Старуха

Глава 17

Жизнь Лаврентия Павловича резко изменилась в начале лета двадцать седьмого года, когда приехавший в Грузию «на отдых» товарищ Сталин решил ознакомиться с работой секретно-оперативной части ГПУ. Ознакомился, а затем, уединившись с начальником этой части в его кабинете, сделал товарищу Берии довольно странное предложение:

– Лаврентий Павлович, у вас, как я заметил, дело поставлено не просто хорошо, а великолепно. По крайней мере с секретами здесь уровень работы ведется на высоте. Я не просто так пришел вас похвалить: у нас в Москве тоже возникла проблема с сохранением определенных секретов, и было предложение пригласить вас на организацию такого дела. Как я понял, ваши заместители тоже дело свое знают… вы пока передайте все дела тому, кого считаете лучшим, а через неделю со мной поедем в Москву. Да, заранее предупредить хочу: неволить вас мы не собираемся, но прежде чем вы примите решение принять наше предложение или нет, сам, безусловно, нужно будет ознакомиться с задачами предстоящей работы.

– Если партия считает, что…

– Тут вот какое дело: партия как раз ничего не считает. Партия даже не уверена, что предлагаемая вам работа вообще имеет смысл. Но вот товарищ Куйбышев уверен, что предложение одной странной особы стоит все же рассмотреть поподробнее, а вас для выполнения этой работы как раз эта особа и рекомендовала. Нет, вы ее не знаете… и я бы, лично я, отдельно попросил бы выяснить, не связано ли желание товарища Куйбышева принять совет этой особы с какими-то, скажем, их не совсем рабочими отношениями... но это не особо важно на самом деле. Что же касается сути работы, то она будет заключаться в организации способов сохранения результатов научных работ, составляющих государственную тайну. В первую очередь – я имею в виду по срокам исполнения – в МГУ-1, где товарищи ученые успели придумать кое-что исключительно интересное и полезное для нашей страны. Но если то, что они придумали, станет известно за границей…

С собой в Москву Лаврентий Павлович взял трех человек: одного – из секретно-оперативной части и двоих (вызванных чуть позже) – из Бакинского управления ГПУ. Этих людей он знал лично и полностью им доверял – но было совершенно очевидно, что штат новой организации требуется резко увеличить. Что было, вообще говоря, сделать очень непросто, ведь от сотрудников нового комитета (который так именовать «для конспирации» предложил товарищ Тихонов) требовалась не только «преданность идеалам партии», но и обширные знания: судя по перечню работ, намеченных в одном лишь университете, контролировать секретность их проведения нужно было все же профессионалам – или людям, в решаемых проблемах хоть как-то разбирающимся. А пока на университет был «брошен» товарищ Тихонов, который, безусловно, «великим знатоком наук» не был, но вот в организации секретного делопроизводства уже поднаторел. Но с людьми, обладающими знаниями именно научными, было очень грустно, поэтому к концу лета кое-как получилось укомплектовать лишь административно-хозяйственную часть комитета. И у Берии возникла мысль попросить «кадровых советов» у той «особы», которую несколько раз упомянул Сталин: ведь если она предложила его кандидатуру, то наверняка ведь и какие-то другие держала в уме.

Но мысль эта мгновенно исчезла сразу после того, как Лаврентий Павлович эту «особу» увидел: по его просьбе Валериан Владимирович пригласил ее на встречу сразу после того, как она вернулась в Москву из какой-то командировки. И мнением об итогах «встречи» он немедленно поделился со Сталиным:

– Честно говоря, я не знаю, почему эта гражданка про меня вспомнила, мне кажется, что она где-то портрет увидела и решила, что раз человек сидит на должности… она вообще выглядит, как деревенская дурочка, да и на вид ей вряд ли можно дать больше лет десяти-двенадцати. Я с Валерианом Владимировичем поговорил пока мы ее ждали, так он вообще ее держит за забавную зверюшку: уж больно смешно, говорит, смотреть как школьница важные слова произносит. Да, и по поводу «особых отношений»: вряд ли. Он сказал, что она всего лишь рассказала, что пить нужно для поддержания бодрости, а так… соплячка она.

– И эта соплячка мало того что придумала как резину из простого угля делать, так еще и составила программу исследований всего физико-математического факультета университета на следующие пять лет? Я уже не говорю о том, что разработала структуру секретного отдела для учебных заведений… к тому же в парткоме университета убеждены, что именно она довела численность комсомольцев среди студентов до почти восьмидесяти процентов. Лично она, и никто вообще не понимает, как ей это удалось.

– Попросим товарища Тихонова это выяснить, это действительно очень интересно. А насчет того, что программу исследований университета она разработала, я, откровенно говоря, не уверен. Чтобы такое разработать… тут ведь и по химии много чего расписано, и по физике, и по математике – такое может быть лишь коллективным трудам почти всех, вероятно, профессоров университета.

– Тем не менее товарищ Куйбышев уже точно выяснил: об этой программе в университете пока никто и не подозревает. А Валериану Владимировичу ее принесла именно эта… девица, и написано все – это мы уже проверили – ее рукой.

– Я не знал… наверное, это моя ошибка, нужно было в ней действительно всерьез поговорить.

– Мы думаем, что с этим особо спешить не нужно. Хотя бы потому, что программа эта выглядит… несколько… сказочно выглядит, и неизвестно, хоть что-то из нее осуществимо ли в принципе. С резиной, как говорят университетские профессора, ей просто повезло – хотя все они и подчеркивают, что везение это опирается на ее какую-то невероятную работоспособность. Вообще-то все это выглядит так, что она на самом деле просто собрала всю информацию из зарубежный научных журналов, продумала, что из этого можно с пользой применить в народном хозяйстве – но даже такая работа крестьянской девочке, как вы ее назвали, явно не под силу. Профессор Зелинский, кстати, ее иначе как «гениальным ребенком», и не именует…

– И сколько же лет этому гениальному ребенку?

– Вообще-то девятнадцать, но я хотел другое отметить: в планах… не пока будем гадать, кто из на самом деле составил, так вот, в этих планах по целому ряду работ проставлены очень жесткие сроки. Которые те же профессора университета считают… нереальными, в отличие от Старухи такими считают.

– Какой старухи?

– У этой крестьянки прозвище в университете такое: Старуха. Как сказал профессор Каблуков, за ее занудливость ее так прозвали, и за заботу о товарищах, кстати, тоже: она еще организовала коммуну, обеспечивающую всех студентов физмата сытным и дешевым питанием. Мы думаем, что уже за это она заслуживает нашего уважения… и, возможно, защиты.

– Товарищ Тихонов об этом позаботится.

– Хорошо. Так вот, если эта Старуха свои нереальные планы не сорвет…

– Мы проследим.

– И помощь ей в том, чтобы планы все же выполнялись, окажите… так вот, если она планы в срок исполнит, то я бы хотел об этом сразу узнать…

Планы девочка выполняла точно в обозначенные ею сроки, но «достижения» были все же не особо и важными, так что пока нужды обсуждать что-то «наверху» еще не возникло. Тем более что «внедрение» этих «достижений» в народное хозяйство выглядело и вовсе проблематичным – кроме, разве что, производства каучука из угля – но завод, быстро строящийся неподалеку от Сталинграда (и строящийся под пристальным вниманием со стороны НТК) возводился совсем другими людьми. Сам завод – цеха, дороги, электростанция заводская, а вот две «основных» установки изготавливались как раз в Лианозовской «лаборатории» университета, где уже сформировался небольшой, но великолепно оснащенный заводик, выпускающий «экспериментальную химическую аппаратуру». И вот способы «сохранения гостайны» в этой лаборатории руководству НТК весьма понравились. Правда, сам Лаврентий Павлович считал, что в значительной степени это подход был Старухой придуман (именно Старухой, деревенская девочка до такого бы просто не додумалась), и придуман чтобы хоть куда-то пристроить изобретенный ею «полиэтилен» от производства которого отказался Куйбышев – но сама идея так просто и в то же время надежно оградить предприятие от проникновения иностранных шпионов ему понравилась. А после разговора с Валентином Ильичем (и последующей беседы с Иосифом Виссарионовичем) было решено, что производство такое все же стоит наладить – хотя бы для того, чтобы понять, действительно ли продукт можно использовать столь широко в народном хозяйстве. Запрашивать средства для этого у Куйбышева было, как уже понял Лаврентий Павлович, совершенно бесполезно: тот уже один раз в финансировании отказал, а решений своих он вообще никогда не менял. Но у НТК уже имелся собственный – и не самый маленький – бюджет, а если с заводиком все получится, то он и окупит вложения очень быстро. Ну, хотелось на это надеяться, ведь сумма была не очень-то и велика. Окупились же вложения «в резину», теперь и завод под Сталинградом строился практически полностью за счет выпускаемого в Лианозовской лаборатории на экспериментальной установке каучука…

Весь ноябрь и половину декабря Лаврентий Павлович был занят буквально по уши: НТК (при поддержке ЦК партии, правда поддержке довольно умеренной) «отъедал» у Наркомпроса МВТУ. Мероприятие закончилось относительно успешно: хотя институт и остался в формальном подчинение наркомата, НТК получил практически полный контроль над всеми проводимыми там исследовательскими работами. И на всех факультетах были созданы подчиняющиеся исключительно НТК первые отделы, а назначенные руководители этих отделав в срочном порядке проходили инструктаж у товарища Тихонова. Поэтому практически до конца декабря Берия старался Тихонова «не дергать по пустякам», но в преддверии нового года он все же решил уточнить, как в университете продвигаются дела с новым производством. Довольно все же недешевым, хотя деньги были университету выделены «по минимуму», дополнительный запрос Старухи Лаврентий Павлович решил не удовлетворять. Ученые всегда просят много, а если у ученого еще и юношеский энтузиазм в крови бурлит, то они все истратят, сколько им не дай…

Валентин Ильич на вопрос Лаврентия Павловича ответил не задумываясь:

– Я со Старухой всего лишь позавчера говорил об этом, она уверена, что уже в начале января производство полиэтилена будет запущено и почти сразу установка выйдет на полную мощность. Правда мощность-то невелика, она сама все время подчеркивает, что установка эта опытная, да и рабочие не из лучших. Не потому что рукожопые, – тут же поправился он, – а потому что для работы на установке она студентов набрала, а у них просто времени нет, они же все учатся еще. Старуха, правда, как-то с преподавателями договорилась чтобы те студентов на работу отпускали, а потом им отдельные занятия проводили, но все равно… она еще сейчас собирается несколько выпускников рабфака на работу взять, которые на курсе Зелинского обучение проходили но в университет не попали, но она говорит, что обучить их получится не раньше марта. То есть она уже для них учебный курс расписала, опять же с преподавателями договорилась что те их отдельно еще получат, сама тоже учить их собирается.

– Интересно, но если рабфаковцы в университет не поступили… они что, под дверьми сидели и ждали, что из все же зачислят?

– Нет конечно, просто некоторые, кого профессор Зелинский или профессор Каблуков готовы были зачислить, учиться не пошли: семьи, зарабатывать на жизнь надо – вот она таких и разыскала. А зарплаты в лаборатории все же заводские, почти все, кого она разыскала, сменить работу согласились – или не сменить, там же и безработными несколько человек осталось… то есть случайными заработками перебивались. Людей она через канцелярию нашла, все же выбирала именно москвичей.

– Ясно. А с расходами как? Все промотали?

– За границей Старуха только два насоса заказала, шведских – но это всего на восемнадцать тысяч. Еще посуды американской химической, но там вообще тысяч на пять всего, а на остальное почти все в лаборатории и делалось, разве что металл закупался… да, металл тоже на одиннадцать тысяч из Швеции привезли, нержавеющую сталь. А остальное по мелочи на московских заводах делалось, как раз мне… моим пришлось по заводам помотаться, и даже по рынкам. Но так как там почти все за наличные покупалось, справились быстро.

– Как на рынках и за наличные? А отчитываться за затраты вы как собираетесь?

– Так это не из тех денег, что НТК выделило, она тысяч на шестьдесят из своей премии за резину всякого накупила. Честно говоря, я даже не знаю, зачем ей все это было нужно, но платила-то она – значит ей это действительно было необходимо: если свои тратишь, то уж всяко семь раз прикинешь, можно ли без этого обойтись…

– И теперь она уверена, что заказ по пропускам она в срок исполнит… думаю, что мне с ней нужно поговорить. Пригласите-ка вы ее ко мне в понедельник… утром, до начала занятий.

– До начала не получится, в университете же они в восемь начинаются.

– В восемь, так в восемь… одну лекцию пропустит, ничего страшного не случится. То есть вы там проследите, чтобы не случилось… преподавателям, там, сообщите, что она не прогуливает, а по делу отлучилась…

В понедельник утром Лаврентий Павлович увидел Веру во второй раз, и увиденное ему уже понравилось. Хотя лицо ее и оставалось каким-то детским, но одета она было в строгий темно-серый костюм, делая ее весьма элегантной дамой… девушкой, и даже сумочка ее была… элегантной.

– Доброе утро, Вера Андреевна, давайте все же познакомимся: меня зовут Лаврентий Павлович Берия – впрочем, вы вроде это уже знаете, а работаю я начальником НТК.

– Очень приятно, и тем более приятно, что Куйбышев все же меня послушал, выбрав вас на эту должность. Но, думаю, вы пригласили меня не для того, чтобы мы тут комплиментами обменивались.

– Это вы верно заметили. Я хотел поинтересоваться… много чем, а для начала… почему вы почти всю премию, полученную вами за изобретение резины, потратили за установку для выделывания этого вашего полиэтилена? Или вы думаете, что государство вам за полиэтилен премию еще большую выпишет?

– Было бы неплохо, но премию лучше выписать не мне, а Александре Новоселовой, которая изготовила один из важнейших компонентов. К тому же я не изобрела резину, а просто сообразила, как иным способом сырье для его изготовления получить… подешевле.

– Должен сказать, что это уже огромное достижение – по крайней мере ваши профессора в этом уверены. А вот по поводу полиэтилена такой уверенности нет. Ведь вроде вы же и говорили, что его еще в прошлом веке придумали… ха границей придумали, так почему же они его до сих пор не используют?

– Потому что так, как они придумали, его производить сейчас практически невозможно. Я имею в виду, с приемлемыми затратами невозможно. Полиэтилен, который придумал Пехманн, возникает при давлении в тысячу атмосфер, а я что-то не слышала про насосы, которые способны такое давление создать. Промышленные насосы, я имею в виду.

– А вы такой насос смогли придумать…

– Глупости какие! Я вообще не инженер, я всего лишь химик. Но я придумала, как этот полиэтилен можно дешево делать без такого давления, а буржуи об этом не знают. Если узнают – то тут же бросятся его всячески применять, вели даже если просто изоляцию для проводов делать не из гуттаперчи или резины… к тому же резиновая изоляция хоть и не очень быстро, но провода разъедает, так как в ее состав сера входит, а в полиэтилене провода и через сто лет будут как новенькие. Я уже не говорю о том, что если с такой изоляцией сделать провода для полевых телефонов в армии, то солдатикам не придется таскать пудовые катушки, им будет достаточно фунтовый рулончик провода по полям разматывать.

– Хм… интересно.

– А всего подобных применений у полиэтилена десятки, если не сотни, он много где может заменить резину, стекло, дорогущие лаки, бронзу и даже сталь – и при этом при достаточно массовом производстве он окажется дешевле всего перечисленного. Но именно из-за этого категорически нельзя допустить, чтобы буржуи вообще узнали, что так делать можно – и тем более нельзя допустить, чтобы они узнали как это сделать.

– А я вот, допустим, не буржуй, мне об этом узнать можно?

– Конечно, вы же хранитель государственных секретов – а как вы будете секрет хранить если сами его не знаете? Я просто подобрала катализатор, который превращает этилен в полиэтилен без такого жуткого давления.

– Я понял, секрет именно в этом катализаторе. Кстати, товарищу Куйбышеву вы его рассказать не захотели, но мне – по его словам – готовы секрет доверить. Могу я узнать, чем я обязан вашим доверием? Ведь вы же меня не знали совсем, мы даже не встречались ни разу… до того, как вы Куйбышеву меня отрекомендовали. Если Валериан Владимирович мне все верно пересказал, то вы верите лишь двоим: товарищу Сталину и мне. И, откровенно говоря, интересно, почему такая… избирательность.

– Не верю, а доверяю, и это большая разница между прочим. А вы хотите чтобы я все вам рассказала, честно и откровенно?

– Было бы желательно.

– Тогда слушайте. Начнем с того, что вы мне совершенно не нравитесь, и то, чем вы занимаетесь, тоже не нравится – но я понимаю, что работа эта нужна и иного способа ее сейчас выполнить, просто нет. Чтобы не было недосказанностей и неправильно понятых слов, поясню на примере: мне не нравятся ассенизаторы потому что от них воняет, и не нравится их работа – то есть я бы такое не занялась. Но я понимаю, что если дерьмо не чистить, то мы в нем просто утонем…

– То есть я для вас просто говночист… Ну, спасибо!

– Я просто привела крайний пример, и он про именно мои ощущения, не про вас. А у вас работа иная. Вот врачи, хирурги, они практически никогда своих родственников не оперируют. Потому что боятся сделать им больно – и из-за этого страза боятся родню не вылечить. Вы же занимаетесь примерно этим, и родней у вас выступает вся страна – но вы способны отключить свои привязанности и операцию все же необходимую произвести. Выглядит это иногда крайне жестоко, лично я на такое не способна…

– А я, по вашему, способен…

– Да, и это лишь повышает уровень моего доверия к вам.

– Интересно, почему.

– Почему… Потому что из всех тех, кого я знаю, хотя бы и не лично, вам двоим разглашать секреты не выгодно ни в каком разрезе. Ни с финансовой точки зрения, ни с политической, ни с личной.

– Думаю, что товарищ Куйбышев…

– Ему тоже выгоды в этом нет, но вот в личном плане… Он способен напиться до поросячьего визга и спьяну что угодно разболтать может.

– А вы так уверены, что я или товарищ Сталин…

– Уверена. Вы двое во-первых искренне верите в дело, которому служите, во-вторых, делом доказали, что даже в самой экстремальной ситуации не теряете над собой контроля. А что касается лично вас, то мингрел и христианин, способный стать сотрудником разведки совершенно националистической и насквозь мусульманской партии, при этом заняв должность, дающую доступ почти ко всем секретам и при этом не вынужденный предавать личные идеалы с моей точки зрения величайший профессионал и великолепный, просто гениальный актер.

– Вы и об этом знаете… а можно полюбопытствовать, кто вам об этом рассказал?

– Можно, но он уже никому ничего больше рассказать не сможет. Нет, не смотрите так, это не я, просто… Я про Куйбышева вам говорила – так вот был у нас товарищ, который спьяну много чего рассказывал. Но его вскоре в пьяной драке свои же собутыльники и прирезали. Он, конечно, официально героический красный командир, героически павший в борьбе с врагами революции… в целом верно, зеленый змий и есть самый что ни на есть враг. Но вы не беспокойтесь, про вас он больше никому ничего не говорил, там просто к слову пришлось… а про змия вы и так все знаете.

– Интересный взгляд на вещи у вас. И вы после такого пьяного рассказа решили, что мне лучше всего подойдет работа…

– А я ничего не решала, я просто описала круг возникших задач. А уж работой это вы занялись по собственному желанию, а уж предложили вам эту работу совсем другие люди. Что же до полиэтилена, раз уж речь о нем зашла, то мне пришлось свои деньги тратить просто потому… нет, тратила я из потому, что ни для чего иного они мне просто не нужны были. Хранить их на будущее – глупо, цены за полгода уже почти вдвое выросли, а если бы я их сейчас не потратила, то еще через полгода денег и на производство катализатора бы не хватило. Зато теперь для установки у нас уже есть запас где-то на год работы…

– Что же это за… катализатор, правильно я слово запомнил?

– Ну что, проверим, насколько я права в своих ожиданиях… Есть две жутко ядовитые и практически бесполезные в мирной жизни жидкости. По отдельности бесполезные: тетрахлорид титана и триэтилалюминий. Но если их смешать, то в этой смеси этилен со скоростью свиста превращается в полиэтилен. И вот состав этой смеси и есть главный государственный секрет, а сами вещества по отдельности вообще никому не нужны. То есть тетрахлорид очень даже нужен, но, к сожалению, не сейчас.

– Почему не сейчас?

– Вот, смотрите, – Вера покопалась в сумочке и вытащила небольшую металлическую пластину. – Это – технически чистый титан, металл в несколько раз прочнее стали и вдвое ее легче – но пока он абсолютно бесполезен.

– И вы называете такой металл бесполезным?!

– Я вам пластину эту оставлю, покорябайте его на досуге напильником, что ли. Или попробуйте из нагана прострелить: эту пластинка толщиной в миллиметр пуля из нагана в упор не пробьет, а сколько она весит, вы и сами видите. Если такими пластинками подкладку пиджака подшить…

– А вы говорите…

– Чтобы такие пластины делать достаточно массово, мне потребуется целая электростанция. Причем не самая маленькая, для начала, думаю, мне мегаватт сто хватит.

– Сколько?!

– Я же говорю: пока металл бесполезен. Неи ни малейшей пользы от того, чего вообще нет, но со временем…

– Да уж, планы у вас… никаких денег в стране не хватит их осуществить.

– Пока не хватит, это вы верно заметили. Но я могу предложить сделать так, чтобы у НТК деньги нужные появились. И на это, и на то, и на всякое другое… Могу, но не прям вот щяз. Я-то внутри себя примерно понимаю как, но вот объяснить это человеку, который вообще не химик… Дайте мне пару недель на подготовку, я вам все в подробностях распишу.

– Две недели? Ну что же, я две недели могу и потерпеть…