Хоть бы дождика дождаться наконец!
Солнце яркое сверкает и палит.
Господин мой! Как я сохну по тебе!
Сердце бьётся, голова моя болит.
Почти весь день, дожидаясь возвращения слуг, Баурджин провёл в размышлениях относительно своих дальнейших действий. Нет, конечно, случайное знакомство с киданем Елюем Люге могло сослужить хорошую службу, но всё же это направление нельзя было считать единственным. Нужны и другие, и – много. Чтобы узнать положение дел в армии чжурчжэней, их систему командования, связи, снабжения, состояние городских укреплений и прочее, необходимы самые широкие связи – и как можно быстрее. Вот и с Елюем Люге тоже тянуть не следовало… но не следовало и слишком торопиться. Чтобы бить наверняка! Чтобы не спугнуть. Чтобы… Да много всяких оговорок имелось. К тому же вовсе не стоило упускать из виду собственных слуг, бывших, скорее всего, соглядатаями градоначальника Цзяо Ли. Правда, господин Цзяо считался не очень умным, но тут даже не в уме было дело – в традиции. Положено приставить к каждому новому, что-то собой представляющему человеку лазутчиков – пожалуйста, приставил, уж для этого-то много ума не надо. А значит, нужно вести себя осторожно, очень осторожно, иначе… Баурджин невесело ухмыльнулся – чжурчжэни горазды на всякие нехорошие выдумки в области пыток и казней, научились у ханьцев.
Итак, необходим широкий круг знакомых – купцов, стражников, военных поставщиков, необходимы и верные люди из числа недовольных правлением чжурчжэньской династии. Такие наверняка имелись, как же без этого! Оставалось лишь их найти.
Усевшись в кабинете перед небольшим столиком, нойон придвинул поближе лист белой бумаги и обмакнул в яшмовую чернильницу кисть. Хорошая была кисть, дорогая, из крысиных усиков. Баурджин с самого появления в Ляояне запретил себе покупать дешёвые вещи – старательно строил имидж человека солидного, основательного, респектабельного, даже так можно сказать. Вот, кстати, о дорогих вещах… Зашитые в подкладку халата деньги таяли с каждым днём, и на следующей неделе уж пора было появиться посланцу – с деньгами и золотой пайцзой. Кто будет этим посланцем, князь не знал, скорее всего, кто-нибудь из торговцев, используемый втёмную. Существовал условный знак – торговец должен был выставить для продажи на восточном рынке сёдла, украшенные затейливым орнаментом. Орнамент разрабатывал сам Баурджин и долго не думал, изобразил пятиконечные звёздочки да стилизованные буквицы – «СССР». И красиво – и непонятно. Кстати, не забыть бы дня через три послать на базар слуг… хотя, конечно, можно и самому пройтись. Да, лучше самому. А чем объяснить? Ну, скажем, понравился какой-нибудь кабак рядом с восточным рынком. Есть там подобные заведения? Да полно! И главное, не очень-то далеко, так что никаких подозрений не вызовет. Так… Завтра же туда и пойти, и ходить почти каждый день, пускай слуги к этому привыкнут.
Баурджин примерился и старательно изобразил на бумаге патриотический иероглиф «Цзинь» – «Золото», именно так и именовалась чжурчжэньская империя. Ничего получилось, вполне даже красиво, ну, не так, конечно, искусно, как у соседа-каллиграфа Пу Линя, но всё же очень и очень неплохо, Баурджин даже сам от себя такого не ожидал. Взяв лежавший на столе бронзовый колокольчик – завёл уже и такой, а как же! – позвонил и откинулся на высокую спинку кресла, ожидая слугу.
– Звали, хозяин? – Возникнув на пороге, старик-слуга согнулся в поклоне.
– Подойди сюда, Лао, – милостиво улыбнулся Баурджин. – Взгляни-ка… – Он с гордостью кивнул на иероглиф. – Как находишь?
Лао внимательно рассмотрел рисунок и, почтительно опустив глаза, молвил с некоторой задумчивостью:
– Вам надо ещё тренироваться, мой господин. Но для новичка – очень и очень неплохо. Очень хорошо, хозяин, очень!
Последнюю фразу старик произнёс поспешно и громко, почти что выкрикнул. Хм… Странное поведение. Ведь наверняка правда-то заключалась в его первых словах. Интересно, как он может об этом судить? Он же неграмотен!
– Я не знаю грамоты, господин, – слуга словно бы прочёл мысли своего хозяина, – но вполне понимаю ту красоту, которую перед собой вижу. Вот что, хозяин, надо бы заказать краснодеревщику рамку…
– Правильно, Лао, – одобрительно кивнул князь. – И не одну, а много. Я ведь не собираюсь останавливаться на достигнутом.
– Сегодня же закажу, господин. Э-э-э… – старик замялся. – Какой суммой я могу располагать?
– Лишь бы рамки были красивые, – улыбнулся Баурджин. – Но вообще поторгуйся, я вовсе не так богат, как наш император, да благословят его боги на веки веков.
– Да благословят… – эхом откликнулся Лао и, отвесив глубокий поклон, неслышно выскользнул вон.
Снаружи, во дворе, послышались его шаги. Надо сказать, передвигался старик довольно бодро, ногами не шаркал, не ковылял. Интересно, сколько ему лет? Надо будет спросить. А впрочем, какая разница?
Дождавшись, когда иероглиф высохнет, нойон перевернул листок и, выбрав из стоявших в высоком бронзовом стакане кисточек самую тоненькую, аккуратно вывел: «Елюй Люге». Написал по-русски, так, чтобы никто, кроме него самого, не понял. Взяв листок, посмотрел на свет – не просвечивает ли? Нет. Бумага оказалась хорошей, толстой – именно такую Баурджин и приказал купить.
Итак, Елюй Люге… Почему он написал имя тысячника первым, князь и сам не знал. Наверное, потому что совсем недавно о нём думал. Можно было бы, скажем, начать и с того же Лу Синя или с поэта Юань Чэ… Ну, пусть будет Елюй Люге. Итак, что о нём покуда известно? Тысячник с северного пограничья, сиречь – «господин капитан», глава гарнизона одной небольшой крепостицы. Кстати – какой? И где именно сия крепостица располагается? Каков списочный состав гарнизона? Вооружение? Запас продовольствия? Подъездные пути? Всё это нужно этак ненавязчиво выяснить. Но… Даже, наверное, не это главное. Елюй Люге – кидань (кстати, похоже, именно от этого народа и произошло русское название Китая), а кидани – гордый, некогда имперский народ. Их «Стальная» империя Ляо пала под ударами чжурчжэней не так уж давно, и ста лет не прошло, а это многое значит. Наверняка кое-кто из киданьской знати не прочь восстановить своё бывшее царство. Интересно, как к таким идеям относится тысячник Елюй Люге? А ведь они его тревожат, тревожат – иначе с чего бы он так интересовался старинными рукописями? Странное хобби для военного человека.
Баурджин улыбнулся – интересуется рукописями? Подкинем. Вот как раз ту, приобретённую вчера у Пу Линя. Киданьскую! И дождаться ребят, скоро уже, пожалуй, явятся. Что-то они скажут насчёт торговли старинными списками?
Ладно, оставим пока тысячника в покое. Баурджин взял из толстой пачки чистый листок. Пу Линь. Сосед-каллиграф. Очень и очень неплохо он живёт, этот господин Пу Линь, – и сад, и слуги, и дом – полная чаша. Это что же, всё благодаря каллиграфии? Или есть и иные источники дохода? Какие? Ах да, он же спекулирует дефицитными книжками… а может, и ещё чем иным? Вызнать!
Юань Чэ. Поэт-баталист, если можно употребить такое сочетание слов. Ханец, ничуть не кидань, но, чжурчжэней, похоже, тоже не очень-то жалует. Насколько можно судить – честолюбив, охотник поговорить о древних битвах, и вообще – жаждет самого широкого признания и славы. На что существует? Ах да, он, кажется, родственник какого-то влиятельного вельможи, они там все, собирающиеся у Лу Синя, чьи-нибудь «родственнички». Развели семейственность, ну нет на них справедливых советских законов! Так… Чей родственник этот Юань Чэ? Узнать.
Теперь – сам господин Лу Синь, «начальник коммунального хозяйства западного городского округа». Тоже ханец, но наверняка имеет покровителей среди чжурчжэньской знати, иначе б не попал на столь важную должность. Впрочем, не столь уж важную, сколь доходную. Весьма, весьма доходную. Городское хозяйство, рынки, всякие там санитарные инспекции – это же Клондайк, золотое дно!
Кстати… Баурджин резко отложил листок в сторону. Пора бы нанести визит Цзяо Ли, а то ещё обидится, станет чинить всяческие препоны. Да, давно пора его навестить, да вот на какие такие средства? Деньги-то таяли с каждым днём, а посланец появится только на той неделе, и это ещё в лучшем случае. Что ж, придётся тогда и идти, с каким-нибудь дорогим подарком – с дешёвым к чиновнику такого ранга уж точно не явишься. Скорей бы уж пришёл посланец! Основать торговый дом; ну, «торговый дом» – это, конечно, фикция – быстрых денег не принесёт, а деньги вот уже сейчас нужны, да и потом будут нужны постоянно.
Черт! Князь хлопнул себя по лбу. А вот о деньгах-то он и не подумал. Нет, конечно, посланец привезёт приличную сумму – но ведь и расходы, расходы! Здешнее насквозь бюрократизированное государство живёт по принципу: не подмажешь – не поедешь. Все берут, все – от градоначальника до самого мелкого шэньши на городском рынке. Тут никаких средств не напасёшься. Следует что-то придумать, обязательно придумать. Не пускать привезённые средства в распыл, а вложить в какое-нибудь надёжное и быстро окупающееся дело. Быстро окупающееся… Баурджин хмыкнул – что это вы, товарищ генерал, стали как буржуй мыслить? Да, вот так и стал. А что тут поделаешь? Итак, деньги. Тоже – требующая быстрого решения проблема. Одни проблемы! Впрочем, а кто сказал, что здесь будет легко?
Прибрав на столе, Баурджин вышел во двор. Небольшой такой дворик, уютный, с маленьким аккуратным садиком и свежевыкрашенной скамеечкой у глухой ограды. Скамеечка – это наверняка постарался старик Лао, больше некому, уж не Чен с Лэй же!
Присев на скамеечку, нойон поплотней запахнул халат: вечерело и во двор залетали порывы прохладного ветра. Близилась зима… Зима… Баурджин усмехнулся: здешняя зима монгольской – суровой, с сугробами, ветром и лютой стужей – в подмётки не годилась. Октябрь на дворе – а деревья в полной листве, даже не все пожелтели.
Наступал вечер, тихий, прозрачный, с фиолетовым небом и жёлтыми, слабо мигающими звёздами. Медный свет луны отражался от карнизов дворцов и лихо заломленных крыш пагод, сладко пахло спелыми яблоками и какими-то осенними цветами. Впрочем, что для цветов здешняя осень? Тепло, солнечно, влажно. Почему бы не цвести? Вон, каллиграф Пу Линь даже розы выращивает.
За оградой послышались чьи-то быстро приближающиеся шаги и звонкие голоса. Князь прислушался – кажется, возвращались слуги. Ну да, они. Вот – радостный голос Чена, а вот – какой-то недовольный – Лэй.
– Хозяин нас похвалит, вот увидишь, Лэй! – громко говорил, почти кричал Чен. – Ведь мы же выполнили его поручение.
– За это не нужно хвалить. Это и так само собой разумеется.
– Ох, и зануда же ты, Лэй! Недаром господин Цзяо…
Цзяо?!
Баурджин вздрогнул. Ага! Вот и проговорились… Впрочем, чего уж – и так было ясно.
– Закрой свой рот, Чен, – зло прошипела Лэй. – И никогда больше не упоминай… э… имя того, кого ты только что назвал, иначе…
– Да ладно тебе. – Судя по голосу, Чен явно был испуган.
Нойон покачал головой – жаль, что они так быстро пришли. Была бы подлиннее ограда – может, удалось бы услышать и ещё что-нибудь интересное.
Первым во двор вошёл Чен:
– Ну наконец-то пришли. Интересно, где шляется Лао? Ой! Хозяин!
Он – и возникшая следом Лэй – почтительно поклонились.
Баурджин поднялся со скамейки и повелительно махнул рукой:
– Идите в дом. Там и доложите.
Из всех названных Баурджином городских лавок киданьскими рукописями торговали в двух – в лавке старого Сюй Жаня, что у южных ворот, и совсем рядом – у старьёвщика Фэна, проживавшего, как и сам нойон, в восточном районе, только ближе к городской стене.
– Вообще, я заметила, все торговцы как-то презрительно отзывались о киданьских свитках, – подумав, дополнила доклад Лэй. – Говорили, что не такие уж они и старинные и что настоящие ценители древностей их никогда не купят.
Хм… вот, значит, как. Не купят… Ладно.
К старьёвщику Баурджин наведался поутру, едва только позавтракал. Поручив старику Лао навести в доме порядок, князь отправил остальных слуг на рынок, дав денег и наказав много чего купить. Лэй было встрепенулась – кто же будет охранять хозяина? Но Баурджин бросил на неё столь гневный взгляд, что даже эта боевитая девушка покорно опустила очи, лишь прошептав, что вообще-то она – охранница господина.
– Ага, охранница, – усмехнулся князь. – Вчера-то меня никто не охранял, и ничего – как видите, жив и даже, можно сказать, вполне счастлив. В общем, вперёд, на рынок, и никаких мне возражений, поняла, Лэй?
– О да, мой господин.
– Ну, вот то-то.
Выпроводив наконец слуг, Баурджин оделся понеприметнее, как одеваются средней руки торговцы или шэньши низших рангов, – в синий, без особых изысков халат, подпоясанный узеньким красным поясом, узкие чёрные штаны и кожаные башмаки с квадратными носами. Надел на голову круглую чёрную шапочку и, напомнив слуге, чтоб, как явятся Лэй с Ченом, отправлялся заказывать рамки, покинул уютное жилище и направился по узенькой улочке, ведущей к центральному тракту, что пересекал с востока на запад весь город.
Солнце едва взошло, и над городскими стенами колыхался идущий с реки Тайцзыхэ туман. Он клубился, перелезал, словно взошедшее тесто, квадратные зубцы стен, расплывался по улицам желтоватым, быстро редеющим маревом. И всё же ясно было: ещё час-другой – и от исполинской квашни тумана останутся лишь жалкие клочки, а к полудню исчезнут и они.
Сотни людей – мелкие торговцы, низшие чиновники, каменщики в заляпанных извёсткой халатах, продавцы воды и лепёшек, слуги, носильщики – деловито двигались по главному тракту в направлении к центру – к рынку, к пагодам, а кто и к императорскому дворцу, жёлтая, позолоченная солнцем крыша которого была видна практически отовсюду. Молча никто не шёл, все переговаривались, переругивались, смеялись, а кое-кто – даже пел песни.
– Поберегись! Поберегись! – раздались вдруг громкие крики.
Послышался стук копыт, и на тракте показались всадники – трое, на вороных конях, в пластинчатых панцирях, надетых поверх серых воинских халатов, в сапогах, с короткими копьями-гэ, с мечами, болтающимися у пояса в ножнах.
– Поберегись! Поберегись!
Наклоняясь, воины на скаку лупили зазевавшихся тупыми концами копий – как видно, расчищали дорогу какому-нибудь знатному вельможе. Ага, да вот он и сам показался – в красном с жёлтой оторочкой халате, верхом на белом коне, с чванливым лицом. В седле сидел как влитой, значит, не ханец, чжурчжэнь.
Баурджин поспешно отскочил в сторону – не хватало ещё отведать палки, обернулся, почувствовав, что едва не сбил кого-то с ног. Ну да – чуть не зашиб какого-то мелкого человечка в вишнёвого цвета халате, недорогом, но и не сказать, чтоб дешёвом. Наверное, шэньши.
– Прошу простить меня, уважаемый… – начал было нойон, но тут же замер, увидев совсем рядом, за шэньши, поспешно отвернувшегося человека. Мало того, человек этот не только отвернулся, но и побежал, стремясь побыстрее раствориться в толпе, что, надо сказать, вполне ему удалось. Впрочем, Баурджин вовсе и не собирался за ним гнаться – не так уж и хорошо князь пока знал город. Хотя… И этот ведь, похоже, не знал – иначе бы бросился в какой-нибудь проулок, а не в толпу. Ишь, оглянулся… А вот это он сделал зря!
Баурджин успел-таки разглядеть серые, спутанные, словно пакля, волосы. Тот самый старик! Наверняка тот самый! О ком говорили слуги. Интересные дела… Что, Цзяо Ли оказался настолько умён, что приставил к несчастному беженцу ещё одного соглядатая? Тогда бы они не упомянули этого старика, зачем? А что, слуги точно присланы градоначальником? Ну да… его подарок… А вообще, надо получше это всё проверить.
И в следующий раз надо будет просто взять с собой Лэй. Но пусть идёт не рядом, а позади, пусть увидит этого противного старика, выследит. А уж потом можно будет и решить, что делать.
Придя к такому выводу, Баурджин слегка повеселел, пересёк наконец шумный тракт и, насвистывая, направился к видневшейся неподалёку крепостной башне с крышей из синей черепицы. Как и предполагал князь, утренний туман быстро рассеивался, вскоре стало тепло, и в голубом, почти летнем небе радостно засияло солнце. Ласковый ветерок шевелил листья деревьев – тополей, клёнов и лип. Откуда-то, вероятно с пристани, несло свежей рыбой. Ах, до чего ж чудесной выдалась погодка – сухо, солнечно, но не жарко. Осень. Похоже, это здесь самое золотое время.
– Эй, сяо! – Баурджин подозвал мальчишку-водоноса. Вообще князь сначала подумал, как его позвать, а уж потом крикнул: «Сяо!» Помнил, что от рождения до четырёх лет ребёнок у ханьцев зовётся хуан – молокосос, потом, примерно до шестнадцати лет, сяо – малыш, с шестнадцати чжун – средний, ну, а с двадцати одного до шестидесяти дин – тягловый. А уж потом лао – старик. Водоносу явно ещё не было шестнадцати, значит, всё правильно – сяо.
– Хотите воды, господин? – Мальчишка ловко вытащил из лохмотьев деревянный стаканчик и, плеснув в него воды, с поклоном подал князю. – Пожалуйста, пейте. Это очень вкусная вода, господин, я специально хожу за ней в горы, к роднику.
Вода и в самом деле оказалась вкусной и холоднющей – аж заломило зубы.
– Благодарю. – Напившись, нойон, протянул парнишке мелкую монету с квадратной дырочкой посередине.
– Пейте на здоровье, уважаемый господин. – Смуглое лицо мальчишки озарилось широкой улыбкой. – Хотите ещё?
– А, пожалуй, – махнул рукой Баурджин. Что-то показалось ему странным в этом босоногом пареньке-водоносе. Вот только что?
– Прошу, господин.
Что? Вроде совсем обычный пацан. Обычный… Вот именно! Обычный… скажем, для какого-нибудь московского дворика, или для сибирской деревушки, или даже, скажем, для кочевья найманов или татар. Но только не для здешних мест! Глаза-то у пацана оказались серые, даже с зеленоватым отливом, и большие, вовсе не узкие щёлочки. И русые… нет, тёмно-русые волосы. И веснушки! Даже сейчас, осенью. Вполне европеоидного облика парень, можно сказать – земляк.
– Как тебя зовут, сяо?
– Дэн, господин. Некоторые называют меня – Дэн Веснушка.
– Ты не здешний, Дэн?
Парнишка покачал головой:
– Нет, я родился здесь. Только родителей своих не помню – я ведь подкидыш. Отец вроде был откуда-то из далёкого далека. Так говорила бабушка Лянь, которая меня выкормила и воспитала. Увы, и её третий год как нет в живых.
– Ты понимаешь какой-нибудь иной язык, кроме ханьского? – спросил Баурджин по-монгольски. Затем то же самое повторил на наречии меркитов, найманов, татар…
Паренёк недоумённо хлопал глазами. Ну да, откуда он может знать, он же родился и вырос здесь, в Ляояне, а мать свою не помнит. И всё же – земляк…
Баурджин неожиданно для себя улыбнулся – вот ведь, приятно на душе стало, словно вдруг увидел приятеля с того ещё, прежнего времени, из великой эпохи парашютных вышек, Осоавиахима, серебристых, рвущихся к небу планеров и авиеток.
– Говоришь, ты носишь воду с гор? А где здесь горы?
– Там. – Парнишка махнул в сторону городских стен, потом немного подумал и пояснил: – Там вообще-то не горы, сопки. Но высокие.
– И ты каждый день туда ходишь? – заинтересовался нойон.
– Да раза по два, а летом, в жаркие дни, – и все три. Все знают, самая лучшая в городе вода – у меня, Дэна Веснушки! – Пацан с гордостью посмотрел вокруг, словно бы ожидал, что немногочисленные уже прохожие с жаром кинутся подтверждать его слова.
– И что, стражники тебя пропускают? – с наигранным удивлением спросил Баурджин.
Гордости в серых глазах паренька стало ещё больше.
– Пропускают, а как же! Просто надо уметь договариваться.
– Ты, я вижу, умеешь?
– Ещё бы!
Вот так… Князь ещё не знал, какую выгоду для себя сможет извлечь из этой мимолётной встречи, но ничуточки не сомневался, что сможет. Паренёк-то шастает туда-сюда за Восточные ворота, и ни у кого из стражников это, похоже, не вызывает никаких подозрений. Здорово!
– Вот что, Веснушка, – оглянувшись по сторонам, – а вдруг где-то здесь поблизости шатается тот самый мерзкий старик с волосами-паклей? – Баурджин постарался придать своему лицу самое серьёзное выражение. – Твоя водица и в самом деле весьма вкусна. Но вот твой вид… Что, маловато покупателей?
– Нет, господин, – грустно качнул головой Дэн. – Не покупателей мало – товар уж больно дёшев.
– Ясно. Знаешь, я бы, наверное, покупал у тебя кувшин в день. Сможешь приносить?
– Конечно! – В глазах паренька словно сверкнули молнии. – Конечно, смогу, господин! А где вы живёте?
Баурджин назвал адрес, своё здешнее имя и тут же переспросил:
– Запомнил?
– Запомнил, господин Бао! У меня очень хорошая память.
– Рад за тебя. Ну что ж, завтра жду.
– Не извольте беспокоиться, любезнейший господин Бао!
Мальчишка поклонился и, усмотрев за кустами двоих поспешавших куда-то шэньши – потенциальных клиентов, весело поскакал за ними:
– Вода! Вкуснейшая водичка из горных родников!
Проводив его взглядом, нойон вспомнил вдруг, что совсем забыл спросить у парня, где здесь проживает старьёвщик Фэн. Ну, невелика беда, этот вопрос можно выяснить и у кого-нибудь другого, к примеру, вот у этого дина с деревянными вёдрами на смешном бамбуковом коромысле.
– Эй, человек!
Тягловый испуганно бросил вёдра и, подбежав, низко поклонился, как видно, приняв Баурджина за какое-нибудь немаленькое начальство:
– Слушаю вас, уважаемый господин.
– Где мне найти некоего Фэна, старьёвщика?
– Старьёвщика Фэна? – Тягловый задумался, вороша грязными пальцами спутанную чёрную шевелюру. – Так вон же его дом, прямо на углу.
Нойон посмотрел в указанную сторону и увидел невысокую, когда-то побелённую ограду:
– Так что, лавка у него тоже там?
– Да, господин, там и лавка. Так я пойду, господин?
– Иди, иди, дин.
– Благодарю, господин.
Подобрав вёдра, тягловый быстро скрылся из виду.
Лавка старьёвщика, занимавшая большую из двух комнат дома, была завалена грудами различного рода хлама, по крайней мере три четверти которого, по мнению Баурджина, было пригодно лишь на выброс или, в крайнем случае, для растопки печи. Ну кому, скажите пожалуйста, придёт в голову приобрести вот эти изношенные верёвочные туфли? Или это ведро без дна? Или кусок красного кирпича, валяющийся в груде какой-то ветоши? А старые засаленные халаты без рукавов – они-то кому нужны?
– Говорят, у вас иногда попадаются старинные книги? – без обиняков начал нойон, завидев сгорбленную фигуру старьёвщика – этакого седобородого старичка «божий одуванчик», вовсе даже не похожего на Плюшкина, а, наоборот, одетого очень прилично и с некоторым шиком – в добротный полотняный халат цвета бордо, подпоясанный белым шёлковым поясом с пышными большими кистями.
– Ну, что же вы молчите? – нетерпеливо поинтересовался князь. – Вы ведь – старьёвщик Фэн?
– Да, я старьёвщик, – наконец отозвался старик. – Вы спрашивали про старые книги? Какие вас интересуют?
Узкие глаза старьёвщика цепко осматривали посетителя.
– Ну, не знаю… – Нойон развёл руками. – Наверное, те, что не слишком дороги.
– Ну, – неожиданно улыбнулся старик, – как вы уже, наверное, заметили, ничего слишком дорогого у меня нет. А насчёт книг… Подождите-ка…
Старьёвщик скрылся в соседней комнате, оставив князя наедине с кучами хлама. Отсутствовал хозяин лавки недолго, но у Баурджина было такое чувство, что в той, другой комнате, кроме старика Фэна, находился кто-то ещё. И этот «кто-то» явно был из тех, от кого старьёвщик зависел, – подобострастная улыбка ещё не успела покинуть лицо старика, когда он вернулся обратно в лавку.
– Старинные книги, говорите? – Старик зачем-то оглянулся и перешёл на шёпот.
Только вот шёпот у него оказался какой-то слишком уж громкий – так шепчут в кинофильмах или в театре, чтоб было хорошо слышно публике. Интересно, где здесь публика? А там, в соседней комнате! Тогда ещё интереснее, что сейчас предложит старик?
– Я вижу, вы учёный человек… И не из этих, не из чжурчжэней, ведь верно?
– Да, я не чжурчжэнь, – бесстрастно согласился князь.
– И не ханец.
– Не ханец…
– Тогда осмелюсь предложить вам кое-что. – Старик неожиданно мерзко расхохотался и, наклонившись, выудил из груды тряпья несколько потрёпанных книжиц, уже порченных временем.
– Это – история великого государства Ляо! – нарочито громко пояснил старьёвщик. – Сдаётся мне, вы именно это и ищете, любезнейший господин.
– Ляо? – Баурджин презрительно скривился. – Я думал, вы предложите мне что-нибудь из эпохи правления Тан или уж, по крайней мере, – Пяти Династий. А Ляо? Ляо меня нисколечко не интересует, я ведь не из киданей, а тангут, дансян по-ханьски.
– Ну, как знаете, – разочарованно протянул старик. – Не хотите – не берите, больше-то пока всё равно ничего нет.
– Что ж, нет так нет…
– А насчёт Пяти Династий… Вы примерно представляете, сколько эти книги стоят? – Старьёвщик неожиданно улыбнулся. – И разве они могут быть у меня, нищего лавочника?
– Тогда прощайте. – Кивнув, князь направился к выходу.
Старьёвщик тут же бросился за ним и, нагнав у самой двери, громко прокричал:
– Счастливого пути, господин!
А затем, цепко ухватив посетителя за рукав, понизил голос до шёпота. До настоящего шёпота, не показного:
– Приходите завтра, мой господин, где-нибудь ближе к вечеру. Вас устроит Сун?
– Вполне.
– Вот и приходите. Обязательно приходите.
– Зайду.
Ага, значит, у старика всё ж таки есть Ляо! – на ходу рассуждал Баурджин. Это хорошо, хорошо, будет что понемножку дарить Елюю Люге… Если чёртов тысячник сам всё не купит! А ведь может купить, может. Интересно, кто ж там сейчас был, у старьёвщика? Какой-нибудь проверяющий-шэньши? Или – покровитель-нахлебник из числа местного преступного элемента, такие, как помнил князь, имелись в любом ханьском городе. Хотя нет. Если это был преступник – зачем старьёвщику столь демонстративно всучивать рукописи киданей? Значит, всё же шэньши. И – не из простых проверяющих. Постой, постой, что же, получается, старик Фэн – под колпаком у местных особистов? Те не доверяют киданям и берут на карандаш каждого, кто проявляет интерес к истории киданьского государства Ляо! Если так… если так, то надобно мягко предупредить об этом того же Елюя Люге. А что, если тысячник давно уже на заметке? Если за ним следят? Тогда, выходит, следят и за ним, Баурджином. Следят с той самой встречи у коммунальщика Лу Синя. Да-да, следят! Тот самый старик с волосами как пакля… Теперь ясно.
Баурджин непроизвольно оглянулся на ходу – не идёт ли кто-нибудь сзади. Нет, никого. Только гончар раскладывал свой нехитрый товар на небольшой площади, да там же какие-то угрюмые мужики сгружали с телеги сено. Мужики… Соглядатаи? Вряд ли… Скорее уж – вон тот мастеровой с лучковой пилою. Слишком уж беззаботен для мастерового. Ишь, посматривает по сторонам, насвистывает, якобы никуда не торопится. Ага, вот ещё один – по виду слуга с длинным свёртком на левом плече. В таком свёртке вполне может оказаться замаскировано копьё… или меч. А вот этот каменщик с мастерком! Откуда он взялся? И где здесь стройка?
Спокойно!
Баурджин быстро взял себя в руки, справедливо рассудив, что даже если за ним и следят, так он пока чист и никакой компры на себя никому не предоставил. Ну, подумаешь, был в гостях у Лу Синя – кстати, с подачи самого господина Цзяо Ли. Подумаешь, собирает старинные книги – здесь многие так делают. Так что на него есть? Да ничего! Просто следует и в дальнейшем действовать так же осторожно. Так он и действовал осторожно. А как же иначе, когда собственные слуги – Чен с Лэй уж точно – самые натуральные соглядатаи и есть!
Ещё немного поплутав по восточной части города, Баурджин махнул на всех соглядатаев рукой и неспешно направился в район Белого тигра – искать встречи с поэтом Юанем Чэ. Найти поэта, пожалуй, будет нетрудно, ведь его любимую харчевню – точнее, харчевни – князь знал ещё из разговоров с самим Юанем Чэ.
А потому и отыскал представителя местной пишущей братии довольно быстро, правда, не в обычной корчме, а в той, что располагалась в квартале Цветов и ив на первом этаже весёлого заведения тётушки И, попросту говоря – борделя.
Юань Чэ сидел за дальним от дверей столиком во главе небольшой компании и, подняв правую руку, что-то оживлённо декламировал, да так сверкал глазами, что Баурджина прямо оторопь взяла – ну вылитый Троцкий! И бородка клинышком в точности как у врага народа, и всклокоченная чёрная шевелюра, вот только очочков для полного сходства не хватало или пенсне, что уж там Троцкий носил, Баурджин не больно-то помнил.
– А, господин Бао! Вы ли это?! – увидев нарочно подобравшегося к самому столу нойона, обрадованно воскликнул поэт.
– Господин Юань Чэ?! – не менее радостно отозвался князь. – Ну надо же! Какая неожиданная встреча.
– Ага! – Поэт шутливо погрозил Баурджину пальцем. – Вы, по всему видать, решились-таки проверить, хороши ли девочки у тётушки И?
– Да вот, – простодушно развёл руками нойон. – Таки решился. Вы ж, кстати, сами их мне и расхваливали.
– Я?!
– Расхваливали, расхваливали, не отпирайтесь. Помните – у Лу Синя?
– Ах, ну да, ну да. Что же вы стоите, господин Бао? Присаживайтесь к нам, прошу.
Юань Чэ тряхнул своей козлиной бородкой и, усадив гостя за стол, обвёл взглядом остальную компанию.
– Прошу знакомиться, господа. Мой друг Бао Чжи, беженец из Си-Ся, купец и представитель торгового дома. Кстати – добрый знакомый нашего уважаемого градоначальника, господина Цзяо Ли. А это – господин шэньши Вэй Сихэй… господин шэньши Гао Хэлин… господин шэньши Лю Цзинцай… к большому сожалению, господина Лу Синя с нами сейчас нет – жена внезапно вернулась из Южной столицы.
Как понял Баурджин, за столом собрались чиновники городской администрации. Собрались, чтобы выпить вина, развеяться, устроив, так сказать, «мальчишник». Где были при том их жёны, князь не спрашивал, считая данный вопрос в столь благородном собрании неуместным. Наоборот, заказал за свой счёт вина и по мере сил поддерживал шутливый разговор, крутившийся вокруг падших женщин, крупной партии вина и некоего следователя Ба Дуня, недавно попавшегося на какой-то коммерческой комбинации, вовсе не полезной органам городского дознания, но сулившей немалые прибыли лично Ба Дуню, которого все собравшиеся, смеясь, называли «бедолагой» и гадали – выкрутится он или «попадёт под метлу»?
Когда закончилось вино, князь оглянулся – подозвать служку. Чёрт! Показалось, будто за витыми колоннами у входа промелькнул тот проклятый старик с волосами-паклей! Нет, ну это точно – показалось! А впрочем…
– Я сейчас…
Выскочив из-за стола, Баурджин проворно бросился к выходу, огляделся. По небольшой площади, освещённой разноцветными бумажными фонариками, не торопясь прогуливались люди, в основном молодёжь. Шутили, спорили, смеялись. Никакого старика здесь и в помине не было!
Почесав голову, нойон направился обратно в харчевню и у самых колонн вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся… Кто-то из гулявших поспешно отвёл глаза. Кажется, во-он тот молодой человек в травянисто-зелёном халате… нет, не он, другой – в круглой шляпе… Тьфу ты… Скорее всего, опять показалось. Хотя, конечно, князь вполне мог привлечь к себе внимание, выскочив на площадь, словно чёрт из табакерки.
– Почудилось, увидел знакомого, – усевшись обратно за стол, пояснил Баурджин. – О, да тут у вас гости!
И в самом деле, пока нойон бегал, число сидевших за столиком людей увеличилось вдвое… даже больше чем вдвое, – за счёт красивых молодых девушек в одинаковых красных халатах. Ну, ясно – наконец-то вступил в дело персонал весёлого заведения тётушки И. Кое-кто из чиновников уже поднимался на второй этаж под руку с понравившейся девицей, ушёл и Юань Чэ, на прощанье шепнув князю, чтоб расплачивался, как сумеет договориться. Слава богу, хоть эти девицы не чьё-нибудь навязчивое угощенье, не нужно потом думать – кому должен.
– Меня зовут Си Янь, господин.
– Идём, – улыбнулся нойон.
В конце концов, он был всего лишь мужчиной, довольно долго лишённым женской ласки, и не стал противиться натуре. Честно сказать, не очень-то и хотелось противиться, да и выглядело бы это довольно-таки подозрительно. Отказался от услуг жрицы платной любви? Ха! А зачем тогда вообще приходить в бордель?
– Вы у нас первый раз, господин? Позвольте вас проводить. Вон туда, по лестнице.
Девушка прошла чуть вперёд, и князь направился за ней, украдкой бросая взгляды по сторонам: а вдруг – тьфу-тьфу-тьфу – опять покажется тот назойливый мерзкий старик? Нет, похоже, в этом заведении Баурджин никого не интересовал, исключая, естественно, обслуживающий персонал в лице прелестницы Си Янь. Да, она вообще, кажется, довольно мила.
– Сюда господин, налево.
Узкий коридор, дрожащее зеленоватое пламя светильников, мягкая, заглушающая звук шагов циновка. Н-да-а, недешёвое заведение. Интересно, какую цену заломит эта Си Янь? А денег, между прочим… В общем, экономить надо.
– Пришли, господин.
Легко, без всякого скрипа, отъехала в сторону обтянутая желтоватой полупрозрачной бумагой дверная рама, и оба – Баурджин и Си Янь – очутились в небольшой, уютно обставленной комнатке с обитыми зелёным шёлком стенами и большим ложем на низких деревянных ножках, вырезанных в виде тигриных лап. Кроме ложа, в комнатке имелся небольшой столик с серебряным кувшином, двумя бокалами тонкого тёмно-синего стекла и лёгкой закуской на большом фарфоровом блюде. Пол покрывал узорчатый ковёр с длинным ворсом, в углу, на золочёной треноге, неярко горел светильник, а проходивший вдоль наружной стены кан был покрыт циновкой, вышитой серебряной нитью.
– Вам не холодно, господин? – обернулась девушка.
Баурджин пожал плечами:
– Да, пожалуй, нет. Скорее даже жарко.
И впрямь, в комнате было душновато – жарко горел светильник, да и от кана шло ощутимое тепло.
Нагнувшись, Си Янь закрыла заслонку и, присев на край ложа, налила в бокалы вино:
– Выпьем, мой господин!
Князь не стал спорить:
– Выпьем, Си Янь.
Вино оказалось красным, великолепным и неуловимо терпким на вкус.
– Это сунское вино, господин, – понимающе улыбнулась девушка. – С юга.
– Ну, ясно – с юга, – кивнул Баурджин и, вскинув глаз на собеседницу, усмехнулся. – Что ты всё заладила, Си Янь, – «господин да господин», называй меня просто – Бао. А то, понимаешь, сидим, как буржуи какие!
– Госп… господин Бао – нездешний? Ой! – Девушка вдруг сконфузилась. – Прошу извинить за бестактный вопрос, это ведь не моё дело – откуда вы?
– Я из Си-Ся, – рассмеялся князь. – Чего тут скрывать? Все знают. Еле спасся от гнусных дикарей-монголов. Хорошо, хоть здесь, в Восточной столице, меня не оставляет своим покровительством один влиятельнейший чиновник – господин Цзяо Ли.
– Вы знаете Цзяо Ли? – удивлённо воскликнула Си Янь.
– Он спас меня во время бегства, – на полном серьёзе поведал нойон. – Поистине, храбрый и великодушный человек этот Цзяо Ли! Выпьем-ка за его здоровье.
– Вы первый… – Си Янь задумалась, поставив бокал на стол. – Вы первый, кто столь лестно отзывается о господине Цзяо. Обычно его все ругают – ну, это ни для кого не секрет, кто когда хвалит градоначальников?
– Ты совершенно права, дражайшая Си Янь!
– Что-то вы кажетесь мне слишком напряжённым, господин Бао. Ложитесь, я сделаю вам массаж. Позвольте помочь раздеться…
Улыбнувшись, Си Янь умело развязала пояс. Секунда – и князь оказался раздет.
– Ложитесь, мой господин.
Баурджин послушно улёгся на ложе и ощутил кожей спины нежные прикосновения девичьих рук. Си Янь оказалась мастерицей в своём деле: она то щипала кожу нойона, то гладила, а то – колотила, словно в бубен. От всего этого – от приглушённого зеленоватого света, от мягкого ложа, от выпитого вина и лёгких прикосновений девушки Баурджину стало вдруг так спокойно, что он и думать забыл обо всех проблемах – и о деньгах, и о посланце, и даже о противном старике с волосами-паклей.
– Вам хорошо, мой господин?
– О, да…
– Теперь перевернитесь на спину…
Обнажённая Си Янь показалась нойону ещё краше! Да она и была настоящей красавицей – длинноногая, с плоским животом и тугой грудью, с глазами, сияющими отражённым зеленоватым светом.
Подняв вверх руки, девушка грациозно вытащила заколку, и чёрные волосы её, ничем больше не сдерживаемые, водопадом хлынули на плечи и грудь.
– Вы знаете, что такое «волшебная флейта», господин Бао?
Баурджин непроизвольно поморщился – «волшебная флейта» в его памяти была прочно связана с, не к ночи будь помянутой, шпионкой Мэй Цзы, из лап которой он тогда едва вырвался.
– Вам не нравится? – чутко отреагировала Си Янь.
– Нравится. Делай.
И Баурджин с головой провалился в пучину удовольствий, весьма предосудительных удовольствий, если посмотреть на них глазами бывшего генерала несокрушимой Советской армии. Да, весьма предосудительных, но оттого ещё более щекочущих, желанных…
После «волшебной флейты» и бокала вина была «всадница», затем – «серебряный лотос», а потом… а потом чего только не было.
– Ты просто волшебница, Си Янь! – ласково погладив девушку по плечу, прошептал князь.
– Рада, что вам понравилось. Вы позволите, я принесу ещё вина?
– Да, конечно…
Баурджин блаженно растянулся на ложе… и вдруг услыхал в коридоре какой-то приглушённый шум. И даже показалось, что кто-то вскрикнул. Женщина! Си Янь?
Накинув халат, князь выскочил в коридор.
И вовремя!
Двое низкорослых мужчин в чёрных халатах схватили Си Янь и пытались вытащить её на улицу через открытое в торце коридора окно, точнее – затянутую бумагой стену.
– Ну, ну, не сопротивляйся, сучка, – злобно шептал один. – А будешь кричать – попорчу личико, и кому ты тогда будешь нужна?
Не говоря ни слова, Баурджин с разбега впечатал одному из налётчиков кулаком в скулу, да так, что бедняга со стоном отлетел в сторону. Второй в тот же момент встрепенулся, выставив вперёд кинжал, – нойон пнул его между ног и, схватив в охапку, выбросил на улицу, куда, несколько оклемавшись, уже подался другой.
– Мы ещё встретимся! – снаружи послышались угрозы.
Баурджин лишь усмехнулся – сявки! Обернулся к Си Янь:
– Ты как?
– Мне было страшно, господин, – отдышавшись, призналась та. – Спасибо, что выручили.
– Кто эти люди?
Честно сказать, Баурджин был удивлён подобной наглостью. Ворваться вечером в фешенебельный публичный дом, хозяйка которого наверняка имела все необходимые связи, – это перебор.
Си Янь повела плечом:
– Я вижу их в первый раз, господин. Мне страшно! Надо обязательно рассказать хозяйке!
– Потом расскажешь. Идём! – Обняв трясущуюся девушку за плечи, нойон увёл её в комнату и, усадив на ложе, плеснул в бокалы остатки вина.
– Мне кажется, ты хорошая девушка, Си Янь, – негромко произнёс Баурджин. – И мне бы не хотелось, чтобы с тобой произошло что-нибудь неприятное. Думаешь, стоит рассказывать обо всём хозяйке?
– Госпожа И обязательно накажет меня. – Девушка тяжело вздохнула. – Ведь это я виновата – раскрыла окно в торце, хотела проветрить… Они ворвались так внезапно, будто только того и ждали.
– Как они залезли? Ведь здесь довольно высоко.
– Прыгнули на шестах.
– На шестах? Ну, циркачи! Акробаты недорезанные…
– Они обещали вернуться. – Си Янь совсем посмурнела. – Всё же лучше рассказать обо всём госпоже.
Баурджин махнул рукой:
– Не нужно. Я сам расскажу. Скажу, это я открыл окно из-за духоты.
– О, господин! – Си Янь бросилась на колени, по лицу её градом катились слёзы. – Вы так благородны и великодушны.
– Не стоит благодарить. – Поднявшись на ноги, князь быстро оделся и, вытащив из поясной сумы связку монет, тихонько положил их на стол. – Это тебе. Ну, встань же с колен…
– Приходите ещё, господин!
– Обязательно.
– Буду ждать.
Си Янь улыбнулась и, утерев слёзы, проводила нойона вниз, в харчевню, где за тем же столиком уже снова сидел поэт Юань Чэ в компании кого-то из шэньши, кажется Лю Цзинцая.
– А, вот и наш купец! – завидев Баурджина, радостно воскликнул поэт. – Ну как, понравилась девушка?
– Божественно! – присаживаясь, не стал отпираться князь.
– В следующий раз попробуй сразу двух или трёх. Некоторые берут ещё и мальчиков.
Ну уж, с мальчиками – это явный перебор, подумал нойон, но вслух ничего говорить не стал, а лишь улыбнулся и посмотрел сквозь раздвинутые двери на улицу, освещённую разноцветными фонариками и жёлтыми звёздами.
– Ещё не так уж и поздно, дружище, – перехватив его взгляд, хохотнул Юань Чэ. – Кстати, у меня есть паланкин – я обязательно одолжу его вам, ведь вы живёте неблизко.
Баурджин замахал руками:
– Право, не стоит!
– Нет, нет, нет! Ничего и слышать не хочу, уважаемый Бао! Потом, случись что с вами, до конца дней своих буду себя корить. Вы этого хотите, Бао?
– Ну что ж. – Нойон всё же дал себя уговорить, тем более что в паланкине можно было спокойно побеседовать с Юань Чэ с глазу на глаз, без лишних ушей.
– Тогда – едем! – тут же распорядился поэт. – Прощай, Лю, завтра увидимся. Привет остальным.
– Удачной дороги, – улыбнулся шэньши и, посмотрев на Баурджина, добавил: – Был рад познакомиться.
– Взаимно, господин Лю!
Паланкин поэта – большие носилки с пологом из зелёного, расшитого золотистыми драконами шёлка – имел вид не богатый, но и не бедный. Не «ЗиМ», но и не «четыреста первый» «москвич», скажем так – «победа». Как раз то, что и требуется истинному служителю муз.
Двое носильщиков – мускулистые, голые по пояс парни, сидевшие на корточках близ носилок, – при виде хозяина проворно вскочили на ноги.
– Прошу! – Юань Чэ гостеприимно откинул полог.
Поблагодарив, Баурджин с удобством расположился на мягких подушках.
– Домой! Только не слишком быстро, – усаживаясь напротив, громко распорядился поэт и тут же пожаловался на носильщиков: – Плачу этим бездельникам столько, сколько ушло бы на содержание пары добрых лошадей. Правда, на лошадях здесь не везде проедешь… к императорскому дворцу, например, запрещено.
Князь кивнул:
– Понятно. И часто вы бываете во дворце, Юань?
– Когда приезжает император, – просто ответил поэт. – Видите ли, он заказал мне две оды. И заплатил весьма щедро.
– Счастье для подданных – иметь такого властителя!
– Поистине счастье.
Дюжие носильщики несли паланкин умело и плавно, и Баурджин вынужден был признать, что и сам бы не отказался заиметь подобное средство передвижения. А что – удобно и не трясёт. Что же касается так называемой эксплуатации человека человеком, то вряд ли эти здоровяки-носильщики слишком уж утруждались – чай, не камни на каменоломне таскали, да и больше отдыхали, чем работали. Доставили хозяина куда надо, и сиди отдыхай, точи лясы. Как пояснил поэт, устроиться носильщиком паланкина считалось среди простого народа большой удачей, можно сказать, подарком судьбы.
Баурджин быстро придумал, с чего начать разговор – уж конечно, никак не сразу с Елюя Люге. Нет, с другого.
– Сегодня на нас напали разбойники! Представьте, Юань, – прямо в коридоре заведения тётушки И! Запрыгнули на второй этаж, напугали несчастную девушку. Пришлось их выкинуть.
– Вон оно что! – Поэт явно встревожился. – Значит, они и сюда добрались. Совсем обнаглели.
– Вижу, сии лиходеи вам хорошо знакомы? – удивился князь.
Хозяин паланкина потёр переносицу:
– Не то чтобы знакомы… Но я про них много чего слыхал. Странно, что вы не слышали. Ах да, вы ж чужестранец. Прошу извинить, сейчас поясню. В общем, это такая банда – «красные шесты»…
– Почему красные?
– Потому что шесты у них – красные. Говорят, что – от крови жертв, но, думаю, – врут. Эти разбойники с помощью своих шестов ловко запрыгивают на верхние этажи богатых домов, дворцов, пагод – ну, а дальше что им в руки попало, то пропало.
– Ну, это ясно… О, боги! Ведь забыл, забыл предупредить о нападении тётушку И. А ведь обещал!
– Ничего, я скажу слугам – сбегают предупредят, – засмеялся Юань Чэ. – Там, за столом, вы, кажется, говорили про какую-то старинную книгу?
– Да, недавно приобрёл, – тоном беспросветного простака-провинциала произнёс Баурджин. – Думал – эпохи Пяти Династий, а оказалось – киданьская.
– Киданьская? – Не выдержав, поэт весело рассмеялся. – Здорово же вас нагрели, дружище! Смею вас уверить, киданьские книги – не такие уж и старинные. Кстати, сколько вы заплатили?
– Связку монет.
– Связку цяней… Полную?
– Увы, полную.
– Ай-ай-ай! – Юань Чэ участливо поцокал языком. – Не знаю даже, как вас и утешить. Постойте-ка! – Широкое лицо его вдруг озарилось улыбкой. – Вы вот что… Вы давайте-ка, подарите эту книгу нашему общему знакомому тысячнику Елюю Люге!
– Елюю Люге? – Баурджин сделал вид, что напряжённо вспоминает, о ком же это вдруг зашла речь.
– Ну, такой красивый мужчина с лихо закрученными усами, кидань, мы с ним сидели в гостях у Лу Синя-шэньши.
– А! – Князь стукнул себя по лбу. – Кажется, вспомнил. Так он – кидань?
– Именно! И знаете, из тех, кто кичится своей бывшей империей – Ляо. Ещё повезло, что Елюй Люге – тысячник в дальней крепости, жил бы здесь – давно попал бы под особое наблюдение. Чжурчжэни не очень-то любят киданей, точнее сказать – наоборот! – Поэт снова погрозил пальцем и пьяно захихикал.
Баурджин еле сдерживал радость. Вот как всё хорошо складывается – теперь можно безо всякой опаски встретиться с Елюем Люге и, если что, сослаться на совет Юань Чэ, поэта.
– Знаете что, Бао? А давайте-ка песню запоём, а?
– Песню?
– Угу… Да так запоём, чтоб… чтоб в Южной столице – и то слышно было. И-и-и-и…
Юань Чэ пьяно взмахнул рукой и, повалившись на подушки, громко захрапел.
– Эге, да вы, батенька, совсем надрались, – покачал головой Баурджин. – Однако, наверное, скоро приедем.
Откинув нетерпеливым жестом полог, князь выглянул из паланкина, всматриваясь в тёмную пелену опустившейся на город ночи. Было тепло и влажно, звёзды на небе спрятались за чёрными тучами, и уже начинал накрапывать дождик. Быстро же изменилась погода. Ну, оно и понятно – осень. Та самая, что лучше трёх вёсен, – Баурджин улыбнулся, вспомнив монгольскую поговорку, и вдруг пристально впился взглядом во тьму. Луч дрожащего света, вырывавшийся из неплотно прикрытой двери какой-то корчмы, выхватил из темноты две низкорослые фигуры, явно бежавшие за носилками. Неужели – те самые?! Как их? «Красные шесты»! Нет, не может быть… Неужто они настолько мстительны, что… Или это какие-нибудь другие лиходеи, прельстившиеся богатым паланкином?
– Приехали, господин!
Носильщики остановились и плавно опустили носилки.
– А, что? – проснувшись, захлопал глазами поэт. – Ах, приехали. Это хорошо, что приехали, это очень хорошо… Вот что, парни! Теперь доставьте домой моего друга господина Бао – и до полудня свободны.
– Можем мы зайти в корчму, господин? – тут же поинтересовался один из носильщиков.
– Можете. – Юань Чэ милостиво кивнул. – Только сперва доставьте.
– Будет исполнено, хозяин! – разом гаркнули парни. – Куда везти господина?
– В квартал Синего дракона, – быстро пояснил Баурджин. – Рядом с домом каллиграфа Пу Линя, недалеко от Восточного рынка.
– Не извольте беспокоиться, довезём, господин!
Простившись с поэтом, нойон развалился на подушках и вскоре заснул под мерное покачивание носилок. Разбудили его холодные капли – полог всё ж таки быстро промок – и ругань носильщиков. Баурджин прислушался.
– Восточный рынок – там! – говорил один из парней. – Во-он за той пагодой.
– Да нет, не за пагодой, а совсем в другой стороне, ближе к стене.
Ага… Похоже, заблудились.
– Ребята, а ну-ка, опустите носилки, – выглянув, попросил князь. – Сейчас сам посмотрю.
Выбравшись из паланкина, он осмотрелся – всё так же моросил дождь, нудный, но, слава богу, тёплый, кое-где в разрывах туч сверкали желтизной звёзды. Вот на миг показалась и луна, вернее, её кусочек. Тускло-серебристых лучей ночного светила оказалось вполне достаточно для того, чтобы Баурджин смог разглядеть на углу дом своего соседа, каллиграфа Пу Линя. Ну да, это именно его дом, вон и крыша, и вишня рядом с оградой.
– Всё, приехали, парни, спасибо, – поблагодарил Баурджин. – Вон мой дом, рядом.
– Рады стараться, господин! – совсем по-армейски отозвались носильщики и, вмиг подхватив паланкин, скрылись в дождевой мгле.
А нойон с улыбкой направился к дому. Правда, не дошёл…
Каким-то шестым чувством, краем глаза Баурджин заметил метнувшиеся к нему тени с длинными копьями… Не с копьями, нет, – с шестами!
Ввух!!!
Кончик шеста со свистом пронёсся над его головою. Баурджин едва успел присесть, если б чуть-чуть промедлил, то…
Ввух!!!
Ещё удар… Ещё!
Что делать? Нападавших – двое. Те самые, низкорослые. Проследили! Хорошо хоть, темно. Хотя нет – предательская луна появилась вдруг в небе во всей своей подлой красе. Разбойники выставили вперёд шесты… оп! Перехватили их неуловимым движением… и ещё, и ещё… так, что шесты закружились, словно вертолётные лопасти, – ой, как ловко с ними управлялись низкорослые лиходеи!
Ввух!!! Ввух!!!
Ну точно вертолёты!
Попадёт таким пропеллером по шее – мало не покажется. Да и не только по шее. Жаль, нет с собой сабли, не положено горожанам с саблями на боку шастать, только кинжал имеется… Ага…
Издав жуткий крик, Баурджин вдруг растянулся в луже.
– Готов! – торжествующе вскрякнул один из врагов.
– Иди проверь его, Цюй, – приказал второй. – Если нужно – добей.
– Сам знаю.
У самой лужи послышались по-кошачьему мягкие шаги… Опаньки! Наклонился… Баурджин резко вонзил кинжал в грудь лиходея, почувствовал, как потекла между пальцами липкая горячая кровь. Разбойник даже не дёрнулся – столь профессионально и хладнокровно был нанесён удар.
– Что ты там возишься, Цюй? – нетерпеливо закричал второй.
Выдернув клинок, Баурджин отпихнул мёртвое тело и, резко вскочив на ноги, метнул кинжал в оставшегося врага. Попал бы… если бы не шест, коим ловко воспользовался бандюга! Лишь чуть шевельнулся кончик – и отбитый кинжал улетел бог весь куда. А Баурджин остался безоружным.
– Чего ты хочешь, парень? – быстро спросил нойон. – Деньги? Имущество? Или, может, ты меня с кем-то спутал?
– Я возьму твою жизнь, – поигрывая шестом, ухмыльнулся враг. – Ибо всякий, вставший на пути «красных шестов», должен умереть.
– Ах, вот как… – Баурджин намеренно втягивал разбойника в разговор.
Пусть он сделает хотя бы шагов пять, а лучше шесть, подойдёт ближе, и можно будет ухватить этот проклятый шест, а уж тогда посмотрим – кто кого! Ну иди, иди же…
– Видишь ли, я не здешний и никогда не слышал о «красных шестах». Даже не знаю, из-за чего умирать.
– Тебе незачем знать!
– Как это – незачем?! Ну, ещё пару шагов…
Князь и сам напрягся, приготавливаясь к рывку.
Лиходей поднял шест…
И вдруг!
Словно молния, пронеслась выпрыгнувшая из темноты фигура. Где у неё руки, где ноги, было не разобрать – одна сплошная мельница, куда там вертолётным крыльям.
Хэк! Хэк! Хэк!
Баурджин даже не понял, что, собственно, произошло, – настолько всё быстро было.
Хэк!
Разлетелся на несколько частей переломанный шест.
Хэк!
Схватившись за живот, скрючился разбойник… Нет, вот разогнулся, прыгнул, выставив перед собой руки, словно гусиные клювы…
Хэк! Хэк! Хэк!
Целая череда стремительных, неуловимых ударов – словно сошлись меж собою две мельницы… Прыжок… Удар… Прыжок…
Уах! Ногой в переносицу!
Бедняга лиходей, сегодня явно не твой день… Однако.
– Вы не ранены, мой господин? – Мельница наконец остановилась.
Баурджин удивлённо вскинул брови:
– Лэй? Ты как здесь очутилась?
– Услышала крики. Я не спала – дожидалась вашего возвращения. Никогда не прощу себе, что отпустила вас одного.
– Много говоришь, девушка! Знай, я не терплю, когда не подчиняются моим приказам. Сказано тебе – сидеть дома, будешь сидеть. Ясно?
– Ясно, мой господин, – огорчённо отозвалась девушка.
Вид у неё был такой обиженный – вот-вот заплачет, что Баурджин привлёк Лэй к себе и ласково погладил по плечу:
– Ну, не расстраивайся, всё же хочу тебя поблагодарить – ты появилась вовремя. Не знаю, что бы без тебя и делал.
– О, господин!
Улыбнувшись, девчонка наклонилась и, подобрав с земли обломок шеста, вздрогнула.
– «Красные шесты»! – с ужасом прошептала она. – Так вот это кто! Господин, мы должны немедленно убрать трупы, а обломки шестов – сжечь.
– Сжечь – сожжём. – Баурджин негромко засмеялся. – А вот с трупами, боюсь, будет проблема. Куда ж мы их уберём?
– Я знаю здесь недалеко общественную уборную, – задумчиво протянула Лэй. – Может, туда?
– Но выгребные ямы регулярно чистят! Найдут!
– Не так уж и регулярно, мой господин. А и найдут – так к тому времени их вряд ли кто опознает.
– Тоже верно. А ты умная девушка, Лэй.
– Приятно слушать ваши слова, господин. И вообще…
Что «вообще», Баурджин не дослушал, а, наклонившись, махнул рукой – пора.
Общественная уборная находилась примерно в двух кварталах от места схватки, у Восточного рынка, ничуть не выдавая себя отвратительным запахом нечистот – всё перебивал терпкий аромат лаванды.
– Смотрители жгут благовония, – прошептала Лэй.
Смотрители?
Князь опустил труп наземь:
– Интересно, сколько их здесь?
– Не знаю. Но ведь можно сходить проверить.
– Ага, чтоб они нас запомнили. Хотя… – Баурджин пристально всмотрелся в темноту. – Какая разница? Несём. Нет, подожди… Вот что, сможешь отвлечь смотрителя?
– Постараюсь.
– Стараться не надо – просто отвлеки.
Девчонка кивнула:
– Сделаю как велишь, господин.
Дождь усилился, и потоки влаги быстро намочили одежду, да так, что хоть выжимай. Впрочем, ни нойон, ни его служанка-охранница не обращали на это никакого внимания – не та была ситуация.
Уборная – солидное кирпичное здание под коричневой черепичной крышей – освещалась небольшим фонарём со вставленной внутрь свечой, скорее всего не восковой, а, судя по копоти, сальной. Под длинным козырьком крыши, меж витыми колоннами входа на низенькой лавочке сидел длиннобородый старик-смотритель. Даже не сидел, а спал, согнувшись и положив голову на согнутые в локтях руки. Довольно-таки неудобная поза, надо сказать, впрочем, старик был к ней привычен. Спал себе, спал, однако тут же проснулся, едва поблизости раздались осторожные шаги Лэй.
– Дедушка, дедушка! – подойдя ближе, жалобным голоском попросила девчонка. – Не проводите ли вы меня до дому, мне одной страшно!
– До дому?! – Старик тряхнул бородой. – Вот девчонка! Ты откуда взялась?
– Была в гостях, да заболталась с подружками, и вот…
– Что ж они не послали с тобой слуг?
– Это очень бедный дом.
– Хм, бедный… Ты сама-то далеко ли живёшь?
– Да не очень. У харчевни, той, что у рынка. Ну, там ещё на вывеске рыбина нарисована… в смысле написана…
– А, «Синяя рыбка», – воодушевился смотритель. – Знаю такую. Пойдём, уж так и быть, провожу, заодно и в «Рыбку» зайду, выпью стаканчик.
– Ой, как славно, дедушка! А на стаканчик я вам денежку дам, не сомневайтесь.
– Ну, пошли, пошли, – услыхав про денежку, оживлённо засуетился старик. – Тоже мне – внучка.
Так они и зашагали по улице, чуть ли не под ручку, весело переговариваясь. Дождавшись, когда парочка свернёт за угол, Баурджин подхватил под мышки труп и проворно потащил его в уборную. Да, здание общественного туалета производило впечатление. И внутри было неплохо – чисто, аккуратно, даже светильник горит! Вот это уборная, целый дворец, не то что… гм-гм… кое-где у нас порой… А интересно, зачем светильник-то? Кому тут приспичит в ночное время? Тем более стража никого ночью не пропускает. Хотя нет, стража шуршит, когда император в городе, а так, да особенно в будний день, – кинь денежку да иди кто хочешь.
Затянув труп к каменным стульчакам, Баурджин вдруг с ужасом сообразил, что в дырку мертвяк ну никак не пролезет. Чёрт! И стоило тащить, спрашивается? Бросили бы себе обоих на улице, да и дьявол с ними, поди узнай – кто. Так нет, послушал перестраховщицу-девку: ой, «красные шесты», «красные шесты»… Подумаешь! «Красные шесты» – не «красные дьяволята». И всё же…
Нагнувшись, князь внимательно осмотрел плиту. Ага! Ну точно. Она не была прикреплена, а сдвигалась!
Сесть, поднатужиться, и… опа! Фу, ну и запах. Впрочем, не до брезгливости. Хорошо хоть яма глубокая. И-и – раз…
Приподняв труп, Баурджин ловко спровадил его в выгребную яму и, не теряя времени, побежал за следующим. Убрал и его, лихо, почти уже привычно – лишь глухо чавкнула внизу гнусная жижа. Сплюнув, поставил на место плиту – тяжеленную, на пять посадочных мест. Ну, кажется, всё. Интересно, где сейчас Лэй?
– Я здесь, господин! – заглянув внутрь, отозвалась девушка.
Князь вздрогнул:
– Ты что, мысли читаешь? Где смотритель?
– В харчевне.
– Уходим.
Выйдя на улицу, Баурджин непроизвольно подставил руки под тонкие струи дождя. Видел – то же самое сделала и Лэй. Тоже ещё, чистоплюйка!
– Надо подобрать обломки шеста, – негромко напомнила девушка.
Нойон кивнул:
– Подбери.
Лэй шмыгнула в сторону и тут же вернулась, держа в руках обломки.
– То-то радость старому Лао, – пошутил Баурджин. – Завтра не нужно будет покупать дров.
– Ага, – радостно согласилась девчонка.
– Ты чего такая весёлая?
– Просто… – Лэй замялась. – Просто мне хорошо. Хорошо идти рядом с вами, мой господин. Так и шла бы всю жизнь.
Ну вот, мысленно присвистнул нойон, только этого не хватало.
Показался приметный дом Пу Линя, за ним – сарай, ограда, а уж там и ставшее почти родным жилище.
Забежав вперёд, Лэй почтительно распахнула ворота и, бросив во дворе обломки, сдвинула в сторону входную дверь – обтянутую бумагой раму.
– Думаю, все уже спят, господин.
– Хорошо.
– Не стоит их будить.
– И это верно.
Стараясь не шуметь, они прошли в дом. В гостиной нежарко горел очаг, рядом стоял котелок с каким-то варевом. Наклонившись, Баурджин снял крышку – пахло вкусно!
– Поедим? – Он обернулся.
– Да, конечно, – обрадованно кивнула Лэй. – Я буду прислуживать вам за столом, господин.
– Нет уж, девица, – ухмыльнулся князь. – Садись за стол рядом!
– Но это же невозможно! Вы – господин, а я – служанка.
– Молчать! – Баурджин пристукнул ладонью по столу. – Ишь, развела тут контрреволюционную агитацию. Господин, служанка… Какая, к чертям, разница? Садись, я сказал. Впрочем, нет, сначала переоденься. Постой, ты что, ночуешь в одной комнате с Ченом?
– И с Лао, мой господин. А как может быть иначе, ведь это же комната слуг?
– М-да-а-а. – Баурджин покачал головой. – Придётся пожертвовать кладовкой.
– Господин…
– Да?
– Сначала я помогу переодеться вам!
– Вот уж спасибо, обойдусь как-нибудь. Вон, кстати, тут и мой второй халат сушится.
Нойон потянулся к висевшему у очага халату.
– Вам точно не нужна моя помощь?
– Поди прочь!
– Господин…
– Я кому сказал?!
– Господин, я хотела кое-что доложить. И раньше бы должна была, да забыла…
– Потом доложишь! – твёрдо заявил князь. – Сначала переоденься и поешь.
– Господин, у меня нет второго халата.
– О, горе-то! Ну, так возьми что-нибудь. Какое-нибудь полотенце, покрывало, да что там, нет, что ли, ничего подходящего?
– Поняла, господин.
Девчонка кошкой метнулась в комнату слуг и выскользнула оттуда уже голой, на ходу заворачиваясь в покрывало.
– Потом повесишь свою одежду над очагом, – улыбнулся Баурджин. – Пусть просохнет.
– Вы так великодушны, мой го…
– Ладно славословить – ешь!
Сваренный стариком Лао суп оказался чудесным – какая-то лапша, кусочки мяса и приправы, приправы, приправы. Господин и служанка и не заметили, как слопали весь котелок. А уж как слопали, Баурджин потянулся к кувшину с вином, кажется, в нём ещё что-то булькало.
– Подай-ка кружки, Лэй. Ну, за то, чтобы всё! О наших сегодняшних приключениях никому ни слова, поняла?
– Поняла, господин.
– Да… – Баурджин сытно рыгнул. – Про что ты там хотела доложить?
– Ой! – Лэй совсем по-детски сконфузилась. – Совсем забыла! Накажите меня, господин, я того заслуживаю.
– Брось чепуху молоть, говори дело!
– Так я и говорю, господин. Вечером Чен с Лао ходили к колодцу за водой, а я оставалась охранять дом, и вот…
– Ну, ну? – Нойон подбодрил служанку.
– Возле самого нашего дома сшивался один подозрительный тип, господин!
– Вот как?! Что за тип?
– Мало того, он ещё и осмелился заглянуть во двор и…
– Да что ты тянешь кота за хвост, Лэй? Что – «и»?
– И я его схватила, мой господин. Просто тихонько стукнула по голове да связала.
– Тихонько стукнула, говоришь? – Баурджин расхохотался. – Не завидую я этому типу. Так где он?
– В сарае, мой господин.
– И что же тогда мы тут сидим? Бери свечу, идём, посмотрим.
Они вышли во двор – всё так же моросил дождь, но видно было, что на востоке небо уже очистилось и теперь голубело предвестьем восхода. Наверное, и завтра денёк выдастся погожий, солнечный.
Забежав вперёд, Лэй – уже успевшая натянуть свой мокрый халат – отворила скрипучую дверь сарая:
– Вот он, господин. За дровами.
– Вижу. Иди в дом, дальше я сам разберусь.
Баурджин присел на корточки напротив лежащего на спине человека, взял у девчонки свечу… Господи! Христородица!
На него злобно смотрел тот самый противный старик с волосами-паклей! Не просто смотрел, но и мычал, словно что-то пытался сказать. Ну конечно – пытался, как бы он мог произнести хоть слово, коли во рту торчал скрученный из верёвок кляп? Молодец девочка, надёжно спеленала.
Протянув руку, Баурджин рывком вытащил кляп изо рта мерзкого старика и грозно приказал:
– Говори!
Старик сверкнул глазами и, ухмыльнувшись, спросил:
– Сонин ую байна уу? Какие новости?
Спросил по-монгольски!
Нет, не послышалось! А эти волосы-пакля… Князь рывком сорвал с головы старика парик…
– Рад тебя видеть, нойон!
– Игдорж!!! Игдорж Собака! – Баурджин так и сел на землю: – Ты как здесь?
– Расскажу… – Игдорж сморщился. – Ух голова же болит, аж раскалывается. Шустрая у тебя девчонка. Наверное, работает на господина Цзяо?