Глава 22
— Какая жалость, что я не застал уважаемого господина Шибуки, — огорченно вздыхает Гуань Се: — а ведь мы с ним знакомы еще по прежним временам, когда я служил во Внешнем Кольце Запретного Города. В период ранней осени, когда евнух Минтан, бывший начальником комиссии по назначению младших евнухов на должности — был зарублен в уличной потасовке. Обвинили одного из младших офицеров, который в ту ночь отлучился из казармы. Интересное было дело… меня привлекли к расследованию, а господин Шибуки доказал, что младший Лао никогда не сумел бы разрубить человека вот так — от плеча к бедру. Но конечно же господин Шибуки не мог сделать это… общественно приемлемым способом.
— Хм. Зная господина Шибуки… он вполне мог притащить в комиссию свиную тушу и попросить разрубить ее этого подозреваемого. Кровь, кишки, ошарашенные лица членов комиссии… — ухмыльнулась Сяо Тай, наклоняясь над доской и, придерживая широкий рукав левой рукой, правой — кладет камушек черной стороной вверх.
— Седьмая не знает даже доли истины. — качает головой Гуань Се, запуская руку в свой керамический горшочек с камушками для игры в го: — он привел в комиссию по расследованию трех преступников, приговоренных к смертной казни.
— Серьезно? — Сяо Тай поднимает бровь. Она знает об обычае «проверять клинок» на случайном прохожем в Островной Империи, так меч Анджин-сана и обрел свое имя «Продавец Масла». Какому-то бедолаге на дороге в Эдо не посчастливилось попасться навстречу самураям, один из которых решил проверить новый меч Анджин-сана. И да… именно таким и был разрез — от плеча и до противоположного бедра. Наискосок. Словно перечеркивая человека красной чертой.
— Серьезней некуда. — Гуань Се аккуратно ставит фишку на доску, блокируя следующий ход Сяо Тай: — этим ребятам была назначена мучительная смерть, кого-то через Тысячу Порезов, кого-то через четвертование, кого-то через растворение в бочке с уксусом… словом они были рады такой замене. Господин Шибуки привел троих человек в комиссию и попросил любого — не самого младшего Лао, который намеренно мог бы ослабить свой удар, но любого — проверить, сможет ли он одним ударом меча цзянь — рассечь так, как рассекли старого евнуха, господина Минтана. Начальник стражи, господин Мун взял меч и нанес удар… ты права, Седьмая, кровищи было хоть отбавляй, да и разрубил он его знатно, почти до половины грудины.
— Легкое лезвие меча цзянь не предназначено для такого. — бормочет Сяо Тай, склоняясь над доской: — он скорей как рапира, им наносят в основном колющие удары. Впечатляющий силы удар у этого начальника стражи. И что же было дальше, Второй Брат?
— Дальше господин Шибуки попросил попробовать повторить это же, но с мечом дао, или даже да-дао. Лезвие дао искривлено, как у монгольской сабли. Лезвие Да Дао — тяжелое и широкое. Используя Да Дао, Большой Меч со снятыми кольцами на обухе, начальнику стражи все же удалось разрубить следующего преступника почти пополам… но это был именно рубящий удар, а не режущий. Кости были раздроблены по краям, от них откололись мелкие осколки. Кстати, к этому моменту парочка членов комиссии уже потеряли сознание от происходящего. — Гуань Се усмехается своим мыслям и закрывает глаза, словно вспоминая что-то очень приятное: — надо сказать, что это было… поучительное зрелище.
— Так откуда ты знаешь Отшельника. — кивает Сяо Тай, достает новый черно-белый камушек и ставит его на доску прямо перед белым камушком Второго Брата.
— Да. Господин Шибуки сделал движение, и прежде, чем мы увидели, что именно он сделал — он уже вытирал лезвие своего меча клочком рисовой бумаги, а третий преступник просто развалился на две части. Наискосок, от плеча к бедру. Идеальной гладкий и ровный разрез, именно разрез. Кость выглядела так, словно ее разрезали пилой — ни одного скола или трещины, словно это не кость, а мягкое масло. Господин Шибуки доказал, что такой разрез — не получится сделать мечом цзян. Прямое лезвие просто не способно на такое, оно рубит, а не режет. Такое возможно сделать лишь искривленным, двуручным клинком… которое должно быть в руках тренированного мечника. Тренированного именно для таких вот разрезов. Но самое главное… он обратил внимание на то, что при такой силе удара, остроте лезвия и качестве стали — мечнику ничего не стоит разрубить человека именно надвое, пополам. Однако и господин Шибуки, и неизвестный злоумышленник — оставили небольшой кусок кожи, который соединял одну половинку тела с другой. Господин Шибуки рассказал, что у мечников с Островов это считается высшим шиком, разрубить, оставив голову висеть на клочке кожи, чуть-чуть не доведя лезвие, не пронося его через все тело. Это показатель степени контроля мечника над своим мечом. Остановить лезвие, оставить удар… этим мечник показывает, что это он контролирует меч, а не наоборот. Говорят, что наиболее талантливые из таких мечников могут разрубить муху на плече у человека, не коснувшись кожи или одежды. И… господин Шибуки явно из таких. Ты проиграла, Седьмая.
— Чего это я проиграла? — ворчит Сяо Тай, вглядываясь в доску: — еще много места.
— Да, но в конечном счете ты проиграешь. Следует признать, что в го ты играть не умеешь. Что же… зато у тебя есть другие таланты. Никогда бы не поверил, что кто-то может уговорить Отшельника Шибуки изменить своей клятве. Не такой он человек. Ты заколдовала его? — Гуань Се оглаживает свою куцую бороденку, которой он почему-то очень гордится.
— Второй Брат прав, как всегда. — качает головой Сяо Тай: — поистине, мудрость его поражает эту недостойную. Действительно, Отшельник никогда бы не изменил своей клятве.
— Значит, у этой Седьмой в рукаве есть заклинание, воздействующее на разум? — Гуань Се наклоняет голову и испытующе смотрит на нее: — в самом деле? Если такое заклинание существует, то… это поистине страшное заклинание, это пик Темного Искусства. Изменить сущность человека, заставить его подчиниться своей воле… это страшно.
— Такой человек как Шибуки Ай, Первый среди Семнадцати Сильных Клана Лазурного Феникса — никогда не предаст своей клятвы. Потому такие как он невероятно ценные союзники и очень тяжелые соперники. Опасные враги. Но я и не пыталась заставить его нарушить свою клятву. Нарушить контракт. Изменить слову. Нет. Я напомнила ему о его долге и попросила исполнять свой долг, свое слово, подписанный контракт — полностью. От начала и до конца. Он никогда бы не послушал меня. Он слушает только себя. А я… просто помогла ему услышать свой собственный голос, только и всего. — пожимает плечами Сяо Тай: — и где я тут проиграла? Продолжаем?
— Седьмая просто поговорила с самым сильным мечником на Северо-Западе и попросила его соблюдать свою же клятву, а в результате он сменил сторону и стал нашим союзником? — Гуань Се складывает руки перед собой, соединяет пальцы в замок и упирается в большие пальцы подбородком, пряча лицо: — даже если я поверю в такое… никто больше не поверит. Ты меняешь людей своими словами, Седьмая. Будь аккуратнее, это и есть Темная сторона искусства.
— Нет светлой стороны и темной стороны. Есть только люди, которые применяют искусство и намерения, с которыми они делают это. То есть если ты делаешь что-либо с добрыми намерениями — то и засчитывается как доброе дело. Никак иначе. На этом основаны все религии и вся эта история с кармой. А уж у меня то намерения самые добрые — для всех. Чтобы вот прямо всем вокруг добро причинить. Кого догоню — тому и причиню. Причиню добро и нанесу справедливость особой тяжести, — Сяо Тай задумчиво смотрит на доску: — ну хоть ты тресни, не вижу, как ты меня выиграл. Были бы шахматы, но го это как марафон на выносливость. Камушек за камушком… как будто в нарды играю, разве что кубики не бросаем.
— Уважаемая Госпожа Тай! Уважаемый Господин Се! Посмотрите на плоды наших трудов! — в дверь чайной комнаты вплывает госпожа Вэйлин, она одета в белое шелковое ханьфу с изображением весенних цветов, плывущих по реке вниз. Ее высокая прическа украшена длинными золотыми шпильками с подвесками в виде цветков лотоса. Она склоняет голову, убедившись, что все смотрят на нее и отходит в сторону, пропуская вперед стоящего за ней юношу в неприметной темно-синей рубашке.
Это не ханьфу с широкими рукавами, в котором неудобно совершать даже простейшие действия и приходится либо придерживать рукав другой рукой, либо подвязывать рукава, это обычная синяя рубаха, такую носят солдаты под доспехами. Предплечья юноши были стянуты кожаными наручами, на поясе висел кривой меч дао с наклонной рукоятью. На ногах — темно синие же штаны, лодыжки охвачены кожаными обмотками, защищая голень. Выглядел парнишка совсем как обычный охранник или телохранитель из торгового каравана, вот только…
— Лицо у него уж больно красивое. Кожа гладкая. — говорит Сяо Тай: — и выражение лица какое-то…
— Госпожа Седьмая забыла сама себя в юности, — отзывается Вэйлин и в ее тоне сквозит легкая насмешка: — именно так и выглядят юность — с горящими глазами и наивностью в каждом взгляде. Неважно, юноша или девушка, но те, кто впервые вышли в большой мир выглядят так. Кроме того, на улицах немало красивых юношей. И среди стражников или охранников тоже можно встретить такого. Ну и… я могла, конечно, нарисовать ей шрам или загримировать лицо, но впереди у вас долгое путешествие, грим сотрется. Пусть лучше так.
— Не дам я на себе шрамы рисовать. — отзывается юная Сакура Номоки, уперев руки в бока: — я воительница. Не пристало мне клоуном быть. Шрамы сами собой появятся.
— К сожалению юная Сакура права. — вздыхает Гуань Се: — годы странствий и сражений обязательно оставят на лице свой след.
— На лице Второго Брата годы странствий и сражений не оставили никакого следа. — мягко возражает Вэйлин: — ваша кожа гладкая как у младенца, и вы выглядите чрезвычайно молодо для вашего возраста.
— Поэтому у меня и борода толком не растет. — ворчит Гуань Се: — не то, что у Чжан Хэя, которому даже стараться не надо, все лицо в бороде…
— И еще. — говорит Сакура, переодетая в мужское платье: — что за имя такое — Гвансон? Странное имя.
— Такой человек уже был, он тоже был наемником, так что, если кто слышал о нем — так не удивится. Ты просто займешь его место. Не будет такого, что из ниоткуда появится молодой мечник, а некая Сакура Номоки исчезнет. Он тоже не здешний, так что семьи у него здесь нет. Ну, а если появятся друзья, то что-нибудь придумаем. — прищуривается Сяо Тай: — например, что напился в храме Пресвятой Гуаньин и вышел помочиться в сад, сорвал с него несколько плодов и съел, а эти плоды оказались теми самыми Персиками Бессмертия, которые вызревают раз в десять тысяч лет и были предназначены для настоятеля монастыря. В качестве побочного эффекта — омолодился. Вот.
— Боюсь, что этого будет маловато. — сцепил пальцы рук Гуань Се, критическим взглядом окидывая переодетую Сакуру: — ее надо будет научить манерам и…
— Каким еще в жопу манерам? Идите в пень со своими манерами! — отзывается Сакура, садясь на подушку, нет, на садясь, а рухнув и тут же сложив руки на груди в знак протеста и даже чуть отвернувшись в сторону: — я мечник! Мечница! Один старый пень уже достал меня своими уроками. Я с вами только потому, что старикан приказал. Не собираюсь я у вас на поводке плясать! — она решительно наливает себе вина в чашу и тут же — опрокидывает ее, утирается рукавом и наливает себе еще.
— Вот про это я и говорил. — качает головой Гуань Се: — манеры…
— И я говорила про это же. — улыбается Сяо Тай: — ее и учить ничему не нужно. Вылитый Гвансон. Только он еще и бабник был жуткий. Эй, Сакура, а тебе Вэйлин нравится?
— Отвалите. — огрызнулась та, приканчивая вторую чашу вина: — никто мне не нравится.
— Побочный эффект Персика Бессмертия, — вздыхает Сяо Тай: — полное угнетение либидо. Не думаю, что такой товар будет пользоваться популярностью на рынке. Впрочем, если где достанем ящик-другой, тут главное про побочные эффекты очень мелким шрифтом на упаковке писать. Никто все равно не читает что написано.
— Думаю, что я могу над этим… поработать. — улыбнулась Вэйлин и уселась рядом с Сакурой, аккуратным движением, убрав подол платья и подоткнув его под колени. Интересно, подумала Сяо Тай, вроде мелочь, но нет мелочей на свете — эта мятежная Сакура, типичный подросток, трудный возраст но старается вести себя как будто все уже повидала и словно давно уже взрослая. Так вот, она — словно бы упала на подушки, просто уселась с размаху, раз и сидит, сложив ноги по-турецки и вина себе наливает. А госпожа Вэйлин — опустилась вниз так, словно водопад волос с обнаженного девичьего плеча — мягко, одним движением, но не торопясь.
Она тут же подняла кувшин с вином и наполнила еще одну чашу. Сакура взглянула на нее подозрительно.
— Это вино из Южных провинций, где ягоды зреют под жарким солнцем, а два предыдущих года были на редкость урожайны. — говорит Вэйлин и ее голос струится словно ручей с холодной водой в жаркий полдень: — оно имеет особый вкус. А послевкусие, которое оно оставляет на языке и в гортани… чувствуете, юный Гвансон? Это аромат цветочного луга, легкое сожаление о неизбежности прихода осени и славная смерть на поле битвы. Такому как вы, настоящему воину должен быть близок этот вкус…
— Что? Ну… — Сакура отпивает вина из своей чаши, но на этот раз не проглатывает его одним разом, опивает немного, пытается распробовать вкус, катая его по языку и закрыв глаза. Глядя на нее Сяо Тай только головой, качает. Нельзя недооценивать женщин, думает она, вот если бы Вэйлин просто сказала бы ей что это вино кучу денег стоит, а она просто хлещет его чашами и этой Сакуре вообще без разницы что дешевой пойло, что дороге вино — так Сакура взбунтовалась бы. Назло Вэйлин напилась бы в зюзю, да еще и подралась с кем-нибудь. У нее сегодня стресс, она со своим любимым сенсеем рассталась, пусть и на время, но все же. Отшельник Шибуки ее в узде держал, а тут вино… много вина. Ну и расстроенные чувства.
Однако Вэйлин всего несколькими словами указала Сакуре на то, что она теперь — Гвансон Пак, мечник-наемник, что вино это очень дорогое и изысканное и что нужно распробовать его, насладится вкусом, а еще вести себя прилично. И это все словами, как будто не относящимися к текущей ситуации! Но самое удивительное — Сакура ее послушалась!
— Поистине, правы те, кто говорит, что таланты Трех Богинь «Персикового Сада» выше неба и шире моря… — бормочет Сяо Тай себе под нос, глядя как Сакура-Гвансон пытается распознать оттенки вкуса в «Южном Терпком».
— Госпожа Вэйлин страшная. — кивает Гуань Се, который успевает подмечать скрытые течения в общем разговоре: — но лично я больше боюсь Госпожи Бэйхуа. Боюсь и в то же время влюблен в нее. Как же… а, вот! На пламя свечи летит мотылек, но этот полет, увы недалек. Сладка и мучительна смерть от любви, но этот огонь в своем сердце храни.
— Я передам Госпоже Бйэхуа, что Второй Брат начал сочинять стихи в ее честь. — выпрямляется Вэйлин: — хотя меня гложет зависть. Второму Брату нравится только Госпожа Бэйхуа? Ну да, она же у нас умница. А я не такая… увы мне.
— Дался тебе этот старый пень. — похлопывает ее по плечу Сакура: — зато ты мне нравишься. Сейчас с Седьмой… ик! С Седьмой Сестрой сходим до Ланьина, я тебе оттуда ожерелье принесу. Коралловое.
— Боже мой. — всплескивает руками госпожа Вэйлин: — эта недостойная может привлечь внимание такого благородного господина? Вам понравилось вино? У нас есть сладости, вот. И да, вкус этого вина полностью раскрывается, если его нагреть. Позвольте мне… — ее ловкие руки засновали над столиком, разводя огонь в легкой переносной жаровне с металлическими драконами на боку.
— Интересная у тебя будет попутчица, Седьмая. — говорит Гуань Се: — уверена?
— Уверена. Лилин пусть с тобой идет, ей еще трактир строить и пристань на реке, так сказать торговый аванпост основать. А эти двое со мной пока. За Джиао глаз да глаз нужен, да и Сакура тоже… не самая управляемая. Если бы не… — она вздыхает. Отшельник все же решился. Но попросил на время приютить Сакуру — от греха подальше. Сакуре же сказал, что наследница Фениксов, сестрица Джиао — нуждается в защите. Так что теперь, когда Второй Брат и Лиллин отбудут на Гору, их компания будет выглядеть как две девицы под защитой телохранителя. Что, намного более правдоподобно, чем три девицы, путешествующие вместе. И вопросов меньше вызовет.
— Понимаю. — говорит Гуань Се: — ну что, заканчиваем игру?
— Погоди. Так, где ты тут меня выиграл, покажи мне, как это у тебя получилось? — склоняется над доской Сяо Тай.
— А я и не выиграл. — признается Гуань Се: — играть надоело. У тебя ум быстрый и последовательный, но просчитать вперед на тридцать ходов никто не может. Я… предположил. Го это тебе не шахматы, тут мат в два хода не поставишь.
—?!. Второй Брат, ты обманщик!