Мы бежали вдоль улицы, подальше от ора полицейской сирены. Я осмелилась коротко обернуться назад. Серебряноволосые мужчины в серой униформе выпрыгивали из автомобиля. Майкл поднял Тайлера на руки, и мы бросились к проходу между нашим бывшим убежищем и другим заброшенным зданием. Мы слышали Маршалов, нагоняющих нас, но они не могли нас увидеть, так как мы оставили этот узкий проход за нами.
У них были пистолеты и на восемьдесят лет больше опыта, но у нас вместо этого были молодые ноги. Мы пробежали мимо длинной живой изгороди во дворе между зданиями. Кусты были наполовину засохшими и очень колючими, но на рассвете этого было достаточно для укрытия. Теперь оказалось полезным что мы, въехав в старый дом, соорудили несколько тайников.
Я отодвинула ветви в сторону, Майкл поставил Тайлера на землю, и мы все прижались друг к другу.
Маршалы приближались.
Я наблюдала за ними через дырку в кустах, в то время как один из маршалов повернул налево, а другой шёл прямо на нас.
Тайлер дышал громко, задыхаясь, как и всегда перед приступом кашля. Я почувствовала, как волосы на моих руках встали дыбом.
Майкл закрыл ладонью рот Тайлера.
Маршал подошёл ближе.
Заметил ли он нас? Маршал наклонился и достал пистолет. Моё учащённое сердцебиение эхом звучало в ушах. Я схватила рубашку Майкла и прижалась щекой к его плечу. Рука маршала схватила листву прямо перед моим носом. Он был так близок, что я могла почувствовать масляный запах его перчаток.
Я задержала дыхание.
— Он здесь! — услышали мы крик другого маршала, а секунду спустя до нас дошел потрескивающий звук электричества.
Электрошокер.
Затем послышались вскрики, полные боли.
Листва трещала под ногами маршала, преследующего нас, когда он бежал к своему напарнику. Я прижала лицо к ограде, чтобы получше разглядеть, что случилось.
Парень лежал лицом вниз на земле, а его крики постепенно переходили в стоны. Один из маршалов надел ему наручники. Я узнала в парне одного из наших сожителей. Мы с ним почти никогда не сталкивались. Электрошокер так обжог шею мальчика, что кожа на том месте даже почернела. Это случалось только тогда, когда электрошокеры включали очень близко человеку или когда был поставлен очень высокий уровень разряда. Думаю, они это делали специально, чтобы, так сказать, «заклеймить» нас. Когда маршалы начали привязывать поясом руки парня к груди, он опять начал вырываться и умолять не забирать его. Но маршалов не волновали его просьбы. Вместо этого они подняли его на ноги и стали тянуть за собой через две верёвки, продёрнутые через ремень, сковывающий грудь и руки мальчика. Ноги мальчика волочились по полу, пока его тянули за собой. На каждой неровности на дороге он громко вскрикивал.
С ним обращались, будто с животным.
Эти трусы ловили нас только по ночам, когда не могли натолкнуться на сочувствующих нам Эндерсов, которые могли бы заступиться за нас.
Мы тихо сидели, близко прижавшись друг к другу под защитой кустов. Это немного согревало Тайлера, что удерживало его от кашля и затыкало каждый тихий звук, который мы создавали. Каждый вскрик парня заставлял нас вздрагивать.
Если бы поселенцев дома было бы чуть больше... Мы бы смогли наброситься на маршалов сзади и кусать, царапать и бить их, пока бы они не отпустили парня. Крики постепенно стихали, а затем был слышен только звук отъезжающей машины. Они уезжали, довольные проделанной работой. Они поймали беднягу и тем самым исполнили свою задачу. А на следующий день они вернутся.
Тайлер начал жутко кашлять, чем вызвал ещё один приступ. Мы выползли из-за изгороди, так как там было слишком сыро для него. Майкл снял свитер и укутал в него Тайлера.
Оба, тесно прижавшись друг к другу, сели на большой опрокинутый бетонный горшок для цветов, пока я нервно металась из стороны в сторону.
— Что теперь делать будем? — спросил Майкл. — Мы потеряли наши спальные мешки.
— И мой электрошокер, — я судорожно сглотнула при мысли об оружии маршалов. — И наши бутылки для воды. А так же всё, что успели спасти из дома.
Мои слова повисли в холодном ночном воздухе. Тот ужас, который они выражали, грозился меня сломать.
— Моей собаки тоже больше нет, — внёс свою лепту Тайлер.
Он упрямо выдвинул вперёд нижнюю губу, но не мог спрятать дрожи. Эта собака была не просто игрушкой. Это был последний подарок, сделанный ему мамой.
Была бы я лучшим человеком, я бы честно призналась, как хорошо его понимала, потому что сама была безутешна от потери фоторамки с картинками наших родителей.
Память, которую больше не восстановить.
Наше раннее пребывание, та жизнь, которой мы жили год назад — всему этому больше не было подтверждения. Разрушена последняя связь с прошлым.
Но я держала свои чувства при себе.
Срываться на всех был не вариант.
— Так что теперь? — поинтересовался, кашляя, Тайлер. — Куда мы пойдём?
— Мы не можем здесь оставаться, — ответила я. — Они могут завтра вернуться сюда с подкреплением.
— Я знаю, где ещё есть пустующий дом — сказал Тайлер. — Недалеко отсюда. Максимум 20 минут.
Ещё одно здание. Ещё один холодный, твёрдый пол. Ещё одно временное убежище. Что-то во мне сломалось.
— Начерти мне карту, — я оторвала уголок от листка с договором.
— Зачем? — спросил Майкл.
— Присоединюсь к вам позже, — я протянула Майклу бумажку, и он начал чертить.
— А куда ты сейчас пойдёшь? — голос Тайлера был взволнованным.
— Я уйду на один или два дня, — сказала я, посмотрев на Майкла. — Я знаю, где можно достать деньги.
Майкл оторвал свой взгляд от чертежа, и наши взгляды встретились.
— Кэлли, ты уверена, что поступаешь правильно?
Я рассматривала осунувшееся лицо Тайлера, его впалые щёки и измученно взирающие глаза. Дым усугубил его состояние. Я бы себе никогда не простила, если бы он умер из-за меня.
— Нет. Но моё решение не переменится.
Вскоре я отправилась в Прайм Дестинейшес, засунув чертёж Майкла в маленький кармашек на моём наручном фонарике.
Когда я добралась до Беверли Хиллз, было всего 8.45 утра и все магазины были закрыты. Я столкнулась по дороге с кучкой Эндерсов, носивших слишком много макияжа и обвешивающихся разными дорогими украшениями. Современная медицина могла продлить их жизнь до 200 лет, но, похоже, не могла переменить их ужасную безвкусицу.
Эта группа зашла в ресторан.
Когда дверь открылась, воздух вокруг меня наполнился запахом яиц и ветчины. В животе заурчало. Эти богатые Эндерсы делали вид, будто войны вовсе не существовало.
Я так хотела их хорошенько встрясти. Они что, всё забыли?
Весь этот кошмар, войны Тихоокеанском побережье, которые ни к какому решению не привели? Новую тактику врагов, которые использовали наполненные спорами гранаты? И наш жестокий ответ ядерным оружием, который уничтожил их компьютеры, самолёты и финансовые рынки?
Аллё, народ! Только что была война!
Война, которую никто не выиграл.
Ни мы, ни государства Тихого океана.
В течение одного года внешний облик Америки полностью изменился: теперь осталась только маленькая горсточка Стартеров, как я, плавающих в целом океане седоволосых, богатых, хорошо питающихся и забывчивых Эндерсов. Конечно, не все относились к небывало богатым, но никто из них не был столь бедным, как мы, у которых не было ни права голоса, ни возможности устроиться на работу.
Эта тенденция обнаружилась ещё до войны, но теперь, когда стариков было гораздо больше, чем нас, развитие такого расположения дел невозможно было остановить.
Я ненавидела думать о войне.
Я прошла мимо пиццерии. Закрыто. Голограмма на витрине выглядела очень аппетитно, даже искусственный аромат этого блюда казался слишком настоящим. С тоской я думала о перчёном вкусе томатного соуса и горячей моцареллы. Мне не хватало не столько еды, сколько чего-то горячего.
Когда я подошла к Прайм Дестинейшес, я немного помедлила. Предприятие находилось в свободно стоящем пятиэтажном здании с посеребряными рамами окон и дверей. Я увидела своё отражение в застеклённой стене здания. Порванная одежда, измазанное сажей лицо, обрамлённое спутанными волосами. Где-то под всем эти ещё была старая я?
Моё отражение исчезло, когда охранник открыл дверь.
— Рад снова вас видеть, — он открыто мне улыбался.
Пока я в приемной ждала Тинненбаума, я заметила через открытую дверь в зал заседаний двух мужчин. Одним из них был Тинненбаум. Другого я могла видеть только со спины. Он был высоким и носил элегантное чёрное пальто. Из-под его шляпы выбивались пара сантиметров серебряных волос. Он несколько раз ударил перчатками по своей ладони, прежде чем так сильно пройтись ими по столу, что даже Тинненбаум вздрогнул.
В следующее мгновение он исчез из моего поля зрения, но высокий мужчина остался и злобно смотрел на витрину с электроникой. Я не могла чётко разглядеть его лицо через стекло, но у меня было ощущение, что он меня лучше видел, чем я его. Я почувствовала покалывание на шее. Он пристально на меня смотрел.
Почему?
В этот момент Тинненбаум вышел из зала и закрыл за собой дверь. Он опять надел на лицо ту жуткую улыбочку, которая, вероятнее всего, была его визитной карточкой.
— Кэлли! Я очень рад вас снова видеть, — он протянул мне руку. — Простите, что заставил вас ждать, просто тот человек — мой начальник.
— Всё в порядке. Влиятельный человек, наверное?
— Его можно назвать мистером Прайм Дестинэйшенс, — он сделал широкий жест рукой. — Это всё его творение.
Я последовала за Тинненбаумом в его офис и села напротив его, в то время как он включал свой огромный экран. Справа я заметила картину в раме и задалась вопросом, не является ли она на самом деле окном слежения.
— Итак, кто, вы сказали, посоветовал вам наше предприятие?
— Деннис Линч.
— Откуда вы его знаете?
— Он был моим одноклассником. До войны.
Он посмотрел на меня, будто ожидал чего-то большего.
— После войны мы с ним случайно столкнулись на улице, и он рассказал мне о вашем институте.
Я не упомянула, что Деннис был также моим, теперь уже бывшим, соседом. Тинненбаум знал, что я незаконно проживала, но указывать ему на это лишний раз не хотелось. Кажется, мой ответ его устроил.
— Какой из видов спорта вам особенно удаётся?
— Стрельба, фехтование и плавание.
Одна его бровь поползла наверх.
— Стрельба?
— Мой отец разбирался в оружии. Он был очень хорошим стрелком и заодно обучил меня этому делу.
— Он мёртв?
— Да, и мама тоже.
— То есть, у вас нет больше никаких совершеннолетних родственников?
— Именно, — тупой вопрос. Разве я стала бы жить на улице, если бы мои бабушка и дедушка были живы?
Он кивнул и постучал пальцами по столу.
— Тогда давайте посмотрим, насколько вы хороши. — Я не сдвинулась с места. — Или у вас ещё какие-то вопросы?
— А если меня поймают? Из-за нелегальной работы?
Он улыбнулся.
— О работе и речи быть не может. Вы нам никакого одолжения не делаете, особенно когда вы находитесьв спящем состоянии. Поэтому те деньги, которые вы от нас получите, никак нельзя назвать зарплатой. Это, скорее, стипендия, — он отодвинул стул назад. — Не волнуйтесь. Эта сделка выгодна обеим сторонам. Мы нуждаемся в вас, а вы нуждаетесь в нас. А теперь давайте посмотрим, в какой вы форме.
Мистер Тинненбаум познакомил меня с женщиной по имени Дорис, которая должна была обо мне позаботиться. У неё были седые волосы Эндерса, но тело балерины. В отличие от других Эндерсов, она понимала толк в моде. На ней был классический костюм сороковых годов, а пояс, который она носила, делал ей и без того тонкую талию ещё меньше. Уверена, для этого она удалила себе пару рёбер.
Дорис протестировала меня в плавании, фехтовании и стрельбе из лука, а также силу мышц, выносливость и гибкость. Моего слова им не хватало. Возможно, какая-то из клиенток-Эндерсов вбила себе в голову, что должна выиграть какой-нибудь фехтовальный чемпионат. Предстояла ещё стрельба помишеням.
Для этого у них не было оборудования, поэтому мы вынуждены были переместиться из дома. Лимузин привёз меня и Тинненбаума к тиру, находящемуся в двадцати минутах от института. Сидя в узкой задней части автомобиля, он начал кашлять и чихать пока, наконец, не прикрыл лицо носовым платком. Возможно, он страдал из-за запаха улицы, доносившегося от меня, но меня чуть не тошнило от его ужасных мужских духов. На протяжении всей поездки он ни разу не взглянул на меня. Вместо этого он все время пялился на свой мини экран.
Только на стрельбище мне удалось обратить его внимание на себя, когда мне работник всунул ружьё в руки, чем вернул меня на три года назад.
Мне было тогда 13 лет, и мой отец делал то же самое. Я протестовала, ссылаясь на то, что ружьё было слишком тяжёлым и большим для меня. Я не хотела признаваться, что на самом деле жутко боялась и лучше бы пошла с ним на рыбалку или в горы.
— Кэл, детка, слушай меня внимательно, — говорил мне отец.
Всегда, когда он меня так называл, значило, что дело было очень серьёзным.
— В нашей стране война, — продолжал он. — Ты должна суметь защитить себя. Себя и Тайлера.
— Но здесь нет войны, пап, — протестовала я.
В те времена война ещё не дошла до нас, но ответ папы доказывал, что он предполагал, как развернуться все события.
— Ещё нет, — ответил он. — Но она приближается. Это лишь вопрос времени.
Два года спустя война спор изменила нас всех. Под скептическим взглядом Тинненбаума я настроилась и приготовила ружьё. Закрыв один глаз, я посмотрела другим глазом на мишень с человеческими очертаниями. Затем я закрыла оба глаза и резко их открыла. Прицел и мишень всё ещё чётко соответствовали. Я вдохнула и нажала на курок.
Пуля попала чётко в красную точку на лбу мишени. Работник, следящий за всем этим, кивнул мне, и я спустила ещё раз. Эта пуля попала точно туда же, куда и первая. Тинненбаум пялился на меня, словно думал, что это какой-то трюк.
Все стрелки, находящиеся в тире (все они были Эндерсами), прервались и, неверя, наблюдали за тем, как я снова и снова попадала в одну точку. В конце я впечатлила их ещё больше, показав, что умею так же хорошо обращаться с разными видами пистолетов.
Большое спасибо, папочка.
На обратном пути Тинненбаум корчился меньше. Он повернул свой экранчик так, что я могла прочитать текст договора. Я перепрыгнула написанное мелким шрифтом и перешла сразу к делу — к гонорару за три бронирования. Этих денег бы хватило два года аренды квартиры. И на то, чтобы подкупить взрослого, который бы подписал арендный договор за нас.
— Сумма...стипендии такая же, как и до тестирования.
— Да, а что вы ожидали?
— Вам не кажется, что при моих способностях полагается более высокая оплата? — ну что ж, попытка — не пытка.
Улыбка сошла с его лица.
— Для несовершеннолетней вы ведёте себя достаточно уверенно и упорно, — он вздохнул и записал более высокую сумму в договор. — Ну ладно. Как вам это?
Я вспомнила советы моего отца, которые он мне упорно вдалбливал.
— Есть какой-то риск, о котором я должна знать? — осведомилась я. — Что в этой истории может пойти не так?
— Без рисков мир бы не существовал. Но мы приняли все возможные меры защиты наших активов.
— То есть меня?
Он кивнул.
— Я могу вам поклясться вам, что с самого начала работы нашего предприятия, то есть уже как 12 месяцев, у нас не было ни одной проблемы.
Я знала, что это не такой уж и большой испытательный срок. Но я нуждалась в деньгах больше, чем в более точном ответе. Что бы мой папа обо всём этом сказал? Я затолкалапоглубже эти мысли.
— Самая сложная часть уже сделана, — сказал Тинненбаум. — Далее пойдёт та часть, в который вы просто ляжете и уснёте, как и каждый вечер.
У нас бы был настоящий дом. Мой брат больше бы не мёрз. И всё это только после трёх аренд. Я дотронулась до экрана, и мой отпечаток пальца появился на контракте. Сделка была закреплена.
Тинненбаум выглянул из окна лимузина. Он пытался выглядеть как можно более расслабленным, но подрагивающие ноги выдавали его. Когда мы вернулись в Прайм Дестинэйшенс, я спрашивала себя, познакомит ли мистер Тинненбаум меня со своим начальником. Но его нигде не было видно. Вместо этого он передал меня в руки Дорис.
— Вы удивитесь, что Дорис для вас приготовила, — сказав это, он исчез в конце коридора в хорошем настроении.
— Настало время вас немного украсить, — Дорис сделала жест рукой, как будто взмахнула волшебной палочкой.
— Приукрасить?
Дорис оглядела меня с ног до головы. В страхе что они могут их срезать, я прикоснулась к моим спутанным волосам.
— Вы действительно думаете, что мы можем вас представить нашим клиентам в таком виде? Ваша внешность будет отполирована с ног до головы. Конечно, за счёт компании. Вы счастливица.
Она взяла мою руку и внимательно её оглядела. Её накрашенные перламутровым лаком ногти сверкали напротив моей грязнющей руки.
— У нас очень много дел, — сказала она с уверенностью.
Извините уж. Когда живёшь на улице,грязь как-то немного прилипает к тебе. Но это далеко не значило, что я грязное чучело. Дорис подтолкнула меня к двойной двери.
— Вы себя не узнаете после того, как мы поработаем над вами.
— Не сомневаюсь.
Первая остановка была что-то вроде человекомойки. Я стояла голой на некой платформе, держась за ручки, болтающиеся у меня над головой. Маленькие защитные очки прикрывали мои глаза, в то время как труба сильными напором покрывала моё тело разными химическими веществами. Искажение, придаваемое очками, заставляло всё выглядеть ещё более сюрреалистично, включая Дорис, которая смотрела на меня через стеклянную стену. Большие подушки пенопласта угрожающе приближались ко мне из боковых стен тоннеля, пока я не сдалась и не задержала воздух, потому что боялась, что они меня задушат. Но этот мягкий материал подстроился под моё тело и протирал меня с ног до головы.
Наконец-то мочалки закончили своё дело и отъехали назад. В то же время со всех сторон полилась под большим напором мелкими струями вода, проходящая по моей коже, словно тысячи иголок. Лента, на которой я стояла, отвезла меня через освещённую только синими лампочками комнату и далее в горячую сушилку.
В последней комнате моё тело сканировали на имение бактерий и, ничего не обнаружив, отправили дальше на косметические мероприятия. Для начала они лазером осветлили мои веснушки и убрали все неровности на коже.
Это всё длилось очень долго. Они мне не дали зеркала, заверив, что я буду довольно результатом.
Взглянув на свои руки, я заметила, что они полностью удалили следы моей битвы с Ренегатами. Потом мне сделали маникюр, педикюр и полный пилинг тела, боль от которого, по шкале боли от 1 до 10, была где-то в районе 11.
Затем Дорис отвела меня к парикмахеру. Стилистка была первым Стариком, которого я видела, кто ходил с окрашенными в красный цвет, несколькими прядями волос. Я попыталась отказаться от стрижки.
— Не глупите. Ваши длинные волосы останутся, как и были. Просто обрежут кончики.
Поэтому я допустила, чтобы на меня надели накидку и посадили в кресло, но тот факт, что мне всё ещё не разрешали посмотреть в зеркало, только усиливал моё недоверие. Когда она закончила, мне показалось, что на полу лежало слишком много волос, но никто так и не дал мне посмотреть на результат.
Последней меня пытала визажистка, которая более двух часов накрашивала каждый сантиметр моего лица. Она выщипала мне брови и наклеила накладные ресницы. Дорис выбрала мне одежду, которую я надела в маленькой кабинке без зеркал.
Прежде чем я успела осмотреть себя, меня потащили в другую комнату, где я должна была позировать перед камерой. Я попыталась беззаботно улыбнуться, как та рыжеволосая девочка с экрана Тинненбаума, но у меня было ощущение, что с этим я справилась только частично.
По мне будто проехалась машина.
— Теперь мы всё сделали? — спросила я у Дорис.
— На сегодня, да.
— Сколько сейчас времени?
— Очень поздно.
Она выглядела такой же усталой, как я себя чувствовала. Этот стресс делал её старше на 10 лет.
— Я покажу вам вашу комнату.
— Здесь?
— При такой внешности вы не можете пойти домой по ночью, да ещё и одной.
Я провела рукой по волосам. Я что, так изменилась?
— Вы никогда не слышали, что есть богатые мужчины, которые похищают молоденьких красивеньких девушек?
Об этом я слышала.
— И эти страшилки — правда?
— Конечно! Здесь вы будете в безопасности и сможете отдохнуть перед завтрашним днём.
Она повернулась и начала идти, и я поспешила за ней.
— Я даже не знаю, как теперь выгляжу, — пробормотала я.
Несколько минут спустя я лежала в настоящей кровати. С простынёй. И с настоящим одеялом. Я уже и позабыла, каково это, спать в чистой кровати. Было ощущение, будто я очутилась на небесах. Я не могла прекратить постоянно дотрагиваться до своего лица. Кожа были такой гладкой. Она напоминала мне о Тайлере.
Когда он был ещё совсем маленьким, я любила щупать его за пухленькие щёчки.
Тайлер.
Что он сейчас делал?
Было ли то убежище, о котором рассказывал Майкл тоже надёжным?
Они нашли какие-нибудь одеяла, которые сохраняли их в тепле? Я чувствовала себя виновно, что лежала сейчас в этой роскошной кровати.
Хотя эта комната и находилась в огромном офисном здании, они обустроили её как гостиничный номер. На ночном столике стоял кувшин с водой, а рядом ваза с ромашками. Это напомнило мне о нашей комнате для гостей, которую мама с такой любовью обустраивала. Я посмотрела на ужин, который они оставили мне рядом с кроватью: Картофельный суп и сыр с крекерами. Я слишком устала, чтобы ещё что-то есть.
Но всё же. Я съела весь суп и сыр, но крекеры завернула в салфетку, чтобы потом отнести Майклу и Тайлеру. Потом, когда они меня отпустят.
Только когда я проснулась на следующее утро, я заметила, что чего-то важного не хватало в комнате.
Окна.
Потому что когда я раздвинула шторы над кроватью, ничего не обнаружила под ними, кроме стены.
Я подошла к двери и приложила к ней ухо, но ничего, кроме тихого шума работников не услышала. Когда я попыталась немного приоткрыть дверь и выглянуть наружу, то поняла, что была заперта. Моё сердце учащённо забилось при мысли о том, что была поймана. Несколько раз вдохнув, я сказала себе, что дверь была закрыта только для моей же безопасности.
На мне всё ещё была та белая пижама, которую кто-то оставил на моей кровати. Я открыла шкаф, в поисках чего бы надеть. Вместо этого я увидела саму себя в большом зеркале, находившемся на задней стенке шкафа.
Я вздохнула.
Я была красивой.
Было всё ещё то же лицо, как и раньше, с глазами моей материи и подбородком моего отца, но выглядело оно изящнее. Кожа была абсолютно гладкой. Скулы были более выделены. И это волшебное слово было «деньги».
С необходимыми средствами, очевидно, каждая девушка могла превратиться в такого вот человека. Я поближе подошла к зеркалу, чтобы посмотреть себе в глаза, на которых ещё остался макияж со вчерашнего дня. Что бы сказал Майкл, если бы меня так увидел?
Моё внимание привлекло к себе содержимое шкафа. Какая-то одежда висела на вешалке. Больничный халат.
Дорис отпёрла дверь и вошла в комнату. Она носила брючный костюм с широким поясом и слишком уж приветливой улыбкой.
— Доброе утро, Кэлли! — её взгляд блуждал по моему лицу. — Хорошо спалось?
— Очень хорошо.
— Наша команда отлично над тобой потрудилась, — Дорис осмотрела мою кожу и прислонилась к стенке. — Не волнуйтесь о макияже. Мы потом его освежим. Идёмте.
В моём животе заурчало. Я заметила, что поднос, на котором стоял мой ужин, исчез. Когда они его забрали?
— Дорис?
Она остановилась.
— Да, милая?
— Когда завтрак?
— Ох, дорогая. Вы получите всё, что только захотите, но позже, — она провела рукой по моим волосам.
Со смерти мамы никто так не делал. Этим она задела меня за живое. Мои глаза наполнились слезами. Дорис, улыбаясь, наклонилась ко мне.
— Но перед операцией вам нельзя ничего есть.
Я пялилась на потолок, пока они катили меня на больничной кровати по бесконечному коридору. Раньше мне удавалось выкинуть все мысли об операции из головы, но теперь, увы, это было невозможно. Я ненавидела иглы, ненавидела скальпели, ненавидела пребывать под наркозом и не иметь контроля над моим телом. Возможно, они об этом знали, поэтому и дали мне успокоительное.
Узоры на потолке сливались воедино. Тинненбаум говорил об этом, как о пустяке. Но если я правильно поняла разговоры врачей в комнате приготовления, речь шла об очень даже серьёзной операции.
Но, к сожалению, я была слишком оглушена успокоительным, чтобы разобраться во всех подробностях. Санитар, тоже Эндерс, худой, хорошо выглядящий мужчина, улыбался мне, пока катил мою кровать по коридору. Мне казалось, или у него были подведены глаза карандашом?
Это всё было просто сумасшествием.
Обычно я уже паниковала, когда мне собирались делать прививку. А теперь я добровольно согласилась на операцию. И не какую-то, а на мозг.
Часть тела, которая мне до сих пор никаких проблем не создавала. Ни один человек не волновался из-за перебора жира в мозгу. Ни один человек не жаловался на размер и форму своего мозга. Или на то, как он выглядел. Мозг либо работал, либо нет. И мой пока что не имел никаких изъянов. Я молилась, чтобы после операции так же всё и осталось.
Больничная койка остановилась. Мы находились в операционной. Яркие лампочки освещали всё вокруг.
Санитар — на его бейджике было написано «Терри» — дотронулся до моей руки:
— Не волнуйся, котёнок. Представь себе, будто мы вставляем этот чип твоей любимой игрушке. Раз, два, и всё готово.
Котёнок? Что это за тип? И что за бред он говорил? Я знала, что это будет сделано в два счёта. Чьи-то руки приближались к моему лицу. Мне надели на рот маску с наркозом и приказали считать от 10 назад.
— Десять. Девять. Восемь... — И всё.
Я проснулась в своей кровати. По моим ощущениям, прошло только пара секунд. Терри, санитар, был всё ещё здесь. Или опять здесь. Он наклонился ко мне.
— Как самочувствие, котёнок?
Моя голова была ватной.
— Всё прошло?
— Да, хирург сказал, что всё отлично.
— А сколько меня... не было? — я огляделась в поиске часов, но всё что я видела — был белый туман.
— Не долго, — он проверял мои жизненные функции. — У тебя что-нибудь болит?
— Я вообще ничего не чувствую.
— Это скоро пройдёт. Я тебя сейчас немного приподниму.
Он передвинул верхнюю часть моей кровати немного выше и туман рассеялся. Через какое-то время я снова смогла чётко видеть. Обстановка была не знакомой.
— Где это я?
— В комнате отдыха. Привыкай. Здесь будет происходить обмен с клиенткой.
Это была маленькая комнатка с окном в коридор. Несколько серебряных камер висели над потолком, и две на стенах. Слева от меня находилась стена, а справа сидел высокий Старик в тёмных очках и с длинными седыми волосами за компьютером.
— Это Тракс, — сказал Терри. — Мы сейчас находимся в его королевстве, так что он здесь король.
Тракс с трудом поднял руку. Хоть он и был Стариком, но, видно, у него было не так много энергии.
— Привет, Кэлли.
Я помахала ему рукой. При этом установила, что вокруг моего запястья висел браслет из белого пластика.
— Привет.
Тракс указал на множество картинок на своём экране.
— Итак, Кэлли, что ты хочешь на обед?
Такой вопрос мне в последний раз задавали минимум год назад. Я начала вспоминать мои любимые блюда: омары и говядина. Да что там, простая пицца сделала бы меня счастливой. Интересно, было бы не вежливо, если бы я попросила карамельный пирог? Прежде чем я успела что-либо сказать, Тракс улыбнулся.
— Как насчёт супа из омаров, пиццы с говядиной и на десерт карамельный пирог?
Моя челюсть находилась где-то в районе пола.
— Я ни разу не говорила, что это мои любимые блюда.
По моей коже побежали мурашки.
— Не волнуйтесь, мы не умеем читать мысли. Нам просто поступил сигнал от вашего мозга, и мы сравнили его с возможными блюдами и вычислили подходящие.
— Не уверена, что счастлива от этого.
— Могу себе это представить. Но что ты думаешь, впринципе, не имеет никакого значения. Ты всё равно будешь спать. Мы должны настроить наиболее хорошую связь между вашим мозгом и мозгом нашей клиентки. И этот тест доказал, что подключение к компьютеру получилось. Нейрочип работает! — он всплеснул руками.
— А эти штуки могут сломаться?
— Ломаются ли компьютеры когда-либо? — он засмеялся.
Терри положил руку мне на плечо. Я увидела, что его ногти были покрашены в чёрный цвет.
— Не задумывайся над этим, котёнок. Просто наслаждайся поездкой!
Сидя за столом в «своей» комнате в халатике, я уминала ланч, который они для меня заказали. Мне огорчало, что я не могу поделиться с Майклом и Тайлером. Я только запихнула последний кусочек карамельного торта в рот, как ко мне зашла Дорис.
— Ну? Я же обещала. Ты наелась?
— Ага, сейчас лопну.
— Это хорошо. Не могу же я моих клиентов на голодный желудок в путешествие отпускать.
На мгновение мне почудилась печаль в её глазах, но, скорее всего, мне просто показалось. Она открыла шкаф и указала мне на вешалку со свободной розовой майкой и белыми джинсами. Нижнее бельё было тоже приготовлено: простенько раскрашенный лифчик и трусики, которые открывали больше, чем не хотелось.
— Когда закончите с едой, наденьте это. Всё остальное снимите, даже это, — она указала на наручный фонарик.
— Что вы с этим будете делать?
— Не волнуйтесь, всё будет вас дожидаться в надёжном месте.
— А кто выбирал одежду? — я попыталась это сказать безразличным голосом, так как возможно, она сама потрудилась над моим гардеробом.
— Гардероб всегда выбирает клиентка. Когда Клара обновит ваш макияж и заново сделает вам причёску, вы сможете приступить к вашей первой работе.
— Так скоро?
Она кивнула.
— Это продлиться не дольше, чем один день. Мы всегда так делаем. Что-то вроде пробного пуска, чтобы убедиться, что всё работает.
— А кто она?
Она скрестила руки у себя на груди и сделала такое лицо, будто постоянно повторяет одно и то же.
— Мы дорожим конфиденциальностью клиентов. Это к лучшему. Для вас, нас и клиентки. Наши клиентки проходят очень тщательный отбор, и я могу вас заверить, что это будет очень милая леди.
— Раз уж она такая милая, как вы говорите, нас бы могли познакомить.
— Не волнуйтесь. Клиентки также подписывают контракт, в котором мы чётко прописываем что запрещено, например, опасные виды спорта на которые вы не дали согласия, как гонки на машинах или прыгание с парашютом, — она меня обняла за плечи. — Поверьте мне, ваше здоровье очень важно для нас. Вам надо только расслабиться, «поспать» недельку, а потом забрать свой гонорар. Это всё, что от вас требуется. Я уже повидала многих девушек, которые уходили отсюда абсолютно счастливыми. Некоторые приходят до сих пор. И вы будете среди них.
— Последний вопрос: Мистер Тинненбаум недавно разговаривал с мужчиной, с которым я, к сожалению, не успела познакомиться.
— Когда это было?
— В тот день, когда я проходила тестирование. Высокий такой, со шляпой и в длинном пальто.
Она кивнула и понизила голос.
— Это генеральный директор. Руководитель этой компании.
— Как его зовут?
— Мы называем его «Старик», но никогда громко это не произнесите. А теперь перестаньте волноваться и станьте счастливой.
Легко сказать. В последний раз я была счастлива давным-давно. Давным-давно моя жизнь состояла из помады, музыки и сумасшедших друзей.
Я хотела быть уверенной, свободной и прежде всего живой. И я очень бы всё держать под контролем сама в этом сумасшедшем мире, но теперь все, кроме меня контролировали мою жизнь: Тракс, Дорис, Тинненбаум... И, видимо этот странный тип. Старик.