Дверь ванной слегка качнулась, как я и полагал, Амали спряталась за ней. Она медленно вышла из ванной, не поднимая головы, не смея смотреть и говорить, не смея лишний раз шелохнуться.
Я был зол, очень зол, пламенный шар начал обжигать руки, но я бы не смог бросить его в Амали. Вода и лёд, чертыхнувшись, я потушил его. Шар зашипел, окутав комнату чёрным дымом и запахом гари.
А Амали так и осталась стоять с опущенной головой, крупными каплями стекали слёзы, падали на платье, оставляя мокрые следы. Выглядела она испуганно и подавленно, но меня этим больше не проймёшь.
Я порывисто зашагал к двери, закрыл её на ключ, всё это время не сводя взгляд с Амали. Но она не пыталась напасть или бежать, а просто стояла, опустив голову и беззвучно роняя слёзы на платье цвета алого заката.
— Можешь больше не разыгрывать это представление, — зло сказал я. – Зачем ты сюда пришла? Ты знала, что Зунар мне хочет что-то рассказать. Тебя подослал орден?
Послышалось тихое, едва слышимое:
— Да.
– Ты ведь понимаешь, что то, что ты только что услышала, не оставляет мне выбора, мне придётся тебя убить.
Ещё тише:
— Да, — она подняла на меня полные слёз глаза.
Нет уж, Амали, и этим ты меня больше не проймёшь.
— Прекрати это, теперь можешь не изображать жертву, – приказал я, но Амали казалось, и не слышит меня, отрешённый, затуманенный горем взгляд. Хороша актриса.
– Ты тёмный ракта, – обессиленным голосом сказала она. — Я ведь знала, догадывалась, что ты не Азиз. Какая же я дура!
Она рухнула на колени, уткнулась лицом в ладони. Неужели это всё что её сейчас волнует? Честно говоря, я растерялся. Потому что она вела себя совершенно не так, как я ожидал. А теперь ещё это.
– Почему Зунар тебе доверяет? — Амали взглянула на меня. — Ты как-то одурачил его? Настроил против императора? Я не понимаю...
Она потерянно закачала головой, подалась назад, усевшись на пол и обхватив колени.
Что теперь она изображает? Шок? Или всё же не изображает?
Я выругался. Потом ещё раз. Чёртовы Накта Гулаад! Я не знал, что делать. Вся эта ситуация окончательно выбила меня из колеи. И убить Амали я не мог, потому она сидела на полу, рыдала, вся такая беззащитная и убитая горем. И даже если бы нет, всё равно не смог бы, потому что я к ней что-то испытывал. Что-то большее, чем простое влечение или симпатия.
-- Ты ничего не знаешь, всё не так, – я присел возле неё на корточки. – Я пытаюсь помочь. Да, я не Азиз, но я и не тот, кто желает приблизить Судный день. Напротив, я пытаюсь вернуть тёмных ракта обратно. Теперь это и мой мир.
Амали подняла глаза, серьёзно сказала:
– Я знаю, верю. Я ведь слышала ваш разговор. Сёстры. Твои родные сёстры? Ты пытаешься забрать их из своего мира.
Я вздохнул устало, кивнул.
– А император? – продолжала размышлять вслух Амали, – Зунар сказал что-то странное...
Вот, а теперь мне казалось, что она давит на жалость, и снова пытается выведать то остальное, что не поняла, и Зунар не успел сказать.
– Нет, прекрати, я не собираюсь играть в твои игры и отвечать на вопросы. Ты пришла в мою комнату, разыграла комедию, а теперь пытаешься выведать оставшуюся информацию для своего ордена?
Амали молчала. В ее взгляде появился укор:
– Почему не убиваешь меня? Сам ведь сказал, что придётся, так почему медлишь?
Я молчал.
– Мне без разницы, кто меня убьёт, ты, Зунар или орден, – она смотрела с вызовом, потом как-то сникла: – Но лучше это сделаешь ты и сейчас. Не стоит продлевать мои муки.
Я не хотел её убивать, не мог. Умом понимал, что оставить её в живых, обречь нас всех на смерть, и всё же это было выше меня. И Амали это увидела. Она поднялась с пола, поправила длинное платье, усмехнулась.
– Не знаешь, что делать со мной?
Я снова не ответил.
– И я не знаю, что теперь делать, – она горько усмехнулась.
– Если ты не расскажешь ордену...
– Если не расскажу, значит, предам, а значит, меня ждёт смерть. Мать-настоятельница может засомневаться во мне и проверить. Они уже подозревали, а если я солгу, наверняка это сделают. В ордене есть Повелитель Разума, ей понадобится пара секунд, чтоб вытащить из моей головы эту информацию. Да и не могу я не рассказать, понимаешь?
Она постучала пальцем по голове, но я понял, на что она намекает. Гипноз. Они запрограммированы подчиняться ордену.
Я мрачно молчал, а Амали продолжала рассуждать:
– Если убьёшь меня, они это тоже увидят, а значит, усилят за вами слежку в два раза и, в конце концов, узнают всё. Если орден за кого-то берётся всерьёз, он обречён. Возможно, они уже все знают. Сомневаюсь, что только мне поручили выведать эту информацию.
– Ты так говоришь, словно нет никакого выхода, но он есть всегда.
– Чтоб спасти нас всех? Сомневаюсь, – усмехнулась она, села на кровать и обречённо уставилась перед собой.
Я сел рядом. Лжет она или нет? Играет или искренне хочет спасти нас? Я не мог ей доверять. Наверняка, я бы на её месте и не так выкручивался, лишь бы спасти свою шкуру.
– Я знаю, как можно это исправить и спасти всех нас, – сказал я, – Мы можем обратиться к Стирателю. Этот день сотрут из твоей памяти.
Амали закачала головой:
– Повелитель Разума сразу увидит вмешательство Стирателя и это вызовет не меньше подозрений. К тому же, отправляя меня на это задание, мать-настоятельница наверняка подключила к делу провидцев. Они видят вариации моего будущего, видят действия. А значит, увидят, все наши действия, и Стирателя тоже увидят. Да и...
Амали тяжело посмотрела на меня, набрала в грудь побольше воздуха:
– Ничего нельзя изменить. Орден не обыграть. Если они взялись за Рамов и Халов, если что-то подозревают, уже не отстанут. Зунар и Яран затеяли очень опасную игру, Азиз. Но знаешь, я надеюсь, что у них получится, что они разрушат это зловонное болото и орден утонет вместе со старой Империей.
Амали говорила об этом с такой злобой и остервенением, что мне стало не по себе. Такой сердитой я видел её впервые.
Значит, она не играет. Сейчас она искренняя как никогда. Если бы не желала спасти нас, наверняка воспользовалась возможностью обратиться к Стирателю, чтоб спастись самой. Но она не воспользовалась.
– Провидцы могут увидеть этот наш разговор? – спросил я. У меня появилось сразу несколько идей, как можно исправить ситуацию.
– Нет, наверняка нет, – мотнула головой Амали. – Провидцы видят только образы, события, вариации будущего. В ордене нет настолько сильных провидцев. Если они и увидят какой-то момент, вряд ли поймут, что происходит. Но, они могут увидеть, например, как я пряталась за дверью, подслушивая ваш разговор, а после ты злился, я плакала. Из этих моментов можно сделать определённые выводы.
Я махнул рукой:
– Нет, это пустяки, это можно как-то обосновать.
Амали кивнула, загадочно улыбнулась:
– Наверное, можно и решить, что у нас любовная ссора.
Я не придал значения этой реплике.
– Ты должна исчезнуть, – серьёзно сказал я. – Бежать, спрятаться, изменить внешность. У вас нет установок на запрет побега?
– Нет. Иногда побег необходим и орден это понимает. Но меня всё равно найдут. Провидцы... – зябко повела плечом Амали и задумалась, так и недоговорив.
– Провидцы, – фыркнул я, – Ты ведь тамас, нам нужен амулет Авара. Тебя не увидит ни один провидец. Знаешь, где его можно раздобыть?
Амали возбуждённо подалась вперёд, подхватив идею.
– Рейджи, она уже во дворце. У неё есть такой амулет, я знаю, где она его прячет. Наверняка Зунар позовёт её сегодня в свои покои, – она залихватски усмехнулась, – а я попробую его украсть.
– А где ты укроешься, как сбежишь? Это нужно продумать.
– Я обменяю мои клановые ратаны на хариты помельче, я немало накопила, пока была судшантой Зунара. И тогда я смогу укрыться где угодно, и ... – она запнулась, похлопала себя по затылку, – мне нужно вывести метку ордена. Только вот тех, кто не докладывает ордену о своде метки очень мало. Хотя, я знаю, что делать и к кому можно обратиться.
Амали вскочила на ноги и принялась ходить по комнате, воодушевлённо рассуждая вслух:
– И мне нужно делать всё очень быстро. Как только заметят мою пропажу, меня начнут искать. Я убегу завтра, во время свадебной суеты. Единственное, мне нужна мотивация, легенда для ордена, чтоб оправдать свой побег. Зачем я похитила амулет и сбежала? Нужно придумать что-то очень убедительное, чтоб снять подозрения с меня, с вас, а главное – с тебя.
– Есть идеи? – задумавшись, спросил я.
– Есть, – Амали лукаво улыбнулась, сверкнула глазами, потом резко замерла и, со всей серьёзностью посмотрев на меня, начала медленно раздеваться.
– Измена пати отличный повод сбежать, – невозмутимым тоном сообщила она, медленно стягивая платье. – Всё будет выглядеть более чем правдоподобно. Провидец увидит, что я пришла к тебе, пыталась соблазнить, потом увидит, как я подслушиваю, затем ссора, где ты мне угрожал, можно расценивать как угодно. А затем они увидят нас в постели... Это вполне обыденно – судшанта изменяет своему пати и бросается в бега, дабы избежать кары хозяина и ордена. Этот план идеален, я найду в ОРМ Стирателя и сотру этот день, забуду о том, что ты тёмный ракта, забуду о плане Рамов и Халов, оставлю только эту ночь. И до конца своих дней буду считать, что я сбежала из-за измены Зунару.
Платье цвета алого заката скользнуло с бёдер, и с лёгким шорохом упало на пол. Она осталась в одном нижнем белье, её пышная грудь возбуждённо вздымалась в тесном лифе, а глаза так и блестели, призывающе, соблазняюще.
– Нет нет нет! – рассмеялся я, вскакивая с кровати и уходя подальше от Амали. – Это чересчур, нужно придумать что-то другое. Как бы там ни было, но ты для меня всегда будешь наложницей Зунара, человека, который мне не единожды помог. Благодаря которому у меня есть деньги, знатное происхождение, имя! Нет, Амали. Мне не позволяет совесть его предать. А спать с тобой – это предательство.
Амали усмехнулась, и будто бы не слыша меня, продолжила раздеваться, демонстративно расстегнула лиф, сняла, и бросила на пол.
– Так знай, – сказала она, – что это не предательство. Зунар никогда меня не любил, а в последнее время и вовсе потерял интерес как к женщине. И с того момента, как я решила бежать, я больше не принадлежу Зунару Халу. Теперь я падшая беглянка, меня отдадут в бордель или убьют, если найдут. И Зунару будет плевать на меня, я уверена в этом. К тому же я знаю про родовое проклятие, вскоре Зунар умрёт, а меня отправят в бордель. Худшей участи не придумать. Знаешь, какой спрос на бывших судшант главы клана? – Амали горько усмехнулась.
Она говорила очень убедительно, и к тому же вид её голого тела не давал полноценно соображать. Амали двумя пальчиками стянула трусики, красивое тело соблазнительно изогнулось, сводя меня с ума. И всякие разумные доводы попросту утонули, так и не успев вразумить меня.
– Нам нужно спастись, – сказала Амали, медленно приближаясь, – разве можно придумать более приятный способ спасения?
Она прижалась ко мне, вызывая волну желания по всему телу. Последние сомнения, робко заворочавшееся где-то на периферии сознания. А затем, яркая вспышка желания послала разум к чёртовой матери.
Амали нежно прижалась ко мне мягкими сладкими губами. Из неуверенных и нежных, поцелуи стали настойчивее и жарче. Ее руки, раздевающие меня, мои руки – требовательней и настойчивее. Впопыхах она раздела меня, а после мы упали на кровать.
Всё происходящее казалось сплошным наваждением. Её красивое тело, где-то мягкое и нежное как зефир, где-то упругое и шелковистое под моими пальцами. Её запах, дурманящий, окутывающий облаком. Кончики длинных волос, щекочущие мои бёдра, когда она сверху изгибалась, вскидывая голову в апогее страсти. Её тонкие холодны пальчики, которые держали меня крепко, когда сверху был я.
Мы путались в простынях, скидывали подушки, сгорая от страсти, не замечая ничего вокруг. Мы не могли насытиться друг другом так, словно занимались любовью в последний раз. Опять и опять мы начинали заново после небольших передышек. Стоило Амали только отдышаться, как её рука снова требовательно опускалась ниже, а губы и язык быстро будили во мне новое желание.
Утомлённые вконец, когда сил не осталось совсем ни на что, когда не хотелось даже шевелиться, мы просто лежали, разговаривали. Амали расспрашивала меня про мой мир. Сначала я отвечал неохотно, но затем, увидел, что он не пытается ничего выведать. Всё что она спрашивала, было чистой воды любопытством. Я рассказал ей про сестёр, про то, что пытаюсь их спасти. Рассказал про спецслужбы, про проблемы с проходом. Амали слушала, не перебивала, лишь изредка задавала вопросы. Мне было легко и просто говорить с ней. Где-то мне этого не хватало. Просто высказаться, просто поделиться проблемами с тем, кому я могу не лгать и доверять.
Голова Амали покоилась на моей груди, какое-то время мы просто лежали и молчали. За окном ярко сияли Чандра и Фатта, мягко освещая тёмную комнату.
– Жаль, что всё так, – грустно сказала Амали. – Если бы я не была судшантой Зунара, если бы не была Накта... Если бы я была другой. Я бы могла присматривать за твоими сёстрами, пока ты на учёбе, могла бы научить их всему, ждала бы тебя, – она грустно вздохнула. – Жаль...
– Жаль, – повторил я, пожалев обо всём этом так же искренне, как и она.
Мне действительно хотелось того, о чём она говорила. Приезжать в поместье Игал, где она бы ждала меня с сёстрами и моим сыном. Мне бы не пришлось ей лгать, она бы знала кто я такой. И в отличие от Айрисы не променяла бы семью на войну и карьеру. Амали другая. Вот только всё это невозможно.
– Куда ты отправишься? – спросил я.
– Сначала в ОРМ, а после... Не знаю, дальше будет видно. Но в Империи мне в ближайшее время нельзя показываться. В ближайшие годы. А может, у вас всё получится, Накта Гулаад сгинет, Империя станет другой, и я вернусь.
Я поцеловал её в макушку, мне не хотелось её отпускать. Очень не хотелось.
– Возможно, когда-нибудь всё изменится, и я найду тебя, – сказал я.
Амали подняла глаза, грустные и влажные, она слабо улыбнулась.
– А я буду ждать.
Наверное, мы говорили банальные вещи, и каждый из нас понимал, что это невозможно. Амали придётся бежать: к презренным или в ОРМ. При любом исходе, и если ей удастся бежать, и если Накта Гулаад её поймают, скорее всего, я больше никогда ее не увижу.
После мы не произнесли ни слова, просто лежали, обнявшись, и каждый думал о своём.
Теперь к тем проблемам добавилась ещё одна – Накта Гулаад. И сопоставив то, о чём сказал Зунар, о том, что Гиргит и Сорахашер собираются идти войной на Империю, понял, что у нас появился ещё один враг. Коварный, хитрый враг, от которого можно ожидать всего что угодно.
Мы так и уснули, обнимаясь. Сквозь сон я чувствовал, как она выскользнула, оделась, поцеловала меня в щеку на прощание и тихо ушла.