На заседании факультета, состоявшемся в середине июля, декан Мирчинк снова спросил:
– Ну и что мы будем делать с этой девицей?
Георгий Федорович был вообще-то геологом и не совсем понял суть ранее сказанного, однако разобраться в этом очень хотел, поскольку согласно новому постановлению правительства на него внезапно свалилась огромная ответственность – но насколько на его работу могла повлиять эта юная особа, он пока не разобрался.
– Мнение профессоров Зелинского и Каблукова я уже выслушал, меня все же интересует, что скажут руководители других направлений.
– А что мы можем сказать-то? – усмехнулся профессор Фиников, – девочка нам попалась просто поразительная. Откровенно говоря, я удивился несказанно, когда она успешно завалила экзамен в первый раз, но когда и во второй раз она продемонстрировала практически полное отсутствие понимания предмета, я понял, что в первый раз еще не очень-то и удивился. Ведь на всем химическом отделении студенты – благодаря ее лекциям – продемонстрировали успехи даже выше, чем на отделении математическом. И я вообще не понимаю, как она смогла студентам донести материал, в котором в принципе не разбирается!
– А я понял, – хмыкнул профессор Млодзеевский, – причем она мне это сама рассказала. У нее просто великолепная память, она тот материал, который вы ей перед лекцией рассказывали, просто как попугай повторяла, и в процессе пересказа думала не о том, что она говорит, а о том, как говорит. Вот вы, когда ей лекцию читали, какие-то места обозначали как очень важные – и она в этих местах просто говорила с такими интонациями, что внимание слушателей именно на этом и концентрировалось. Я еще поговорил с ее квартирной хозяйкой, она сказала что девочка специально у нее спрашивала, что в материале легко запоминается, а что трудно, и для этих трудных мест придумывала какие-то легко запоминаемые образы. Стишки дурацкие, какие-то глупые или даже неприличные ассоциации, благодаря которым формулы легко в памяти воспроизводятся… Но материала-то много, и она для себя все это запомнить целью не ставила, поскольку вся на химии сосредоточилась. Но главное, что ей пока вся эта математика для занятий химией не нужна, то она на нее просто внимания не обращает. Но, должен заметить, что когда ей что-то из той же математики потребуется, то она с ней разберется быстрее студента-отличника.
– И с чего это вы так уверены? – с явно читаемым недоверием в голосе поинтересовался Георгий Федорович.
– А она мне перед тем, как из Москвы уехать, задачку принесла по термодинамике. Очень, прямо скажу, непростую, мы решать подобные студентов уже на четвертом курсе начинаем – но она собрала и мне предоставила все экспериментальные данные, для решения задачи необходимые. То есть она заранее провела нужные эксперименты, точно зная, что их результаты нам понадобятся, и я больше скажу: о том, что кое-какие данные для решения задачи будут крайне полезны, я вообще сообразил буквально на днях – а она все заранее продумала и сообразила об этом куда как раньше меня. И у меня сейчас складывается впечатление, что она и способ решения задачи уже знала, просто – и тут снова чистая математика – лень ей было решать очень непростую систему интегральных уравнений.
– Скорее всего, она просто в части математики до способов такого решения не добралась… – задумчиво отметил Сергей Павлович, к которому с просьбой о помощи в проведении расчетов успел обратиться Анатолий Болеславович – ведь у нас эти способы тоже курсе на четвертом рассматриваются. Но вы правы: то, как она эту задачу смогла поставить, уже говорит что девочка крайне неглупа. Однако насчет лени… если сейчас эту систему уравнений решают сразу две кафедры университета в полном составе, то она, скорее, поняла что сама с такой задачей просто физически не справится. И передала задачу тем, кто справиться с ней может.
– Плохо, что мы сейчас у нее спросить не можем… – усталым голосом (ведь заседание длилось уже больше трех часов) пожаловался в пространство Георгий Федорович. – Может быть, кто-то знает, где ее сейчас найти можно? Ведь в постановлении ясно сказано: подлежит согласованию с секретарем комсомольской организации…
– Она работу важную делает, – внезапно ответил на этот вопрос новый сотрудник факультета. Тихонов Валентин Ильич был почти для всех человеком еще незнакомым, а то, чем он должен был заниматься, знал один лишь декан – пока только один знал, но этот довольно молодой товарищ уже определенный авторитет заслужил в химическом отделении – поскольку в настоящий момент руководил ремонтом нового выделенного отделению здания неподалеку. Однако вряд ли его, одетого в строгий серый костюм-тройку, кто-то мог назвать «строителем».
– А насчет согласования… – продолжил он после небольшой паузы, – мне дано указание на нынешнем этапе просто утвердить ваши предложения. Так что решайте сами, я согласующую подпись поставлю – но прошу все же за советами и консультациями ко мне не обращаться, я в этих ваших науках и в педагогике слабо разбираюсь…
А еще в конце июня в «Правде» промелькнула заметка о «выдающемся достижении советских химиков, разработавших способ получения каучука из спирта». Особого ажиотажа ни в стране, ни за рубежом заметка на вызвала. В стране – потому что это «достижение» вроде никого лично пока не затрагивало, разве что, по мнению отдельных граждан, этого намекало на то, что производство спирта в СССР теперь увеличится и можно будет… ну, если получится… там же наверняка и охрану поставят неслабую…
А за рубежом над заметкой больше посмеялись: способ получения бутадиенового каучука из спирта был уже лет десять как широко среди химиков известен, однако ни ценой, ни в особенности качеством продукт никого удовлетворить не мог. Конечно, было бы неплохо узнать, какие резины эти русские из такого каучука делать собираются и как именно – но это разве что в плане общей эрудиции. А на пути осуществления этого плана стояли мощные корпорации, уже создавшие огромные плантации гевеи по всему миру и очень даже желающие инвестиции не просто быстро окупить, но и изрядную прибыль с этого получить. А если за каким-то проектом стоят большие деньги… в общем, ни один химический журнал за границей заметку в «Правде» даже не упомянул.
Но печатали эту заметку вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на иностранцев или заставить своих граждан срочно возгордиться достижениями советской науки. Все объяснялось проще: после выхода этой заметки отдельные советские граждане, проживающие в непосредственной близости от столицы, совершенно не удивились тому, что вокруг новенького завода началось строительство огромной кирпичной стены. Всем же ясно: на заводе, как каждый мужик знает, собираются резину делать – а без стены-то как обойтись? Ведь народ без стены весь спирт с завода украдет: такие стены и вокруг водочных заводов ставили, а тут-то спирт вообще по железной дороге цистернами возить будут, вон ведь какой здоровенный завод строить собрались!
Заметку в «Правде» напечатали после того, как новый начальник совершенно нового Комитета, внимательно прочитавший переданную Старухой Куйбышеву тетрадку (довольно толстую), высказал свое мнение по поводу написанного:
– Не знаю, кто это писал, но если хотя бы четверть того, что в тетрадке написано, окажется правдой, то… одно скажу: очень верно отмечено, что камешек нужно прятать на морском берегу, а лист нужно прятать в лесу.
– Что-то я этого в тетрадке не заметил.
– Это я Честертона процитировал, писатель такой был британский. А в тетрадке не цитата написана, а суть такого подхода. И расписана, должен заметить, детально и довольно грамотно, однако кое-что здесь выглядит слишком уж сложно, а мы поступим попроще. К заводу же даже железную дорогу тянуть придется?
Небольшую ветку от станции Бескудниково до «завода» уже выстроили: уголь телегами возить – занятие не самое «прогрессивное». А теперь здесь довольно быстро поднималась стена, и не простая, а с красивыми небольшими башенками (окружающее народонаселение было убеждено, что на них пулеметы поставят чтобы от воров народный спирт защищать). Насчет пулеметов народ ошибался, просто начальник Комитета охраны гостайны решил, что просто забора маловато будет, так что нужно и места для установки приборов товарища Термена предусмотреть. А пулеметы… если они понадобятся, то куда их пристроить, место найдется.
А Вера обо всех этих событиях даже не подозревала: она занималась «очень важной работой» очень далеко от столицы. Неподалеку от станицы Цимлянской еще с дореволюционного времени сохранилось несколько «помещичьих» виноградников, в самой станице и вокруг нее было разбито множество разных садов – но вот «пользу народному хозяйству» (кроме зерна, конечно) здесь приносили лишь яблоневые сады, откуда яблоки все же получалось доставить в ближайшие города на рынки. Многочисленные груши тоже урожаи давали славные, но для перевозки они не годились: слишком мягкие да сладкие – но местные их хотя бы сушили и на рынки сушеными везли. А виноградники – за ними крестьяне даже и не следили особо: местный спирто-водочный завод продукцию делал из пшеницы, винные погреба были после революции заброшены: местные для себя вина делали достаточно и со своих «домашних» виноградников, а ягоды продавать просто некому было. Опять же, в станице небольшой колхоз уже организовался, но в нем лишь самая беднота собралась…
Районная власть, получив «указание из Москвы», этой бедноте безлошадной – то есть колхозу – бесхозные виноградники и передала. И местные мужики (очень обижавшиеся, когда их мужиками называли, а не казаками) против этого вообще не возразили. Как не возразили и против передачи – правда не колхозу, а все же новому «заводу» – старой виноградной «давилки», расположенной в паре верст от станицы.
Ну не возразили – и хорошо. Вера виноградники обошла, увиденное ей понравилось Понравилась и «давилка»: здоровенный кирпичный сарай с довольно широкими окнами (из которых, правда, все стекла куда-то «испарились»), рядом с которым были выстроены – по рассказам местных жителей чуть ли не при Петре Первом – давно опустевшие винные погреба, и девушка приступила к работе.
То есть собственно работы у нее было немного, созданием завода руководил назначенный Куйбышевым инженер из Москвы – но и тому особо надрываться не приходилось. Все оборудование было уже закуплено и даже привезено в станицу, а инженер руководил установкой этого оборудования по местам. Вера же лично только поставила «на линию» проточный пастеризатор – единственный «прибор», которого «за границей» пока не имелось. Пастеризатор был устройством не самым простым, вдобавок большей частью вообще стеклянным: сок должен был пастеризоваться в довольно длинных трубках из борного стекла, так что «местные кадры» к его установке не допускались.
Еще в работу Веры входила «наладка оборудования» (не всего, а только той части, которая отвечала за пастеризацию и розлив сока по бутылкам), обучение рабочих завода – и вот последняя обязанность была самой трудной. В свое время Вера Андреевна занималась обучением рабочих на химических предприятиях, и она прекрасно знала, что самое трудное в этом деле – это заставить рабочих соблюдать технологию производства. Но здесь, в Цимлянской, это оказалось проще, чем ФЗУшников обучать тонкостям изготовления пороха: все же народ был достаточно взрослый, в большинстве своем грамотный… в смысле, читать и писать они точно умели. А стимул работать хорошо девочка быстро нашла, объявив на первом же собрании, проведенном с «нанятым персоналом»:
– Здесь работа не очень сложная, просто нужно довольно внимательно за машинами смотреть. Где чего крутить – я покажу, когда крутить – расскажу. Но должна предупредить: если кто-то крутить будет не то и не тогда, когда надо, то продукт испортится. Причем испортится быстро, а за взорвавшиеся бутылки страна вам платить не будет. Больше того, за бутылки попорченные еще и из зарплаты вычтет…
– А вычитать-то будет из чего?
– А вы сами посчитайте. Виноград на завод пойдет по пять копеек за кило, бутылки мы считать не будем, они с других заводов пойдут и в цену продукции не включаются – в цену произведенной вами продукции. Чтобы бутылку соком заполнить, нужно винограда на семь копеек, а государство с завода сок берет по гривеннику за бутылку. Это за собственно сок, за уголь и все прочее государство не вам платить будет.
– И много мы с этих трех копеек…
– Завод должен виноградного сока только этой осенью выдать сто тысяч бутылок. Это получается три тысячи рублей только с виноградного сока вам в зарплату. Сделаете больше – больше и получите…
– Получается по триста рублей на рыло… не сказать, что очень много – это вы за год посчитали?
– Вот этот пастеризатор в сутки может подготовить пять тонн сока. Арифметику учили? За сколько он пропустит через себя сто тонн?
– Девушка, а ты не врешь? И еще спрошу: мы, выходит, за три недели с работой справимся, а потом до следующего урожая без получки сидеть будем?
– Не будете, если работать хорошо станете. Потому что когда в правительстве увидят вашу хорошую работу, то уже зимой здесь поставят специальные танки, где пастеризованный сок может хоть полгода храниться – и тогда уже вам работа до весны всегда будет. А потом, тут же не один виноград растет, кто вам запретить сок их тех же груш делать… из груш трудно, но можно из яблок… за них, конечно, платить меньше будут, но сами подумайте, почем в сезон яблоки на рынке. Но это я к чему: за каждую испорченную бутылку двадцать копеек будет из чего вычесть.
– Сдается мне, что хрен мы чего получим с такими-то кондициями, – выразил свои сомнения один из рабочих.
– Не будете технологию соблюдать, то еще и должны останетесь. Но технологию, снова повторю, соблюдать совсем не сложно, в особенности если на работу с похмелья не приходить. Но еще скажу: если приходить с похмелья… я тут несколько телег яблок купила чтобы оборудование опробовать, завтра с утра покажу как оно тут все – и увидите: кто технологию нарушит, тому вообще не до денег будет.
– Это почему?
– Потому что все мысли у него будут о том, где бы руки новые отрастить взамен оторванных. Миксер, который плоды для соковыжималки готовит, не то что руку – он лом железный порвать может. Однако я, как вы видите, все еще хожу с руками, причем со старыми, от рождения мне даденными… а вы же тут не дурачки деревенские собрались? Научитесь быстро – и стране пользу приносить будете большую, и семьи свои не обидите…
В принципе, обещать «златые горы» Вере было нетрудно – но вот с имплементацией этих гор в стране имелись определенные трудности. Прогнать пять тонн сока через пастеризатор было не очень и трудно, но потом эти тонны требовалось разлить по бутылкам. Литровым – и поэтому заводу в день нужно было откуда-то взять пять тысяч этих бутылок. Понятно, что в станице бутылки не делались, их привозить требовалось – но и с транспортом проблема была решаемая. Однако чтобы их привезти откуда-то, бутылки требовалось где-то сделать – а вот с этим было непросто. То есть сделать пять тысяч бутылок страна была в состоянии: по плану две тысячи бутылок в сутки должны были привозиться из Царицына (то есть уже из Сталинграда), а три тысячи – аж из Ростова. Но еще нужно было для бутылок сделать крышки (тоже стеклянные) – и с ними почему-то было хуже. То есть их тоже делали, на тех же заводах, что и бутылки – но если с бутылками получался брак одна на тысячу сделанных, то крышки в брак шли минимум одна из двадцати.
Еще для того, чтобы сок закупорить в этих бутылках, нужны были резиновые уплотнители – и Вера специально предупредила Куйбышева о том, что «ее синтетическая резина не подойдет». На одну банку резины нужно было немного, примерно два грамма – но все равно заводу требовалось ее по десять килограммов в сутки. Тоже немного, но в стране ее для кучи других дел катастрофически не хватало… Правда, изыскать эти килограммы все же удалось, направив для других нужд продукцию Лианозовского заводика, но и это получилось проделать лишь после того, как Вера клятвенно пообещала «до Нового года подготовить полный аналог натурального каучука для промышленного производства». Тогда Валериан Владимирович просто недоверчиво хмыкнул и, подписывая наряд на выделение «стратегического материала» тихо, но очень веско добавил:
– Старуха, ты пообещала, и я твое обещание запомнил…
А еще одной проблемой стало то, что в стране просто не делалось пружинной проволоки, из которой нужно было делать пружину, прижимающую крышку к бутылке. Вообще не делалось, так что и ее приходилось за границей закупать. В Швеции, и поначалу Вера даже предложила оплатить поставку из свое «резиновой премии», но все же Куйбышев это предложение отверг:
– Еще не хватало нам юных старух обирать… а ты точно уверена, что в СССР такую проволоку никто не делает?
– Уверена.
– И никто ее сделать не сможет?
– Сразу – не сможет. Но если постараться, что через год мы уже отечественной пользоваться будем.
– Ну смотри… И учти, если ты мне результат осенью не покажешь…
– То я убегу в тайгу и там спрячусь, и никто меня в тайге не найдет. Шучу я, просто нервничаю немножко…
– А ты не нервничай, просто работу сделай. А то на меня уже отдельные товарищи косятся: что это я по вечерам с какой-то школьницей тут сижу и университету бешеные миллионы выделяю…
Двадцать седьмого августа специально выделенный рабочими «сочного завода» курьер доставил в Москву специально для Валериана Владимировича посылку с пятью бутылками сока. Ради этих бутылок Вера смоталась в Сталинград, где – пользуясь выписанным Куйбышевым мандатом – в городской типографии заказала красивые цветные этикетки. И продукция заводика руководству страны понравилась: и виноградный сок (белый и красный), и грушевый (сделанный все же исключительно «в качестве демонстратора технологий»), и яблочный, и вишневый. А Вера, вернувшаяся в Москву тридцать первого, прямо с вокзала позвонила Куйбышеву и поинтересовалась:
– Добрый вечер, это Старуха. Я спросить хотела: мне бежать в тайгу прятаться или можно просто домой возвращаться?
– Старуха, ты откуда звонишь?
– С вокзала, поезд пятнадцать минут как пришел.
– С вокзала… тогда ладно. Ты ко мне зайди завтра…
– Завтра первое сентября, мне учиться надо.
– Тогда в пятницу, часам к шести, тут с тобой… есть кое-что для обсуждения. Очень важное, так что жду.
– Второго в шесть… хорошо, буду. Вам сок-то понравился?
– Второго в шесть все вопросы. Все, до встречи…
Честно говоря, Куйбышев по поводу сока для запивания кофе беспокоился не очень, и выделил довольно немаленькие деньги не потому, что сок Уэлш ему поперек горла встал. Просто в начале лета состоялся у него один разговор, и собеседник высказал одну очень интересную мысль:
– Мне тут товарищ подсказал насчет сока консервированного… На Кавказе земли много, где особо ничего вырастить нельзя, но для лозы подходящей. Земля-то подходит, а виноград на ней никто не выращивает – потому что крестьянам хватает и того, что у них дома растет. И вино там делают… армяне и грузины делают, а азербайджанцы виноград так кушают. И выращивают сорта чтобы просто кушать: вино-то им делать аллах не разрешает. А больше выращивать вроде и нетрудно, но куда урожай деть? Изюм делают, но кишмиш большого урожая не дает, а изюм с косточками народ не особо покупает. И я вот что подумал: если эта твоя старуха за такие деньги обещает наладить производство сока из винограда, то сколько же страна этого винограда вырастить сможет?
– Так она только обещает…
– А мы посмотрим, выполнит она обещание или нет. Есть мнение, что выполнит: американцы же сок уже сколько лет делают? Я посмотрел: уже больше полувека делают, а мы что, хуже них? Еще думаю, что если заводики такие поставить… государственные, то тамошних крестьян будет проще в колхозы собирать: объявим, что урожай закупать только в колхозах будем…
– Но ведь придется очень много всего за границей покупать…
– А мы за границей образцы купим. Получим результат – сами все нужное делать будем: тут по расчетам получается, что заводик такой за год окупится, и даже быстрее чем за год. Нам, конечно, быстрота и не особо важна, но если десять рабочих дадут для индустриализации сто тысяч за год…
– Она говорит, что за два месяца, пока урожай собирается… правда потом можно будет раза в три время работы такого завода увеличить…
– То есть уже триста тысяч в год. Десять рабочих.
– Это все равно получится не сразу, там еще станки специальные придумать нужно будет, в пока – в этом году по крайней мере – завод будет на четверть обещанного работать.
– У нас есть кому их придумывать?
– Найдем.
– Тогда пусть она нам покажет как все это работает и расскажет, что потребуется чтобы работать еще лучше. Как я понял, она уже стране денег заработала на пяток таких заводов и останавливаться на этом не собирается?
– Не собирается. Но она планы расписала миллионов на сто уже.
– Я эти планы видел, и нам они понравились. Особенно тем, что платить за их исполнение нам придется лишь поначалу и довольно немного. Я тут попросил товарищей эти планы с позиции экономики просчитать, и мне сказали, что старушка эта как-то очень скромно к оценке экономического эффекта подходит. Правда, мне это товарищ Струмилин подсчитывал, а у него со скромностью как-то… сложно. Однако в любом случае эта старушка твоя…
– Старуха.
– А я что сказал?
– Не старушка, а Старуха, это у нее прозвище такое…
– Пусть будет Старуха. Ты мне, как она работу закончит, о результатах расскажи, вместе подумаем, стоит ли эти результаты на Кавказ переносить.
– Если она опять не наврала, то стоит.
– А что, уже наврать успела?
– Ну, если строго подходить, то да. Тот же каучук она обещала за восемь месяцев сделать, а сделала за четыре.
– Да уж, обманщица воистину бессовестная… надо бы с ней познакомиться… при случае. Ладно, этот вопрос рассмотрели, что там у нас следующее?
Первого числа у Веры было столько «новых впечатлений», что она почти и не заметила как день пролетел. А второго с утра пришлось последствия этих «впечатлений» устранять – так что в кабинет к Куйбышеву она вошла в состоянии, напоминающем «утомленного зомби». И как-то совершенно машинально поприветствовала сидящего на левом приставном кресле очень давно знакомого ей человека:
– Добрый вечер, Лаврентий Павлович. Валериан Владимирович, у вас ко мне вопросы по соку или все же по резине? А то я, боюсь, не те отчеты захватила…