Сын Тишайшего-2

Глава 17

— Ночи в степях холодные. Вдруг замёрзнешь?

Заботливо поправляю бурку на плечах Толстого. Тот вращает безумными глазами, жалобно мычит, пытаясь, что-то сказать. Или просто хочет заорать, но сил уже нет. Ещё рот связан. И попробуйте вести беседы, когда вы сидите на колу.

Ага, именно так. Картина неприятная, но я обязан отреагировать на покушение и слишком длинный язык дворянина. Времена сейчас такие. Проявишь слабость, и тебя собственное окружение перестанет уважать. И не мешает нагнать жути на бояр, дабы они перестали наглеть. У нас теперь самодержавие во всей своей красе.

По возвращении в лагерь я не стал тянуть и быстро провёл следственные действия. Факт предательства, выраженный в затяжке отправки помощи и отвода войск на несогласованные позиции, даже доказывать не пришлось. Остальное дело техники. Вернее, таланта Башмакова распутывать преступления, и умений палача.

В следственные мероприятия я не вмешивался, переложив всё на подчинённых. Депутация вельмож, состоящая из персон, избежавших ареста, отправилась восвояси. Думцы и прочая знать ещё не знали о казни едичкульцев. Потому и бросились жаловаться, а по сути, давить на меня, по старой памяти. Не успел я вернуться и слезть с коня, как налетели стаей. Это было ошибкой.

Каково было удивление высокопоставленных рож, когда их отправили лесом, причём в грубой форме. Народ малость оторопел, но выполнил пожелание монарха. Позже до лагеря дошли подробности нашей вылазки, и меня оставили в покое. Оно и к лучшему. Можно было нарваться на более резкую реакцию с моей стороны. Я устал как собака, ещё и организм начал барахлить, поэтому с трудом сдерживал раздражение. Для вчерашнего инвалида такие энергозатратные марши даром не проходят. Всё-таки в общей сложности более двухсот пятидесяти вёрст за неделю. Добавьте моральное потрясение, от которого мне долго отходить.

Два дня после возвращения я отсыпался, отъедался и лечился. Келлерман с Саввой, смазывая мои синяки и порезы, заодно зафиксировали запястье повязкой с дощечкой. Было подозрение на трещину, но скорее это сильный вывих после падения с коня. Представляете, я чуть не убился на ровном месте. Вот было бы смеху сломать шею после столь жесточайших испытаний. Судьба любит пошутить, когда считаешь, что ухватил её за хвост.

После отдыха настало время допроса Толстого. Самое забавное, что вопрос его взаимоотношений с Марфой не поднимался. Сразу после ареста невезучего убийцы, Федька Апраксин попросил поговорить без свидетелей. И рассказал, что до решения выдать сестру замуж, родители пообещали её Петьке. Тот был буквально одержим юной дворянкой. Но затем подвернулся шанс возвысить род, выдав девицу за царя. Кто же устоит перед таким соблазном? Естественно, что на чувства молодых людей наплевали с высокой колокольни.

Рында предложил лично отвезти сестрёнку в монастырь, дабы наказать за глупость и загладить позор. Не знаю, заботился ли Федя о семье? Может, дурную девку уже списали, но задумали сохранить место семьи у трона. Ведь два брата Апраксиных тоже поступили на военную службу. А старший — Пётр отлично проявил себя в составе драгунского отряда, преследовавшего едичкульцев. По словам знающих офицеров, у молодого капитана неплохой потенциал.

Но меня больше интересовали подробности прошлогоднего бунта. Тогда Толстому удалось оправдаться, хотя именно он был послан Милославским подстрекать стрельцов. После допроса с пристрастием удалось получить немало информации. Петя оказался слабаком и расклеился сразу после начала пыток. Только полученная информация многого не прояснила. Умные манипуляторы использовали товарища втёмную, выделив ему роль обычного боевика.

Новых имён и деталей он не назвал, хотя подтвердил мои подозрения. Что касается бунта, то Пётр действительно неплохо в нём замарался, возглавив убийство князей Долгоруковых. Я потому и приказал посадить его на кол. Заслужил, гадёныш!

Также всплыли некоторые подробности деятельности Ивана Милославского и князя Хованского, отправленных в монастырь. Думаю, по возвращении двух монахов придётся устранить. Ещё и Гаврилов докладывал, что заключённые, в том числе находящиеся в ссылке, проявляют излишнюю активность.

А вообще, мерзко! Вроде благостная с виду картина жизни русского общества, изнутри просто сгнила. У нас хуже, чем в Европе, там тоже чудес хватает. Властные же группировки воюют везде, то дело житейское. Но уж больно подозрительные события предшествовали Стрелецкому бунту. Я про неожиданную смерть цесаревича Алексея, скончавшегося в возрасте пятнадцати лет. При этом не могу вспомнить, чтобы Федин брат болел. Ещё более странной выглядит смерть отца, отличавшегося лошадиным здоровьем. Алексей Михайлович не пил, был умерен в еде, мог молиться часами напролёт, отбивая тысячи поклонов, и любил соколиную охоту. То есть двигался и себя тело не запускал. К тому же царь отличался спокойным нравом и особо не злился, нервы у него были в порядке. Хотя мог огреть посохом неугодного боярина. Ивашка Милославский не даст соврать. И вдруг сорокасемилетний мужчина в самом расцвете сил, никогда не жаловавшийся на здоровье, умирает от сердечного приступа. Потом начинают травить Фёдора, что уже доказано, а затем бунт.

По-честному надо хорошенько проредить знатные роды, кто даже гипотетически замешан в заговоре. Признаюсь, такие мысли не отпускают меня последние три дня. Но в стране катастрофическая нехватка грамотных людей и достаточно жёсткое сословное общество. Можно выдвинуть незнатных людей, посадив их на важные места, и теоретически они справятся. Только делать это придётся постепенно, дабы избежать интриг недовольных бояр. И всё равно данный путь опасен. Ведь даже многих ближников и союзников напугает бездоказательная расправа над знатью. Мол, если царь казнил самых родовитых, выдвинув нас, то кто помешает ему устранить не оправдавших доверие дворян?

Поэтому спешить не будем. И Черкасского со товарищи вскоре ждёт суд, куда я решил допустить наиболее авторитетных вельмож. А вот Толстой — это моё личное дело. За Петьку даже никто не думал заступаться. И правильно сделал.

Я же решил не медлить и приказал посадить преступника на кол. Заодно посетил мероприятие. Для меня казнь стала чем-то вроде релаксации, как бы странно это ни звучало. Смотришь на муки врага, и на душе аж теплеет. Дабы немного потроллить окружающих, по моему приказу на Толстого надели бурку. Помнится, именно так первый русский император развлекался с любовником бывшей жены[1]. Однако потомки назвали его великим, не обращая внимания на чудовищные поступки. Чем я хуже?

— Прибыл подполковник Лефорт. Просит принять, — Дунин вывел меня из размышлений.

Савва от созерцания экзекуции отказался, а вот Иван подобных зрелищ не чурается. Поэтому именно он сегодня выполняет обязанности моего адъютанта.

— Зови.

Швейцарец осунулся и загорел. Но вид имел бравый, успел почистить костюм и с ботфортами, а глаза подполковника сияли от предвкушения. Понятно, что приказ он выполнил.

— Докладывай, — произношу после поклона.

— Беглый Церен-Доржи пойман, вместе с десятком его родичей и ближников. Также в плен попали ногайские мурзы и черкесские старшины. Многие из них состоят в родстве с князьями своих народов. Ко всем прочему мы привели триста полонённых людишек. Остальные разбойники порублены или сбежали. За крупными отрядами послана погоня. Более полутора тысяч коней, захваченных после битвы. Отару в более чем две тысячи овец, сейчас гонят в русские пределы под надёжной охраной. Но это дело долгое. Мы взяли её после уничтожения мелкой орды, помогавшей разбойникам. Повозки с оружием, провизией и прочим добром, отнятым у басурман, переданы Семёну Языкову.

Не знаю, каким Франц Якоб Лефорт был в моём мире. Здесь он производит впечатление тщеславного человека, умеющего выполнять приказы. Если так пойдёт дальше, то можно его приблизить. Безумных преференций, как при Петре он не получит, но чинами и деньгами не обижу. Прямо сейчас и проверим иноземца. Но сначала пряник.

— Жалую тебя званием дворянина, чином полковника, ста рублями и землёй. Завтра зайдёшь к Щукину и заберёшь грамоту.

— Счастлив служить, Вашему Величеству! — Лефорт засиял ещё сильнее и отвесил поклон.

Какой льстец! Вон даже мой титул на иностранный манер переиначил. А теперь вопрос.

— Какого наказания, по-твоему, заслуживают провинившиеся рейтары?

— Предателей надобно казнить. Тех, кто догадывался об измене или не захотел думать о последствиях, можно отправить в Ссыльный полк. Это очень хорошая затея, государь. Среди провинившихся есть людишки, которые ошиблись и они с радостью искупят свою вину, — швейцарец снова добавил лести, — Трусов и неумех надо просто гнать. Делать им нечего в русском войске. А ещё пороть! Всех надо хорошо бить батогами! Даже тех, кто проявил обычную глупость! Дабы в следующий раз подумали о последствиях!

Чешет будто по писанному! Идея тоже неплохая, насчёт пороть. Думаю, орднунг так и вдалбливался в головы немцев, через жопу. Но у нас немного иные порядки.

— Приятно слышать столь здравые мысли, — одобрительно киваю швейцарцу, — Только всех пороть нельзя, а только виноватых. Как-то это немилосердно. А мы, русские, народ сердобольный.

Лефорт не удержался и покосился на вновь застонавшего Толстого. Это он оценил мою доброту.

— Решай, как поступишь. Мне надо наладить службу на левом берегу Дона. Необходимо искать, а затем уничтожать ногайские и магометанские орды, кочующие в этих степях. Действовать будем совместно с донцами и, возможно, калмыками, — Лефорт слушал внимательно, ловя каждое слово, — Для этого я оставлю здесь полк казаков, тысячу драгун, артиллерию и сколько надобно припасов с оружием. Воинство расположится в Паншин городке. Там находится волок с Дона на Волгу. На него у меня большие надежды. Но это дело будущего. Ты же можешь возвратиться в Москву, толковому человеку всегда найдётся место.

Франц думал недолго и сразу задал вопрос.

— Вы собираетесь воевать на юге?

— Да. Ближайшие годы все мои устремления здесь, и речь не только о войне. Мы будем много строить и осваивать эти земли.

— Я согласен. Но как быть с калмыками и донскими казаками? Несмотря на признание России сюзереном, обе стороны себе на уме. Ещё они часто воюют между собой.

Это хороший вопрос. Значит, Лефорт уже выяснил местные расклады.

— Вскоре к тайше Аюке отправится посольство. Я пока не выбрал, кто из бояр его возглавит. Тебе надобно сопроводить посла и заодно договориться с калмыками о совместных действиях. Заодно передашь моему вассалу подарок.

— Могу я узнать какой? — швейцарца насторожила моя улыбка.

— Мы отрубим голову Церен-Доржи, и положим в бочонок с мёдом, чтобы не сгнила. Думаю, Аюка оценит мой жест, ведь это его родич сбежал от возмездия. Остальных знатных пленников казним, от греха подальше. Простые воины будут заниматься земляными работами. Отправим их в Паншин вместе с Иевлевым. Нужно успеть укрепить городок, построить дома, конюшни и выкопать землянки. Лес мы начнём сплавлять уже в ближайшие дни. Осталось всего четыре месяца, надо спешить. Люди должны быть сытыми и жить в тепле. Степняка лучше всего бить по весне, пока не сошёл снег, но уже нет сильных морозов. В это время его лошади слабые и орде не скрыться. Твоя задача за лето провести разведку, договориться с союзниками и начать действовать. Ногайцы и черкесы не должны совать свой нос севернее Маныча. И конечно, набеги на русские пределы надобно прекратить в ближайшие два года. Если выполнишь мой приказ, то я в долгу не останусь. Завтра будет совещание по этому вопросу, там обсудим детали. А пока иди отдыхать, Франц Яковлевич.

Лефорт ушёл, а я повернулся в сторону Дона, разглядывая великую русскую реку. Вернее, пока она наша условно. Казаки противятся утверждению Москвы в их пределах. При этом с радостью принимают нашу помощь припасами и оружием.

Калмыки — фактически независимая орда, несмотря на вассальную присягу Русскому царству. Междуречье Волги и Дона по большей части под их контролем. Кочевья новых хозяев приволжских степей распространяются до Саратова. Понятно, что речь о левобережье великой русской реки, где мало наших поселений. Там земли кочующих башкир, которые недавно восстали[2]. И именно калмыки обязались давить мятежников. Но всё оказалось сложнее. Под шумок люди тайши напали на несколько русских сёл севернее Астрахани, где захватили пленных. Ещё и начали действовать вместе с мятежниками, осадив Уфу.

С недавних пор я такие вещи не прощаю, особенно захват и продажу в рабство русских людей. Если кочевники думают, что Москва далеко, и мы не сможем прислать большие силы, то они сильно заблуждаются. Насколько я понял, Аюка под шумок решил принудить башкир перейти под его руку и выйти из моего подданства. По донесениям разведки, после совместных действий между союзниками начались столкновения. При этом продолжают страдать русские поселения. Вражда не мешает басурманам грабить моих подданных.

И в ближайшее время за это придётся платить. Никто не собирается покушаться на веру как магометан, так и буддистов. Кто-то запустил глупые слухи, нарушив спокойствие на юге Урала. А вот угон полона на рабские рынки Хивы или Тарковские шамхальства, откуда людей переправляли в Порту, я не прощу.

Поэтому к тайше поедет посол с подарком и письмом. Только не всё так благостно, для калмыков, конечно. Я решил не заниматься лицемерием и поставить Аюке ультиматум. В документе несколько пунктов, в том числе освобождение людей, выплата компенсации, помощь в восстановлении разрушенных сёл, отвод своих орд от Саратова на юг, а также полное уничтожение восставших башкирских родов. Понятно, что есть и пряник. Россия обязуется обеспечить калмыков оружием, порохом и зерном. Пусть мой вассал думает. Если тайша согласится, то в качестве аванса он должен передать тоже бочонок, но наполненный серебром. Можно было потребовать золото, но откуда оно в здешних местах.

Иначе мне придётся кардинально менять свои планы и начинать войну с калмыками. Башкиры, хлебнувшие горя от вчерашних союзников, сами пойдут на переговоры. Если нет, то придётся давить их тоже. Вернее, часть восставших родов. Отнюдь не все кочевники нарушили клятвы и полезли грабить русские пределы. Так что можно начать замятню внутри племени, выведя его из игры. Да и не атаковали их пока настоящие силы — далеко. Сибирский тракт проходит севернее, и пока восставшие не перерезали стратегическую дорогу, восстание Москве малоинтересно. Вернее, прежней власти, но не мне. Я как раз перед походом на юг, выслал в Уфу людей и оружие. И после окончания мятежа никого прощать не собираюсь. Теперь русский царь следует английскому правилу: «Джентльмен, хозяин своего слова. Дал слово — забрал обратно!».

Не вижу здесь ничего зазорного. С нормальными странами надо вести себя честно. Забавно, но королю той же Швеции можно доверять. И даже Собесскому, несмотря на идиотизм, творящийся в Польше. А вот остальных я буду обманывать и предавать. Каков ответ, таков привет. Не Россия нарушила клятвы, а башкиры с калмыками. Значит, степные спесивцы ещё пожалеют. Пусть возмездие придёт позже, и это нарушит мои планы. Хорошо, что три года у меня есть. А может, и больше. Это я про срок, когда османы с крымскими татарами более или менее оправятся от поражения в Австрии, и начнут отвечать. Но мы не будем сидеть, ожидая у моря погоды. Есть амбициозный польский король и запорожцы. Гораздо дешевле отправить им припасов, дабы будущая война в Подолье продлилась дольше. Вообще, русские цари плохо использовали византийский метод решения проблем с врагами. Подкуп и стравливание врагов, всегда дешевле войны. Просто греки увлеклись интригами с внутренними разборками, потому и просрали империю.

Почему я решил сменить вектор и готов отвлечься от зачистки придонских степей? Начнём с того, что рейд и задумывался, как разведывательный и одновременно исследовательский. Необходимо сделать детальный анализ состояния русских войск и готовности страны к серьёзной войне. Но можно уже констатировать факт, что лезть в конфликт с Портой — безумная авантюра. Нас просто раздавят при столкновении один на один. Пусть пока воюют запорожцы с поляками, мы присоединимся чуть позже.

К тому же сейчас нет смысла захватывать Азов. Даже будь у России военный флот, его не выпустят дальше дельты Дона. Османы сейчас сильнее нас, как на суше, так и на море. Только они воюют сразу на нескольких фонтах, потому и неопасны. Но и далее определённых рубежей Россию не пустят. Если в Константинополе почуют реальную угрозу, то быстро отдадут Австрии Западную Венгрию, заключат перемирие и ударят по нам. Кстати, пока действует Бахчисарайский мирный договор, нет смысла нарушать его раньше времени. Это же передышка, столь нужная стране.

Зато реально заняться зачисткой степи, пока основные силы Крыма за Дунаем. И мы пока не готовы брать крепости, без которых невозможно контролировать черноморское побережье. Значит, будем тренироваться, улучшать артиллерию, увеличивать производство пороха и запасаться провизией. И уничтожим как можно больше басурман, пусть это обычные кочевники, а лучших воинов Герай увёл за Дунай.

Вторая проблема — отсутствие денег. Я набросал примерную стоимость годового содержания тридцатитысячного войска в условиях похода и пришёл в ужас. Теоретически, если увеличить налоги, ограбить церковь, потрясти купцов и даже неподатное население, то деньги найдём. Только придётся забыть обо всех проектах и реформах. Россия встанет на рельсы этакого военного коммунизма и перестанет развиваться. Оно нам нужно? Тем более никто не толкает нас воевать с османами. А как я уже говорил, степь можно зачищать гораздо меньшими затратами. Уж лучше отдать порох и устаревшее оружие запорожцам с поляками, да найти охотников среди своих, чем тащить армию на юг.

Третьей загвоздкой являются внутренние конфликты и противоречия. Предположим, заговор я раскрыл, виновные будут наказаны и лет на пять бояре успокоятся. Если не убьют меня, конечно. Пусть попробуют, здесь у них руки коротки. Только как быть с церковным расколом, восстанием башкир и наглостью Аюки? Эти проблемы надо решать в первую очередь. Нельзя воевать с нестабильным тылом. Поэтому в Азов мы не полезем.

А вот с калмыками придётся договариваться или воевать. В случае конфликта будет перекроена вся политическая карта от Дуная до Иртыша. Надо учитывать Джунгарию, которая способна помочь своим родичам. При этом уже Россия способна опереться на магометанские народы степи и Северного Кавказа, затерроризированные ойратами. Политика такое дело, что вчерашние враги завтра могут стать друзьями. Пусть и временными.

Самое забавное, что в этом деле нам могут помочь султан и крымский хан. Вот такие пироги.

Но мне необходимо Нижнее Поволжье. Сейчас — это краеугольный камень моих планов. Дело в том, что в казне нет денег. Вернее, страна не сможет быстро заработать нужную для войны сумму. Бог с ней, с войной. Нам нужны средства для развития многих отраслей. Теоретически есть уральское золото и серебро. Уже в следующем году к рекам и местам, названия которых удалось вспомнить, отправится геологическая экспедиция. И я уверен в её успехе. Только сомневаюсь, что нам удастся наладить добычу быстрее, чем через три года. Добавьте к этому необходимость обеспечения безопасности путей доставки. Здесь мы снова упираемся в мятежных башкир и излишне амбициозных калмыков.

То есть всё равно придётся договариваться или уничтожать кочевников. Потому что они стоят на пути единственной возможности разбогатеть. Называется она — Волжский торговый путь. Именно транзитная торговля с Персией даст быструю прибыль. Кроме этого, мы неплохо разовьём инфраструктуру и промышленность поволжских городов. Я никому не собираюсь отдавать право на перевозки товаров, значит, придётся строить свой торговый флот. Что не так уж сложно. А вот для обеспечения морской части пути потребуются военные корабли.

Я и такие расходы в состоянии потянуть. Если не придётся воевать с калмыками. Замкнутый круг, однако. Но и давать слабину перед Аюкой нельзя. Степняки понимают исключительно силу. Впрочем, как и большинство остальных народов. Поэтому посол повезёт голову и грозную грамоту. А Паншин-городок превратится в опорный пункт, который вместе с Царицыным, станет опорной базой для нападения на ойратов. Пусть большая часть их кочевий пока на левом берегу Волги и Урала. Но тайша — умный, должен понять намёк.

Новые стоны Толстого вывели меня из размышлений о судьбе России. Я уже и забыл о глупом дворянчике.

— Государь, атаман Минаев давно ждёт. Звать или пусть позже приходит? — раздался голос Ивана.

Дунин меня не беспокоил, дав возможность насладиться красотами степного пейзажа и спокойно подумать.

Машу рукой, чтобы звали донца. Человек он нужный и проверенный. Нечего оскорблять его, показывая свою власть, теша самолюбие. Она у меня и так есть. Многие в Москве этого ещё не понимают, но скоро мы их обрадуем.

Атаман был невысоким мужчиной средних лет. Особыми статями Минаев не выделялся, разве что мощные запястья указывали на умение владеть саблей.

— Фрол Минаевич, ты человек опытный и много раз доказывал свою верность, — начинаю немного издалека, кивнув на поклон казака, — Поэтому не буду тебя обманывать. Россия идёт на юг. Хотят этого донцы или нет, но решение принято. На севере и западе войн не предвидится, османы с татарами заняты в австрийских землях. Значит, появилась возможность отодвинуть засечную черту. Дело это долгое и муторное. Только у нас нет иного выхода, кроме опоры на Дон. Здесь встанут новые крепости, откуда русское войско начнёт уничтожать степняков. Сейчас главная задача — это выбить кочевников из донских степей.

— А как быть с калмыками?

Минаев — молодец! Толковый правитель и должен в первую очередь заботиться о своих людях. Калмыки в последнее время начали регулярно нападать на казачьи поселения, многие из которых разорены. Формально донцы вне юрисдикции Русского царства, ещё и обе стороны — наши союзники. Но я на стороне казаков, несмотря на недавнее восстание Разина, принёсшего стране колоссальные убытки. Кстати, придурок Стенька захватил корабль «Орёл», построенный как раз в рамках программы восстановления Волжского пути. А ведь это был первый русский фрегат, призванный охранять торговые суда на Каспии.

Вот и думай, это просто стечение обстоятельств? Или подсуетились англичане с голландцами, чьи Ост-Индийские компании как раз залезли в Персию? Ведь в итоге амбициозный проект забыли на долгие годы. Начинаешь размышлять обо всех подобных совпадениях, и паранойя растёт в геометрической прогрессии.

— Есть два пути. Если Аюка пойдёт на мои условия, то начнём вместе чистить степь от магометан. Коли он не согласится, значит, будем воевать с калмыками. В любом случае донцам не отсидеться в сторонке, — отвечаю с усмешкой.

Нескорое время молчим. Даже Толстой ненадолго замолк, видать, впал в забытье. Но вроде дышит, ублюдок. Из-за этого кретина могут погибнуть тысячи невинных людей. Хотя я обдумываю другой вариант разрешения проблемы. Ладно, вернёмся к делам насущным.

— Мне надо рассказать обо всём казакам на кругу. Им решать, как жить дальше. Но я согласен, и понимаю, что однажды Москва заберёт наши земли, — атаман вернул мне усмешку и провёл рукой по внушительной бороде.

Глянешь на него и ничем не отличишь от степняка. Вернее, старшины одеваются немного иначе, на русско-польский манер. А простые казаки больше похожи на ногайцев. Похожие халаты и шапки, никаких тебе лампасов на штанах. У многих к седлу приторочены луки с колчанами. Прямо орда, только православная.

Тут же промелькнула мысль, что не знаю, как быть с раскольниками. Если их прижать, то народ побежит на юг. Что увеличит на Дону число недовольных Москвой.

— Наше движение на юг растянется лет на пять, а то и больше. Сначала давим басурман, затем делаем шаг вперёд. И так двигаемся, основывая крепости. Скажу одно, большая часть казацких вольностей будет сохранена. Ваши земли останутся под управлением круга, но в Черкасске сядет воевода из Москвы. Вмешиваться мы особо не будем. Главное, чтобы донцы продолжали держать рубежи и били басурман. Можешь порадовать старшин, все они станут дворянами. Завтра на совещании объясню более подробно. Заодно выдам тебе грамоту, где указаны будущие задачи.

— Разреши рассказать о твоих словах казакам уже сегодня? Всё равно они узнают, пусть лучше от меня, — ответил атаман.

Чую, что намучаюсь я с этой вольницей. Благо донцы не такие продажные, как запорожцы, и никогда не водили татар на русские земли. Сами грабили, есть грех. Но, чтобы заниматься продажей своего народа, надо иметь особую мораль. Вернее, её полное отсутствие. Впрочем, плевать на хохлов, ими займёмся позже.

Атаман ушёл, а всё стоял, обдумывая ближайшие дела. На самом деле их просто вагон с тележкой. Даже не знаю, как буду справляться со столь тяжёлой ношей. Вдруг Толстой подал голос, тихо застонав и пустив очередную порцию газов. Мерзкое зрелище!

Поворачиваюсь к существу, некогда бывшему человеком. Жалко ли мне его? Нет. И будущие жертвы тоже. Завтра у нас суд над предателями, и пощады не будет никому. В этот раз преступники не смогут прикрыться высоким положением и родственными связями. Здесь только один прокурор и судья. А излишне рьяные адвокаты быстро сядут на одну скамью с преступниками. Страна должна двигаться вперёд. Кто не с нами, тот против нас.

[1] 15 марта 1718 года в Москве в третьем часу пополудни Степана Глебова живьем посадили на неструганный «персидский» кол.

Приговорённого сначала подводили к столбу, заводили руки назад и сковывали их наручниками. Потом приподнимали и сажали на кол, но кол входил неглубоко — жертву удерживали столбики из дощечек. Через какое-то время палачи убирали две верхние дощечки, после чего кол входил глубже. Так, убирая дощечки одну за другой, палачи опускали жертву все ниже и ниже. При этом они следили за тем, чтобы кол, проходя в теле, не затрагивал жизненно важные центры и мучительная казнь продолжалась как можно дольше.

Глебова посадили на неструганый персидский кол, а чтобы он не замёрз, надели на него шубу, шапку и сапоги. Причём одежду дал им Петр, наблюдавший за казнью до самого конца.

Но казнь Степан умудрился всё-таки испортить. Терпя невероятные мучения, он молчал, не издав ни единого крика. И только на вторые сутки, почувствовав близкую смерть, попросил причастия. Священники из страха перед Петром ему отказали. Умер Глебов в шестом часу утра 16 марта, оставаясь живым пятнадцать часов. Тело майора было брошено в ров.

Но и после его смерти Пётр не уехал. Он велел колесовать и четвертовать всех сообщников Глебова и Евдокии. После казни их тела подняли на специально сооруженный помост высотой в три метра и посадили в кружок, поместив в центре скрюченный, чёрный труп Глебова.

Плейер писал, что эта жуткая картина напоминала собеседников, сосредоточенно внимавших сидящему в центре Глебову.

Однако и этого Петру было мало. Спустя три года Пётр I вновь вспомнил про Степана Глебова и повелел Святейшему Синоду предать церковному проклятию любовника своей бывшей жены и поминать его рядом с расколоучителями, еретиками и бунтовщиками наивысшей пробы — протопопом Аввакумом, Тимошкой Анкудиновым и Стенькой Разиным.

А Евдокию Фёдоровну собор священнослужителей приговорил к наказанию кнутом. Её секли публично и отослали в северный Успенский монастырь на Ладоге, а потом заточили в Шлиссельбургскую тюрьму.

[2] Башкирское восстание 1681−1684 годов (Сеитовский бунт) — одно из крупных башкирских восстаний второй половины XVII века. Основная причина коренилась в изданном указе (Указ от 16 мая 1681 года) царского правительства, провозгласивший курс на насильственную христианизацию башкир. Повстанцы установили связь с калмыцким тайшой Аюкой. В июле 1682 года калмыцкие отряды прибыли в Башкирию. Восстание возобновилось. Башкиры и калмыки осадили Уфу и Мензелинск, подвергли нападению остроги, слободы и села, построенные на башкирских землях.