Старуха

Глава 6

Профессор Зелинский, которому Вера все же отсыпала с чайную ложку «вещества», с большим интересом поэкспериментировал с кристалликами – и его очень сильно удивило, насколько эти «песчинки» увеличивались о объеме при впитывании воды. А вот химические свойства при этой вроде бы не изменялись – по крайней мере кислотность точно не менялась, а вода, вроде бы «плотно закупоренная» в большой прозрачной «ягодке», тем не менее все так же растворяла соль: это было хорошо видно при «растворении» солей окрашенных. И особенно сильно его изумило то, что если в кучку бесцветных «ягодок» кинуть одну окрашенную, а затем емкость с ними перемешать, то и все ранее бесцветные «капельки» очень быстро становились равномерно окрашенными – разве что самую малость медленнее, чем если бы он капнул раствор такой соли в простую воду.

Решив, что та, кто эту «сущность» придумала, сможет и какие-то пояснения по поводу удивительного поведения захваченной кристалликами воды дать, Николай Дмитриевич, закончив развлекаться с новым веществом, пошел в сторону аудитории, где эта девица «читала лекции». И, остановившись у приоткрытой двери, он с некоторым удивлением обнаружил, что та именно лекции и читала! То есть раньше-то он думал, что она просто организовала юных студентов для совместного обсуждения непонятных вопросов – а теперь со все возрастающим удивлением смотрел на творящееся в аудитории, и происходящее там у него в голове вообще никак не укладывалось:

– Так, переходим к следующей теме, – спокойно, громко и очень уверенно вещала стоящая на кафедре маленькая девочка. Именно девочка: Николай Дмитриевич отсюда, из дальней двери аудитории – то есть с относительно большого расстояния – никак не мог воспринять ее как уже взрослого человека.

– Итак, переходим, а кто из вас помнить, что там, собственно мы изучать-то должны?

– Старуха, в том расписании, что ты нам дала, написано «число… Авогарды?», иностранец он, что ли?

– И эти люди пришли учиться на физмат! Стыдно, товарищи, не знать, кто такой Лоренцо Романо Амедео Карло Авогадро, граф Кваренья и Черрето, просто позор какой-то! Авогадро – это великий итальянский физик… да не дергайтесь, он помер семьдесят лет как, и к угнетающим классам не относится. А ты, Васин, что, не прочитал в учебнике что я велела?

– Некогда было… я ночью вагоны разгружать ходил.

– Это не оправдание, так что иди встань в угол на пять минут и подумай о свеем поведении.

– Так все углы уже заняты!

– Тогда тебе назначается отложенный штраф: когда какой-то угол освободится, пойдешь и постоишь. А теперь про число Авогадро. Это число определяет сколько атомов любого вещества содержится в одном моле. А запомнить его очень просто: в Англии, да и в Америке вроде тоже, двадцать третьего октября празднуется День Крота, химиками празднуется, особенно студентами-химиками. И празднуется он с шести часов двух минут утра до шести часов и двух минут вечера.

– А причем здесь кроты?

– Я же сказала, что запомнить просто: по-английски крот – это mole, читается «мол», точно так же, как и химическая единица, – девочка написала слово на доске. – А еще дикие британцы, записывая дату, сначала пишут номер месяца, и только потом номер дня. Получается вот так: 6.02 10-23. То есть как раз число Авогадро: шесть и две сотых на десять в двадцать третьей степени. Я, конечно, эти атомы лично не пересчитывала, но предполагаю, что немец Оствальд, который, собственно, моль и придумал, считать все же умел. Теперь перейдем собственно к молю: Отсвальд – девочка хлопнула рукой по одной из лежащих на кафедре книжек – предложил считать эквивалентную массу относительно массы атома кислорода. Глупость, конечно, правильнее было бы считать ее относительно массы углерода-двенадцать, но пока и так сойдет. Так вот, зачем вообще нужен моль: эта единица позволяет для химической реакции подобрать реактивы так, чтобы использовать нужные количества вешеств, атомы поштучно не пересчитывая, а просто их взвешивая, ведь в одном моле любого вещества количество этих атомов одинаковое. То есть в двенадцати граммах углерода атомов столько же, сколько в грамме водорода – а, согласитесь, взвешивать химикаты куда как проще, чем атомы считать. Так, Васин, угол освободился, давай, иди думать…

– Иду уже… а почему ты говоришь, что лучше использовать углерод, да не любой, а именно углерод-двенадцать? Он чем от обычного-то отличается?

– Так, в угол не иди, я вижу, что думать ты все же не разучился. Каждый химический элемент состоит из кучи почти одинаковых атомов, но атомы только почти одинаковые, а на самом деле там присутствуют разные изотопы с совершенно различной атомной массой. Но в углероде изотоп с атомным весом двенадцать преобладает, а так как этот углерод сам по себе легче кислорода, извлечь из кучи именно этот изотоп довольно просто, поскольку разница в массе большая, процентов почти десять. Но вы это пока не запоминайте, вам это не нужно, а про углерод я сама для себя придумала, чтобы проще считать было. И с ним дефект массы тоже проще определять… тьфу на вас, с мысли сбили. Итак, в одном моде любого вещества содержится одинаковое количество атомов, поэтому расчеты химических реакций получаются гораздо проще. Рассмотрим это на следующих примерах…

Движимый любопытством Николай Дмитриевич тихо зашел в аудиторию – а девочка, его увидев, просто махнула рукой – примерно так же как и большинство преподавателей опаздывающим на занятия студентам, и профессор просто присел за задней партой. И остаток лекции прослушал с удовольствием: девочка, конечно, ничего особо нового не сказала, но практически по каждому важному пункту в изложении материала приводила легко запоминающиеся примеры – причем часто собственно к химии не относящиеся. А когда лекция закончилась, он все же подошел к вере с несколькими вопросами. Но уже совсем даже не про полиакрилат калия:

– Интересно вы лекции читаете, надо бы и нашим преподавателям вашу манеру изложения принять: вы, вроде и не о химии примеры даете, но ведь студенты наверняка все запомнят! Я, например, про день крота раньше и не слышал, да и значения числа Авогадро… я его и не знал даже – а теперь, думаю, до конца жизни его без запинки воспроизведу, даже спросонок.

– А детям по-другому то и рассказывать бесполезно, они запоминают лишь что-то необычное. Я и сама раньше про этот праздник не знала… просто прочитала где-то. И, хотя это может быть вообще выдумка какого-то товарища, запоминается легко. Но – и тут это главное – само число никому, по большому счету, и знать не надо, однако сегодня почти все слушатели наверняка поняли, что такое моль и как этими величинами пользоваться при планировании химических опытов.

– Это верно… но забавно, что вы своих слушателей детьми называете, словно вы и на самом деле древняя старуха.

– Привычка, я же пионервожатой была.

– И в угол их по привычке же отправляете?

– Ну… один раз по привычке сказала, а теперь это элемент шоу.

– Чего?

– Шоу, спектакля. Лекция должна быть интересной, а для этого из нее лучше всего именно такое театрализованное представление и устроить. Веселое, ведь для студентов-то этих очень забавно выглядит когда я их, как детей малых, в угол отправляю. Элемент легкой комедии – но очень помогает всем расслабиться. Обратили внимание – они не стесняются мне вопросы задавать если что-то не поняли? Потому что даже очень серьезные вопросы они рассматривают как развлечение – а развлечься-то кто не любит?

– Тоже верно… а пришел-то я зачем. Вы рыбу какую-то упоминали, фугу, которую каждый самурай съесть должен – но я с нашими зоологами говорил и никто о ней не слышал.

– Тоже понятно: фугу – это не название рыбы, а название блюда из нее. А рыба называется, если не ошибаюсь, иглобрюх. Смертельно ядовитая такая рыба.

– А почему тогда самураи ее есть должны?

– Чтобы доказать, что они смерти не боятся. Рыба-то не вся ядовитая, яд содержится только в печени, икре и молоках. Так что если рыбу правильно разделать, что есть ее можно. А если повар ошибется – противоядия-то нет! Там яд такой – тетродотоксин называется – он изменяет физиологию тканей организма, нервы перестают передавать сигналы мышцам и организм спокойно помирает. То есть в страшных мучениях помирает. А чтобы человека любого убить, хватает и пары миллиграммов, а семи-восьми миллиграммов любому хватит. Но прелесть рыбки не в этом: у нее скелет примерно такой же, как молекула полимера: внутренний объем в зависимости от того, как каждая косточка повернется, может увеличиваться в десятки раз. У нас ее называют вообще рыба-шар… но вы-то на Дальнем Востоке не были, вот и не знаете. Да, честно говоря, это и знать не обязательно: у час в стране самураев нет и, надеюсь, никогда больше не будет.

– Вера, а у меня еще один вопрос появился, пока я вашу лекцию слушал. Кое-что из рассказанного вами вообще-то хорошо известно, но в учебниках-то об этом нигде не писалось. Откуда вы это узнали-то все?

– Прочитала где-то, но точно не скажу где именно. У меня книжек по химии много, кто что в них написал, я не помню: мне не автор интересен, а содержимое.

– А взглянуть можно на книжки, которые вы читаете?

– Сколько сейчас времени, около восьми? Пойдемте со мной, покажу – тут недалеко.

Вера Николая Дмитриевича в гости пригласила не просто так, а для того, чтобы у него исчезли вопросы на тему «откуда девочка столько знает». Прочитала – а где конкретно… Книг по химии у нее было уже не просто много, а очень много – хотя, по большому счету, это вообще случайно вышло. Однако любую случайность нужно тщательно подготовить – и только при этом условии получившийся случай станет счастливым.

С первых дней учебы вера, имеющая, по нынешним временам, просто «кучу денег», каждые выходные бродила по барахолкам в поисках всего полезного – в том числе и полезных книг. Ей удалось купить «Органическую химию» Менделеева, причем и первое – однотомное – издание, и двухтомник тринадцатого года. Конечно, при наличии двухтомника первое издание представляло лишь «исторический интерес», а лишних денег у Веры все же не было – но двухтомник ей попался гораздо позже. А в октябре ей и вовсе повезло.

На книжном развале она вдруг заметила хорошо ей знакомую монографию «Аналитическая химия» – по которой она училась в Сорбонне. Но у прилично одетого, но явно страдающего тяжелым похмельем мужчины лежал лишь второй том. Для Веры это было некритично – но продавец, заметив блеснувший в глазах девочки интерес, тут же начал нахваливать столь необычный товар:

– Барышня, купите книжку» Смотрите, какая она красивая: буковки золотые, обложка… вы не смотрите, что тут порвана немного, если на полку ее поставить, то и не видно совсем. Да и прошу недорого, рупь всего!

– Ну да, недорого. Тут вот циферка «два» нарисована, а где с циферкой «один»? Полтинник дам… нет, не дам, зачем мне только вторая книжка?

– А у меня и первая есть! Наверное… там их много разных, с циферками и без циферок.

– Краденая?!

– Как можно, барышня! Мне комнату дали, а в ней книжек было – весь шкап заставлен. Я выкинуть хотел, а жена говорит, что лучше продать: вдруг кто купит. То есть вдруг кому нужны эти книжки… Те, что на русском книжки были, я уж продал, а эти… третье воскресенье тут стою…

– А посмотреть на другие книжки можно?

– Можно, почему нельзя. Только уговор: если вы с циферкой один найдете, то обе заберете… за рупь обе отдам. Тут недалеко, можем прямой сейчас пойти. Вот только… барышня, мне идти-то тяжко, а вот если вы аванс в двугривенный дадите, я на минутку в лавку забегу… вот, книжку держите, ваша она за двугривенный будет – чтобы не подумали что я сбечь решу.

Идти было не очень далеко: мужик привел веру в дом возле Кузнецкого моста – и комнате, в которой мужа (все же успевшего двугривенный пропить) ждала явно недовольная этим событием женщина. Однако женщина (очевидно, жена мужичка) Веру не заинтересовала, она ее, можно сказать, и не заметила. Потому что сразу заметила стоящие на неказистой этажерке книги. Очень интересная тут подобралась коллекция: почти половина книг была посвящена химии. Правда, ни одной на русском языке не было – но вот вере Андреевне это было вообще неважно:

– А почем вы все книги продать можете?

– Все? Так… за сто рублей отдам! Всего за сто, а тут такая прорва книжек-то, и все такие… иностранные! Сто рублей честной ценой будет…

– Да, вижу зря я с тобой пошла. Ну какая это прорва? Тут всего-то… не мешай считать… всего-то сорок две книжки. Если по полтиннику за каждую, то…

– По рублю!

– Я что, на дуру деревенскую похожа?

– По рублю, и я еще четыре даром добавлю… они только снаружи немного попачканы – а задарма совсем отдам.

– А давай за пятьдесят рублей все, я еще три добавлю в кожаных обложках… и вот из-под цветов тоже все книжки отдам!

Века оглянулась: на подоконнике стоял штук пять горшков с цветами, и стояли они почему-то на книгах – сильно покоробившихся от воды. Но внешний вид был не особо важен: судя по изрядно покореженному корешку одной их книг была очень интересная монография немецкого химика Вильгельма Оствальда.

– А что за кожаные обложки? Опять рванина покоробившаяся?

– Нет, сами, барышня, смотрите! – мужик вытащил три толстых тома откуда-то из-под дивана. – Кожа натуральная, сафьян! ПО трояку за такую брать – и то мало! Я их сапоги при случае чинить припас, но вам…

– Хорошо, я возьму все книги за пятьдесят рублей, но ты их упакуешь, извозчика поймаешь и в пролетку книги погрузишь.

Мужик оглянулся на стоящую у стены и злобно глядящую на него жену, вздохнул:

– Договорились, давайте, барышня, деньги.

Вера полезла за пазуху, но вместо денег достала браунинг: что-то во взгляде мужика ей не понравилось.

– Деньги отдам когда книги в пролетке окажутся. И ты не бойся, я не обману: сам видишь, что если бы хотела, то просто так все книжки забрала бы и никто бы не вякнул: пистолет-то у меня наградной, стрелять я право имею. А насчет денег – вот, смотри, два червонца и тридцатка. Твоими будут как только книги в пролетку лягут… Бечевка есть книги перевязать?

Женщина, пистолета явно испугавшаяся, при виде червонцев все же вздохнула с облегчением и отослала мужа:

– Беги извозчика ловить, я книги сама перевяжу.

А когда тот скрылся за дверью, Вера протянула деньги хозяйке:

– Держите, у вас они целее будут. А если ему отдавать, то половину пропьет.

– Эх, если бы только половину… Спасибо! Я сейчас все быстро перевяжу!

Библиотека эта явно раньше принадлежала человеку не из народа: все приобретенные Верой книги были посвящены химии, физике, математике, а три «кожаных» тома были вообще подшивками бельгийских сельскохозяйственных журналов. Причем для Веры Андреевны бесполезные в принципе: они были на фламандском, которого она не знала. Но вот по части химии – книги были, похоже, со всей Европы собраны: немецкие, французские, английские, итальянские. И очень заинтересовавший ее том на испанском Мануэля дель Рио: конечно, в нем ничего «нового и интересного» по определению вроде бы быть не должно было, поскольку помер этот испанцу еще в середине девятнадцатого века – но все же подробнейшее изложение способов выделения металлов из руд (в том числе и металлов, содержащихся в руде в исключительно малых количествах) было довольно полезно. Но интересна книга была даже не этим: изданная вообще в Мехико, она была написана таким кондовым латинос, что даже Вера Андреевна, свободно говорящая на испанском (причем и на кастельяно, и на каталано) с трудом написанное понимала. Вера Васильевна вообще думала, что от дель Рио в книге только фамилия на обложке, а текст является пересказом малограмотного (в языковом смысле) мексиканца для таких же мексиканских студентов. А так как собственно химических формул в книге вообще не было, то в случае неудобных вопросов всегда можно было сказать, что «это еще древний испанец писал» а в то, что современный русский химик в принципе книжку прочитать сможет, Вера Андреевна поверить не могла.

Так что библиотеку она Зелинскому показала с тихой радостью – но одного момента она точно не учла:

– У вас, Вера, я вижу, просто замечательная библиотека! Не самая, конечно, софременная, однако вполне фундаментальная. Вот только… тут же, я гляджу, и на немецком книг много, и на французском, и… а эти на каком языке?

– Эта на испанском, а вот эти две итальянские.

– А кто вам их переводил-то?

Вопрос оказался для Веры очень неожиданным и она ответ заранее не придумала. Так что пришлось легенду строить на лету:

– С немецкими книжками мне Дора Васильевна помогла ­– и это было в целом правдой: Верина хозяйка, для которой немецкий был вторым – а то и первым – родным, действительно иногда объясняла девочке отдельные непонятные (то есть давно устаревшие) слова. А вот с прочими языками… впрочем, Вера Андреевна давно уже усвоила некоторые навыки формирования ответов на вопросы, для которых нормальных ответов в общем-то и не было.

– А с другими… французский и английский у нас в гимназии неплохо давали, а итальянский с испанским… В интервенцию кого только к нам на Дальний Восток не заносило! А партизаны почему-то считали, что раз я знаю иностранный язык, то этого достаточно чтобы с любым иностранцев общаться. Так что набралась понемногу, для чтения специальной литературы вроде хватает. А чего не хватает, так в библиотеке и словари есть.

– И вы все эти книги прочитали?!

– Нет конечно, я некоторые проглядываю когда к лекциям готовлюсь, смотрю, что по теме здесь написано. Целиком я только «Органическую химию» Менделеева прочитала, да и то только для того, чтобы знать где в ней про что написано…

– Тогда понятно: книги у вас все же старые, кое-что в них все же устарело изрядно, отсюда и некоторые… не совсем верные вещи вы рассказывали. То есть примеры-то правильные, просто сейчас кое-что давно уже иначе делают… хотя я и не знал, как кое-что в прежние времена производилось. Но я рад, что мне такая целеустремленная ученица встретилась, так что если в чем помощь потребуется, то обращайтесь ко мне без смущения.

– Вы, к сожалению, нужную помощь оказать не сможете: лаборатории в университете прекрасные, и с реактивами довольно неплохо – а вот с оборудованием… дорогое оно, а денег у страны нет… Хотя…

– И что вы замолчали? Все же помощь-то я оказать могу?

– Вы – точно нет. И Вера Синицкая тут ничего сделать не сможет – а вот член комитета комсомола товарищ Старуха… Николай Дмитриевич, я вам, как обещала, на неделе роспись по стадиями синтеза полиакрилата принесу, не уделите пару часов для обсуждения того, что будет необходимо для промышленного синтеза препарата? Мне именно ваше заключение потребуется.

– Не уверены в верности процессов?

– В этом-то я уверена. Но вы – химик известный, у властей большой авторитет имеете. И с вашим заключением мне будет проще все нужное для университета добыть.

– Что добыть? – с некоторой тревогой спросил профессор.

– Нужное химическое оборудование. И не только оборудование… я на неделе все вам предоставлю. К субботе, вы в субботу пару часов для меня выкроить сможете?

Вера чуть позже решила, что с выбором «начальника» ей сильно повезло. Зелинский – сам человек образованный весьма разносторонне – не очень и удивился тому, что какая-то девочка знает несколько языков: он-то и сам почти свободно общался на четырех. На пяти, если русский считать – а знание немецкого и французского он вообще считал «минимальным квалификационным требованием» для людей, всерьез решивших химией заниматься. Поэтому ответом Веры на вопрос о том, как она такие разные книжки читает, он был удовлетворен и больше его не поднимал. Правда, поднял он совсем другой вопрос: летом комиссия ВСНХ объявила конкурс (причем «международный» – хотя из «международа» на него никто в принципе откликнуться не мог) на предмет разработки дешевого способа синтеза каучука. Откликнулись, как чуть позже выяснил Николай Дмитриевич, ленинградцы из «гнезда Фаворского» – но заинтересовало его в этом вовсе не факт того, что «конкуренты обходят». Просто когда он прочитал заявку ленинградцев, он сразу вспомнил слова этой девочки о том, что «из спирта каучук делать будет очень дорого» и какие-то намеки на иные способы производства бутадиена. Но именно намеки, с обещанием «позже показать как правильно» – и теперь он решил, что пока на этот «показ» и посмотреть.

– Вера, вы мне, помнится, обещали показать синтез дивинила из бутана после того, как ы университет поступите. Вам не кажется, что время для этого уже пришло? – задал он вопрос, подойдя к Вере во время очередного «лабораторного семинара». Ему вообще было приятно смотреть, как четко, уверенно и даже как-то «машинально» девочка проводит нужный опыт, а так как она первая во всей лаборатории его завершила и просто сидела в ожидании других студентов, Зелинский подумал, что можно «свободным временем» и воспользоваться.

– Ну, если вы считаете, что время пришло, то значит так оно и есть. Препараты для изготовления катализатора имеются, азот… азот я из воздуха возьму: нам чистота его не важна, главное кислород выжечь и углекислый газ затем убрать. Осталось только найти где-то бутан… А лаборатории где-то бутан имеется?

– А с бутаном как раз у нас плохо.

– Неправильно вы говорите: с бутаном у нас все хорошо, это без бутана плохо. Но и это дело поправимо: я где-то кобальт тут видела…

– Кобальт? Зачем вам кобальт?

– В качестве катализатора. В институте кайзера Вильгельма Фишер и Тропш по слухам получили из светильного газа углеводороды на железном катализаторе, но кобальт в качестве катализатора мне представляется лучшим выбором. А процесс у них описан интересный: там чем выше давление, тем более тяжелые углеводороды синтезируются. Но нам-то тяжелые не нужны, и я тут прикинула, так при шестнадцати-восемнадцати атмосферах можно будет получить бутана где-то в районе десяти-пятнадцати процентов по весу от исходного сырья. А бутан чем хорош: при комнатной температуре он уже при двух атмосферах становится жидкостью, его из продуктов синтеза выделить – вообще раз плюнуть. А всякий там метан с этаном и пропаном можно снова в реактор запихнуть – и получится, что из тонны простого угля мы сделаем полтонны бутана. А когда его дегидрируем, то будет у нас… водород – он легкий, так что практически полтонны бутадиена и получим.

– Из обычного угля?

– Нет, лучше, конечно, все же антрацит использовать… хотя в принципе любой сгодится, просто выход продукта поменьше получится.

– А… вы сказали реактор. Какой именно потребуется?

– Я же не инженер. Посмотрите в журнале: сентябрьский вестник института кайзера Вильгельма вроде в библиотеке еще на самокрутки не пустили. В принципе там ничего особо сложного нет, но его всяко сначала изготовить надо. А вот где… Николай Дмитриевич, вы для меня на субботу пару часов нашли? Постарайтесь к ним еще с полчасика прибавить, мы и про бутадиен вопрос сразу обсудим. Потому что то, что я хочу предложить, оно и про полиакрилаты, и про каучуки любые…

– А сейчас вы мне это рассказать не хотите?

– Не хочу. Потому что пока у меня в голове расплывчатые такие идеи бродят, а вот послезавтра я из них соберу четкие и обоснованные предложения. Так что терпите до послезавтра.

– Вот ведь… вредная старуха!

– Да, я такая. Но вы же сами радовались, что такая вредная я вам в ученицы попала? Вот и продолжайте радоваться, а мне еще к сегодняшней лекции кое-что продумать нужно. Так что если у вас не горит, то постарайтесь мне сейчас не мешать думать. Я понимаю, это не просто когда новые идеи буквально требуют проверки – но вы все же постарайтесь…