, стараясь успокоить ее. – Только вот со старостой теперь надо решить вопрос, – пробормотала еле слышно. Но когда я произнесла слово “староста”, ребенок вздрогнул и напрягся. Она что, его боится?

– Ты знала Ядвигу? – спросила девочка, нарушая молчание. Ее голос был тихим и дрожащим, словно шелест листьев на ветру.

– Нет, мне про тебя два брата-плотника рассказали, – честно призналась. – Так и сказали, что у старухи Ядвиги есть девочка, и попросили забрать ее к себе.

– Ганс и Клаус? – услышав про общих знакомых, девочка, кажется, расслабилась. На ее лице появилась слабая улыбка, словно лучик солнца пробился сквозь тучи.

– Да, они были у меня в таверне, с ремонтом помогали, – рассказала я ребенку. – Ну что, пойдешь ко мне жить?

– Пойду, – согласилась Лея, не раздумывая. В ее голосе звучала надежда.

– Тогда собирайся, а я пока схожу к старосте, – предложила я девочке, но та отрицательно качнула головой. В ее глазах снова появился страх.

– У меня нет вещей, – покачала головой Лея, а я ошарашенно на нее уставилась. У меня просто пропал дар речи. Неужели Ядвига так бедно жила, что не смогла дать девочке что-то, кроме старой рубахи до пят? И сразу же возник следующий вопрос: “А откуда вообще у Ядвиги появилась Лея?”. Даже старухи на кладбище не знали этого. История девочки была окутана тайной.

– Ладно, – я кивнула и растерянно встала. – Тогда идем так, – я правда не представляла, как девочка пойдет в таком виде на улицу. Может, она потому с детьми другим не бегала, потому что ей просто не в чем было там бегать. Мне стало стыдно за свой вопрос. Девочка вытерла рукавом заплаканное лицо, встала с лавки и сняла с крючка полушубок, который ей явно был велик и висел на ней, как на вешалке. На ноги обула сапоги, которые тоже были ей велики, а голову повязала платком. Эти все вещи явно были со взрослого человека и, скорее всего, принадлежали в свое время Ядвиге. Значит, девочка попала к ней совершенно без своих личных вещей. Странно это все. Очень странно. Я почувствовала прилив нежности к этому маленькому человечку.

Мы вышли из домишки старухи травницы и пошли в сторону дома старосты. Он был дома, но, увидев, что я пришла не одна, как-то не очень обрадовался моему визиту. Полагаю, он сразу понял, зачем я к нему пожаловала. На его лице отразилось разочарование.

– Бернард, раз старуха Ядвига умерла, хотела с тобой обсудить вопрос. Я хочу взять Лею в услужение, – я сказала максимально расплывчато. Словно я уже с Ядвигой об этом говорила, но вроде как предварительно. Якобы пришла за девочкой, а старуха-то и померла.

– Это надо обдумать, – мужчина сложил руки в замок под животом и начал раскачиваться с пяток на носки. Видимо, так у него выглядел мыслительный процесс. Его глаза бегали по сторонам, словно он искал выход из этой неприятной ситуации. – Это так с наскока не решается.

– Так я не с наскока, – снова намекнула старосте, что между нами с Ядвигой имелась некая договоренность. – Девочка – сирота.

– Так. может, родные найдутся, – начал юлить мужчина, пытаясь затянуть время.

– До этого не нашлись, а сейчас найдутся? – скептически посмотрела на собеседника. Интересно, почему он так отрицательно настроен к моему желанию взять девочку себе? Что скрывается за его нежеланием?

– Бернард, можно тебя? – мужчину окликнула жена, которая все это время делала вид, что суетится у плиты. Именно делала вид, так как она то и дело замирала, прислушиваясь к нашему разговору. Я видела это в отражении большого зеркала, что стояло в углу комнаты. Вообще это зеркало очень выбивалось из простого убранства комнаты. Оно выглядело как дорогой трофей на фоне простоты деревенской жизни. Мы с девочкой стояли на входе. Лея не спешила выходить из-за моей спины, и я понимаю, что моя догадка оказалась верной. Она боится старосту.

– Ты чего девку-то вдове не отдаешь? – зашипела на мужа женщина, прихватив того за руку и уводя за занавеску. – Что снова удумал?

– Так ты ж давно жаловалась, что по хозяйству устаешь, – отвечает таким же громким шепотом староста. – Я думал ее себе забрать, – я лишь закатила глаза к потолку. Они что, реально думают, что их не слышно?

– Ах ты, охальник старый! – кажется, старосте прилетел тумак. – Думаешь, не знаю, почему девка в прошлый раз от нас сбежала? Хочешь прославиться на всю деревню?

– Да ты че несешь, дура ты старая! – возмущается староста – Совсем из ума выжила?

– Это ты на старости лет решил, что, как в молодости, буду терпеть и молчать? – женщина чуть понизила голос, видимо осознав, что их громкий шепот и шепотом-то назвать можно с натяжкой. – Думаешь, я не знаю, как ты к Алме за огурчиками бегал? Или чем налоги с Доры брал?

– Ладно, ладно, – видать, на горяченьком поймали старосту. Вон он как прыть-то поумерил. – Понял я, понял. Не ори.

– Я терпеть не буду, Бернард, так и знай. Беатрис выросла, а я и сама без тебя, если что, проживу. Люди не осудят, – сказала напутственное слово жена, и староста вышел из-за занавески, куда позвала его супруга. Я же стояла и делала вид, что ни слова не слышала.

– Хорошо, забирай девку, – ответил хмурый мужчина. В его голосе звучала нескрываемая злость. – Но налог за нее, как за взрослого работника, в конце года возьму, имей в виду. Так что спуску девке не давай.

– Я поняла, – мысленно усмехнулась. Кто б сомневался, что мне не то что помощь не предложат по содержанию сироты, так еще и обобрать попытаются из-за нее. Жадность и лицемерие были присущи этому человеку.

Мы попрощались и покинули дом старосты, и ощутимо расслабились. Лея шла рядом со мной, молча и робко. Все дела в деревне были сделаны, и потому мы направились прямым ходом в сторону таверны. Я, по правде говоря, устала от деревни и поскорее хотела оказаться дома. Уж лучше с привидением под одной крышей, чем с такими людьми, как староста и его дочка, в одном селении. Мне было противно от их лицемерия и жадности.

Точно, привидение! Мне же нужно рассказать девочке про Агнес! Эта мысль заставила меня улыбнуться.