Глава 16 РАЗЯЩАЯ СТАЛЬ Зима – весна 1212 г. Ляоси

Император войска посылает на север пустыни,

Напоим перед дальним путём в наших реках коней.

Сколько битв предстоит нам, и сколько их было доныне…

Без конца этот спор у владык: среди них кто сильней?

Ли Бо. По ту сторону границы

Поднимался ветер. Становясь всё сильнее, он гнал по узким тропкам бурые, давно опавшие листья, поднимал по урочищам тучи серовато-жёлтой пыли. Пахло ковылём и сухими степными травами, внизу, в предгорьях, моросил дождь, а здесь, над горой Цзины-нань, порывы ветра разогнали тучи, очистив сверкающее голубизной небо.

– Добрый знак. – Чингисхан, владыка степей, завидев подъезжавшую кавалькаду, по-молодому ловко спрыгнул с коня.

Окружавшие его нукеры, приветствуя подъезжавших, вздёрнули вверх копья. На стальных лезвиях вспыхнуло солнце.

Поднимавшиеся на гору всадники в блестящих шлемах и панцирях остановились, двое из них спешились и быстро пошли к вершине. Яркие солнечные лучи отражались от их доспехов, ветер развевал за спинами разноцветные плащи: у одного – небесно-синий, у другого – императорски-жёлтый.

Подойдя к властелину степей, оба приветственно поклонились.

– Рад видеть тебя, брат мой Елюй Люге! – С обаятельной улыбкой Чингисхан обнял путника в жёлтом плаще. – Рад приветствовать славного императора Ляо!

Услыхав эти слова, нукеры отсалютовали копьями.

– Я также рад видеть и тебя, Баурджин-нойон. – Повелитель устремил свои тигриные глаза на князя, синий плащ которого трепетал за спиной, словно победное боевое знамя. – Сонин юу байна уу? Какие новости?!

Баурджин почтительно преклонил колено.

– О, небесный брат мой, славный император киданей и ханьцев. – Чингисхан повернулся к важному гостю. – Прошу за мною в шатёр, отдохни с дороги. Заодно и поговорим, решим наши дела к обоюдному удовольствию.

Тысячник… впрочем, какой уж тысячник? Вождь! Вождь восставших киданей, милостью богов властелин Стальной империи, Елюй Люге улыбнулся:

– Рад встрече с тобой, великий хан! И всё же жаль, что она будет краткой, – цзиньское войско Баньяна Чэнюя идёт к Луньаню. Я должен быть там!

– Ты будешь не один, брат мой, – негромко рассмеялся Чингисхан. – Я пошлю тебе на подмогу тумены моего лучшего полководца – Джэбэ. Идём же в шатёр и всё обсудим. Тебя с нами не приглашаю, Баурджин, но напоминаю, что ты достоин самой высокой награды. И её получишь! – Властелин степей обернулся и неожиданно подмигнул князю. – Кроме того, здесь есть тот, кто рад тебя видеть куда более, чем даже я!

Чингисхан с улыбкою поднял руку и обернулся к нукерам. Баурджин тоже повернул голову и увидел, как, отделившись от стройных шеренг воинов, бежит по пожухлой траве красивый русоволосый юноша в сверкающих на солнце латах.

Сердце нойона дрогнуло… Распахнув объятия, он зашагал навстречу…

Подбежав, юноша, не обращая никакого внимания на улыбающихся императора и нукеров, бросился Баурджину на шею:

– Отец!

– Алтай Болд… Сын… Как дела дома, сынок?

По счастливому лицу князя текли слёзы… Или виной тому был ветер?


А с Мэй Цзы всё ж таки не обошлось без постели. Впрочем, князь это предчувствовал и, сказать по правде, не очень-то и сопротивлялся. Нет, сам ни на что не намекал, упаси боже! Главное-то было как можно быстрее предупредить Елюя Люге о том, что его заговор раскрыт – как всегда и бывает, нашёлся предатель, и не один. У Мэй Цзы, как подозревал Баурджин, наверняка были возможности для экстренной связи.

– Да, я предупрежу его, – просто отозвалась женщина, похоже, ничуть не удивляясь воскрешению князя из мёртвых.

– Да, и мне нужно самому как можно быстрее попасть к нему.

– Вот так… – Мэй Цзы неожиданно улыбнулась. – Раньше мы были врагами, нойон… А сейчас…

– Времена меняются.

Они пили чай на втором этаже роскошного особняка куртизанки, куда приехали из одного неплохого местечка, где посетители играли в кости и иные игры. Адрес его не так давно выспросил у модного поэта Юань Чэ бывший водонос Дэн Веснушка. Надо сказать, Мэй Цзы прекрасно владела собой – даже бровью не повела, увидев перед собой Баурджина. Ну ещё бы… с таким-то прошлым! Нойон хорошо помнил, как девять… нет, уже десять лет назад Мэй Цзы умело изображала несчастную шпионку, а затем, подставив своего хозяина, едва не погубила всё монгольское войско и самого Баурджина в придачу. И главное, сумела скрыться!

– Странно. – Мэй Цзы снова усмехнулась. – Мы с тобой пьём чай и разговариваем, словно давние друзья!

– Мы и есть друзья… Ваше будущее величество.

– Елюй Люге… – Прекрасные глаза куртизанки затуманились. – Он казался мне просто милым и упорным мальчиком. О его истинном предназначении я узнала позже…

– Надо быстрее послать ему весть! – напомнил нойон. – Думаю, у тебя найдутся верные люди.

– Найдутся. – Женщина легко поднялась из-за стола и, взяв гостя за руку, улыбнулась. – Идём.

Они вошли в довольно просторную комнату, даже скорее небольшую залу. Мэй Цзы подняла в пазах оклеенное полупрозрачной бумагой окно и, обернувшись, кивнула куда-то в угол:

– Смотри.

Баурджин повернул голову и увидел стоявшую в дальнем углу золотую клетку. В клетке ворковали белые птицы.

– Голуби! – ахнул князь. – Почтовые голуби!

– Именно! – Куртизанка кивнула. – Они быстро донесут любую весть.

– А не…

– Перехватят? Я пишу шифром. И отправлю сразу трёх. А через три дня ты и сам явишься к Елюю. Или я не права, нойон?

– От тебя ничего не скроешь!

– Можешь пока присесть. – Куртизанка кивнула на широкое ложе, покрытое мягким узорчатым покрывалом. – Я пока напишу и отправлю записки.

Она уселась за небольшой столик, спиной к гостю, обмакнула кисточку в тушь… Баурджин закусил губу, глядя, как под тонким шёлком халата двигаются лопатки. Ах, всё же какая женщина!

– Ну вот, пусть теперь тушь высохнет… Ты смотришь на меня, князь?

– Да…

– Смотри…

Встав со стула, Мэй Цзы, не оборачиваясь, изящным движением развязала пояс… и медленно скинула халат… сначала с левого плеча… потом с правого… Всё та же точёная фигура, девичья, ничуть не постаревшая… Узкая линия позвоночника, тонкая талия, бёдра, золотистая кожа… Право же, эта китаянка ничуть не изменилась за прошедшие десять лет… Право же…

Куртизанка резко обернулась. Качнулись пухлые груди, а в руке блеснул кроваво-красный коралл… Тот самый, что и был раньше, тогда?

– Только не говори, что ты этого не хочешь, князь, – подойдя к ложу, тихо произнесла Мэй Цзы.

– А никто и не говорит!

Баурджин с улыбкой погладил женщину по плечам, провёл рукою по бёдрам и крепко прижал к себе…

С молодой энергией – ведь никто из них вовсе не был старым – тела любовников слились в страсти, полетело на пол скомканное покрывало, заскрипела кровать, изогнувшись, сладко застонала Мэй Цзы…

Блестящие антрацитовые волосы куртизанки разметались по плечам, чувственные пухлые губы – кораллы – приоткрылись, закатились глаза… О…

Трещала – да-да, уже трещала – кровать, на спинке которой… на спинке которой внимательный взгляд Баурджина заметил рисунок из жёлтых роз. Сначала, правда, не обратил внимания – ну и розы, и что? Вон они, ещё и на стенах, и на спинке стула. Жёлтые… А потом вдруг словно что-то замкнуло в мозгу. Жёлтая роза!

Князь осторожно погладил женщину по плечам:

– Хочу тебя кое о чём спросить, Мэй.

Куртизанка лишь усмехнулась:

– Знаю о чём. Не противно ли мне обманывать сейчас Елюя Люге? Нет, не противно! Противно каждый… почти каждый… вечер делить ложе с этой толстой жабой Цзяо Ли! Но без этого… К тому же я куртизанка, и этим всё сказано. Елюй Люге прекрасно знает, чем я занимаюсь, всегда знал, и тем не менее…

– Всё это очень интересно, Мэй, – мягко улыбнулся князь. – Но я хотел спросить о другом… У тебя никогда не было детей?

– Нет! – резко выкрикнула куртизанка.

– Плохо… – Баурджин пожал плечами. – А мне вот подумалось…

– Почему ты об этом спрашиваешь?!

– Так… просто… Ну, взял да и спросил, а что? Ну, не было, так извини. Без детей плохо.

– Сама знаю…

А на воротах дома, кстати, тоже был тот же рисунок – жёлтая роза.


Войско знаменитого полководца Золотой империи Ваньяна Чэнюя двумя узкими языками втягивалось в долину, обходя вздымающиеся посередине развалины крепости. Чжурчжэньские конники, прищурясь, смотрели на видневшиеся впереди холмы, на вершинах которых выстроилась армия мятежного тысячника. Шестьдесят тысяч вёл с собой Ваньян Чэнюй, конницу и пехоту, в основном ханьскую, вовсе не хотевшую воевать и с тоской вспоминавшую недавний разгром у Лукового хребта Ехулин. На поднявшемся ветру победно реяли имперские знамёна, украшенные золотыми изображениями драконов, блестели на солнце доспехи, сверкающей радугой переливались разноцветные мундиры солдат. Им сказали, что на сей раз придётся биться с оборванцами. С какими-то там киданями, затеявшими очередной мятеж.

И в самом деле, армия Елюя Люге выглядела куда как бледнее по сравнению с войском Цзинь. Но в рядах цзиньцев большинство составляли люди, давно уставшие воевать, а сами чжурчжени рассматривали подавление мятежа почти как развлекательную прогулку. Иные настроения господствовали у киданей. Победить и возродить великую империю или умереть – третьего было им не дано. Об этом знал вождь, об этом знали воины. И никто из них, конечно же, не хотел смерти, а значит, нужно было победить.

Цзиньцы шли уверенно и нагло, и Елюй Люге с ненавистью смотрел на них, прикрывая глаза ладонью от ярких лучей солнца. Его воины – опытные солдаты дальних крепостей – не проявляли ни нетерпения, ни страха, спокойно ожидая приказа.

Вот втянулась в долину ярко-алая змея левого фланга Цзинь, вот пошла правая – голубая, а зелёный центр уже подходил к сопкам.

– Пора! – Елюй Люге поднял руку и резко опустил, направляя основную часть своих сил в центр долины.

Грохнули барабаны, запели трубы, просвистели свою смертельную песнь выпущенные с обеих сторон стрелы, и отряды мятежного тысячника с громкими криками бросились с холмов вниз. Впереди, размахивая саблями и мечами, неслись всадники, за ними шла щитоносная пехота и лучники.

– Хэй-гей, Ляо! – кричали воины Елюя Люге. – Сталь разит золото! Да здравствует сталь!

Словно разящий меч, войско киданей вонзилось в передовые отряды Цзинь. И закипела битва.

Звон мечей, треск ломающихся копий смешался с ржаньем коней, с хрипами и стонами раненых.

– Хэй-гей? Ляо!

– Золото сильней всех!

Уже не пели стрелы, уже невозможно было разобрать, кто где, – войска сошлись врукопашную, и мятежники чувствовали, что теснят, теснят врагов, а те – пусть упираясь, пусть медленно, но отступают!

– Да здравствует разящая сталь!

Казалось, вот ещё немного, и цзиньцы, дрогнув, обратятся в бегство. Казалось, ещё вот чуть-чуть… Вот ударить, смять, ну, ещё… Вот уже враг попятился. Ага!

Нахлынувшее воодушевление придало мятежникам новые силы. И враг действительно пятился, отступал, и победные кличи киданьких воинов становились всё громче…

А Елюй Люге на вершине холма видел совершенно другое. Как центральная часть обороны цзиньцев поддалась, прогнулась дугою, как вторглись в неё мятежные части, постепенно увязая, как увязает в патоке муха. А с двух сторон, и слева и справа, уже наползают на киданьское войско красные и голубые стрелы.

– Клещи… Они хотят взять нас в клещи. – Елюй Люге подозвал вестового. – Поднимайте жёлтый флаг.

Взвилось ввысь жёлтое трепещущее знамя… Снова завыли трубы. И, согласно этому знаку, ринулась в бой засадная конница будущей империи Стали.

И сражение вспыхнуло с новой силой, и жёлтая конница Ляо увязла в громаде чжурчжэньских сил, и шум битвы стал напоминать грозный шум моря. Елюй Люге морщился – не совсем так всё складывалось, и оставалась уже одна надежда – на красный флаг, на последний – действительно последний – резерв.

И мятежный тысячник всё же вынужден был бросить его в дело.

Впрочем, была ещё одна надежда… последняя надежда династии.


– Думаю, им давно пора подать знак, – подъехав к предводителю киданей, нервно усмехнулся Баурджин. – Что ж они медлят? Порох отсырел?

– Может быть, они просто не знают, куда именно посылать ракеты. Да и… Прибудет ли подмога?

– Прибудет. – Нойон усмехнулся, уклоняясь от стрелы на излёте. – Правда, могут чуть опоздать. Но ударить они должны в чётко указанном месте. Смотри, император – там!

Баурджин показал рукой на то место, где разделялись фланги. Вот туда и ударить, вот там и прорвать узкую оборону, разделив врагов на две части.

Но что же специально оставленные люди никак не подадут сигнал?

– Пойду сам, гляну. – Нойон сбросил с плеч богато расшитый плащ. – Император! Давай дымовую завесу!

– Слышал? – Елюй Люге мрачно глянул на вестового.

Отсалютовав копьём, тот тут же умчался.

Грохотнули барабаны… И чёрный дым, выпущенный из длинных труб, кои Баурджин прозвал батареями, начал окутывать битву. Дым становился всё гуще, и ветер нёс его на врагов.

– Ну, пожалуй, пора. – Баурджин пригнулся в седле и стегнул коня. – Не поминайте лихом!

Рванулись к глазам разноцветные боевые порядки, и шум битвы ворвался в уши. Поджарый гнедой жеребец легко вынес нойона в самую гущу битвы. Впрочем, в гущу князю было не нужно, ему б обойти, да только как тут обойдёшь, в подобной гигантской каше.

И тем не менее Баурджин сумел уклониться влево. Задержав дыхание, сунулся в клубы дыма… А когда вынырнул – нос к носу очутился перед здоровенным чжурчжэнем, настоящим богатырём на белом коне. Позади богатыря виднелись вооружённые люди – небольшой отряд, может быть, даже гвардия, Баурджину некогда было их рассматривать, он с ходу бросил коня в бой, целя в сопернику в грудь длинной кавалерийской пикой.

Пика скользнула по вражескому щиту. И тотчас же нойон едва уклонился от мощного удара палицы. Вот вражина опять замахнулся… Князь вытащил саблю и дал своему жеребцу шпоры. Ага! Вражий удар снова получился смазанным – дрогнул, отскочил в сторону конь, и чжурчжэнь, выругавшись, в ярости швырнул палицу, целя Баурджину в лицо. Ну и дурак. Не составило никакого труда пригнуться.

Подскочив ближе, нойон с силой полоснул саблей по щиту, ожидая неминуемого отбива… он и последовал, этот отбив, он и придал вовремя повёрнутому клинку такую силу, что тот прорвал вражескую кольчугу, вошёл в неё, словно в масло… Ну, пусть не словно в масло, но вошёл же!

Чжурчжэньский богатырь недоумённо дёрнулся, побледнел… и тяжело повалился с седла. Стоявшие за ним воины с воем бросились на князя… Но сзади уже наступали свои!

– Бей их, ребята! – оглянувшись, расхохотался князь.

И, подогнав коня, вихрем понёсся дальше. В суматохе ему удалось добраться почти до самой башни, вернее, до того, что от неё осталось. Почти удалось. Вот и парням-киданям тоже почти удалось. Вот они лежат в высокой траве – силач Джанг, красавчик Люэй, хитрюга и выжига Шань Ду… Значит, не успели, нарвались всё ж таки на вражью засаду. Что ж, придётся делать всё самому. Утешение одно – не зря скакал.

Спешившись, Баурджин размотал аркан и, раскрутив, набросил петлю на оставшийся в целости зубец. На самой вершине башни.

Оглянулся. Подтянулся. Полез.

Не то что бы было страшно, скорее как-то неуютно, что ли… В любой момент можно было ожидать стрелу. Пока спасало лишь то, что чужрчжэни слишком увлеклись битвой и ушли далеко вперёд. Однако, а вдруг мятежники из последних сил рванут в наступление? Что тогда? А тогда, уж наверное, лучше спрыгнуть…

Но Бог миловал, и князь спокойно добрался до вершины башни, где загодя были приготовлены заряженные взрывчатым зельем петарды.

– Отлично! – Осмотревшись, Баурджин потёр руки.

Всё было видно как на ладони – и серовато-жёлтые ряды мятежников, и – ало-зелёно-голубые – цзиньцев. Ну, вот туда вот… Вот, где совсем узенько. Ударить бы с тыла! Сейчас…

Поплевав на руки, Баурджин приладил на парапете бамбуковые трубки – ракеты. Одну – жёлтую – направил вертикально вверх, другую – красную – как раз туда, куда надо, на ту самую узость. Вытащив кресало, поджёг фитиль и, подавшись в сторону, зажал руками уши. Со свистом ушла вверх бамбуковая труба… с грохотом разорвалась в небе на тысячи солнечно-жёлтых осколков. Прямо Новый год… Только вот нет поздравлений партии и правительства. «Дорохгие товарищи…»

Честно сказать, Баурджин (Иван Ильич Дубов) недолюбливал Брежнева, ему куда больше импонировал деятельный и подтянутый Косыгин…

Ах вы, гады!

Пущенная снизу стрела едва не угодила нойону в глаз. Укрывшись за уцелевшими зубцами, Баурджин осторожно выглянул и чертыхнулся, узрев внизу человек десять цзиньцев – вероятно, арьергард или боевое охранение. Оп! Выбив каменную крошку, чиркнула по зубцу стрела. А вот ещё одна, ещё… Чёрт побери, а ведь и не высунуться! Хорошо стреляют, сволочи. А зачем им стрелять? Да ясно зачем – чтоб не высовывался. Значит, кто-то решил забраться на башню. Ну да, во-он тот дальний зубец захлестнула ремённая петля. И – тот… И этот…

Господи… Если б не стрелы… А ведь они его скоро достанут, эти цзиньцы. Ишь как слаженно действуют. Эх, была б гранатка… Гранатка… Баурджин заинтересованно осмотрел оставшиеся ракеты. Если ситуация не изменится, – а похоже, она вовсе не собиралась меняться, – чтобы указать направление наступающим, ему понадобится только одна, вот эта – красная. А эти две – синяя и зелёная. Вот вам и порох. Гранатки!

Связав обе ракеты вместе, Баурджин поджёг шнуры и, выждав требуемое время, швырнул импровизированные гранаты вниз, на головы цзиньцам. Громыхнуло с такой силой, будто нойон и в самом деле бросил гранату. Пока противники приходили в себя, князь быстро пересёк открытое пространство между зубцами и перерезал накинутые петли. И осторожно выглянул… Трупы – один, два… семь! Семеро. Вот это рвануло!

Вжик! Снова прилетела стрела! Да сколько же их там, этих цзиньцев? Нойон невольно улыбнулся – сколько? Шестьдесят тысяч!

Затаившись за зубцами, Баурджин замер, не подавая решительно никаких признаков жизни. Пусть думают, что попали… Ага, вот просвистел аркан. Натянулся… Кто-то лезет… князь приготовил саблю… вот-вот над зубцом должна показаться голова врага. И тогда… Ну, головы у него точно не будет. И вот!

Взмах сабли! Нет, не достал – противник просто отпрянул и полетел вниз нелепой тряпичной куклой.

Баурджин задумчиво покачал головой – а ведь больше они на этом не попадутся. Что же делать? А вот что! Использовать камни. Их ведь тоже можно неплохо метать вниз… под те зубцы, на которые накинут арканы.

Ломая ногти, нойон выломал-таки из стены подходящие камешки. Ну, прошу пожаловать в гости, господа чжурчжэни!

А никто в гости почему-то больше не лез. Не жаловал. Неужели – из-за негостеприимства хозяина? Ай-ай-ай…

Ого! Баурджину что-то показалось… нет, не показалось, послышалось… Ур-ра! Ур-ра! Ну да! Хур-ра! Боевой клич монголов, точнее, бывших среди монгольских войск тюрков!

– Хур-ра! Хур-ра-а-а!!!

– Хур-раа-а-а!

Поправив прилаженную меж зубцами ракету, нойон прицелился и поджёг запал.

Ввухх!!!

Огненно-красная стрела ушла точно в предназначенное ей место.

И туда же ринулась доспешная конница Джэбэ!

– Хур-ра-а!!!

Баурджин, ликуя, выглянул с башни… а затем и встал во весь рост, хорошо различая ворвавшихся в долину всадников. Вон, на холме, сам Джиргоадай-Джэбэ, с которым когда-то отбивались от нападения северных людоедов, вот у самой башни – Гамильдэ-Ичен с выбивающейся из-под шлема гривой тёмно-русых волос… побратим-анда… А рядом с ним – молодой воин в сверкающей на солнце кирасе… Алтай Болд! Сын!

– Хур-ра!!!

Воины Цзинь расползлись в беспорядочном бегстве.

– Хур-ра!

Возрождённая сталь Ляо разила поблекшее золото Цзинь.

– Хур-ра!

Загрузка...