Старуха

Глава 7

В субботу Николай Дмитриевич и Вера после обеда удобно устроились в кабинете профессора, и сразу же немолодой химик едва удержался от смеха: уж больно эта похожая на школьницу девушка забавно разговор начала. Точнее, очень «важно»:

– Николай Дмитриевич, мы с вами давно уже не дети, поэтому и разговаривать будем серьезно. Я тут, как и обещала, принесла описание синтеза полиакрилата калия, вот, посмотрите, всего двадцать одна стадия, все довольно просто…

Но спустя минуту Зелинскому стало не до смеха:

– Вера, это тут что такое? Вы… вы на самом деле…

– Я вообще-то знала, что промежуточные вещества не очень полезны для живых организмов, просто тогда не знала, насколько они не полезны. Но все равно синтез я приводила, когда в здании вообще никого не было, да и Ивану оставила инструкцию по обеззараживанию помещений в случае чего…

– Но ведь вы сами…

– Могла. Но я уже пожила на свете достаточно, мне помирать уже не особо и страшно… не хочется, конечно, ведь еще столько интересного натворить можно! Но в нашей науке всегда нужно предусматривать и худший результат… исключительно для того, чтобы его все же избежать. Я вот избежала.

– А вы не думаете, что можно синтез провести как-то иначе?

– Я не думаю. То есть я знаю, и знаю пять других способов синтеза полимера. Вот, посмотрите, я их тоже описала. Первый, вот этот – он выглядит наиболее естественным, что ли, да и самым дешевым – однако на практике его применять нельзя.

– Это почему? Все выглядит очень даже неплохо.

– Выглядит – да, неплохо. Однако химия – наука вероятностная…

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что в результате реакции очень не всегда получается то, что хотелось. Возьмем простейший пример: два моля водорода сжигаем в моле кислорода. И что мы получаем?

– Воду конечно.

– Ответ неверный, а если этот водород сжигать не в чистом кислороде, а просто в воздухе, то картина становится еще более грустной. Аесли взять – да хоть с точностью до молекулы – эквимолярные количества кислорода и водорода, а затем произвести анализ того, что получилось в результате, то мы найдем там и непрореагировавший водород, и перекись водорода, и даже озон. А если жечь водород в воздухе, то тут и цианиды из-за углекислого газа, и закись с перекисью азота, и даже метан там обнаружить можно. Мало, конечно, в следовых количествах – но можно.

– А при чем…

– Так вот, в простейшем варианте синтеза целевого вещества получится, я думаю, процентов десять, и выделить из кучи всякой дряни нужный нам акрил будет очень непросто и очень накладно. Еще два варианта выглядят получше с точки зрения выхода продукта, но и двадцать процентов примесей – это очень много. А четвертый – там на промежуточных стадиях такая ядреная химия получается, что при аварии половина Москвы станет непригодной для жизни. Утрирую, конечно… но главное даже не в этом, а в том, что полимеризации будут подвергнуты и очень не нужные нам радикалы. Ненужные потому, что они при разложении в естественных условиях дадут такой набор сильно неполезных продуктов… вот, посмотрите: при такой реакции деструкции полимера получится вот такая замечательная гадость, почти гарантированно приводящая организм, в который она попадет, к заболевания раком.

– Я на этот счет ничего сказать не могу…

– Поэтому я говорю: приведет. И поэтому же единственный относительно безопасный способ синтеза полимера и получается такой… извилистый. Зато на выходе мы имеем больше девяноста процентов нужного вещества и, что важно, отходы в виде газов, из реактора легко удаляемых и еще проще нейтрализуемых.

– Не берусь оспорить этот тезис.

– И правильно делаете.

– Но раз уж вы так уверены, то надо готовить производство полимера по, как вы сказали, извилистой технологии. И, имея в виду то, что вы говорили про применение полимера в сельском хозяйстве, как можно скорее.

– И снова нет. Вы сами посмотрите: вот на седьмой стадии у нас прет такая бяка… я-то синтез в стекле вела, причем, честно скажу, даже в университетской лаборатории с трудом подходящую посуду нашла. И что? Получила около пятидесяти грамм продукта за полтора суток. Так что тут не стекло нужно, а могучие реакторы – однако эта бяка спокойно сожрет и простую сталь, и нержавеющую.

– Нужна позолота?

– Нет, золото слишком мягкое, вдобавок цианиды… реактор нужно платиной покрывать, причем слоем толщиной в палец. Или придумывать что-то другое, и я даже знаю что – но об этом чуть позже, а сейчас настало время поговорить по каучук.

– Я посмотрел реакции, которые вы расписали…

– А я сделала немножко бутана: в газовой трубе-то у нас именно светильный газ течет. Правда я не промышленный реактор сделала, а игрушечный, у меня выход по бутану получился процентов десять всего. Зато бутадиен получился прекрасный, и полимеризовался он замечательно. Вот, потрогайте кусочек синтезированного из угля каучука. Он, конечно, маленький – зато первый.

– Ну-ка – ну-ка… и когда вы его синтезировать-то успели?

– Это недолго… я просто у физиков насос… позаимствовала.

– И они так спокойно вам насос отдали? – очень удивился Николай Дмитриевич.

– Воспользовалась административным ресурсом: дала юным комсомольцам первое комсомольское поручение. Простое: спереть на кафедре насос и принести его мне.

– Ну зачем же обязательно спереть? Можно ведь и просто договориться.

– Нельзя. Там же попутно, хотя и в небольших количествах, получается пентакарбонил железа… в общем, я не очень уверена в том, что насос можно легко починить.

– То есть на этот кусочек каучука вы истратили насос высокого давления?

– Надо было быстро работу провести, а если всерьез, в промышленных масштабах процессы проводить, то ничего не испортится: если труба обратной циркуляции будет хотя бы пару метров длиной, то пентакарбинил еще в этой трубе и разложится. И потом: я же сказала, что не уверена, что починить его будет легко – но сейчас другие комсомольцы выполняют другое комсомольское поручение и, я надеюсь, на следующей неделе они насос к жизни вернут. А если он физикам за эту неделю не потребуется, то они об этом ничего и не узнают…

– Да, вредная старуха, с вами не соскучишься… А от меня вы чего хотите? Чтобы я написал, что вы выполнили работы, заслуживающие как минимум присвоения вам звания кандидата наук?

– Со званиями мы погодим. А вот если вы напишите, что разработанная в университете технология даст огромный эффект в народном хозяйстве и сэкономит миллионы денег, то это будет крайне полезно. Только меня в заключении не упоминайте.

– Почему? И какая вам от этого польза будет?

– Потому что никто не поверит, что первокурсница такое придумать смогла, но это и неважно. Важно, что если вы первокурсницу упомянете, то эффект будет совсем не тот, как если вы напишите «разработана в университете». Так-то звучит солиднее – для тех товарищей, к которым я с вашим заключением пойду. А польза будет как раз для университета.

– Пожалуй, вы правы… Старуха, как пить дать старуха. Нынче же заключение напишу и вам отдам. Или еще кому-то надо?

– Мне как раз лучше всего.

– Сделаю. А вы мне ответьте на парочку вопросов: какие тут использовались катализаторы? Я имею в виду и для бутадиена… для получения бутана.

– Ничего сложного, окись хрома на наждаке: здесь окись алюминия не реактоспособна, а просто пассивный носитель – это для бутадиена. А для бутана – там чистый кобальт на том же носителе, слой в долю микрона – зато активная поверхность в двухсантиметровой трубе уже получилась порядка двадцати квадратных метров.

– Да? А как вы наносили такой слой?

– Я же сказала: разговор будет серьезный. Это – действительно государственный секрет: вещество-то запатентовать нельзя, а технологию… ее патентуй-не патентуй, а буржуи все равно сопрут.

– Ну тут уже вы ошиблись: все же вещества, которые в природе не существуют, патентованию подлежат. Сами вещества, а не…

– Николай Дмитриевич, вы не ошибаетесь? Что, на самом деле можно запатентовать просто вещество?

– Нет, деточка, я не ошибаюсь…

– Так, тогда бросайте все и бегите а патентную контору. И патентуйте там дихлордифторметан! Я сейчас структурную формулу нарисую… вот, очень простая штука выходит. И настаивайте, чтобы и за границей его запатентовали, особенно в Америке!

– Это-то сделать можно, но зачем?

– Вы как холодильники устроены знаете? С компрессором?

– В общих чертах. Там аммиак…

– А вот эта гадость для таких холодильников лучше аммиака: ее проще давлением в жидкость превратить и испаряется она куда как шибче, то есть и холодит быстрее. Не так, конечно, сильно – но абсолютно безопасно: вещество практически ни с чем не реагирует, не ядовито совершенно… а еще им там в патентном бюро сразу скажите: если тем же американцам патент продадут меньше чем за миллион долларов, то продавца нужно будет расстрелять за нанесение огромного экономического ущерба нашей стране.

– Интересная структура… а как ее получить?

– Потом расскажу. Просто ее получить, куда как проще чем акрил и даже чем бутадиен. И опять – из угля. Еще из соли и, наверное, плавикового шпата… Ну чего сидите-то? Патентное бюро небось скоро закроется, а ждать до понедельника… есть подозрение, что если мы будем сидеть на попе ровно и в носу ковыряться сопли по столу размазывая, то американцы могут успеть раньше нас. И да, я название веществу придумала, его тоже пусть запатентуют…

Николай Дмитриевич так и не понял, почему он девочку послушался – но сделал все, о чем она его просила. Даже не так, сделал все, что она велела – но об использованных катализаторах она так ничего и не сказала. А спросить снова – профессор искал ее по аудиториям и лабораториям всю следующую неделю, но успеха в этом начинании не достиг: на учебу она просто не приходила.

А не приходила Вера учиться по очень серьезной причине: она как раз занималась «извлечением пользы для университета». С утра в понедельник она заявилась в партком, побеседовала с секретарем парторганизации университета – а затем на срочно собранном заседании уже комитета комсомола повторила сказанное в несколько «более расширенном формате»:

– Я целиком резолюцию профессора Зелинского зачитывать не буду, если кому интересно, то потом почитаете. А если вкратце, то у него на кафедре сделано серьезное такое открытие – но в промышленность мы его передавать не можем. Потому что десять грамм продукта – это вообще ничто, а по условиям конкурса нужно предоставить пару сотен килограммов. Но у нас нет нужного оборудования, и взять его негде. Да и заказать на стороне не выйдет: нет таких заводов, которые это сделать смогут.

– Старуха, ты так все здорово рассказываешь: мы сделали великое открытие, но оно никакой пользы не принесет. И что?

– И то. Вот, у меня есть, между прочим, список тех, кто это сделать на самом деле может. У нас же университет, и в нем учится довольно много студентов, у которых руки не из задницы растут. Например… сейчас, секундочку… вот, у нас только на физико-математическом рабочих-металлистов учится семьдесят два человека, причем – судя по тому, что им направления в университет выписали – работать они умели неплохо. Два потомственных часовщика… есть стекольщики, профессиональных каменщиков под сотню, даже печников пятеро.

– И что?

– Снова повторю: и то. Пусть мне комитет комсомола выпишет направление к товарищу Луначарскому, я ему лично все это расскажу, а еще расскажу, что возле заброшенного газового заводика в Лианозово простаивает большой такой пустырь. Газовый заводик мы – силами студентов, но за деньги наркомата – отремонтируем, рядом выстроим другие нужные нам помещения, и летом наладим для страны производство этого синтетического каучука, и делать его будем по две сотки килограммов… для разнообразия по две сотни в час. Государство заводику за каучук денежек отсыплет, мы на эти денежки общежитие отремонтируем… или даже новое построим, наладим централизованное снабжение студентов продуктами питания. Но даже не это главное…

– А что тогда главное? Нам просто интересно, что ты на самом-то деле предлагаешь.

– Что я предлагаю… сейчас мы только на кафедре профессора Зелинского много чего придумали – но придумали только на бумаге. Потому что химия – она здоровья не всегда прибавляет, и некоторые опыты проводить в центре Москвы категорически не рекомендуется. А там, в Лианозово, мы выстроим такую «удаленную лабораторию» – а же сказала, что вокруг пустырь огромный? И там мы получим возможность химичить от души: если кто и помрет, то только студент нерадивый, технику безопасности не соблюдавший – но так ему, дураку, и надо. Правда комсомол отдельно проследит, чтобы дураки в эту лабораторию не попали… я серьезно: есть довольно много химикатов, которые пользу могут принести огромную – но здесь с ними не то что работать, их даже хранить в этом здании нельзя!

– Почему? – удивился кто-то из комсомольцев.

– Потому что я живу тут неподалеку, и искренне считаю, что помирать мне рановато.

– А я, пожалуй, поддержу товарища Старуху, – хмыкнул секретарь парторганизации. – Пусть она к Луначарскому сходит: вреда нам от этого точно никакого не будет, а она так глазками полупает – и университету, возможно, что-то и перепадет.

– А я против, чтобы она в наркомат шла, – высказался секретарь комитета комсомола. – Ну придет она туда, ее спросят: девочка, ты кто? И ответит она что? Правильно: я, мол, член комитета комсомола – и куда ее такую пошлют?

– А ты верно говоришь, – заметил парторг, – но это дело поправимо. Вот прямо сейчас возьмем и выберем ее секретарем комитета комсомола…

– А я против! – взвилась вера. – Секретарь у нас освобожденный, а я учиться хочу!

– А мы тебя выберем неосвобожденным секретарем, вторым или – ведь второй у нас есть и тоже освобожденный – третьим. Будешь у нас третий секретарь по… научно-технической работе, и делать будешь что и раньше делала. А в наркомате тебя спросят – честно ответишь, что ты секретарь комитета комсомола Первого МГУ. Мне почему-то кажется, что там никто не станет уточнять, какой ты по счету секретарь… А как дело сделаешь – освободим тебя, по собственному желанию. Итак, кто за то, чтобы Старуху избрать секретарем комитета комсомола? Единогласно… Так, Старуха, вечером зайди в комитет, мы тебе мандат на переговоры с наркомом выпишем, только ты это…

– Что?

– Напомни, как тебя на самом-то деле зовут? А то, думаю, все уже и забыли как такая юная и шустрая Старуха в бумагах писаться должна…

Вера Андреевна о товарище Луначарском знала достаточно чтобы ни на секунду не сомневаться в полной бесполезности визита к нему даже секретаря комитета комсомола университета. Но ей, откровенно говоря, сам Луначарский был вообще неинтересен: в любом случае он был не в состоянии что-либо полезное сделать даже если бы и захотел. Но Старуха была уверена, что «не захочет» – и в ожиданиях своих не обманулась: на предписании, которое ей оформили в комитете комсомола, она все же смогла поставить резолюцию (за подписью всего лишь секретаря наркома) о том, что ее записали на аудиенцию на конец февраля. Ну сжалился секретарь, глядя на наливающиеся слезами глаза девочки, «отмазал» ее от суровых комсомольских руководителей…

Из наркомата Вера вышла довольная, хотя глаза и пощипывало: для полноты эффекта она перед тем, как войти в кабинет, палец, которым потом терла глаза, слегка измазала бромацетофеноном. Гадость попроще, чем пресловутый CN, не такая ядовитая – но слезу выжимает не хуже – зато воняет не так сильно. Платочек с нейтрализатором в нее заготовлен был заранее – и подготовка оказалась не напрасной, а с такой бумажкой…

С бумажкой она тут же, никуда не сворачивая, пошла в горком партии – а там все же нравы были попроще и уже через полчаса Вера разговаривала Николаем Александровичем Углановым, который был первым секретарем этого горкома. Правда, первый секретарь очень удивился при виде Веры, но та сразу «расставила точки над i»:

– Николай Александрович, только не надо шутить про то, как меня в детстве кормили. Я и сама знаю, что плохо – но меня направили не об этом беседовать. Вопрос очень простой, и я займу у вас буквально пять минут – а товарищ Луначарский, мне кажется, его намеренно саботирует… В общем, как вам, вероятно известно, ВСНХ объявил конкурс на разработку синтетического каучука – и в лаборатории процессора Зелинского этот каучук смогли получить. Но чтобы получить его достаточно для предоставления в комиссию ВСНХ, у университета просто нет…

– Я деньгами не распоряжаюсь.

– У университета просто нет места. Места нет, не возможностей – и мы хотим всего лишь попросить передать университету – или химическому институту при университете – простаивающего газового завода в Лианозово и пустыря вокруг него.

– Это, вероятно, можно сделать… а завод точно простаивает?

– Его еще в шестнадцатом закрыли, он уже развалился наполовину – но комсомольская организация университета его осмотрела, мы его силами студентов восстановим быстро. И на пустыре недостающее сами же и построим.

– А… а зачем вам этот газовый завод?

– Этот каучук синтетический как раз из газа и делается светильного, так что завод нам точно нужен. Просто одного этого завода мало, там еще кое-что выстроить потребуется… немного, мы, студенты, справимся. И летом, думаю, уже сможем запустить производство каучука, который сейчас за бешеные деньги за границей закупается.

– Знаешь что, девоч… знаете что, девушка, я по этому вопросу не очень, вам бы к Куйбышеву обратиться. То есть если Валериан скажет, что завод этот университету передать нужно, то я документы за полчаса подготовлю. Но только если он распорядится.

– Если узнает, что мы каучук придумали, то точно распорядится. Но как он узнает-то? Как мне к нему попасть и об этом рассказать?

– Да не визжи ты так, сейчас все решим, – недовольно поморщился Николай Александрович, хотя Вера вроде и не очень громко говорила. Ну да, добавила нотки «капризной девчонки», но в меру, без особого фанатизма. А товарищ Угланов снял трубку телефона:

– Быстро соедините меня с Куйбышевым! Валериан, тут у меня товарищ из университета, говорит, что они задачу по искусственному каучуку решили, но Луначарский им производство наладить не дает. Нет, я же ничего в этом не понимаю… А давай она сама тебе все расскажет… девушка, вы через полчаса к Куйбышеву зайти сможете? Я вам машину дам доехать… Да, она через полчаса у тебя будет. Зовут ее – он посмотрел на предписание – Синицкая Вера Андреевна. И да, ты там предупреди: она очень молодо выглядит, пусть народ не дергается… Так, – продолжил товарищ Угланов, – вы пять минут в приемной посидите, я машину вызову и вас отвезут. А что, с этим каучуком на самом деле настолько все серьезно? Валериан… Владимирович даже какое-то совещание отменил, так что вы уж меня не подведите!

С Куйбышевым у Веры все получилось гораздо веселее, хотя и он поначалу на нее уставился с недоумением. Но длилось оно недолго, и Вере даже не пришлось рассказывать про «голодное детство»:

– Ну да, Николай говорил, что ты выглядишь… так что у вас с каучуком? В Ленинграде тоже вроде обещали его сделать довольно скоро… и как вам Луначарский мешает?

– С каучуком у нас хорошо, даже замечательно: синтезировали мы его, причем из светильного газа – то есть фактически из угля, а не как в Ленинграде, из спирта. Спирт и для других применений очень даже неплох…

– А, на тебя глядя, и не скажешь…

– Я про применение в химии говорю, в том же производстве порохов без него никак, да и в производстве мыла он может быть крайне полезен. Но мы сунулись было к наркому просвещения – а он нас даже слушать не захотел. Предложил вообще в конце февраля к нему придти, а сейчас, вы уж извините, просто послал нас… я университет имею в виду и университетских профессоров вместе с комитетом комсомола. Но нам-то всего и нужно… сейчас, вот, смотрите здесь на карте: вот этот заводик полуразрушенный – мы его можем силами студентов восстановить. Еще вот тут, рядом, пара домишек – тоже стены одни остались, но подправить несложно, мы здесь химлабораторию откроем. И если сейчас все это университету передадут, то уже в конце лета, а может и раньше, на этом заводике будет выпускаться по двести килограммов синтетического каучука… в час. Я понимаю, что этого стране мало – но нам же нужно отработать технологию, а вот когда все заработает, можно подумать и о строительстве большого завода.

– Двести килограммов в час?

– За год примерно полторы тысячи тонн получится: заводик-то опытный будет. Но за зиму, получив опыт и отработав все процессы, мы – я имею в виду ученых университета – так вот они подготовят проект завода мощностью тысяч так на двести в год.

– И всё сами сделаете?

– Сделаем. Только все же кое-что для этого университету понадобится из того, что мы сами сделать не сможем: стекло, металл разный – немного, но, сами понимаете, ни студенты, ни профессора трубы те же стальные не сделают. Опять же кирпич для постройки лаборатории, лучше мытищинский, цемент. Еще бы хорошо автобус получить чтобы студентов в лабораторию возить, а лучше два автобуса…

– Так, аппетиты разгораются. А ты думаешь, я все так сразу и запомню?

– Уверена что нет. Но я же не просто так секретарем комитета избрана, у меня все заранее подготовлено. Вот проект сметы, вот списки материалов и оборудования – там отдельно указано, без чего не обойтись, а что можно и попозже получить… немного попозже, вот штатное расписание для строительного отряда, вот штатное расписание для самого опытного завода.

– Вы, гляжу, хорошо подготовились, все документы составили.

– Я старалась.

– Ты? Это ты все подготовила?

– Ну я же секретарь…

– Профессиональный ты бюрократ, но это и правильно. Но… откуда опыта-то набралась документы готовить?

– Живу долго, опыт сам пришел.

– Долго? И сколько же тебе?

– В январе девятнадцать стукнет, но возраст разве годами меряется? Меня в университете старухой прозвали.

– Ну… судя по качестве бумаг… – тихо произнес Куйбышев, – не напрасно прозвали. Кто от университета ответственным будет по этой работе? Профессор Зелинский?

– Он студентов учит и кучу исследований ведет, некогда ему. Давайте я ответственной буду.

– Ну что же, сама напросилась – сама и ответишь. Вот, специально резолюцию накладываю: ответственной от университета назначается товарищ… Старуха. Как там тебя по фамилии, а то уже подзабыл…

– Пишите просто: Старуха. Так всем понятно будет, в университете меня иначе только человек пять и называет – а кто такая Старуха там каждый знает.