Глава 6 «БРОНЗОВАЯ УЛИТКА» Декабрь 1210 г. Ляоян

Но порой со мной бывает чудо:

Забываю, кто я и откуда…

Шао Сюнь-мэй.

За кого ты меня принимаешь?

Какую вывеску придумали, так харчевню и назвали – «Бронзовая улитка», простенько и со вкусом, и второго такого названия во всей Восточной столице нет. Просто-напросто некий Ба Инь, скульптор, как-то подарил поэту Юань Чэ своё новое творение – бронзовую улитку размерами два на три локтя. Улитка сия пылилась в доме поэта примерно с год, до тех пор пока служитель муз не решил передарить её Баурджину. Ничего не скажешь, вовремя попалась на глаза затянутая паутиной скульптура, как раз тогда, когда «господин Бао Чжи» заявил о намерении открыть харчевню. Конечно, в обычном хозяйстве тяжеленная бронзовая улитка – вещь малопригодная, ну разве что в качестве гнёта для засолки огурцов или капусты, а вот как вывеска – вполне себя оправдала. Оригинальная, можно сказать, вещь! Всем нравилась, кроме Чена, в обязанности которого входило каждое утро чистить улитку до блеска, ну да разве будет доволен дополнительными обязанностями этот бездельник?

Кстати, истинных хозяев своих слуг – Чена и Лэй – Баурджин пока так и не определил, лишь только имел на этот счёт некоторые догадки. Был в окружении господина Цзяо Ли некий Фэнь Ю, начальник городской стражи. Скорее всего – он постарался. Разузнать всё поподробнее князь поручил Игдоржу – того, с его смешным произношением, слуги не воспринимали всерьёз. Тем лучше…

Бывшую баню, располагавшуюся на углу Серебряной и Медной улиц в восточном квартале Синий дракон, ремонтировали недолго. Сложили новый очаг, поставили столы со скамейками, заклеили оконные проёмы вощёной бумагой – и пожалуйста вам, получилось вполне пристойное заведение, особенно после того, как Баурджин развесил на стенах красивые иероглифы в позолоченных рамках, а затем пригласил на открытие поэта Юань Чэ и его приятелей-шэньши. Визит таких людей добавил вновь отрывшейся харчевне ореол некой респектабельности, а одновременно с этим нанятые за плошку риса мальчишки на каждом углу расхваливали приготовляемые стариком Лао (у которого оказался истинный поварской талант!) блюда – и дёшево, мол, и вкусно.

Реклама быстро сделала своё дело, и в харчевню потянулись люди, благо ещё и место попалось хорошее – на полпути от рынка до Восточных ворот. И возвращающиеся из города крестьяне заходили, и носильщики, и рыбаки, даже шэньши не брезговали, ну ещё бы, это ведь та самая харчевня, куда запросто заходит знаменитый поэт Юань Чэ!

Рис и вино нового урожая по дешёвке закупили у окрестных крестьян, там же, договорившись с поставщиками, брали и мясо – свинину, говядину, птицу. Кроме того, раз в неделю Лао самолично отправлялся в сопки с большим мешком – собирал пахучие коренья и прочие приправы. Что и сказать, готовил старик вкусно – и где только научился? Никогда ничего конкретного о своей жизни старый слуга не рассказывал, а на все расспросы любопытного Чена лишь поджимал губы – видать, больно было вспоминать. Это даже Лэй поняла, да как-то раз, не выдержав, дала-таки юноше подзатыльник – отстань, мол, от деда.

В общем, дела шли вполне даже успешно. Правда, пару раз в отсутствие Баурджина приходили какие-то мускулистые парни, местные гопники-бандиты, пытались заставить хозяев «Улитки» платить, но, узнав, кто именно оказывает покровительство сему заведению, поспешно убирались восвояси.

Водонос Дэн Веснушка теперь уже приносил воду не в дом «господина Бао Чжи», а в харчевню, и не один кувшин, а два. В принципе в расположенном рядом колодце вода была ничуть не хуже, но князь специально привечал мальчишку – относить рукописи к родникам, да и так, мало ли, когда понадобится человек, не вызывающий никаких подозрений у воротной стражи? А те свою службу туго знали, даже собиравшему свои коренья старику Лао пришлось выправлять специальное разрешение у господина Цзяо. Это чтоб не платить взятку – уж больно дорого просили развращённые щедрыми подачками стражи. Это Веснушка почти забесплатно шастал, так ведь что с него взять? Другое дело, повар популярного заведения.

Баурджин первое время не мог нарадоваться: уж больно удобным местом оказалась «Улитка». Все нужные люди из кружка Юань Чэ, в том числе – правда, не часто – и сам господин Лу Синь, коммунальщик, постоянно захаживали в харчевню, где их кормили вкусно и дёшево, а вино, как дорогим гостям и хорошим знакомым хозяина, так и вообще наливали бесплатно. Заходил и Пу Линь, каллиграф, и шэньши – Вэй Сихэй, Гао Хэлин, Лю Цзинцай и прочие. Даже как-то заглянул некий Ба Дунь, бывший следователь, – Юань Чэ специально показал его Баурджину, мол, не стоит таких привечать. Князь, правда, не внял совету, как раз считал, что именно таких – обиженных на власть – привечать и стоит. Но это были, конечно, его, Баурджина, соображения… Да, нередко в «Улитке» появлялся и Весельчак Чжао, обозник из центральных казарм. Книги он, правда, брать отказывался – обоз перед отправкой тщательно проверяли, даже обыскивали и самих обозных, вплоть до последнего погонщика. Нойон поначалу недоумевал – с чего бы это такие строгости? А потом спросил о том у самого Чжао.

– Кидани, – просто ответил обозник. – Видишь ли, в дальних крепостях гарнизоны почти все – из них. Вот чиновники и следят, чтоб не завезли лишнего, ну, ничего сверх указанного в инструкции. Написано: «вина три бочонка» – так вот, три и должно быть, не больше. Правда, и не меньше. Нет, киданей в чёрном теле не держат. Но и лишнего не позволяют, чтобы не возомнили о себе невесть что, не вспоминали о своём былом величии. Так вот!

Выслушав такие слова, Баурджин ещё раз мысленно похвалил себя за то, что приветил Веснушку. Как бы только не попасться с этими рукописями. Впрочем, не должны были попасться, юный водонос клал книги и свитки в дупло старого дуба, что рос почти у самого родника. А уж оттуда, из дупла, рукописи забирал Весельчак Чжао. Иногда Веснушка потом возвращался мокрым – молча приходил в «Улитку», садился на кухне, развесив для просушки халат, грелся. На левом плече его как-то заглянувший к Лао нойон углядел занятную татуировку – жёлтый цветок розы. Откуда она появилась, водонос не знал, говорил – с детства. Кстати, о книгах…

– Мы выезжаем завтра, – допив бесплатный стаканчик вина, негромко промолвил обозник. – У родника будем к полудню.

Вместо ответа Баурджин лишь молча кивнул и незаметно, под столом, протянул Весельчаку связку монет. Из тех, что щедро пожертвовал господин Цзяо Ли.

Взяв деньги, Чжао довольно хмыкнул и вскоре откланялся.

– Завтра… – проводив его взглядом, почесал бородку Баурджин. – Завтра…

Хроник, кстати, не было, как не было и напечатанных на больших листах бумаги художественных романов-книг, и свитков-списков не было, и прочего… Ай-ай-ай… Негоже было оставлять господина Елюя Люге и весь его гарнизон без духовной пищи, совсем негоже. Нойон озадаченно вздохнул – ну, и где же их взять, даже хотя бы списки-рукописи? Прямо хоть сам пиши!

Черт побери! А ведь неплохая идея. Прямо так и написать в сопроводительном письме, что, мол, сие – списки из старинных книг, кои слишком дороги для того, чтобы их приобрести. Пришлось переписывать – чего не сделаешь для доброго друга? Ханьская письменность была одновременно и сложной, и простой. Сложной – понятно, иероглифы, а вот – простой… Всё дело в том, что не только чжурчжэни с киданями, но и сами ханьцы – уроженцы разных мест – не всегда понимали друг друга. А иероглифы были для всех общими, означающими одни и те же понятия – правда, читавшиеся в каждом языке по-разному. Как если, к примеру, написать буквами или произнести «три» или «trois» – не знающий русского или французского не поймёт, что сказано или написано. А если указать цифрой – «3», то всем будет понятно. Так и с иероглифами.


Приняв решение, князь повеселел и тут же отправился домой, благо идти было недалеко, всего два квартала. Пришёл, кивнул присматривающему за домом Игдоржу (Чен и Лэй были заняты в харчевне) и, усевшись в кабинете за стол, вытащил из стаканчика кисть…

«Сия книга написана Екамом Иле, киданем и историком Ляо. Это история о стране, которая была процветающей и могучей, о государстве, низвергнутом в пыль под копыта чжурчжэньских коней».

– Низвергнутом в пыль под копыта чжурчжэньских коней, – вслух повторил нойон, уж больно понравилась ему только что пришедшая в голову фраза. Что и говорить, красиво получалось. И вышло бы ещё красивее, если бы князь знал больше иероглифов. Ну, уж сколько знал – столько и знал.

«И ведь даже сейчас есть всё для того, чтобы великая империя Ляо возродилась, скинув цзиньское ярмо! Есть, и в достаточном количестве, молодые воины, что охраняют северные города Ляоси, есть люди – они никуда не делись, – мечтающие о возрождении Ляо. Ляоян, Ляодун, Ляоси, Ляохэ – эти имена наполняют гордостью каждого из нас, киданей. Нас ведь немало, и стоит помнить об этом, как стоит помнить о нашей некогда великой стране. Шанс есть! Да, чжурчжэни сильны, но ведь и мы не празднуем труса! Наша аристократия помнит былое величие, наши ремесленники и крестьяне – умны и трудолюбивы, наши воины – в каждом гарнизоне от Шанси до Хэбэя. Осталось лишь выступить, освободиться от гнёта. Но я спрашиваю себя: как? И когда? И с кем? С кем – это важное слово. Чжурчжэней слишком много, слишком. И я говорю себе – и вам: надо искать союзников. И кто бы мог ими стать? Только не скажите мне – Сун! Променять цзиньское иго на сунское – только и всего. Сунцы хитры и коварны, с нашей помощью они разгромят чжурчжэней, а что потом? Думаете, они позволят нам воссоздать Ляо? Как бы не так! Мы просто запустим лису в курятник. Нет, только не Сун. Си-Ся? Западное государство Ся, государство дансянов… У них есть более сильный враг… И этот враг может стать нашим другом! Я говорю о монголах, о Чингисхане, о, поистине, это великий и мудрый правитель, слову которого вполне можно верить. Большинство монголов – кочевники, им не нужны города. Города нужны нам, киданям. Нам города, монголам – степи. А Цзинь – самый главный враг Чингисхана. И его непобедимые тумены уже стоят на границах чжурчжэней, и недолго осталось ждать. Враг нашего врага – наш друг. „Цзинь“ – золото, „ляо“ – сталь. Золото гнётся под сталью! Возродим Ляо, друзья!»

Закончив последнюю фразу, Баурджин вытер рукавом пот. Утомился писать, тщательно вырисовывая иероглифы, вот уж письменность – не приведи господи. Позвал Игдоржа, прочёл, получил полное одобрение. Правда, Игдорж всё же засомневался – не рано ли?

– Нет, не рано, – тут же возразил нойон. – Тумены Джэбэ уже должны быть на границах Шанси и Хэбэя. Сейчас я сею семена, Игдорж, но нужно время для того, чтобы они взошли.

– А что, если твой Весельчак Чжао подкуплен? Или вдруг попадётся?

– И что с того? – неожиданно засмеялся князь. – Я вовсе не делал тайны из своего увлечения древностями. Как и Елюй Люге. Я просто купил рукопись, книгу, – а что уж там написано, то на совести автора.

Баурджин обмакнул в чернильницу кисть и внёс последний штрих в своё сочинение:

– «Написано сие на берегах чудесной реки Ляохэ»… н-да… Игдорж, ты случайно не в курсе, как пишется «чудесная река»?

– Нет.

– Ладно, напишем просто – «на берегах реки». Кстати, ты наблюдаешь за моими юными слугами?

– Ну и вопрос. – Игдорж хмыкнул. – Конечно же, каждый день. Даже пытаюсь что-то у них выспрашивать. Только они, правда, смеются.

– Это потому, что ты часто путаешь тон.

– Знаю. И ничего уж с этим не сделать.

– Ну-ну. – Баурджин хитро посмотрел на напарника. – Что ты так щуришься? Наверное, всё ж таки есть, что сказать. Ну, не томи!

– Так, кое-что, – улыбнулся Игдорж. – Итак, начнём с мальчика, Чена. Очень себялюбив, умён, хитёр даже, как раз в той мере, чтобы добиться личного благосостояния. Грамотен и постоянно учит новые иероглифы и канонические книги – видимо, готовится к карьере шэньши. Причём абсолютно уверен в своём будущем.

– Да, так и есть.

– Однако кто допустит к экзаменам на шэньши простого слугу, почти что раба? Для этого нужны основания.

– Или – помощь влиятельного человека. Но Цзяо Ли, похоже, тут ни при чём, если, правда, не врёт. Тогда кто при чём?

– Фэнь Ю, начальник стражи. Весьма влиятельный человек. Правда, это пока лишь только мои догадки. Да я тебе о них говорил, князь.

Баурджин молча кивнул.

– Теперь о девочке, Лэй, – продолжил Игдорж. – Девочка мне показалась гораздо умней Чена.

– Вот как? – удивился нойон.

– Именно. Она вся в себе, неразговорчива, упорна, постоянно выполняет какие-то упражнения – машет руками, ногами, прыгает. К Чену относится как к младшему брату, сяо. И – странно – он такое обращение почему-то спокойно принимает, хотя и считает себя умником. Несомненно, Лэй – главная в этой паре. К тому же…

Игдорж вдруг замолчал.

– Ну? – вскинул глаза князь. – Говори же!

– Мне кажется, девчонка влюбилась в тебя, князь.

Баурджин вздрогнул, услышав эти слова.

– С чего ты взял?

– Я слышал, как она молит за тебя своих богов. Часто повторяет твоё имя – Бао Чжи. И лицо у неё при этом становится таким… Поверь, я знаю женщин, князь!

– Ну, это пока всё твои домыслы. Начальник городской стражи Фэнь Ю! Вот кто меня сейчас волнует по-настоящему. Узнай, Игдорж, каким образом с ним связываются мои юные слуги. А ведь связываются, несомненно, докладывать-то они должны, не зря ведь ко мне приставлены.

– Они пользуются большой свободой. Вернее – пользовались до открытия харчевни. Теперь-то уж им труднее будет ускользнуть. Прослежу!

– Нам нужны люди, Игдорж, – тихо промолвил нойон. – Верные люди. Их нужно найти. Здесь, в Ляояне, кого только нет – дансяны, кидани, ханьцы, – не очень-то они все любят чжурчжэней, захвативших почти все мало-мальски доходные должности. Хотя, конечно, на подобных должностях хватает и ханьцев. Знаешь, ещё неплохо бы пошататься по городским окраинам. Это весьма опасно, но там живёт беднота, а это – горючий материал для любого восстания.

– Можно ещё поискать знакомств среди рыночных грузчиков, носильщиков, мелких торговцев, водоносов…

– Ну, один водонос у нас уже на примете есть. Вот с ним-то я сегодня поговорю, не забыть бы только.

– А я, с твоего разрешения, отправлюсь на рынок. Да, только никуда не отпускай сегодня слуг. Впрочем… – Игдорж задумался. – Я – уйду, все остальные, включая тебя, князь, будут в харчевне. А кто же останется сторожить дом?

– Днём, думаю, постоит и так. А ближе к вечеру я пришлю Лао. Да и ты до поздней ночи не пропадай.

– А это уж как получится, князь.


Первым, на кого, вернувшись в харчевню, обратил пристальное внимание Баурджин, оказался вовсе не юный водонос Дэн Веснушка, а изгнанный с должности следователь Ба Дунь, обладавший весьма характерной внешностью опустившегося под ударами судьбы сибарита. Породистое ханьское лицо, тёмные, с красными прожилками глаза, бородка, когда-то ухоженная, а ныне напоминавшая паклю, всклокоченная причёска а-ля «разорённое воронье гнездо», небольшие усики – как видно, бывший чиновник за ними иногда ухаживал. Этакий образ свергнутого социальной революцией короля. Интересно, почему его попёрли со службы, ведь взятки здесь брали все? Неужели этот взял больше других? Или, скорее всего, просто-напросто не делился с кем надо? Нет, не может быть – ну, не совсем же он идиот.

– Чен, поднеси-ка этому господину стаканчик вина за счёт заведения, – быстро распорядился князь.

– Этой рвани? – изумился парень.

Нет, всё же он был не очень умён, а то бы не перечил хозяину. Впрочем, Чен тут же исправил оплошность, обслужив посетителя со всей возможной любезностью.

Надо сказать, изгнанный с должности чиновник принял подношение с некоторой долей удивления, отразившегося на его некогда барском лице при помощи чуть сдвинувшихся кверху бровей и слабой улыбки, более напоминавшей гримасу боли. Видать, нелегко приходилось человеку без любимого дела.

Баурджин смотрел на шэньши не отрываясь – на то, как тот торопливо, с жадностью, доедал палочками остатки риса, как пил дармовое вино, как изо всех сил пытался сохранить подобающее оставленной должности величие. Вот уткнулся глазами в стол… сидит недвижно… Ну, давай же, давай!

Ага! Подняв голову, Ба Дунь встретился взглядом с хозяином «Бронзовой улитки». Нервно дёрнулся… и тут же благодарно кивнул. Баурджин улыбнулся в ответ. И бывший чиновник – тоже. А он ведь ещё довольно молод, где-то около тридцати… правда, расплылся, обрюзг, однако же не сказать, что горький пьяница, – халат с драконами ведь не пропил, вполне даже приличный халат, да и пояс – не из дешёвых. Ему бы уехать из Ляояна в какую-нибудь соседнюю провинцию, Шанси или Шаньдун. Устроился бы, не ходи к бабке, коли есть ум и образование. Ну а то, что попался на горяченьком, так это здесь сплошь и рядом. Что и говорить, погрязла в мздоимстве «Золотая империя»… И не может того быть, чтобы всех это устраивало.

Не отрывая от посетителя взгляда, Баурджин постучал пальцем по кувшину с вином, стоявшему рядом на длинном и высоком столике, – мол, не желаете ли?

Ба Дунь хлопнул глазами – он, конечно, желал.

Перестав играть в гляделки, нойон прихватил кувшин и присел за стол рядом с чиновником:

– Выпьем за поэзию, уважаемый господин шэньши?

Ба Дунь напрягся:

– Откуда вы знаете, что я – шэньши?

– Учёного человека видно сразу. Я вот, к примеру, тоже кое-что смыслю, скажем, в истории или литературе. Кстати, люблю Ду Фу…

– Ду Фу! – Ба Дунь на миг пренебрежительно скривился, но тут же взял себя в руки и улыбнулся. – Что ж, Ду Фу – всё же лучше, чем некоторые из современных… Вы слышали, к примеру, Юань Чэ? Ой… Может, всё-таки сначала выпьем?

– Выпьем, – улыбнулся нойон.

Выпили. Налили ещё и снова выпили. И снова…

Беседа сразу пошла куда веселее. Почитали стихи, потом пошли говорить за жизнь. Баурджин, представившись беженцем, с большим интересом слушал замечания изгнанного чиновника о порядке управления Цзиньской державой, о чиновничьих рангах и школах шэньши…

– Нет, чжурчжэни это не сами придумали, – с усмешкой рассказывал Ба Дунь. – Всё это было до них. И ранги, и строгая регламентация, и взятки. И школы, готовящие людей к экзамену на шэньши.

– И что же, любой человек может сдать этот экзамен и получить важную государственную должность? – имея в виду Чена, с любопытством поинтересовался князь.

Ба Дунь развёл руками:

– Любой.

– Вот как? Это вполне даже справедливо.

– Только этот «любой» должен быть либо сыном чиновника не ниже чем пятого ранга, а лучше третьего или четвёртого, при условии дарования заслуг третьего ранга. Я понятно излагаю?

– Вполне. И что, простому человеку, к примеру умному и любознательному крестьянскому сыну, никак не пробиться в шэньши?

– Можно, – улыбнулся Ба Дунь. – Но – сложно. Либо связи нужны, либо деньги. Немаленькие деньги, смею заметить. Я, кстати, так и пробился, за счёт связей.

– Что вы говорите? И трудно было?

– Да уж нелегко. Мне покровительствовал управитель уезда, важный вельможа по имени… Впрочем, какая разница? Он уже лет десять как умер. Хороший был человек, таких редко встретишь. У меня от рождения хорошая память, я помнил наизусть большие отрывки из канонических книг – а это ведь и нужно для экзамена. Декламировал их главе уезда по праздникам, а потом и в будни – очень учёный был человек, любил послушать классиков. Так и выбился. В тринадцать лет получил ранг, называемый «способный подросток», через полгода – «рекомендуемый провинцией», затем – знающий три истории и «Книгу обрядов». Я-то знал почти всё – да понимал, что раньше времени нельзя прыгать…

– Экзамен, значит, сдали.

– Сдал, конечно. Удивительно было многим – но сдал сам. Поверьте, непросто было написать длинное сочинение на каноническую тему да ещё со строго указанным количеством знаков.

– Да уж, согласен, непросто, – кивнул Баурджин. – Но, мне кажется, вас не оценили по достоинству?

– Выперли, чего уж, – спокойно признался Ба Дунь. – А я уже подбирался к пятому рангу! Возглавлял… тссс… – Ба Дунь зачем-то обернулся и понизил голос до шёпота. – Возглавлял отряд городской стражи. Вернее, не отряд – отдел. Ловили воров на рынках, грабителей… Ну, выпускали кой-кого, конечно, но не за взятку, а по приказу вышестоящих господ. И всё было хорошо, пока не… Пока не наткнулись на «красные шесты», чтоб им пусто было!

– «Красные шесты»? – с удивлением переспросил князь. – Это кто ещё такие?

– Будто не знаете, – шэньши усмехнулся. – Хотя вы ж нездешний… «Красные шесты» – одна из самых жестоких городских банд. Действуют дерзко, нахраписто… Явно имеют покровителей где-то на самом верху. Год назад мы взяли пару человек. Одного – не уследили – задушили в тюрьме, а вот за вторым присматривали – и он у нас заговорил. Не так много интересного, правда, сказал, но кто-то наверху решил, что этот парень нам что-то выболтал, и, на всякий случай, предпринял необходимые меры. Задержанный повесился, а меня – как начальника – выгнали. Дескать, не уследил. Потом припомнили и казну отдела. Будто только я из неё брал! Все брали. И делились с кем надо… – Ба Дунь опустил голову и устало махнул рукой. – А, что прошлое зря ворошить? Наливайте, господин Бао Чжи, выпьем.

Постепенно, в ходе неспешной беседы под молодое вино, вырисовывался образ Ба Дуня, вовсе не проницательного сыщика, как можно было бы, наверное, подумать с первого беглого взгляда, а просто относительно честного чиновника, в меру сил добросовестно исполнявшего порученное ему дело.

– Я и сам, конечно, понимал, что у шайки есть могущественный покровитель. Если бы таковых не было, то и вообще бы не имелось в империи никаких шаек. Однако зарвался, решил действовать быстро, без оглядки – уж больно жестокие вещи творили эти «красные шесты», такие, что никак нельзя спускать. Это, между прочим, не только моё мнение, но и многих моих подчинённых. Бывших подчинённых, я хотел сказать, – тут же поправился Ба Дунь. – Что вы так смотрите, Бао? Разрешите уж вас так называть, попросту, без церемоний.

Князь улыбнулся обаятельной, совершеннейше светской улыбкой:

– Ну конечно.

– Наверное, хотите спросить, с чего это я сижу здесь, в Ляояне, когда можно отправиться, скажем, в Датун или Тайчжоу, да в любой большой город – поискать места там?

– Спрошу, – поддерживая беседу, кивнул Баурджин.

Собственно, его куда больше интересовала банда «красные шесты», нежели дальнейшие планы чиновника, тем более бывшего.

– Знаете, Бао, скажу вам откровенно: мне всё это надоело, – отхлебнув из шестого стакана, неожиданно заявил Ба Дунь. – Начальник отдела городской стражи – это ведь далеко не первое моё место. И везде – одно и то же: мздоимство, кумовство, связи. Знаете, как говорят в простонародье? С богатым не судись! Спросите, на что я сейчас живу? На старые сбережения. Понимаю, что придётся уезжать, желательно подальше, снова искать службу, перевозить семью. И не хочу никуда ехать, понимаете, Бао, не хочу. Потому что ехать-то – некуда! Ну, что смотрите? Наливайте. Ведь всё равно уеду, и найду службу, и буду как все – брать мзду, угодничать, чваниться. Потому что иначе здесь нельзя, совсем нельзя. Иначе ты – белая ворона, волчья сыть, опасный выскочка и в результате – изгой. Ещё кувшинчик? Да нет, не за ваш счёт, у меня ещё есть немного серебра.

– Может быть, лучше завтра? – Баурджин вовсе не собирался сегодня напиваться, тем более в столь сомнительной компании, кик недавно лишившийся места чиновник. – А что? Обязательно приходите, Ба! Рад был знакомству.

– Прощайте, друг мой. – Ба Дунь поднялся на ноги и, ничуть не шатаясь, заправился к выходу. На пороге, у самых дверей, обернулся: – Не обещаю, но, может быть, завтра зайду.

Проводив шэньши, Баурджин прошёл мимо длинных, тянувшихся через всю залу (бывшую помывочную) столов, предназначенных для простонародья. И для каждого из сидящих у него находилась и приветливая улыбка, и доброе слово:

– Здравствуй, Сюнь. Что, прохладненько сегодня на рынке?

– Не так прохладно, как сыро, господин Бао. Сами видите, дождь. Так и не продал всю рыбу. Может, вы возьмёте остатки? Дорого не попрошу, вы знаете.

– Обязательно возьму, Сюнь! Подойди потом на кухню, к Лао.

– Спасибо вам, господин Бао!

– Да не за что.

Баурджин шёл дальше с кошачьей грацией прирождённого буфетчика. Ну надо же, вот уж никогда не подозревал в себе подобных талантов!

– Привет, парни! Что такие грустные?

– Не хватает на вино, господин. Ничего сегодня не заработали – такие дела.

– Ну, это потому что дождь. И всё же не дело сидеть без кувшина на столе… Эй, Чен! А ну-ка, тащи ребятам вина.

– Вы не шутите, господин Бао?

– Нет, просто угощаю вас в долг.

– Но мы ведь отдадим не скоро…

– Не надо ничего отдавать. Просто притащите завтра хвороста. Вязанки три-четыре.

– Да хоть пять, господин Бао!

Радостно переглянувшись, молодые парни – грузчики с Восточного рынка – дружно потянулись за кружками.

– Ого, какие люди! – Князь остановился около углового помоста. – Кого я вижу?! Сам господин Чао, лучший в округе трубочист!

– Ну, насчёт лучшего вы пошутили…

– Ой, не скромничайте, Чао! Излишняя скромность по нынешним временам только вредит. Вам, как всегда, рис с креветками?

– Только что заказал вашему мальчику.

Улыбнувшись трубочисту, Баурджин шагал дальше:

– Плотникам привет!

– Здравствуйте, господин Бао.

– Как здоровье, уважаемый господин Ши Юнь?

– Спасибо, и вам не хворать.

Так вот и шёл Баурджин, так вот и шествовал, чувствуя на себе благодарные взгляды посетителей. И никак нельзя сказать, чтоб это чувство его сильно коробило, хоть и был он, в общем-то, никакой не кабатчик, а влиятельный монгольский князь – нойон.

С кухни доносились изысканно-приятные запахи тушившихся в белом вине креветок, чесночной подливы с шафраном, белого соуса и варёного риса. Лао, словно настоящий волшебник, колдовал у очага с большой деревянной шумовкой в правой руке. Завидев хозяина, улыбнулся.

– Много заказов на сегодня, старина? – поинтересовался князь.

– Да есть… Но, вообще-то, я уже основное всё приготовил, дальше и ребёнок справится.

– Вот и славно, поручим это Чену.

– Лучше – Лэй.

– Хорошо, как скажешь. Сегодня вернёшься пораньше – Игдоржа… тьфу-ты, Линя не будет, придётся тебе присмотреть за домом.

– Присмотрю, господин.

– Ладно. – Баурджин похлопал старика по плечу. – Разбогатеем – обязательно наймём привратника.

– Можно, господин Бао? – послышался за спиною князя звонкий мальчишеский голос.

– А! – обернулся нойон. – Здравствуй, здравствуй, Веснушка Дэн. Принёс воды? Поставь вон в угол да садись, рассказывай, как твои дела, парень?

– Дела так себе, господин Бао, – усаживаясь, откровенно признался Дэн. – Сами видите, какая погода. И кому, спрашивается, нужна моя вода? Разве только вам.

– Лао, наложи-ка парню миску риса.

– Рис? – Парнишка сверкнул глазами. – Вы очень добры, господин.

– Ешь, ешь, не стесняйся. Лопай от пуза! – засмеялся нойон, глядя, как парень, ловко управляясь палочками для еды, уписывает угощение за обе щеки. – Зайди потом ко мне, получишь одну рукопись. Кстати, её нужно будет положить в дупло завтра утром, уж никак не позднее полудня.

– Сделаю как скажете, господин. Когда я вас подводил?

– И верно, никогда…

На кухню неслышно вошла Лэй. Встала у дверного проёма, опершись на косяк, и с мягкой улыбкой смотрела на князя, пока тот не обернулся:

– А, Лэй. Останешься сегодня вечером вместо Лао.

– Слушаюсь, мой господин.

Ой, как блестели её карие, вытянутые, как у газели, глаза. Баурджин даже потупился – ещё не хватало влюбить в себя девчонку. Впрочем, а почему бы и нет? Тогда через Лэй, наверное, можно будет узнать, на кого они с Ченом работают, кто их всё ж таки приставил. Если не Цзяо Ли, то – начальник стражи Фэнь Ю? Или кто-то другой? Кто?

Ах, какие красивые глаза у Лэй, какое миленькое, с мягким румянцем, личико, и не скажешь вовсё, что она отнюдь не нежная девушка, а орудие убийства. Да-да, именно так! Нечто вроде живого меча или сабли. Кстати…

– Хочу попросить тебя кое о чём, Лэй, – подойдя к девушке, негромко произнёс князь.

Та сразу подобралась, вытянулась:

– Приказывайте, мой господин!

– Нет, ты не поняла. – Баурджин ласково улыбнулся. – Я не приказываю, я прошу.

– Просите? – озадаченно переспросила Лэй. – Просите… меня, господин?

– Именно! Не могла бы ты научить меня… гм… некоторым своим умениям.

– Научить?! – Девушка сверкнула глазами. – Научить – нет! Но я могу показать. Что вы хотите увидеть? Удар ногой, кулаком, раскрытой ладонью?

Нойон развёл руками:

– Оставляю это на твой выбор, Лэй.

Закончив с очередным блюдом, старик Лао принялся объяснять девушке, что к чему. Наевшийся рису водонос Дэн Веснушка давно уже ушёл, и князь тоже вышел во внутренний дворик, когда-то красивый, а ныне – захламлённый после ремонта. Какие-то кирпичи, камни, куски дерева – не всё ещё успели убрать. Шёл дождь, и кругом было сыро. Сырая земля, сырой дом, сырое, серое, с едва заметными голубыми прожилками, небо. Зима.

Немного постояв во дворе, Баурджин вернулся обратно в залу, понаблюдал за посетителями и снова вышел. В харчевне было довольно жарко: постоянно горел очаг да и посетители надышали. А во дворе было прохладно и тихо. Небо потемнело, и дождь перестал… нет, чуточку всё же капал.

– Дождик, дождик, пуще лей, – негромко промолвил князь. – Чтобы было веселей.

И словно накаркал!

Действительно, стало весело, уж не скучно – точно.

Неожиданно в харчевню вернулся Лао, выбежал во двор, крича и размахивая руками:

– Ужас! Ужас, мой господин!

– Что такое? – Баурджин разом стряхнул нахлынувшую было грусть. – Да не ори ты так, говори по существу.

– Наш дом обокрали, мой господин, – причитая, доложил слуга. – Обокрали и унесли всё!

Загрузка...