Сыны мести

Глава 31

— Так это ты был его фетчем? — Отпрянув от неожиданности, я остановился и протянул руку к птице. — Ты следил за нами с самого Эрхелла… Я видел орла.

Беркут был спокоен, глядел на меня жёлтыми круглыми глазами — точно такие же были у Конгерма. Вот я дурак! Мог бы и сразу догадаться. Ведь тогда в лесу, когда на нас с Ормаром напал сын проклятого ярла, учитель успел начертать в воздухе руны. Я не разобрал заклинания, но именно после этого явился Конгерм и помог нам.

Орёл уставился на меня, кивнул пернатой головой и щёлкнул клювом.

— Ты теперь всегда будешь птицей? Как мне с тобой поговорить?

Дух отчаянно забил крыльями и принялся крутиться на месте — да так быстро, что я видел лишь коричневое мельтешение. Через пару мгновений передо мной снова очутился Конгерм в уже привычном почти человеческом облике. Сидел на камне как ни в чём не бывало.

— Прости, не хотел пугать. Оно само так получилось. Думал, ты раньше догадаешься, — улыбнулся он. — Я слишком долго принимал облик человека. Это превращение даётся труднее всего, особенно вдали от Бьерскогга. Мне иногда нужно принимать более простую форму или и вовсе от неё отказываться, чтобы немного передохнуть.

Я пялился на него во все глаза.

— Так вот почему тебе неприятно от прикосновений людей. Духам это неприятно?

— Ага. Даже больно.

— А почему в города тебе нельзя?

— Город — место людей. Я там слабею, растворяюсь. Могу разве что пролететь в облике птицы, да и то лучше не задерживаться и держаться повыше. Останусь в городе надолго — могу погибнуть. Точнее, просто исчезну, растворюсь. Мне лучше всего в лесу.

— Но ты же был с нами в деревне, — возразил я. — Там были люди и дома.

Конгерм покачал лохматой головой.

— Там мало людей и лес был близко. И то мне приходилось постоянно возвращаться в леса, чтобы восполнять силу. Говорю же — облик человека очень сложен для духа. Большинство моих… сородичей, назовём их так, не могут оборачиваться людьми. Поэтому являются животными — они нам ближе.

Я устало опустился на землю.

— Значит, после смерти Ормара ты снова свободен? Что будешь делать?

Конгерм пожал плечами.

— Не знаю. Здесь спокойно, сытно, легко. Но скучно. Когда Ормар меня впервые вызвал и привязал, я не был доволен. Мы не сразу подружились, хотя и зависели друг от друга. Но сейчас понимаю, что уже слишком привык к человеку. Странно осознавать, что теперь рядом не будет суетливого и очень деятельного колдуна, с которым придётся таскаться по всему Нейдланду. — Он вздохнул. — Я буду по нему скучать.

— И я.

Я поднялся и подошёл к ручью, чтобы ополоснуть миску и оттереть от крови руки. Птицеглаз не уходил, лишь молча глядел на могилу начертателя. Наверное, прощался.

— Я могу попросить тебя научить меня взывать к фетчам? — Спросил я, вернувшись к нему. — Мне нужна руна Санг, и Ормар сказал, что я смогу получить её здесь. Но не понимаю как. Он не успел рассказать о ритуале привязки.

Птицеглаз кивнул.

— Чтобы получить руну, тебе нужно сочинить вису только для своего фетча. И запомнить её, потому что именно она вас свяжет. Пропоёшь ее — и фетч явится. Потом, когда связь установится окончательно, тебе будет достаточно просто начертать в воздухе руну Санг и позвать фетча по имени — он явится. Но первое время придётся сложнее — связь будет слаба.

— А я могу выбрать, кто откликнется на мой зов? — наивно спросил я.

Конгерм улыбнулся.

— Не ты выбираешь. Мы выбираем. Но охочих служить людям среди духов немного.

— Почему? Из–за городов, в которых мы живем?

Конгерм уселся, привалившись спиной к дереву.

— И поэтому тоже, — ответил он. — Вы взбалмошные, суетливые и жестокие создания. Слишком страстные, ни в чем не знаете меры. А города… Они — самое ужасное, что вы смогли изобрести после топора. Города воюют с лесами. Люди строят крепости, валят леса, убивают и таскают всё отсюда сверх меры. Земле это не нравится. А мы связаны с землёй.

— Как гнавы?

— Не совсем. Гнавы — память земли, а духи… — Он задумался, подбирая слова. — Мы как душа в её теле. Не будет нас — место омертвеет. Поэтому–то в городах люди злобные и мстительные. В городах легко забыть, кто ты и откуда появился. По этой причине и мы там погибаем — быстро забываем о своей природе, а ведь у нас ничего нет, кроме неё.

— Понятно. — Кивнув, я сел напротив Птицеглаза. — Значит, я должен придумать вису. Какие дары принимают духи?

— Твоя кровь — это дар земле. Мы получаем силу из места, в котором живём. Ты даёшь свою жизненную силу месту, место передаёт её нам. Это работает так. Потом, когда связь окрепнет, твой фетч будет черпать силу прямо из тебя. Это особенно важно, когда вы окажетесь вдали отсюда. Чем дальше вы будете от родной земли, тем тяжелее придётся твоему духу–спутнику. Он будет зависеть лишь от тебя. И если ты погибнешь на чужбине, дух не сможет вернуться домой и тоже исчезнет. Это скверная кончина для таких как мы.

— Значит, поэтому Ормар хотел умереть здесь? — догадался я. — Чтобы ты остался жить?

— Ага. Я родом из Бьерскогга. Точнее, тогда это место еще так не называлось. Я старый дух.

В этом я почему–то не сомневался. Хотя Конгерм всегда держался со мной на равных и дружелюбно, я чувствовал, что он далеко не так прост, каким хотел казаться.

— А что умеют фетчи? — Я попытался сменить тему. — Видимо, многое — ты ведь постоянно помогал Ормару. А в лесу, когда мы впервые встретились, ты даже бился с людьми настоящим оружием.

Когнерм осклабился.

— Я же старый дух, сильный. Могу вести себя почти как человек. Умею драться, следить, могу предупредить о беде и общаться с другими духами — это бывает полезно. Общаюсь с животными… Мне не нужны сон, еда и женщины, когда я дома или рядом со своим человеком.

— Впечатляет.

— Но Ормару приходилось платить за это кровью и силой, — напомнил фетч. — Привязав меня, он добровольно согласился на то, что я буду немного вытягивать из него жизненную силу. Увы, мне часто приходилось к этому обращаться, пока мы не поселились в Бьерскогге.

Я пожал плечами.

— Не самый скверный обмен. Все честно, как по мне.

— Если ты принимаешь такие условия, то, пожалуй, и правда готов к призыву, — ответил Птицеглаз. — И хотя ты не знаешь, какой дух к тебе явится, ты можешь попросить его прийти в облике какого–то определённого животного. Иди на холм, возьми с собой любой напиток или воду. Призови фетча — если дух придёт к тебе, ты поймёшь, что делать. Слушай внутренний голос. Каждый человек на самом деле знает, кто ему нужен. Просто нужно достаточно глубоко заглянуть в себя. Иди, Хинрик. И удачи.

Я кивнул и поднялся, напоследок оглядев место захоронения начертателя. Птицеглаз обернулся беркутом и взмыл в небо. Вскоре он исчез в низких облаках, а я, набрал в мех свежей воды, подхватил мешок с пожитками и направился на восток, на гору.

Скалистый холм зловеще чернел на фоне заката, но от места не веяло опасностью. Я брёл, перебирая пальцами колосья и стебли полевых трав, настраивался на работу. Возможно, придётся сидеть всю ночь — духи не всегда приходят сразу.

Забравшись на вершину, я расстелил плащ начертателя и достал остатки припасов — сухари, ягоды. В мех добавил немного мёда, сделал воду сладкой. Будет моим ритуальным напитком. Затем вытащил старый простенький амулет в виде копья Всеотца. Первый символ, что мне подарила Гутлог, я тогда едва начал ходить сам. Это был единственный предмет, которым я мог освятить место, не разводя огня.

— Копьё на севере, очисти это священное место! — Проговорил я, направив амулет на запад. Так проделал с каждой стороной света, затем вознёс подвеску к небу. — Копьё на небесах, очисти и защити это священное место. — И направил его вниз, к земле. — Копьё на земле, очисти и защити это священное место, даруй мне силу на проведение обряда и позволь духам услышать меня.

Я сел на плащ так, чтобы глядеть строго на север. Рядом положил мех с ритуальным напитком и дары. Закрыл глаза, ловя щекой едва тёплые лучи уходящего солнца, и погрузился в себя. Старался отринуть все мысли и услышать голоса мира. Всё имело свой звук — рост травы, шелест листвы, биение сердца полёвки — я должен был настолько утихомириться, чтобы расслышать всё это. А для этого требовался пустой разум, полная свобода от мыслей. Мне такое упражнение всегда давалось с трудом, хотя на Свартстунне Гутлог уделяла этому немало времени.

Не знаю, сколько длилось мое бдение, ибо в какой–то момент я перестал ощущать себя. Словно растворился в потоке ветра, позволяя ему нести себя куда придётся. Я был и ветром и землёй, лесным пожаром и стремительным ручьем, но в то же время словно видел себя со стороны сидящим на горе. Я услышал то, что недоступно человеческому уху, увидел то, чего не должно существовать. Моя сила росла внутри, и это была новая, неизведанная сила — чистый поток мощи, исходивший от самой земли. Я был готов к призыву, и теперь откуда–то знал, кого именно требовалось призвать.

— Где мой орёл? Ветер гуляет в солнечном небе. Парит в небесах он, — произнёс я, выдыхая в поток воздуха каждое слово, наполненное силой.

— Где он, мой Фетч? Боги даруют то, что вернётся. Фетча я вижу.

Я представил, как дух обретал облик птицы — сильной, мощной, великолепной. Представил, как фетч парит в небесах, воинственно крича. Увидел крыло орла на притороченном к копью стяге и услышал звуки битвы.

— Где он, мой Фетч? Где птичий царь? Ведёт за собой он небесное войско.

Поток нёс меня, и я продолжал говорить.

— Где моя сила? В перьях и когте. В рунах и стали. В ясной дороге.

Я видел битвы — множество битв, и над всеми ними парил мой орёл. Он стремительно падал, атаковал врагов, царапал и клевал, бил крыльями. Я был тем орлом, я чувствовал ярость и жажду битвы. Боги были со мной.

— Я видел врага. Он сед и хитер. Но нет мне преграды, — я выдохнул. — Удача в награду.

Я открыл глаза и очутился под бесконечным усыпанным звёздами небом. Они пылали и сверкали, как потолок во дворце гнавов. Я откупорил мех, поднял его к небу и произнёс вису, восхваляя духа, которого видел:

— Славься, фетч, мой дух могучий! Ты мой щит, мой хранитель закона. Ты мой истинный друг. Приди ко мне, явись сюда и стань частью меня. Я дарую тебе свою людскую силу, чтобы ты обрёл величие в Маннхейме.

Я осушил мех наполовину одним глотком и вытянул руки перед собой.

— Приди ко мне, Птичий царь. Раздели мой вирд. Я, Хинрик из Химмелингов, славлю тебя!

В моей голове словно произошёл внезапный взрыв — так порой стреляли поленья в костре, да только это было в тысячу раз мощнее. В ушах раздались страшные крики. Глаза ослепли. Голову словно охватило железным обручем и сжимало до тех пор, пока боль не стала невыносимой. Я закричал, но не опустил рук, продолжая держать их вытянутыми. Поднялся порывистый ветер, он дул так сильно, что меня качало из стороны в сторону.

— Приди, Птичий царь! — взвыл я. — Приди ко мне!

Меня бросало то в жар, то в холод. Я был не в силах сдержать дрожь — меня всего трясло, словно кто–то бросил меня в ледяную воду. Горло пересохло. Я подумал, что схожу с ума. Мне казалось, что голову сейчас разнесёт в клочья. Я рухнул на камни, словно меня вытолкнул назад сильный порыв ветра. Мех вывалился из моих рук.

Я лежал, распростёртый на земле, чувствуя, словно на меня навалилась целая груда валунов — она давила на меня и превращала лицо в плоскую гальку. Ни вздохнуть, ни молвить и слова. Я бессильно хватал ртом воздух, но грудь разрывалась от тяжести. Казалось, это была агония. Словно я умирал раз за разом, и это никогда не могло закончиться.

Вдруг звёзды словно на миг погасли, стало совсем темно, и всё прекратилось так же неожиданно, как и началось.

Я почувствовал слабое движение воздуха и с трудом поднял голову. Беркут мягко опустился на каменный выступ рядом со мной, взмахнул крыльями и стал Конгермом. Он поднял валявшийся мех и вытянул обеими руками перед собой.

— Моё истинное имя — Арнгейл. Теперь ты знаешь это и можешь позвать меня. Я принимаю тебя под свою защиту, Хинрик Фолкварссон. Я царь всех птиц, и я буду твоим другом.

Я шумно дышал, насыщаясь воздухом и скрёб сорванными ногтями землю. Жизнь уходила из меня, но на моих глазах дух принимал облик человека. Он немного изменился, и в нём проступили мои черты. Видимо, фетч всегда немного повторял внешность человека, с которым был связан.

Арнгейл осушил мех и сел подле меня. Едва он допил, силы понемногу начали ко мне возвращаться.

— Так ты не просто дух, — прохрипел я. — Я видел битву и множество птиц… В прошлом. Ты их привёл?

— Приводил. И не раз. У нас с тобой есть общие друзья, Хинрик. — Он слабо улыбнулся. — Не просто же так орлов называют посланниками Химмеля. И я уже много поколений веду крылатое войско. Боги желают, чтобы я тебя сопровождал, и я не стану противиться. Путь предстоит долгий, но интересный.

Я с трудом поднялся, почти не чувствуя рук и ног. Всё словно отдавило. Поток силы, что прошёл через меня, был столь мощным, что тело едва выдержало. Теперь я понимал, что случилось. Знание пришло вместе с фетчем.

— Нам нужно в Маннстунн как можно быстрее, — напомнил Конгерм. — Ильвы не только пугали тебя трудным выбором, они были правы. Полотно судьбы трещит и рвётся. Вирд ломается. Твоя подруга в большой опасности, а сестра… Сванхильд колеблется. Но мы можем попробовать помочь им.

Он обернулся здоровенным орлом и уставился на меня.

— Прихвати всё необходимое, но лишнего не бери. — Было странно видеть, как из раскрытого клюва доносилась человеческая речь, но позже я осознал, что слышал орла лишь мысленно, голос Конгерма звучал прямо в моей голове. — Возьми только инструменты начертателя и пару пустых плашек. Отправимся по небу.