Стальная империя

Глава 7 КРАСАВИЦА В КНЯЖЕСКОМ ХАЛАТЕ Зима 1211 г. Ляоян

Кто и зачем забрался в дом? На сей вопрос ответа так и не было, хотя с того времени прошло уже больше месяца. Неизвестные воры (или вор) перевернули всю мебель, кое-что даже разломали, будто что-то искали – все нарисованные Баурджином иероглифы были безжалостно выдраны из бамбуковых рамок и валялись на полу, словно опавшие листья в осеннем лесу. Ничего ценного не пропало, хотя, в общем-то, ничего особенно ценного в доме и не имелось, ну не считать же за ценные вещи пару старых ваз, оставшихся от прежнего хозяина дома.

Вывод простой – что-то искали. Что? Неужели в доме остались искусно запрятанные драгоценности?

И если так, то нашли ли их? Нойон понимал, что пока ничего нельзя было утверждать наверняка.

Эта странная кража (если, конечно, случившееся стоило так называть) вскоре забылась под напором обыденных (и не слишком обыденных) дел. Обозник Весельчак Чжао ездил по дальним крепостям ещё пару раз, и оба раза Баурджин, с помощью Дэна Веснушки, добросовестно снабжал кружок Елюя Люге поддельными киданьскими рукописями, в которых содержались недвусмысленные намёки на возможность воссоздания империи Ляо при помощи могущественного монгольского владыки. И вот совсем недавно Елюй Люге через Весельчака Чжао прислал ответное послание, в котором искренне благодарил «любезнейшего господина Бао Чжи» за «весьма интересные списки», коих просил присылать как можно больше. Последнее как раз не составляло проблемы – подделывать рукописи Баурджин навострился весьма ловко, так, что в случае нужды их, наверное, вполне можно было выдать за настоящие и всучить какому-нибудь неопытному любителю древностей, как и поступали многие торговцы, да хоть тот же старьёвщик Фэн или почтенный лавочник Сюй Жань.

Игдорж Собака тем временем обзаводился знакомцами в самых жутких трущобах, располагавшихся на окраинах Восточной столицы. Баурджин с его слов тщательно фиксировал всех недовольных, коих набрался уже довольно большой список. С этим списком уже можно было что-то делать, и князь хорошо представлял – что.

Погода большей частью не баловала, шли дожди, иногда по нескольку дней кряду, с моря дул пронзительный ветер, заставляя дрожать оклеенные бумагою окна. Затянутое серыми тучами небо, казалось, цеплялось за конёк крыши. Но в общем-то было тепло – градусов девять-десять по Цельсию, это вам не монгольские морозы! Правда, сырость проникала повсюду, и даже стопка приготовленной для каллиграфических упражнений князя бумаги иногда покрывалась свежим налётом плесени.

В один из таких серых пасмурных дней Баурджин, вернувшись из «Улитки» домой, уселся в любимое кресло у себя в кабинете, с удовольствием положив ноги на горячий кан. Чен ещё с утра затопил печь и теперь лишь время от времени подкладывал в неё дровишки, недавно привезённые артелью молодых носильщиков с рынка в счёт прежнего долга.

Приятное тепло струилось по комнате, и оттого вой ветра и дробный ропот дождя тоже становился каким-то таким спокойным, уютным, домашним. В такие ненастные дни обычно хорошо думалось, особенно когда никто не отвлекал. Вот и сейчас…

Позвав из людской Чена, нойон отравил его в харчевню, помогать Лэй и Лао, сам же снял со стены нарисованный на большом листке иероглиф в красивой рамке, перевернул, любуясь внушительным списком людей, мягко говоря, недовольных нынешними властями Ляояна. Впрочем, что там «недовольных» – остро их ненавидящих. По разным причинам. Итак…

Хэнь Чжо, конопатчик лодок. Работает, бедняга, с утра до ночи, а толку – чуть. Слишком уж низки расценки, за чем пристально следит специальный государственный чиновник, которому бы хорошо сунуть взятку, да нет у Хэнь Чжо лишних денег, слишком уж большая семья, дети почти всё ещё маленькие. Старшую дочь, двенадцатилетнюю О Юй, пришлось продать в какой-то гнусный бордель, чтобы остальные дети не умерли с голоду.

Сюнь, рыбак. Та же ситуация, что и у Хэнь Чжо, ну, тут много таких. Троих малолетних сыновей вынужденно продал в рабство одному шэньши.

Тан, грузчик. Молодой сильный парень. Его невесту силком выдали за богатого старика. Вообще-то это счастье для семьи невесты… Но вот ни Тан, ни его бывшая девушка так почему-то не считали.

Са Кунь, крестьянин из пригородного ли (административного объединения из более чем ста деревень). Не повезло – урожай побило градом. Не заплатил вовремя подати своему хозяину, и теперь долг только копится. Пытался выкрутиться, отдал часть урожая. Как оказалось, этого хватило лишь на уплату процентов по долгу. По решению суда, куда обратился землевладелец, вся семья была продана в рабство. Са Кунь сбежал в соседний уезд. Был пойман, наказан – сто ударов палкой, теперь не работник.

И таких, как этот Са Кунь, по всем деревням – огромное количество.

Трубочист Чао. Весёлый, вечно шутит. Зарабатывает прилично, хоть и пашет как вол. Вся вина Чао в том, что участок земли, на котором стоит его дом, приглянулся одному влиятельному шэньши. Тот его и купил за бесценок, Чао просто вынудили продать, и продал, куда деваться? Теперь бездомный, снимает вместе с семьёй угол на постоялом дворе.

Хэ Линь, канатчик, Бу Чжань, лесоруб, Хань Дао, носильщик, бумажный мастер Чэнь Ду… Господи, обиженным несть числа! Прямо хоть сейчас пой «Вставай, проклятьем заклеймённый…». Нет! Сейчас пока рано. Согласно классикам марксизма, сейчас главное, чтобы количество перешло в качество, чтоб из униженных и оскорблённых сложились надёжные боевые группы. И вот тут требуется поработать, сами собой они, конечно, не сложатся.

Отложив бумаги в сторону, Баурджин посмотрел в окно – сквозь полупрозрачную бумагу видно ничего не было, денёк-то выдался дождливый, серый. Ну, однако, ясно – темнеет. Пора бы появиться Игдоржу. Давно пора.

И, словно в ответ мыслям нойона, на улице послышались шаги. Затем топот раздался и в прихожей – видать, Игдорж очищал обувь от грязи. Ага, наконец-то постучал!

– Входи, входи, дружище, чего зря стучишь?

Напарник вошёл, угрюмый и небритый, в промокшей насквозь одежде, и, не снимая круглой широкополой – от дождя – шляпы, уселся на тёплый кан.

– Беда, князь!

– Что? – настороженно переспросил Баурджин. – Что ещё такое случилось? Харчевню нашу ограбили? Или, не дай боже, убили кого?

– Убили.

Нойон вопросительно посмотрел на соратника.

– Сюнь, рыбак, убил Кардамая-шэньши.

– Так… – задумчиво сдвинул брови Баурджин. – Этот Сюнь, кажется, наш человек?

– Да, и неплохой… Я думал поставить его командиром тройки. Помнишь, мы с тобой о том говорили?

– Да помню, – кивнул нойон. – Эх, не вовремя он убил чиновника. Слишком уж рано… Постой, Кардамай? Это ведь не ханьское имя.

– Кардамай-шэньши – влиятельный и знатный чжурчжэнь, лучший друг покойного батюшки нынешнего императора.

– Ай-ай-ай, – князь покачал головой. – Как скверно-то! Не спрашиваю, за что убил. Наверняка за дело.

– За дело, – хмуро отозвался Игдорж. – Видишь ли, месяца два назад Сюнь вынужден был за долги продать в рабство своих сыновей. Двое старших неплохо пристроились – к хозяину бумажных мастерских Сыма Яню, да ты про него слышал, очень неплохой человек.

– Я знаю.

– Ну а младший как раз попал к этому самому Кардамаю-шэньши. – Игдорж нехорошо ухмыльнулся. – Этот Кардамай, видишь ли, и раньше-то славился своей строгостью, переходившей все разумные пределы, а уж на старости лет совсем рехнулся: устроил у себя в подвале пыточную, заказал необходимые инструменты, кнуты, да вот вчера вечером принялся снимать с мальчишки-раба кожу… Кто-то из соседей услыхал крики – жутко, говорят, кричал парень, – ну, рыбака Сюня в том районе многие знали, сказали. Сюнь сначала так пришёл, узнать, что к чему, – стучал, стучал, не открыли. Тогда позвал ребят, грузчиков – Тана и прочих, да ты, князь, их знаешь. Осторожненько так, незаметно от соседей, перебрались через ограду, аккуратно выставили дверь… Хозяин, вишь, так увлёкся пыткой, что забыл и двери подвала закрыть, ну а со слугами парни справились… – Игдорж немного помолчал и продолжил, махнув рукой: – В общем, опоздали. Вместо парнишки уже кусок кровавого мяса ворочался, а снятую кожу Кардамай-шэньши этак аккуратненько распяливал на стене. Сюнь и не выдержал, схватил что под руку попалось, клещи, что ли, да двумя ударами обоих и прибил – сначала чиновника, потом и сына – или что там от него осталось, чтоб не мучился. Вот и вся история. Не сказать, чтоб особенно выдающаяся.

– Где сейчас Сюнь? – быстро поинтересовался князь.

– Прячется за городом, в старых штольнях. Ребята знают – где.

Баурджин невесело усмехнулся и повысил голос:

– А что им самим грозит, они знают? Как-никак – соучастники убийства, да не кого-нибудь, а важного и влиятельного шэньши, слуги которого их наверняка запомнили.

– Не запомнили, – неожиданно улыбнулся Игдорж. – Они в повязках были. Сообразили поясами лица замотать. Вот только Сюнь…

– С Сюнем что-нибудь придумаем. Хорошо хоть так обошлось. Сейчас вот что, Игдорж. Думаю, давно пришла пора поговорить с каждым.

– Да, пора, – эхом откликнулся напарник.

– Пока возьмём самых обиженных, и ты проверь, дружище, насколько им можно будет верить. Проверь, не откладывая, сегодня же подумаем – как. После проверки пусть каждый приведёт ещё троих верных людей… каждый из которых будет знать только руководителя своей тройки, точнее, уже четвёрки.

– Всё понял, князь. – Игдорж потянулся. – Эх, и когда же я только высплюсь?

– А я? – в тон ему рассмеялся нойон.

Ах, как обрадовался этой встрече каллиграф господин Пу Линь! Выходя из одноколки у своего дома, случайно – ну совсем, совсем случайно – столкнулся нос к носу с неспешно прогуливающимся соседом.

– О, какая встреча! Давно вас не видел, дражайший господин Бао!

– Позвольте… Господин Пу Линь? – Баурджин сделал вид, что вот прямо только что признал своего соседа. – Как поживаете, любезнейший господин Пу Линь? Как ваши розы?

– А вы заходите, посмотрите, – радушно предложил каллиграф.

Баурджин замялся:

– Вот так, запросто, безо всякой договорённости?

– Бросьте условности, господин Бао! Какие церемонии могут быть между соседями?

– Ну, уж если вы так хотите, то, пожалуй, зайду. Давно не общался с учёными людьми, всё некогда. Я ведь тут недавно открыл харчевню, слыхали?

– Слыхал, слыхал, – пропуская вперёд гостя, заулыбался Пу Линь. – Даже заходил к вам однажды. Чаще не могу – дела, дела, знаете ли.

– Говорят, получили повышение? – удачно ввернул Баурджин, совсем недавно подробнейшим образом выспросивший «коммунальщика» Лу Синя обо всех делах каллиграфа, занимавшего в городской администрации неприметную, но важную должность архивариуса.

– Да, да, повысили. – Пу Линь покраснел от удовольствия. – Присвоили пятый ранг!

– Пятый! Надо же! В столь молодые годы! Быстро растёте, господин Пу Линь, очень за вас рад.

– Всё непорочным трудом достигнуто, – приглашая нойона в дом, с довольным видом пояснил сосед. – Теперь и жалованье будет не чета прежнему, и гм-гм… возможности, связи. Теперь, дражайший сосед, можно и о женитьбе подумать. Завести семью – верная жена, дети, что может быть лучше?

Входя в дом, Баурджин бросил подбежавшим слугам шляпу с плащом и тщательно вытер ноги.

– Осмелюсь показаться назойливым, учёнейший господин Пу Линь, но… Что, у вас уже есть на примете какая-нибудь достойная девушка?

– Люди хвалят дочку Лю Цзинцая-шэньши. Говорят, добрая и по хозяйству справная. Да вы проходите в залу, дражайший сосед, не стойте же на пороге статуей!

– Да вот, только ноги вытру.

– Бросьте, бросьте, право же, на что тогда слуги? Сейчас распоряжусь, чтобы принесли угощение и вино. На службе-то мы уже отметили повышение, а вот дома… Садитесь вон на скамеечку…

Каллиграф исчез в комнатах, и Баурджин, усевшись на низенькую мягкую скамью – целое ложе, – обитую нежно-зелёным шёлком, лениво наблюдал, как суетятся слуги. Низенький столик был накрыт шёлковой скатертью, на которой быстро возникли золотые и серебряные блюда с яствами – жареной рыбой, рисом с бамбуковым соусом, креветками в масле, крабами, тушёными акульими плавниками, вкусными заедками из рисовой муки. Возник и серебряный кувшинчик с вином, и серебряные же высокие кубки.

Едва слуги всё это поставили, тут же появился хозяин, уже переодевшийся в халат небесно-голубого шёлка, с вышитыми серебром цветами и птицами. Халат был подпоясан серебристым поясом, а ноги чиновника обуты в удобные домашние туфли, белые, верёвочные, с тупыми носами. Да, ничего не скажешь, каллиграф Пу Линь умел и любил одеваться! Иным уменье сие даётся от природы, иные тому долго и настойчиво учатся, справедливо полагая, что со вкусом подобранная одежда располагает к себе и начальство, и посетителей. Пу Линь, как заключил наблюдательный Баурджин, скорее всего, относился к первой группе людей, от природы обладающих недюжинным даром одеваться красиво и достойно. Именно так – красиво и достойно. А то ведь как часто бывает? Иной уверенный в себе богач, особенно из недавно разбогатевших, нацепит на себя всего – тут и золото, и брильянты, и изумруды, и разноцветные шелка с золотым и серебряным шитьём, и переливающаяся на солнце парча, и павлиньи перья! Унижет персты каменьями и вот, шествует таким павлином, а того не замечает, что люди смеются и даже собственные слуги – о, ужас! – перешёптываются за спиной, бросая на своего господина насмешливо-презрительные взгляды. Нет, каллиграф Пу Линь был не из таких нуворишей!

– У вас красивая одежда, любезнейший господин Пу Линь! – не преминул похвалить князь. – Сами подбираете?

– Сам, сам, всё сам! – Каллиграф довольно расхохотался. – Ах, сколь же приятно, дорогой сосед, услыхать похвалу из уст понимающего человека.

Сей обмен любезностями продолжался довольно долго, да, прямо сказать, и не заканчивался вовсе, только иногда прерываясь на питьё вина и закуски. А потом, как выпили первый кувшинчик, Баурджин этак ненавязчиво и выложил то, зачем, строго говоря, и поджидал в проливной дождь возвращения господина Пу Линя, совершенно справедливо надеясь на приглашение в гости.

– Знаете, любезнейший сосед мой, а я ведь хочу просить у вас совета.

– Да ради всех богов, дражайший господин Бао! Разве ж я смогу хоть в чём-нибудь отказать такому в высшей степени приятнейшему человеку, как вы!

– Господин Цзяо Ли намекнул как-то, что по этому вопросу лучше всего обратиться к вам.

– Ах! Сам господин Цзяо Ли!

– Видите ли, у одного из моих знакомых – хороших знакомых – скоро семейный праздник, и я бы хотел… хотел бы побольше узнать о своём друге, чтобы не ошибиться с подарком. Знаете, ведь как часто бывает – подаришь совсем не то, что требуется. Конечно, можно расспросить его приятелей или слуг… но, мне кажется, это будет не очень корректно и где-то даже низко… Вы не согласны со мной?

– Полностью согласен, дражайший господин Бао!

– Какие красивые у вас розы. Надо же, даже зимой цветут!

– Особый сорт. Моя гордость!

– Ах! Поистине, у вас как в раю… Так вот, о моём друге… Господин Цзяо Ли, к которому я, как к своему покровителю, тоже обратился за советом, сказал, что лучше будет посмотреть сведения в городском архиве.

– В архиве? Гм… – Пу Линь ненадолго задумался и улыбнулся. – А пожалуй, это неплохая идея, господин Бао! Хотя, конечно, мы не имеем права выдавать архивные секреты. Но для вас, любезнейший господин Бао, думаю, можно будет сделать и исключение, верно? – Каллиграф-шэньши хитро подмигнул гостю.

– В таком разе буду вас смиренно просить принять от меня небольшой подарок. К сожалению, я его не прихватил сейчас. Всё ж таки не ожидал вас встретить.

– Подарок? Ну что вы, право…

– Но я настаиваю…

– Ах… Ну, тогда, вижу, ничего не поделать, уж придётся пойти вам навстречу, любезнейший господин Бао.

Баурджин весело кивнул:

– Уж таки придётся!

Разумеется, к вечеру соседи расстались, вполне довольные проведённым днём и друг другом.

Придя домой, Баурджин бросил слугам одежду и наказал нагреть воды, наполнить в прихожей большую деревянную бочку – импровизированную ванну, – в которую с большим удовольствием и забрался, ворча и пофыркивая, словно тюлень. Половины слуг не было – Игдорж ещё не вернулся с задания, а Чен сегодня ночевал, запёршись на крепкий засов в харчевне, его очередь была сторожить. Конечно, следовало бы нанять ещё слуг или уж, по крайней мере, ночного сторожа. Кстати, как раз сейчас мёрзнет в заброшенных штольнях бедняга Сюнь, укокошивший садиста-шэньши. А что, если его взять в сторожа? Нет, в харчевню нельзя – узнают. А вот в дом, пожалуй, можно. Сюнь, несомненно, будет верным и преданным сторожем, такой вовсе не помешает, учитывая недавнее ограбление, точнее, разгром. Ему нужно лишь слегка изменить внешность – перекрасить волосы, побриться, да мало ли. И, само собой, пореже показываться на улице.

Чёрт! Баурджин едва не выплеснул на пол воду. А как объяснить его появление остальным слугам, сиречь Чену с Лэй – засланным казачкам, как говорилось в одном детском фильме? А так и объяснить – сторож в доме нужен? Нужен. Вот этого парня и взяли. Вряд ли Чен с Лэй знают Сюня в лицо, мало ли посетителей бывает в харчевне. И всё же, прежде Сюнь пусть изменит внешность. И ещё надо будет его чётко проинструктировать, что про себя рассказывать. Чен и Лэй – люди страсть как любопытные, наверняка не отстанут от нового сторожа, замучают вопросами. Вообще, всё это нужно обговорить с Игдоржем.

– Господин…

Князь обернулся:

– Что тебе, Лэй?

– Думаю, нужно подбросить в очаг дров. Погода сырая, как бы вы не простудились.

– Спасибо за заботу, Лэй. Но, мне кажется, здесь и без того жарко. Не пришлось бы открывать дверь.

Девушка повела плечом, украдкой взглянув на подремывавшего в углу старика Лао. И подошла к бочке поближе:

– Не подлить ли ещё воды, господин? Или желаете, чтоб я помыла вам спину?

Баурджин спрятал усмешку:

– Помой.

Ох, как приятно было ощущать распаренной кожей прикосновение девичьих пальцев! Так приятно, что… Хотя, конечно, истинные ценители вряд ли назвали бы пальцы Лэй такими уж нежными, скорее наоборот – уж слишком специфическими навыками владела эта девушка. И тем не менее видно было – старалась. Видать, прав Игдорж, влюбилась. Или это просто обычная почтительность служанки? Кстати, а может, сейчас как раз подходящий момент, чтобы выспросить у неё кое-что? О том, кто её с Ченом послал, например?

– Лэй, тебя учили делать массаж? – не поворачивая головы, тихо спросил нойон.

– Н-нет… – запнувшись, честно призналась девушка. – Меня учили совсем другому… Вы знаете.

– Да. – Баурджин хохотнул. – Я как-то просил тебя научить меня кое-чему из твоего искусства, помнишь?

– Помню, мой господин. Но… – Девушка замялась.

– Что – «но», Лэй?

– Я не имею права учить борьбе, – возразила она решительно и твёрдо. – Я не Учитель, а борьба – не просто борьба, как, наверное, кажется чужестранцу, а много большее.

– Да что ты такое говоришь? – удивился нойон.

– Именно так учили меня, господин. – Лэй низко поклонилась. – Я не могу научить тебя искусству гун-фу… Но показать несколько упражнений – в моих силах.

Дремавший в углу старик Лао при этих словах как-то странно закашлялся и проснулся. А может, он и не спал вовсе?

– Интересно, – вылезая из бочки, произнёс князь. – И что это за упражнения?

Подавая домашний халат, Лэй с нежностью посмотрела на своего хозяина.

– Существует пять сил, пять элементов мироздания, – негромко пояснила девушка. – Дерево, Огонь, Металл, Земля и Вода. Все эти элементы составляют основу всего сущего и должны находиться в равновесии – и в природе, и в государстве, и в человеке. Вы можете делать специальные упражнения, господин. Упражнения, связанные с этими элементами, – по двенадцать дней на каждый. И так закалите тело и дух. Хотя… Они у вас и так закалённые.

– Так что за упражнения, ты не назвала!

– Работа с водой – упражнения в воде и на льду… которого у нас здесь, к сожалению, нет, перемещения в снегу… который тоже большая редкость.

– Зато у нас – не редкость, – запахнув халат, рассмеялся князь. – Обязательно покажи мне эти упражнения, Лэй. Ну, и другие тоже. Ведь ты же сказала – пять элементов.

– Это верно, пять. Ещё есть упражнения с металлом – это для развития силы, упражнения с деревом – удары, захваты, прыжки и оружие.

– Вот это мне подойдёт!

– Упражнения с землёй – упасть так, чтобы быстро вскочить, не причинив себе вреда. Разбить кулаком или ребром ладони сделанные из земли-глины предметы – черепицу или кирпич.

– Черепицу или кирпич? Ух ты! Ты сама-то это можешь? Продемонстрируй!

Лэй улыбнулась:

– Могу, господин. Только демонстрировать не буду – хвастать зря не подобает бойцу. Не просите о невозможном, господин.

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился князь, на самом деле несколько уязвлённый – ишь, какая-то соплюшка отказывается подчиниться ему, своему хозяину! Впрочем, никогда не стоит ломать людей зря. Не хочет, не надо.

– Там ещё что-то было с огнём? – напомнил Баурджин.

– О, да. – Лэй глубоко поклонилась, по всему чувствовалось, что ей было очень трудно отказать господину. – Упражнение со свечами – пламя надо погасить ударом кулака или ноги.

– Ну, это просто.

– Не совсем, господин. Нельзя прикасаться ни к самой свече, ни к пламени… Ой! – Лэй вдруг насторожилась, прислушиваясь к шуму дождя. – Кажется, кто-то стучит. Верно, явился Линь. Побегу открою…

Девушка выбежала во двор, и Баурджин проводил её задумчивым взглядом.

– Кхе-кхе, – тактично покашлял за его плечами окончательно проснувшийся Лао.

Князь обернулся.

– Она почти каждую ночь занимается во дворе, хозяин, – тихо промолвил старик. – Я стар и плохо сплю – видел. Вы, господин, тоже можете посмотреть – и, может быть, кое-что перенять для себя. Учить вас она не имеет права, но смотреть ведь никому не заказано, верно? Я лично знал многих отличных бойцов, научившихся у-шу именно таким образом.

– Чему научившихся?

– У-шу означает – «боевое искусство», – охотно пояснил старик. – Иногда его ещё называют гун-фу – «совершенствование».

– У-шу… Кажется, что-то припоминаю. Поединки на деревенских помостах, да?

– В деревнях выросло немало хороших бойцов, господин.

Баурджин хохотнул:

– Кто бы сомневался!

Вернулась с улицы Лэй, за которой показался Игдорж, усталый и вымокший насквозь.

– Присаживайся к огню, Линь, – кивнул ему князь. – Обсохни и переоденься. Жду тебя в кабинете.

Напарник не заставил себя долго ждать, явился минуты через две – уже умытый и вполне умиротворённый. Баурджин встретил его вопросительным взглядом.

– Придумал, как проверить ребят, – усевшись, негромко произнёс Игдорж. – Завтра, думаю, и проверю. Не всех, но многих.

– Как Сюнь? – вспомнил нойон. – Завтра пусть сбреет волосы и приходит сюда – будет привратником.

– Опасно, князь. Его ведь уже ищут.

Баурджин нервно пощипал бородку:

– Странно было бы, если б не искали. Люди начальника стражи Фэнь Ю не зря едят свой хлеб… точнее – рис. Поможешь ему изменить облик.

– Сделаю. Тех парней, что пройдут проверку, пока подчинить себе?

– Пожалуй, – подумав, согласился нойон. – Какая, к чертям, разница?

Выпроводив напарника, Баурджин погасил светильник и, пройдя в примыкавшую к кабинету опочивальню, улёгся на широкое ложе. Заворочался, прислушиваясь к шуму дождя. Кажется, капли стучали по крыше всё реже. Нет, в самом деле… Нойон скосил глаза на затянутое промасленной бумагой окно – да, на улице посветлело, это вышедшая из-за туч луна залила серебряным светом двор и сараи. Дождь совсем кончился, и князь приоткрыл окно, подняв в пазах раму. Сразу пахнуло той неповторимой свежестью, какая всегда бывает после только что закончившегося ливня, обычно летнего, ну а здесь, что поделать, сошёл и зимний. Баурджин усмехнулся и покачал головой. Зимний дождь – хорошее сочетание.

Вокруг стояла мёртвая тишина, не нарушаемая ни кошачьими воплями, ни собачьим лаем. Лишь иногда с крепостных башен доносилась мерная перекличка стражников. Что-то напомнила эта картина князю, что-то из далёкого и порядком подзабытого детства – тишина, залитый серебряным светом двор, пустой и безлюдный… Впрочем, нет. Не безлюдный!

Юркая фигурка вынырнула во двор из дому – тоненькая, ловкая, в одних коротких штанах… нет, ещё была широкая, перетягивающая грудь лента. И взметнувшиеся вверх волосы после невообразимо головокружительного прыжка!

Лэй. Ну кто ж ещё-то? Старик же сказал, что она тренируется во дворе каждую ночь. Интересно посмотреть… Вот девушка остановилась, слегка расставив в стороны ноги, неслышно передвинулась вперёд… назад… подпрыгнула… высоко как, почти до самой крыши сарая! Валерий Брумель, а не девка! Попробуй-ка повтори подобный прыжок. Вот приземлилась, мягко, как кошка… нет, скорее словно грациозная пантера, повелительница южных лесов! А руки, руки всё время у груди, закрывают сердце – не ладонью, так локтем… Оп! Резкий выдох, выпад, удар! Левой рукой… Правой… Левой. Правой… Теперь прыжок – и удар ногой. Как у боксёров – бой с тенью. А руками работает, словно балерина! Ах, как грациозно сгибаются суставы… А как поставлены удары! Этак и вправду можно затушить пламя свечи… Вот припала к земле… поднялась, словно тигр, взметнулась журавлём в небо – и стремительным орлом упала на воображаемую жертву… Снова широкое движение, неуловимое, словно бросок кобры. Прыжок! Кувырок в воздухе – приземление – смачный удар ногой… Ну и девка…

– Вам понравилось, господин?

– Ты просто прекрасна, Лэй! – со всей искренностью откликнулся князь.

И тут же осёкся:

– Подожди… Ты ведь только что была у амбара! И вот уже – здесь, у окна. Я не заметил как!

– Я повторю для вас, господин.

Миг – и девчонка вновь взлетела к амбару, прыгнула прямо на крышу – ну точно пантера – и таким же изящным прыжком вернулась назад. Поклонилась, сверкая глазами.

– Где ты этому научилась, Лэй?

Снова поклон. И загадочный блеск глаз.

– Долго рассказывать, господин.

– И всё же?

– Я раньше жила на юге, господин, недалеко от Тайшаня. У нас завелись разбойники, они безжалостно грабили всех, а кто не подчинялся – тех убивали. Но вот однажды в нашу деревню пришёл некто Вэй Цзэнь, монах из северного монастыря Шаолинь. Учитель. Он научил нас Пути и искусству Силы. Не всех, только тех, кто очень хотел.

– И ты очень хотела?

– Разбойники убили мою сестру и мою мать, – глухо отозвалась Лэй. – Я потом выследила главаря.

– Позволь продолжу, – перебил её Баурджин. – И ты не стой на улице, заходи в дом. Проходи в кабинет, располагайся.

– С радостью, мой господин!

Девчонка уже через пару минут сидела на длинной скамье, поджав ноги, и улыбалась. Да, успела и накинуть халат, и переодеться, этакая красотуля. Нет, вправду, красивая… Особенно когда наносит эти свои удары… бррр! Красивая… словно кобра.

– Значит, монах Вэй Цзэнь научил тебя драться, – разлив по бокалам вино, продолжил беседу князь.

Лэй сверкнула глазищами:

– У-шу не просто драка, мой господин! Но вы правы, учитель Вэй показал нам не только Путь, но и удары. Научил, как вести себя во время схватки: следить за каждым движением противника, смотреть не на руки и ноги, не в глаза – а как бы сквозь врага, тогда лучше видишь… нет, не видишь – чувствуешь. Чувствуешь каждое движение. Враг двинулся – двигайся и ты, остановился – заставь его двигаться, увидь, разгадай его замысел – и тогда ты победил.

Собственно, ничего нового Баурджин от Лэй не услышал. Именно так его и самого когда-то учили оружному бою – тот же Боорчу или Кэзгерул Красный Пояс.

– Когда наносишь удар, рука должна быть подобна ласточке, пьющей в полёте воду, – с воодушевлением продолжала девушка. – Рука поднимается для удара – это взмывает ястреб, опускается – падает кирпич… или орёл пикирует на добычу.

– Ага, орёл, – усмехнулся князь. – «Юнкере»! Знаешь, были такие «штуки», «лапотники»… А, ничего ты не знаешь. И никто здесь… Впрочем, что это я? Так, говоришь, выучилась искусству боя? Я не спрашиваю, что стало с главарём шайки. Наверное, он умер.

– Да, – просто отозвалась Лэй. – Я убила его.

Баурджин кивнул головой и отхлебнул вина:

– А теперь позволь, наконец, предположить, что было дальше. Итак, после смерти главаря и разгона банды выяснилось, что разбойнички-то эти не сами по себе были, имелся у них покровитель-защитничек из числа власть предержащих, какой-нибудь важный шэньши, а?

– Управитель уезда.

– Так я и знал. Впрочем, нетрудно было предположить. Ну, и дальше тоже нетрудно. Как водится, в ходе расследования дела главарь шайки оказался вовсе не разбойником, а самым что ни на есть благонамеренным подданным императора, нагло умерщвлённым нищей наглой девчонкой, наверняка с целью поживы…

– О, господин! – Лэй вздрогнула при этих словах, с неприкрытым ужасом посмотрев на князя. – Ты говоришь точно так же, как тот судья!

– Судью ты тоже убила?

– Нет. Не успела. Меня выручил господин Фэнь… – Опустив глаза, Лэй неожиданно резко оборвала фразу.

– Что ж ты замолкла, девочка? – ласковым шёпотом поинтересовался нойон. – Ну, тогда я за тебя продолжу. Спасшего тебя от неминуемой казни господина звали Фэнь Ю, ведь так?

Лэй ничего не ответила, лишь опустила глаза.

– И он сейчас – глава городской стражи. – Встав, Баурджин принялся прохаживаться возле стола. – Который и приставил ко мне вас – тебя и Чена! Он, он, а вовсе не господин Цзяо Ли. Что притихла, скажешь, не так? И кто из вас обо мне докладывает? Оба? Или – только ты, ты ведь куда умнее своего напарника, а?

– Господин Фэнь Ю больше доверяет Чену…

– Ах вот оно что, Чену. – Баурджин повысил голос.

Притихшая Лэй, казалось, вот-вот заплачет. Правда, не заплакала, только спросила:

– Господин теперь выгонит нас?

– Выгнать? – Нойон весело рассмеялся и, усевшись рядом с Лэй, ласково обнял её за плечи. – Зачем? И за что? Все слуги – ну или почти все – всегда шпионят за своими господами. Зачем же мне менять вас на каких-то других соглядатаев? Какой в этом смысл? Нет, девочка, я вовсе не собираюсь вас выгонять. Тем более, что мне скрывать? Весь как на ладони.

– Господин!

– И не вини себя, Лэй. Такие уж были условия… Ну ты что, плакать собралась, что ли? Ну, что ты, девочка! Выпей вот вина… или нет, лучше – воду. Я сейчас принесу.

– О, что вы, господин, я возьму сама.

– Пей, девочка, пей! – Баурджин спрятал усмешку. – Ну, что ты так расстроилась? Ведь это вовсе не ты выдала мне своего истинного хозяина Фэнь Ю, это я давно обо всём догадался!

– Вы очень умны, господин, – несмело улыбнулась девчонка. – Иногда я даже думаю, что вам открыт Путь!

– Нам все пути открыты, – пошутил нойон. – Как говорится – молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт.

– Я так и думала, что вы знаете и почитаете великого Кун-цзы!

– Кун-цзы? А, ну как же, как же… Знавал я этого старика… по книгам, по книгам, разумеется! Ну-ка, напомни.

Лэй радостно кивнула:

– Пять отношений между людьми: между правителем и вельможей, мужем и женой, отцом и сыном, старшим и младшим братьями, между друзьями.

– Ага, вспомнил, вспомнил. – Баурджин потёр руки. – Равноправны – только последние, а остальные… Младший должен повиноваться старшему, никто не должен поступать с другими так, как не хотел бы, чтобы поступали с ним.

– Вот пять добродетелей, – продолжала Лэй. – Человечность, справедливость, благородство, самоусовершенствование, верность!

– Правитель обязан заботиться о подданных, как любящий отец заботится о своих детях, – снова подхватил нойон. – Если он этого не делает, подданные вправе свергнуть его. Ведь именно так говорил великий Кун-цзы?

– Т-так, – немного растерянно отозвалась девушка. – Только вот насчёт свержения недостойных правителей я что-то не очень помню.

– Значит, плохо учила!

– О, не гневайтесь, господин!

– Ладно, ладно, – махнул рукой князь. – Давай-ка ещё с тобой выпьем, милая Лэй.

Девушка смущённо заулыбалась, так, как улыбалась бы приехавшая в город колхозница в ответ на непонятное ей предложение городского пижона; Баурджин даже ощутил на миг некий укол совести, впрочем быстро прошедший, князь ничего и не думал такого, просто было приятно посидеть, поболтать с Лэй.

– Тебе нравится служить у меня?

– О, да, господин, конечно! Ты очень добр, благороден и великодушен… И красив, – шёпотом, так, что Баурджин не услышал, прибавила девушка и почему-то вздохнула.

– О Фэнь Ю больше не спрашиваю, – усмехнулся князь. – Вижу, тебе не очень-то приятно о нём говорить.

– Да, господин, – Лэй согласно кивнула. – Очень неприятно. Но, с другой стороны, если бы не Фэнь Ю, я бы никогда не встретила вас!

– Хо! Да не велика потеря! – Хохотнув, нойон потянулся к кувшину.

– Бойцам нельзя вкушать вино, господин, – опомнившись, замотала головой девушка.

Баурджин лишь отмахнулся и подмигнул:

– А вот великий Кун-цзы говорил, что в исключительных случаях можно. Сейчас как раз такой случай и есть!

– Вы думаете?

– Уверен!

– Ну…

– Пей, Лэй, и ни о чём таком не думай… Расслабься и, хотя б на миг, почувствуй себя не бойцом, не смертоносным оружием, а просто молодой и очень красивой девушкой!

Лэй вздрогнула и чуть было не поперхнулась. Сверкнули глаза.

– Вы… вы назвали меня красивой, господин!

– Да. Ну, а разве это не так? – Баурджин вдруг быстро поднялся на ноги. – А ну-ка, снимай свою хламиду, Лэй!

– Что снимать?

– Одёжку… Да не бойся, ничего такого. Сейчас я принесу тебе новую!

Не дожидаясь ответа, нойон бросился к сундукам.

– Так… Это не то… это тоже не то… А вот это, пожалуй что, будет как раз… Ну? – Баурджин обернулся к девушке. – Ты готова?

– Да, господин. – Стыдливо улыбаясь, обнажённая Лэй прикрыла рукою грудь.

– На! – Князь протянул ей халат и отвернулся. – Одевайся.

– Но, господин…

– Ты опять мне прекословишь? Забыла заветы великого Кун-цзы?

– Я… я уже оделась, господин.

Князь обернулся… и не смог сдержать самого искреннего восхищения. Облачённая в алый шёлковый халат с вышитыми золотой нитью цветами и птицами, служанка смотрелась словно первая красавица Ляояна! Принцесса!

– Вот ещё пояс! – Баурджин лично подпоясал заметно смущённую девушку. – Подожди…

Бросившись в опочивальню, он снял со стены серебряное зеркало и на вытянутых руках протянул её Лэй:

– Смотри!

– Ой! – Девушка смутилась ещё больше, щёки её украсил румянец, а в карих блестящих глазах вспыхнуло нечто… имеющее крайне малое отношение к искусству боя.

– Что скажешь?

– Даже не знаю… Это ведь мужской халат, господин?

– Ага, начинаешь уже разбираться. – Баурджин остался крайне доволен произведённым эффектом. – Тебе бы ещё веер. И дорогую причёску, украшенную жемчугом… Хотя нет! – Протянув руку, князь погладил девушку по волосам. – Ты и так очень неплохо смотришься. Ну-ну, не красней! Будем веселиться… Только – тссс! Не надо будить остальных слуг.

– О, да… – В голосе девушки вдруг проскользнула тревога, тут же сменившаяся облегчением. – Хорошо, что Чена сегодня нет. Господин, вы…

– Нет, я ему ничего не скажу. Зачем? Чен, значит, над тобой главный, – задумчиво протянул Баурджин.

– Нет, господин. Среди нас нет старших. Он просто докладывает. Вы не подумайте, ничего такого порочащего вас мы пока не наблюдали.

– Вот уж спасибо! – издевательски расхохотался князь. – Прямо не знаю, как и благодарить.

– Благодарить?

– Чен докладывает самому Фэнь Ю? Устно или письменно?

– Устно, господин. Только чаще всего не Фэнь Ю – тот вечно занят, а Ляну, секретарю господина Цзяо Ли.

– А, знаю, – припомнил князь. – Смешной такой, щекастый. Значит, и он в деле…

– Не знаю. – Лэй опустила плечи. – Думаю, что за всеми чужестранцами смотрят на всякий случай – соглядатаев хватает.

– Ну, значит, и я не белая ворона. – Хохотнув, князь приобнял девчонку за талию. – Ну, что ж ты поникла головою, красавица? А ну, улыбнись! Кстати, хотел у тебя спросить – не знаешь ли ты, как подобрать подарок?

– Подарок кому, господин? – вскинула глаза девушка. – Чиновнику, какому-нибудь нужному человеку, другу?

– Гм… – Баурджин задумался и тут же рассмеялся. – Одному – единому во всех трёх лицах. Он и чиновник, и нужный человек, и друг.

– Значит, подарок не должен выглядеть мздой, – вполне логично рассудила Лэй. – И в то же время он должен быть полезным и вызывать радость. Подари ему написанный тобою иероглиф, господин! Иероглиф в серебряной или золотой рамке. Впрочем, подойдёт и красное дерево.

– Не могу, Лэй, – с видимым сожалением отозвался князь. – Мой друг – сам каллиграф, и гораздо лучший, чем я.

– Осмелюсь спросить, не о нашем ли соседе господине Пу Лине идёт речь?

– Умница! – похвалил нойон. – Догадалась. Именно о нём.

– Тогда я точно знаю, что ему подарить, – польщённо улыбнулась девушка. – Черенок розы, саженец. Какой-нибудь необычный сорт.

– Верно, верно, – озабоченно закивал Баурджин. – Вот только, боюсь, я не смогу выбрать – у него там много всяких кустов и, наверное, нет такого, чего бы не было.

– Я помогу вам, господин. – Девушка осторожно поставила на столик опустевший бокал и с благоговением посмотрела на князя.

– Поможешь? – недоверчиво усмехнулся тот. – Как?

– Проберусь в сад вашего друга и посмотрю, что у него там растёт.

– Проберёшься? Но там же сторожа, слуги…

– Господин, поверьте, я смогу это сделать. Вы же видели… – Лэй снова улыбнулась, только на этот раз не так, как прежде, а гораздо жёстче, с некоторой даже хитринкой, с уверенностью, как улыбаются люди, знающие себе цену.

– Бедные слуги, – хмыкнул нойон. – Нет…

– Господин, я не буду их трогать. Никто ничего не заметит. – Лэй пылко схватила князя за руку. – Поверьте мне, господин!

И с таким надрывом, с такой надеждой и желанием помочь были произнесены эти слова, что Баурджин махнул рукой:

– Ладно, делай как знаешь. Попадёшься – выручу.

– Не попадусь, господин.

Дрожащее пламя светильника выписывало на стенах узоры танцующих теней. От накрытого циновками кана струилось приятное тепло, на низеньком столике стояли бокалы с вином, а рядом с Баурджином, тесно прижавшись, сидела красивая девушка – Лэй.

– Господин… – выпив очередной бокал, тихо спросила она.

– Что?

– Я… Я сейчас осмелюсь… осмелюсь вас поцеловать…

Не дожидаясь ответа, Лэй прильнула к его губам со всем нерастраченным пылом своей непорочной и жестокой юности…

Князь не вспомнил бы, кто кого начал раздевать, то ли он – Лэй, то ли она, то ли девушка просто выскочила из явно великоватого ей халата и – нагая и притягательно красивая – увлекла господина за собой в спальню.

Сплетённый жар обнажённых тел полностью захватил обоих с той непостижимой уму страстью, которой, кажется, и не существовало никогда на земле, а только лишь писатели-романтики описывали её в своих любовных романах. Лэй оказалась девственницей, и оттого Баурджину стало ещё более приятно. Почему? Кто знает…

– О, господин!

Когда они наконец успокоились, уже начиналось утро. За окном брезжил алым туманом рассвет, лаяли выспавшиеся за ночь псы, а за стенкой, совсем рядом, кашлял проснувшийся Лао.

– Я побегу в харчевню, – спохватилась Лэй. – И нужно ещё успеть заглянуть в соседский сад… – Накинув на плечи халат, она посмотрела на стену. – Они…

– Они никому ничего не расскажут, Лэй, – спокойно заверил князь.