Сыны мести

Глава 19

Я медленно повернулся к нему. Усталость навалилась мне на плечи, словно тяжёлая шкура. Глаза слипались, а внутри всё было пусто.

— И что, теперь не сработает? — отозвался я.

— Свою часть ты сделал правильно. И судя по тому, что ты взялся проводить обряд, рана тебя не беспокоит.

— Почти.

— Это хорошо. — Ормар шагнул ближе, сверкнув глазом. — Потому что на рассвете мы уходим из Яггхюда.

— Я устал. Нужно хоть немного поспать.

— В дороге отоспишься.

Расспрашивать Ормара смысла не было: пожелай он рассказать, к чему такая срочность, уже бы это сделал. Всё же было у них с мудрейшей Гутлог много общего. И оба умели взбесить своей немногословностью. Но сейчас у меня не осталось сил даже на то, чтобы как следует разозлиться.

Начертатель кивнул на Эспена.

— Уже можно забирать его домой. — Ормар свистнул, подражая птице, и из тени деревьев на поляну вышел Конгерм. — Не нужно звать сюда лишних людей. Мы сами отнесём его.

Я вздрогнул. На миг мне показалось, что глаза Конгерма — эти жуткие птичьи глаза — светились в темноте. Но после того, как я моргнул, наваждение ушло. И всё же странным он был, этот Птицеглаз. Я не расспрашивал его о дружбе с Ормаром, но мне думалось, что они уже были знакомы до того злосчастного боя в лесу, где я получил ранение. И знакомы очень хорошо.

Конгерм присел возле Эспена, откинул с лица мальчишки волосы и прикоснулся ко лбу. Нахмурился. Прикрыл глаза и дотронулся до его шеи.

— Эм.. Парень это… Того, — тихо проговорил Птицеглаз. — Мертвее мёртвого.

Я застыл с выпученными глазами и открытым ртом, не веря ушам. Метнулся к мальчишке, оттолкнул Конгерма, прислонил ухо к груди Эспена. Надеялся услышать стук сердца, почувствовать слабое дыхание. Но Птицеглаз оказался прав: жизнь покинула моего маленького друга.

— Ты же сказал, что я сделал всё правильно! — стараясь унять дрожь в голосе, обратился я к наставнику. — Ты был уверен?

— Да.

— Но почему тогда…

Ормар дотронулся до измазанного остатками крови ведра.

— Когги не приняла жертву, — ответил он.

— Что же ей не понравилось? — Я кричал так громко, что, казалось, меня могли услышать и в деревне. Перепуганные птицы срывались с ветвей и летели прочь от поляны. — Ей отдали последнюю лошадь! Я вложил душу в каждое слово, я отдал все силы, я…

Ормар позволил мне излить горе. Не перебивал, не требовал заткнуться. Лишь молча затоптал костры и поднял ведро, пока я вымещал ярость на выжженной земле.

— Тебе придётся сообщить старосте, — напомнил он, когда я перестал молотить кулаками траву.

— Знаю.

— Это тоже часть обряда. Так нужно.

— Знаю, волк тебя сожри! — огрызнулся я.

Ормар отвесил мне оплеуху. Я пошатнулся, но не стал бить в ответ.

— Уйми гнев, Хинрик, — строго сказал учитель. — Твоей вины нет в том, что мальчик умер. Так случается. Иногда боги не принимают подношений и отказываются помогать.

— Почему? Почему Когги отказала? Эспен не был проходимцем. Он добрый парень… Был добрым.

— Вернёмся в деревню — и ты узнаёшь причину. Обещаю тебе. — Голос Ормара слегка потеплел. Начертатель протянул руку и помог мне подняться. — Сперва нужно закончить начатое и вернуть мертвеца его семье. Таков порядок.

Я обречённо кивнул. Нет, я не боялся гнева Асманда и его обещания убить меня. Я был раздавлен потерей друга. Почему каждый раз, когда я хочу сделать что–то хорошее, выходит только хуже? Что за проклятье я ношу на себе? И как от него избавиться, чтобы перестать причинять боль и страдания другим?

Все эти вопросы я проглотил и запретил себе озвучивать. Не было в них смысла, ибо ответов мне всё равно никто не даст. Не здесь, не сейчас. Лишь боги откроют причину, но время для откровения выберут сами. Ормар был прав: я должен был достойно закончить дело, которое начал. Для этого требовалось собрать в кулак остатки воли и силы духа.

Мы с Конгермом подняли носилки с Эспеном и направились к деревне. Ормар нёс ведро и факел, освещая нам дорогу. Шли молча. Я старался не глядеть на мертвеца, всё ещё веря, что его убила какая–то моя ошибка. По Птицеглазу, как обычно, нельзя было понять его мыслей и чувств. Даже вступая в разговор, он всегда держался настолько отрешённо, что, казалось, в мыслях был где–то далеко отсюда. Сейчас он просто молчал, а я пялился на его спину и судорожно думал, как теперь объясняться с Аник. Как сказать девице, что ее брат, ее единственная отдушина и радость в отчем доме, больше никогда не вернется? Я переживу утрату. Не первая, не последняя. Но Аник придется по–настоящему туго.

Староста встретил нас у ворот. Во дворе витали ароматы жареного мяса — стыдно признать, но я ужасно хотел есть после обряда.

— Ну что? — спросил Асманд, когда мы внесли носилки.

Ормар жестом велел нам положить Эспена на землю. Конгерм тут же куда–то исчез — лишь краем глаза я заметил, что он скользнул за ворота владений старосты и исчез в тени деревенской улицы. Винить его было не в чем: мало кто захотел бы присутствовать при грядущем разговоре. Ормар остался и кивнул мне, приказывая говорить.

— Твой сын мёртв, — тихо сказал я. — Когги не приняла жертву.

Я ожидал бури. Думал, что после этого Асманд схватится за нож или топор, а может просто попытается забить меня голыми руками. Ждал, что он закричит или бросится рвать на себе космы. Но староста молчал. На его хмуром лице не отразилось ни тени боли.

— Я предупреждал, что сделаю с тобой, если Эспен умрёт. — Он двинулся на меня и помахал рукой кому–то за моей спиной. Я обернулся и увидел, что во двор вошли пятеро деревенских мужей. — Начертателя я отпущу, хотя мне охота изничтожить вас обоих. Но колдовал не Ормар Эйрикссон из Бьерскогга, а ты, Хинрик–недоучка. Из–за тебя мой сын едва не утонул, из–за тебя же он заболел. И из–за тебя он теперь мёртв.

Я бросил взгляд на Ормара. Колдун отчего–то держался слишком уж спокойно. Из дома выглянула бледная Аник, всё поняла и с рыданиями бросилась к мёртвому брату. Я посторонился, давая ей право на скорбь.

— Хочешь судить и казнить Хинрика — делай это на глазах у всей деревни, — объявил Ормар. — И вынеси на улицу то мясо, что приготовил. Угости своих людей. Не пропадать же теперь доброй трапезе.

Начертатель явно что–то задумал, но я не мог сообразить, в чём заключалась хитрость. Быть может и Конгерм улизнул неспроста. Почему учитель, чирей на его старую задницу, опять темнил и ничего мне не говорил?

— Пусть все знают, — подыграл я Ормару и с вызовом уставился на старосту. — Собирай всю деревню. Буди всех. Пусть Яггхюд бдит и знает правду.

Асманд замялся. Узкие глаза нервно забегали по сторонам. Выходка моего наставника явно нарушила его план. Понять бы ещё, в чём он заключался. Староста занервничал сильнее, когда крестьяне, которых он созвал, поддержали Ормара.

— Общий суд! — одобрительно кричали они. — Созовём общий суд. Немедля! Вздернем колдунишку, если он виновен!

Я не был в восторге от таких обещаний, но Ормар едва заметным кивком обозначил, чтобы я не дергался. Рыдания Аник стихли. Девушка поднялась и, пошатываясь, ушла в дом. Вернулась с полным блюдом мяса.

— Вот. Возьмите, — она протянула еду крестьянам, не сводя глаз с Ормара. — Пусть будет частью прощальной трапезы. Я это точно есть не смогу. Не для меня отец готовил — не мне и вкушать.

Коренастый темнобородый крестьянин тут же схватил жирный кусок.

— Ммм… Хороша свининка, — прожевав, похвалил он. — Только с травами перестарались, почти вкуса мяса не чую. Но добрая трапеза. Видно, что для пира готовили.

Аник удивлённо на него уставилась.

— Конина это.

— Да какая ж то конина, девица? — усмехнулся коренастый и взял ещё один кусок. — Свинина, самая настоящая. Во славу Гродды!

Теперь мне всё стало понятно. И с пониманием пришёл гнев.

— Обманщик!

Я бросился на Асманда и замахнулся на него посохом. Откуда взялись силы, сам не понимал. Казалось, ритуал едва не убил меня. Староста отшатнулся, но я умудрился огреть его палкой по голове.

— Ты обманул её! Обмагул Когги! Как ты посмел?

Асманд увернулся от моего удара и пнул меня в живот ногой. Рана взорвалась болью, я рухнул на колени и выронил посох. За воротами послышался стук копыт.

— Вот она, истинная жертва. — Конгерм широко улыбался, ведя лошадь. — Хорошо ты её спрятал, староста. Но я всё равно нашёл.

Крестьяне изумлённо переглядывались между собой. Я заметил, что у ворот собралась добрая половина деревни.

— Ваш староста виновен в смерти сына, — объявил Ормар, помогая мне подняться на ноги. — Хинрик обозначил условие обряда — в жертву должно принести лошадь или корову. Животное, что годами кормит весь род, и оттого столь ценное. Но Асманд решил обмануть моего ученика и зарезал свинью. — Начертатель бросил пустое ведро к ногам Асманда. — Когги не терпит обмана, и ты оскорбил богиню дважды.

Возмущённый ропот пронёсся по двору. Аник выронила блюдо с мясом и попятилась прочь от отца, к дому.

— Ты… Ты сделал это нарочно? — не веря своим ушам, прошептала она.

— Я не мог отдать лошадь! Полдеревни с нее кормится! — взревел Асманд. — Эспен всегда был слабым. Я не только отец, я староста! Я должен думать о людях. И я сделал это ради деревни.

Девушка остановилась, достала из–за пояса небольшой ножик и сделала глубокий порез на ладони. Кровь пролилась на землю, и Аник выбросила руку вперёд.

— Будь ты проклят всеми муками за то, что сделал, — прошипела она. — Ты больше мне не отец. Боги свидетели, отныне я не желаю тебя знать. Пусть кобыла присматривает за тобой, когда станешь ходить под себя.

Сказав это, она медленно побрела прочь со двора. Один из юношей, что толпились у ворот, обнял её и увёл.

Ормар вернул мне оброненный посох.

— Сами судите своего старосту, это не наше дело, — сказал он, обратившись к деревенским. — Можно обмануть колдуна, но не богов. Пусть это будет для всех вас уроком. — Он кивнул Конгерму, и тот поспешил мне помочь. — Мы уходим из Яггхюда. Мы не вернемся в место, где оскорбляют богов.

Вопреки моим ожиданиям, нам дали дорогу. Я бросил последний взгляд на Эспена и мысленно обратился к Гродде, моля её принять мальчишку в своём роскошном городе. У Когги я попросил прощения за свою глупость — мог ведь проверить сам и напроситься присутствовать при забое жертвы. Не знаю, услышали ли меня тогда боги, но деревенские не препятствовали нашему уходу. Хорошо, что всё самое ценное я носил при себе — заходить в дом старосты теперь было противно.

Мы шли молча и сделали привал почти что на самом рассвете. Я едва держался на ногах, ужасно хотел есть и спать. Боль в ране унялась, но легче мне не становилось. Лучше бы болела дырка в брюхе, а не душа.

Конгерм развёл костёр, Ормар молча вырезал деревянную женскую фигурку из куска тёмного дерева. Наверняка образ одной из богинь.

— Как ты узнал, что Асманд решил меня обмануть? — спросил я, нарушив молчание.

— Когда мы возвращались в деревню, Конгерм заметил в лесу одинокую лошадь. Была привязана к дереву. Я узнал её. Видел, как Асманд на ней работал.

— Но я проводил обряд на закате. Ты мог меня предупредить об обмане.

— Зачем? — отозвался начертатель.

— Как это? — опешил я. — Это бы спасло Эспену жизнь.

Ормар взглянул на меня с нескрываемой насмешкой.

— Уверен?

— Я бы заставил Асманда принести нужную жертву.

— Асманд сделал выбор. Даже узнай ты о его обмане раньше, едва ли это что–то бы изменило. Он был готов пожертвовать мальчишкой. А ты, Хинрик, действительно достоин похвалы. Всё сделал правильно, а ведь обряд не из простых. Не ожидал, что ты справишься.

Впервые Ормар так красноречиво меня чествовал, и впору было бы возгордиться, но от этой похвалы пахло тленом. Я сделал все это для спасения друга, но Эспену так и не помог. Так чем же гордиться?

— Почему ты мне не сказал? — хрипл спросил я.

— Потому что хотел преподнести урок. Не только Асманду, но и тебе. Не доверяй тем, кто к тебе обращается. Никогда не доверяй. Среди них много честных, но и обманщиков в избытке.

Меня затрясло от ярости.

— Значит, ты позволил Эспену умереть, чтобы преподнести всем нам урок? — тихо спросил я, поднимаясь на ноги. — Мальчишка, у которого вся жизнь была впереди, умер для того, чтобы ты всем показал, какой ты у нас мудрый учитель?

Ормар отложил фигурку, тяжело вздохнул и покачал головой.

— Ты слишком привязался к этому пареньку. Снова думал не головой, а сердцем. Следуй ты моим советам, сейчас смотрел бы на происходящее иначе. Видимо, я похвалил тебя преждевременно. Ничему ты не научился, Хинрик. Только и можешь, что применять подсмотренное на Свартстунне. Женское колдовство удаётся тебе хорошо, этого у тебя не отнять. Но ты даже близко не подошёл к тому, чтобы стать начертателем. Учишь руны, рисуешь их и льёшь кровь, но не желаешь понять, в чём заключён дух этого ремесла. А я не могу раскроить твою черепушку и вложить в неё свою мудрость.

— Так в чём же дух этого ремесла, чтоб тебя? — рявкнул я. — Проходить мимо тех, кому можешь помочь? Бросать людей на смерть в назидание другим? Наказывать невинных смертью тех, кто им дорог?

— Трактовать и исполнять волю богов, Хинрик, — спокойно ответил Ормар. — Люди — игрушки в руках богов. Фигурки вроде той, что я вырезаю. Не больше. Начертатели поднимаются выше, видят дальше и знают больше. Ты учишь руны не для того, чтобы помогать людям или исполнять свои желания. Ты используешь руны по воле богов и для богов, Хинрик.

— Там, где я вырос, людям помогают, — ответил я.

Начертатель наградил меня ледяным взглядом.

— Тогда, быть может, тебе стоит вернуться на бабий остров и колдовать, как баба? Пусть нянчатся с тобой и водят хороводы вокруг идолов. Я устал от тебя, Хинрик.

— Я тоже от тебя устал, — неожиданно для себя признал я. Почему–то именно сейчас это далось мне очень легко.

Ормар злобно усмехнулся.

— Слабак. Увидел самый краешек того, с чем придётся столкнуться, и поджал хвост. Я ожидал больше от Химмелинга.

— Рад, что не оправдал твоих ожиданий. — Я закинул на плечо сумку и взял посох. — Прощай, Ормар.

Начертатель расхохотался. Прикорнувший под деревом Конгерм удивлённо распахнул глаза.

— Что, пойдёшь плакаться Гутлог на Свартстунн? — прокаркал колдун.

— Ага. Зароюсь лицом в мягкие титьки жриц и буду ныть, пока не состарюсь, — огрызнулся я.

— Иди, Хинрик. Но знай: ты больше не найдёшь там того, что ищешь. И когда осознаешь это, приходи в Бьерскогг.

— Да пошёл ты.

Не оглядываясь, я направился к тропе, что должна была вывести меня в сторону Фисбю. Оттуда можно добраться до Свартстунне на лодке, хотя и придется заплатить вдвое больше, чем в Эрхелле. Зато быстрее окажусь у Гутлог и спрошу совета.

Конгерм подорвался было остановить меня, но Ормар приказал ему этого не делать. Так даже лучше.

— Прощай, Птицеглаз! — Я все же обернулся, почувствовав спиной его взгляд. — И спасибо за помощь.

— Я не буду с тобой прощаться, — печально, но понимающе улыбнулся он. — Пока что не буду.

— Как знаешь.

Выйдя на тропу, я бросил мешок на землю и потянулся, разминая уставшие мышцы. Отдохну позже.

Я возвращался домой и ни о чем не жалел.