Сын Тишайшего-2

Глава 12

— Почему именно Черкасский? Не было иного достойного мужа? — произношу, с трудом сдерживая раздражение.

— Так Михаил Алегукович наиболее уважаемый и заслуженный воевода. Ранее были Долгоруков-старший и Хованский, но они мертвы. Разве можно отказать князю? Это же неуважение и вообще…

Разворачиваюсь в седле и смотрю на Барятинского, как на умственно неполноценного. Тёзка не дурак и чует моё неудовольствие, потому и покраснел. Но хоть взгляда не отвёл, он действительно так считает.

— Я отменил местничество полтора года назад. Грамоту об этом подписали все бояре и представители знатных родов. Или до войск сия весть ещё не дошла? А может, мне чего-то неизвестно?

Поворачиваюсь в сторону Дона, на берегу которого остановился наш отряд. Правый берег повыше, но и с левого, где мы расположились, открывается замечательная картина. Степь в начале июня прекрасна! Я застал её и в мае, когда ещё красивее. Сложно передать буйство красок и запахов, которые буквально пьянят! Или это у меня снова спермотоксикоз? Перед отъездом благоверная осчастливила меня посещением, и вроде организму должно быть полегче. Однако по приезде в Воронеж, а далее в лагерь войска под Богатый Затон раздражение только увеличилось. Злюсь и ничего не могу с этим поделать.

Зато я ещё раз убедился в необходимости лично контролировать поход. В военные дела никто не лезет. Но продвижение армии, разбивка бивуака, процесс кормёжки, подвоз припасов или ремонт повозок — весьма познавательные вещи. За ними лучше наблюдать воочию. И признаюсь, моё разочарование растёт параллельно с раздражением. Я не ожидал таких организационных проблем. Но об этом позже. После обеда намечено совещание с Семёном Языковым, вот и сделаем предварительные выводы.

С утра же меня огорошил Барятинский, объявив о расстановке сил в руководстве рейдом. Понятно, что войско возглавляет сам князь. А вот командование Засадным полком, состоящим из казаков, досталось Михаилу Черкасскому. Не нравится мне этот персонаж, больно мутный. При этом в поход его не звали, как и толпу других вельмож. Но отказать столь уважаемым людям нельзя, надо поступать согласно традициям. Ещё стратеги выделили рейтаров в одну группу, поставив над ними Фёдора Ромодановского.

Здесь тоже странная ситуация. В феврале умер отец князя — Юрий Иванович, действительно заслуженный военачальник. Вот кто-то и решил, что надо поддержать сына, доверив ему нашу тяжёлую конницу. У меня же весьма скептическое отношение к князю-кесарю. Конечно, здесь ему такая должность не светит. Больно дяденька угодлив, хотя многие хвалят его за храбрость и организационные таланты. Я, вообще-то, не слепой. Хватило тридцати минут наблюдения, как доверенные Ромодановскому полки разбивают лагерь. После этого можно со спокойной душой отправлять в отставку воеводу и его ближайших помощников. А ведь все получили чёткие инструкции, о которых вдруг забыли. Или не удосужились изучить?

Хорошо хоть коломенцы вели себя разумно, соблюдая элементарную гигиену. Зайдя в их часть лагеря, есть шансы не наступить на дерьмо и убедиться, что люди кипятят воду. Потому я и старюсь успокоиться, совершая регулярные конные прогулки. Смотришь на окружающие красоты, и гнев постепенно переходит в раздражение.

Для встречи противника выбрано удачное и одновременно живописное место. К западу от нашего лагеря располагается Острогожск, являющийся важным центром Засечной черты. Этакий выступ, врезающийся глубоко в степь. Там кочевники не пройдут. Мы же встали юго-восточнее сторожевого поста под названием Большой Затон. Справа от лагеря Дон, а слева — его приток Битюг. Между реками примерно пятнадцать вёрст, и отсюда легко контролировать два брода со стороны Ногайского шляха.

Но представители этой орды давно не ходили на Русь. Во-первых, чуть севернее расположен знаменитый Татарский вал с целой цепью крепостей, перекрывающий все дороги от Воронежа до Тамбова. Пройти его практически невозможно. Нынешним ногайцам уж точно силёнок не хватит. Во-вторых, сейчас правильнее говорить — Калмыцкий шлях. Именно этот народ вытеснил потомков великого Едигея с Нижнего Поволжья, заняв их кочевья.

Мы ждём прихода нескольких отрядов, этакой солянки из татар Едичкульской орды, ногайцев и разбойных черкасов. В степи хватает всякого мусора, православного в том числе. В основном это различные группировки запорожцев, с которыми даже откровенные разбойники не хотят иметь дел. Ведь одно дело грабить мусульман или католиков, то дело богоугодное. И совсем другое — приводить татар на свою землю и помогать им угонять людей в полон. Зато именно через одну из таких банд мы и слили информацию о походе царя с малым войском на юг. И вроде удачно.

Ещё в Воронеже люди Дудина и армейская разведка подтвердили, что не все едичкульцы ушли в поход на запад. Внушительная часть задержалась, и в степи происходят подозрительные шевеления. На правом берегу Дона тоже началось шебуршение. Но оттуда крупный отряд не просочится, ведь дороги стерегут донцы с калмыками. Вот степняки и начали собираться малыми группами, когда земля более или менее просохла.

Плохо, что мы не можем контролировать все вражеские перемещения и информация о них изрядно устарела. Гонцов давно не было, следить за кочевниками на их территории проблематично, ведь мелкие отряды легко перехватить. Если соваться на юг большими силами, то можно спугнуть потенциальных клиентов на заклание.

План у нас простой, как лом. Часть войска перекрывает броды и ждёт подхода врага. Другая часть выдвинется в степь, выманив противника, и начнёт ложное отступление. Засадный полк должен ударить, когда появятся главные силы степняков. Конница действует по обстоятельствам, поддерживая пехоту. Артиллерия тоже должна стать сюрпризом для нападающих, поэтому важно заманить их в ловушку. Получается чуть не классика засад, которые использовали сами кочевники. Слабых сторон в нашем плане хватает, но невозможно предугадать всё.

Я в тактические моменты особо не лез, доверившись опыту воевод. Моим гласом на военном совете выступал Морткин, который и разработал порядок действий отряда-приманки. Только вмешались заслуженные товарищи и чуть всё не разрушили.

А ещё эти деятели фактически разделили нашу маленькую армию на три части, дополнительно лишив её единоначалия. То есть всё происходит в лучших традициях Русского царства. Худших, конечно. Ведь местничество де-факто отменил Пётр, да и раздрай в армии прекратил именно он. Даже сейчас я не могу прекратить творящийся бардак, потому что надо ткнуть ретроградов мордой в лужу. Моё мнение военачальники услышали, но всё равно сделали по-своему. Вот и дождёмся сражения, а затем произведём анализ. Бесит, потому что за чью-то глупость придётся платить кровью простых солдат.

— Государь, в войске есть правила, установленные не мною. Они идут испокон веков, хотя с некоторыми я не согласен, — ответил Барятинский. — Князь Черкасский — один из лучших воевод России. Да и Ромодановский-младший показывал себя только с хорошей стороны. Если ты прикажешь, то я поменяю глав полков. Но это плохо отразится на настроении людишек. Ратники действительно уважают Михаила Алегуковича.

Херня всё это. Будто я не знаю, как проводится работа с личным составом. Пропаганду придумали задолго до одного немецкого доктора. Местные пейзане всего лишь детишки против матёрого циника из XXI века. Просто пока не было необходимости развивать подобную деятельность. Предпочитаю, чтобы обо мне судили по делам, а не словам. Хотя со временем идеологическая машина заработает на полную мощность. Надо только до конца разобраться в местных реалиях. Такие вещи упускать нельзя. Мой светлый образ должен быть непогрешимым и ослеплять аки солнце.

— Да будет так. В этот раз придётся положиться на твой опыт. Но предупреди остальных, что каждый ответит за свои просчёты, коли они случатся, — не оборачиваясь, отвечаю князю. — Однако надеюсь, ничего плохого не произойдёт. У нас целое войско, а ожидается небольшой набег татар и черкасов. А пока ступай, у тебя дел невпроворот.

Ещё раз обозреваю окрестности и морщусь от прострела в ногах. Устают они даже при верховой езде. Поворачиваюсь к рындам, и ко мне тут же подскакивает Апраксин, помогая слезть с лошади.

— Тащите мой стул, здесь немного посижу, — приказываю родственнику.

Кстати, Федя полностью на моей стороне и осуждает сестрицу. Он же не дурак и всё видит. На нормальную семью наши с Марфой отношения точно непохожи. Тут подбежал Митька Голицын и поставил рядом раскладной стул, накрыв его тканью.

Сажусь и снова обдумываю происходящее. Может, я переборщил с интригой? Лучше разрубить этот гордиев узел до прихода татар? Ведь Барятинский не в курсе, что Черкасский, Ромодановский и ещё несколько вельмож были замечены в шашнях с патриархом. Никто не запрещает боярам видеться с главой церкви. Тем более формально они запустили какой-то проект, помогающий сирым и убогим. Только чую, что это ширма.

Ещё и среди московских стрельцов начали распространяться нехорошие слухи. Мол, царь-батюшка совсем обезумел. Он хочет служилых людей разогнать, лишить всего имущества и перевести в крестьянское сословие. Большая часть воинов на этот бред внимания не обращает. Только слухи хорошо легли на мой приказ отправить стрельцов заниматься хозяйственными работами и строительством. И одному богу известно, что будет в Москве после нашего возвращения. Я ведь ещё увёл с собой лучших людей. Хотя основательно защитил Коломенское, оставив там пару десятков бойцов Дунина и пехотную роту, осваивающую штыки. Ну и артиллерия там есть. Женщинам запрещено выбираться из усадьбы, а въезд в неё строго ограничен. Скорее всего, их не тронут, но лучше подстраховаться.

Поди разберись, недоброжелатели заговор готовят или мятеж? Или они решили подстраховаться со всех сторон? И какое отношение к этому имеет Дума? Может, дело в том, что бояре начали опасаться моих военных игрушек? Ведь три полка верны лично мне. А вот далее всё сложно. Рейтары и засечные полки раскиданы по границе. И реальной силой в столице являются стрельцы. Ещё неизвестно, кого из полковников и сотников других частей заговорщики переманили на свою сторону. Хочется верить, что это чудит моя паранойя. Но я не верю.

— Государь, не готов я к этой должности. Прошу, освободи меня и поставь более достойного человека.

Ничего себе заход! Языков не успел дойти до навеса, где я решил организовать совещание, как попросился в отставку. На улице тепло, даже жарко, поэтому встреча происходит у двух деревьев, где слуги натянули тент от солнца. Заодно никто не подслушает, чтобы было бы возможно, проходи разговор в шатре или избе. Но домов здесь нет, а длинных ушей хватает. Охранники уже устали отгонять излишне навязчивых вельмож, пасущихся около моей ставки. Поэтому пришлось перебраться на полверсты от лагеря, отгородившись заслоном из телег, и расставить караульных.

Сидящему за столом Алексею Лихачёву я доверяю, как и Щукину с Колычёвым. Поэтому в их присутствии можно обсуждать любые вопросы. А вот рындам лучше наши разговоры не слышать. Парни слишком молоды, поэтому могут забыться и сболтнуть лишнего.

— Что, устал считать нарушения и грехи наших доблестных воинов? — произношу с усмешкой, указывая боярину рукой на стул. — Тебе хорошо, записал и сообщил государю. А мне потом решение принимать, как быть с лиходеями.

— Не все нарушители — лиходеи, государь, — быстро ответил Семён. — Многие творят глупости по незнанию. Людям невдомёк про пользу гигиены и кипячения воды. И они просто привыкли работать по старинке, иногда невозможно объяснить преимущества твоих новинок, особенно кормёжки воинов. Даже у тамбовчан и туляков хватает необъяснимых ошибок. Будто народ подзабыл, чему обучался на полигоне, отойдя сотню вёрст от столицы. Только коломенцы и артиллеристы соблюдают все наказы.

Возмущение Семёна и его нежелание работать далее вполне объяснимо. Он служит в интендантском ведомстве, которое ещё придётся создавать как единую структуру. Сейчас снабжение армии ведётся по весьма запутанной и мутной схеме, до сих пор мне непонятной. Но основные закупки делаются централизованно, пусть мои люди пока выступают наблюдателями. Ревизия и учёт очень важны, тем более в столь огромном хозяйстве, как армия. Плохо, что фискальной службы в нормальном виде нет, и она пока в проекте вместе с ещё несколькими учреждениями. Также у меня в планах организация ревизионного и интендантского ведомств. А ещё необходимо реформировать налоговую инспекцию, вернее, её местный аналог.

Куда ни кинь — везде клин. Получается, что надо с нуля создавать почти всю структуру государственного управления. Я просто устал путаться в приказах и сфере их ответственности. На самом деле подобная система приводит к безответственности и казнокрадству как его производной.

Потому и Языков решил отказаться от нынешней должности. Хотя он пока только инспектор, осуществляющий надзор над закупками и соблюдением новых правил. К нему стекается информация от двух десятков молодых, но толковых ребят, выполняющих обязанности писарей и подьячих в различных приказах. Сейчас они находятся в расположении армии и вместе с выполнением служебных обязанностей занимаются мониторингом ситуации. По сути, это наши глаза и уши, а заодно кадровый резерв. Если ребята покажут себя хорошо, то их ждут назначения в ревизионное отделение канцелярии и надзорную службу, которую я припишу к Гаврилову. Пусть у жандармерии будут грамотные аудиторы.

Семён Иванович же осознал объём проблем и масштабы воровства. А ещё ему придётся рассориться с множеством знатных родов. Языков прекрасно понимает, что я не буду церемониться с ворьем. Пусть расправы над ними — дело будущего. Но ведь именно инспектора обвинят в случившемся. Мол, подвёл родню под монастырь. В армии все должности выше подполковника занимают аристократы, реже — служилые дворяне. Немного иная ситуация у рейтаров, там в командовании больше немцы. Только этих полков меньше, и иностранцы не лезут в политику.

Мне понятны чувства ближника, но где я найду толкового и верного специалиста? Особенно когда человек занимается столь сложным делом, как интендантство.

— Успокойся, вон выпей квасу, — киваю на маленький столик, где стоял кувшин с напитком. — Если собрался уходить, то укажи человека, способного тебя заменить. А сам можешь возвращаться в Москву, потом придумаем тебе какое-нибудь спокойное занятие. Или хочешь — иди под руку князя Бельского. Он делает важное для державы дело, путь и незаметное. Может, поручит тебе выращивать картофель или репу.

Языков аж дара речи лишился от возмущения. Странно, но чего он хотел? У нас тут война и, возможно, заговор. По его мнению, я должен всех уговаривать, успокаивать и вытирать сопли? Кто-нибудь поинтересовался моим душевным состоянием? Или царь — это скала, о которую разбиваются все невзгоды? Вынужден всех разочаровать, меня изрядно потряхивает. Только остановка или разворот сродни смерти. Поэтому надо идти вперёд, даже ускоряя события. Поход на юг и есть триггер предстоящих разборок.

— Тогда нечего пытаться сбежать, — хмуро смотрю на застывшего вельможу. — Если взялся за дело, то изволь выполнить его до конца. Садись и рассказывай.

Это моя вина. Я врос в образ излишне доброго и мягкотелого правителя, старающегося решить всё лаской. Про казни заговорщиков и разбойников все давно забыли, ведь то дело обычное. А семьи высокородных преступников почти не трогали, разве что часть имущества изъяли. Дулову и её сообщников практически оправдали, ограничившись ссылкой и казнью второстепенных членов банды. Кого сейчас волнует судьба простолюдинов? Пора скидывать овечью шкуру и показывать клыки. Уж больно в ней неудобно.

— Прости, государь! — Языков отвесил низкий поклон. — Забегался я и позабыл, какую ношу ты несёшь. Хочешь казни меня или ссылай, наказание заслужено.

Машу рукой, указывая на раскладной стул, и принимаю бумаги, которые Семён вытащил из дорожной сумки.

— Если брать нарушения с закупкой припасов и сохранения вооружения с порохом, то больше всего просчётов у казацких полков. Далее идут рейтары, где немцы тоже не стесняются завышать закупочные цены, — начал докладывать вельможа, грустно воздохнув. — С солдатскими полками получше, но там и расходы меньше, ведь не надо кормить коней.

Слушаю рассказ ближника и начинаю понимать поступки Ивана Грозного, Петра и Сталина. Хотя грузин здесь лишний. Он предал страну, разрушал изнутри собственную армию, а затем участвовал в геноциде русского народа. Как правитель страны я понимаю необходимость чисток зажравшейся элиты, без которых держава просто не выживет. Но просто так уничтожить сотни тысяч полезных людей? Это мог сделать только инородец и враг. Русский человек на такое неспособен.

Касаемо методов упомянутых царей, то я сейчас столкнулся с теми же проблемами. Во-первых, боярская оппозиция хапнула слишком много власти и не собирается её отдавать. Ещё аристократы замыслили заговор. Во-вторых, нынешняя система управления устарела, излишне громоздка и не позволяет нормально руководить происходящими процессами. Мне удалось навести порядок в медицине и царской вотчине. Есть неплохие подвижки в организации работы полиции, богоугодных заведений и частично образования. И на этом всё! Но сделанное больше касается Москвы и её окрестностей. В остальном страна живёт по прежним законам, и бояр с высшим чиновничеством всё устраивает. Большая часть моих проектов наталкивается на стену.

Например, берём гигиену или, правильнее сказать, антисанитарию. Более полугода офицерам вдалбливали о необходимости кипятить воду, мыть руки, копать отхожие места подальше от стоянок и пить полезные взвары. Юлия и её люди разработали специальные травяные сборы для профилактики ОРВИ, желудочных заболеваний и цинги. А пока нет йода, солдаты могут пользоваться заживляющими настойками или дезинфицировать мелкие раны спиртом, выданным полковым докторам.

Как думаете, многие выполняют вполне разумные и главное — несложные установки? В лучшем случае треть солдат. При этом немцы как бы не главные грязнули, которые жрут там, где и срут. Поэтому, дойдя до Воронежа, наша группировка потеряла более десяти процентов списочного состава. Большая часть выбывших людей мается животом. А ведь полки перемещались ещё по прохладце и с обилием колодцев по дороге. Более того, я распорядился делать запасы воды на пути следования войска, дабы не терять лишнее время и не отягощать крестьян, опустошая колодцы.

Тогда что будет летом в степи, когда в поход выступит настоящая армия? Это хорошо, что сейчас большая часть потерь восполнима. Народ прокакается и встанет в строй. Умерших и тяжелобольных — единицы. Но представьте моё состояние. Страна готовится к долгой и изнурительной войне, разрабатывается новое вооружение, Аптекарский приказ создаёт лекарства и методики о необходимости гигиены. И что? Всем насрать. В прямом смысле тоже, так как каждого десятого солдата подкосила диарея.

Поэтому царь должен лично лезть в это дерьмо, обдумывая, как улучшить ситуацию. Признаюсь честно, рука постоянно тянется к сабле, дабы начать рубить тупые головы. Не зря Пётр бил палками не только простых солдат, но и своё окружение. Сразу вспоминается мем из моего времени, что один удар в ухо заменяет три часа воспитательной беседы. Учтите, что это почти прогулочный поход по своей земле с подготовленными местами стоянок и припасов. Сколько же людей поляжет просто в пути, коли наша группировка достигнет Азова? А если Перешейка? И пока мы даже не видели противника. Чую, скоро у меня начнётся нервный тик.

Но это ещё не всё. После описания солдатского быта Языков приступил к отчёту о финансовых нарушениях. Если верить Семёну, то прямо сейчас можно повесить большую часть командного состава всех полков. На общем фоне выделяются коломенцы, тамбовчане и туляки. Хотя среди последних двух хватает нечистых на руку офицеров и интендантов. Понятно, что многим военнослужащим годами задерживали жалование. Я с трудом наладил процесс выплаты долгов и еле рассчитался со всеми служивыми. Только ребята продолжают воровать и мутят с закупочными ценами. Особо отличились казацкие командиры, регулярно сплавлявшие на сторону оружие с порохом. Это уже попахивает изменой.

Может, я слишком много хочу от людей? Ведь и в моём времени воровали так, что местным коррупционерам не снилось. Тогда зачем огород городить? На черта мне вообще власть, если нет возможности исправить ситуацию к лучшему?

Постепенно на меня накатило мрачное отчаяние. Неужели люди неспособны понять очевидных вещей? Я ведь как дурачок бегаю вокруг них, вожу за ручку и вещаю о пользе тех или иных новинок. И это нужно не мне, а народу. Только всё бесполезно. От невесёлых мыслей меня спас Федька Троекуров, выполняющий обязанности вестового и гонца.

— Татары, государь! Наши разъезды наткнулись на поганых в двадцати вёрстах с правого берега!

Наконец-то началось!