Черкес 5. Спасти кавказского пленника

Глава 2 Бахадур: раджа или падишах?

Какие бы варианты своего поведения и рассказа о сложившихся обстоятельствах я ни просчитывал по дороге на квартиру, все они заканчивались для меня печально. Страшного гнева грузинки и просто гнева алжирца мне было не избежать. Утешая себя «чему быть, того не миновать», вошел в дом. Заглянул к Бахадуру. Тот опять дрых. Вот, умеют же люди столько спать! Вежливо растолкал его. Сейчас вежливость была моим единственным оружием. Попросил (!) его пройти в нашу комнату. Бахадур, протерев глаза, шлёпая босыми ногами по полу, зашагал за мной. Я, как мне казалось, принял вполне безразличный вид. Мол, всё под контролем! Постучался в нашу с Томой дверь, предупредив, что Бахадур со мной, на случай, если она дезабилье. Тамара быстро подбежала к двери, распахнула её, бросилась мне на шею, впилась в поцелуе.

— Ну как? — спросила, когда удовлетворилась.

— У меня пара хороших новостей для вас обоих и пара не очень хороших! — ничего умнее не придумал. — С каких начать?

Тамара напряглась. Пока она соображала, каким новостям отдать предпочтение, сказал то же самое Бахадуру на турецком. Алжирец отреагировал равнодушно. Типа, на моё усмотрение.

— Я устала от плохих! — решила Тамара. — Чем обрадуешь?

Я рассказал про орден, звание и дворянский титул. Тамара, выслушав, на пару секунд оказалась в известном состоянии, когда «в зобу дыханье сперло». Потом радостно вскрикнула, опять бросилась мне на шею. Не впилась. Начала осыпать поцелуями.

— Я знала, знала, — приговаривала при этом, — что у нас все получится! Господи, спасибо, спасибо!

Наконец, успокоилась. Вспомнила про ложку дегтя.

— И какие могут быть при этом плохие новости⁈

Я вздохнул. Все изложил. Что и ордена, и дворянства ещё нужно дождаться. Но это — ладно. Мне нужно сначала отъехать в Манглис. И это, в общем, не беда. Тут моя грузинка затаила дыхание, понимая, что сейчас очередь последнего гвоздя. Я и вбил его, сообщив, что мне нужно по приказу вышестоящего начальства на некоторое время отлучиться к черкесам. Об опасности этой отлучки говорить не имело смысла. И так было понятно, что мне предстояла отнюдь не увеселительная прогулка.

Тамара задумалась. Я ждал. Отвлёк Бахадур, потребовавший, чтобы и его ввели в курс дела. Я быстренько всё ему изложил. Он опять воспринял новости, как должное.

— Ты солдат. Офицер, — заговорила Тома. — Ты должен исполнять приказы. Я понимаю. Меня интересует только одно: когда мы поженимся?

— Любовь моя, свадьбу придется отложить до моего возвращения. Проблема, ведь не только в том, что мне нужно к черкесам.

— Что-то еще⁈

Тут я выложил ей «главу» про согласие родственников или опекуна.

— А это ты как собираешься решить? — Тома растерялась.

— Ну, ты же хотела учить французский? Полонезы с мазурками?

Тамара кивнула. Мысленно я себя хвалил за то, что, как, оказывается, удачно выстроил разговор. Тамаре сейчас было не до гнева. Она по-прежнему пребывала в растерянности. Ждала от меня только одного: чтобы я ей указал путь к выходу из этого лабиринта.

— Тогда, собирайся. Сейчас заглянем к сапожнику, закажем тебе туфли. А потом пойдём к баронессе Розен. Она ждёт нас.

— Для чего?

— Будешь у неё воспитанницей. Ты должна настолько её очаровать, чтобы она согласилась стать твоим опекуном и дала разрешение на наш брак! Насколько я тебя знаю, для тебя задача — плёвая. Справишься?

Нет, я решительно блестяще выстроил беседу! Уж мне ли не знать те струны, которые заставляли мою грузинку сразу принимать боевую позу⁈ Её честолюбие! Её уверенность в своих силах! Она саму мадам Тамамшеву на платье развела за минуту! Что ж она, с баронессой не справится⁈ Тем более, когда речь идёт о её свадьбе! Да она, если понадобится, за такое и десяток баронесс с собой в церковь приведёт на венчание!

Тамара, как я и ожидал, хмыкнула. Она уже видела цель и уже шла к ней!

— А ты сомневаешься⁈

Я и не сомневался, что именно такой вопрос она мне задаст. Вместо ответа я притянул её к себе.

— Вот мой ответ! — сказал ей и поцеловал.

От поцелуя нас отвлек Бахадур. Мы отлипли друг от друга. Посмотрели на него.

— Что насчёт меня? — справедливо поинтересовался он.

— Да, да! — И Тамаре было любопытно.

— Ты остаёшься с Тамарой.

— Почему? — удивился алжирец.

Я вздохнул.

— Как почему⁈ Я должен быть спокоен и уверен, что она будет под присмотром. Что никто не посмеет ей угрожать!

Перевёл Тамаре в надежде получить одобрение. Тома не купилась.

— А, во-вторых? — улыбнувшись, спросила девушка-рентген.

— Баронесса, как узнала про Бахадура… Чуть из кресла не выскочила! Ах, пират! Ах, я должна его увидеть!

Тома, выслушав, начала закусывать губу. Первый признак, что она сейчас не удержится и начнёт хохотать. Я вытаращил глаза, призывая её сдержаться. Бахадур уже требовал от меня перевода. Я ему выложил. Честно сказал, что его будут воспринимать поначалу, как экзотику, диковинку… Договорить не успел. Грузинка-таки не удержалась. Я шикнул на неё. Без толку. Посмотрел на Бахадура, ожидая его справедливого гнева.

Но алжирец неожиданно поддержал грузинку. Тоже начал смеяться. Я растерялся.

— Ты не обиделся⁈

— Я тебя умоляю! Подумаешь! Пусть старая карга позабавится! Если это позволит вам пожениться! Мне плевать!

Примерно так я понял жестикуляцию благородного пирата. За абсолютную точность ручаться не мог. Но его финальное изображение плевка не оставляло сомнений в том, что Бахадур не обиделся. А за наше — Тамарино, в первую очередь — счастье он спокойно переживёт прихоть знатной дамы.

— Спасибо, дорогой! — Тамара бросилась обнимать Бахадура.

Алжирец расцвёл в улыбке. Кажется, для него это была высшая награда. Мою благодарность и объятия он уже воспринял спокойно.

— Фуф! — выдохнул я. — Тогда собирайтесь! Быстро, быстро! Времени в обрез!

Грузинка и алжирец бросились исполнять мой приказ. Но прежде Бахадур потребовал окончательно расстаться с повязкой. Руки уже в норме — так мы поняли его энергичный жест.

Шли быстрым шагом на Армянский базар. Тамара надела новое платье. Но без мантильи. Укуталась в белое покрывало. Меня это даже обрадовало. Только на второй день пребывания в Тифлисе мне пришла в голову очевидная мысль: а вдруг кто-нибудь её узнает? А у неё сейчас положение, в общем, аховое! В такой ситуации и не нужно, чтобы братья распускали про неё слухи. Хотя, был уверен, что они прониклись моим предупреждением и делать этого не будут. Да и им самим тишина сейчас куда выгоднее, чем позорный скандал. Так что с их стороны подвоха не ждал. Но вот если какая-нибудь тётка, подруга детства… Да не важно кто! Зная нравы тифлисского общества, можно было не сомневаться, что максимум через полчаса весь город будет знать о таком вопиющем факте! Я настолько накрутил себя, что поневоле стал оглядываться, пытаясь уловить взгляды проходящих людей, чтобы найти в них вспышку узнавания!

— Успокойся ты уже! — неожиданно усмехнулась Тамара.

— Ты о чём? — я принял индифферентный вид.

— Никто меня не узнает! — моя грузинка, как всегда, попала в точку. — А будешь так глазеть на людей, точно кого-нибудь накаркаешь!

— И почему ты так уверена? — я не стал отнекиваться. Признал её снайперское попадание.

— Коста! Мне было двенадцать лет, когда нас отсюда выслали. И братья меня держали взаперти. Никуда не пускали. Разве, что на крышу дома. Потанцевать. И кто, по-твоему, сможет меня узнать?

— Да. Ты права.

— Ты хотел добавить: как всегда, любимая! Не так ли⁈ — Сейчас были видны только её озорные глаза.

— Ужо, ты у меня однажды допрыгаешься! — я рассмеялся. — Ох, я тебе всыплю!

— Жду не дождусь! — хохотнула моя грузинка.

Про танцы на крыше до вчерашнего вечера не знал. Когда возвращался на съемную квартиру, увидел впервые. Восхитился. Видимо из-за скуки и тотальных запретов для правильных тифлисских девушек это было одним из немногих доступных для них развлечений. Действительно, выходили на плоские крыши домов и танцевали, сами себе подыгрывая на бубне или зурне. Картина была впечатляющей. Плавно и красиво двигающиеся силуэты в лучах заходящего солнца!

— Хотя! — некое сомнение в голосе Тамары заставило меня дернуться. — Пока все не решится, лучше мне по четвергам не ходить к Святому Давиду. Тут ты прав!

Я вспомнил рассказ Вано об этом обычае. Когда почти все женское население Тифлиса по четвергам идет поклониться могиле Давида. Идут, сняв обувь. Просят у святого, что кому нужно: девицы — суженого, бездетные — ребенка, беременные — счастливого разрешения. Еще помнил, что все накрываются белыми чадри. И поэтому напоминают большую стаю белых лебедей!

"Обязательно нужно увидеть такую картину!' — решил я, когда мы входили в лавку Мнацакана.

Поприветствовали друг друга как старые друзья. Портной быстро оторвался от объятий. Было видно, как его снедает любопытство! Он хотел видеть ту женщину, которая за пару минут уговорила знатную армянку отдать ей платье. И он хотел видеть того «безъязыкого», от встречи с которым я предупреждал его. Почти предостерегал.

Тамара без долгих предисловий сразу его восхитила. Грузинская лиса с воодушевлением поблагодарила армянского лавочника за платья. Присовокупила, что таких красивых нарядов у неё в жизни не было. Мнацакан был польщён. В свою очередь заявил, что в первый раз видит девушку, провернувшую такую неслыханную операцию. И выразил надежду, что Тамара в его платьях затмит весь Тифлис! В общем, и грузинка, и армянин остались довольны друг другом. Пример разумного межнационального общения!

После этого Мнацакан с некоторой опаской начал разглядывать Бахадура. Алжирца я попросил не выкидывать свои обыкновенные коленца и не пугать мирного лавочника. Бахадур внял моей просьбе. Стоял спокойно, позволяя Мнацакану сканировать себя. Чем дольше тифлисский Ив Сен — Лорян разглядывал Бахадура, тем больше росло его удивление. Было очевидно, что он не понимает, с какой стати его пугали почти милым чужеземцем⁈ Мнацакан в недоумении повернулся ко мне. Тут-то Бахадур и не выдержал! Все-таки у него было своеобразное чувство юмора! Он издал свой обычный наждачный гортанный звук и открыл рот в широкой улыбке. Здесь-то Мнацакана и проняло! Настолько, что на мгновение забыл родной язык! В качестве восклицания использовал грузинское «вай мэ!». Отшатнулся. Мы не удержались. Рассмеялись. Я тут же бросился успокаивать Мнацакана. Он выдохнул, пришел в себя. Тоже начал смеяться над своей реакцией и почти детским испугом.

— Подловили, подловили! — признался он, погрозив нам пальцем. — Ладно, пойдёмте! Дядя ждёт!

Оставил сына на хозяйстве. Повёл к своему дяде Араму, которого я про себя уже называл «Микич». С десяток раз пересматривал телевизионную версию товстоноговской «Ханумы». Настолько обожал этот спектакль. Не раз и не два спасавший меня от хандры и плохого настроения. Поэтому ничего с собой поделать не мог.

С «Микичем» до поры все было тоже без эксцессов. Познакомились. Бахадур его не стал пугать. Сразу перешли к делу. Ну, как сразу… Поначалу Тамара не удержалась, бросилась к полкам, на которых стояла уже готовая обувь. Женщины во все времена — женщины. Стала охать и ахать! «Микич», видимо, уже знавший о таланте грузинской девушки перебивать готовые заказы, сразу предупредил, что эта обувь не продаётся! Тамара успокоила его. У них завязался оживлённый диалог. Стали выбирать модели. Минут через пять беспрерывного щебетания Тамары, изредка прерываемого односложными «да» и «нет» «Микича», определились с фасоном и цветом будущей обуви царицы. Можно было начинать делать мерку. Тома положила свою узкую маленькую ножку на лист бумаги. «Микич» обвёл контур. Потом измерил подъём и объём стопы. Схватил свой короткий сапожный нож…

Тут-то, конечно, Бахадур ожил. Начал внимательно следить за действиями «Микича». Он настолько пристально, не отрывая взгляда и почти не мигая, смотрел на сапожника, что «Микич» поневоле это почувствовал. Бросил один взгляд на Бахадура. Продолжил работу. Алжирец не унимался. «Микич» бросил второй взгляд. Потом третий. Потом понял, что не может работать в такой обстановке. Перевёл растерянный взгляд на меня.

— Арам! Не волнуйтесь! Бахадура на этом свете интересует только одна вещь: ножи! А такого, как ваш, он еще не видел. Поэтому так смотрит.

«Микич» выдохнул. Улыбнулся. Протянул нож алжирцу.

— Хочешь подержать?

Бахадур обрадовался, как ребёнок. Часто закивал. Чуть склонив голову в знак благодарности, взял нож. Повертел в руках. Проверил баланс. Пару раз подкинул. Начал оглядываться. Я вздохнул. Опять, блин, ему нужна проверка!

— Извините, Арам! Куда он может метнуть нож? — не стал я ходить вокруг да около.

Но и «Микича» и Мнацакана вопрос не испугал. Им стало интересно. «Микич» огляделся.

— Сейчас! — сказал уже несколько возбуждённо…

Бросился в дальний угол лавки-мастерской. Убрал там с полок кучу заготовок.

— Сюда может!

Бахадур показал мне, чтобы «Микич» наметил точку.

— Ва! — «Микич» восхитился. Указал.

Бахадур метнул.

— Ва! — теперь воскликнули дядя и племянник хором.

Мы с Тамарой только улыбнулись.

— Ну что? — спросил я Бахадура.

— Неплохой! — «отвечал» он мне. — Но только на близком расстоянии.

— Хочешь такой?

— Да.

— Надеюсь, не десять?

— Хватит четырёх! — улыбнулся Бахадур.

— Арам! Можно ли обеспечить его четырьмя такими ножами? Я, конечно, заплачу.

— Конечно! За обувью придете, и ножи будут готовы!

— Когда приходить? — Тамара прервала наши мужские игрища.

— Для вас, уважаемая, за неделю справлюсь! И ваша колодка теперь все время будет у меня стоять на той полке! Так что, как только захотите еще пару-другую, заходите. Скажете пожелание, я изготовлю!

— А сапоги новоиспеченному офицеру русской службы? — показала на меня Тамара.

— Генеральские!

Под это торжественное обещание мы покинули обувную лавку «Микича», чтобы направиться на прием к баронессе.

Тамара скептически меня оглядела.

— Ты в таком виде к баронессе на прием собрался?

Я лишь хмыкнул, хотя вопрос был более чем уместен. Что только не пережила моя охряная черкеска, впитавшая в себя пороховую гарь, дым бивуака, брызги крови врагов и друзей, слезы Тамары и пот моих странствий! По странной иронии судьбы, она нигде не порвалась. И огонь ее пощадил. Ни дождь, ни воды горных рек с ней не справились. Два бешмета уже поменял, а черкеска уцелела. Пообтрепалась и превратилась в одежду, достойную бывалого воина. На фоне расфуфыренных кавалеров на приеме у баронессы я буду выглядеть волком в стаде овец.

Так оно и вышло. Когда баронский лакей вел нас сквозь толпу щегольски одетых господ, люди расступались и с недоумением оборачивались. Наше колоритное трио одним своим появлением вызвало пересуды.

— Барыня с террасы уже ушли, — пояснил лакей, — и ныне сидят в дамском зале.

Большая комната, в которую гостей мужского пола не звали, была заполнена чепцами всех возможных форм и расцветок. Они, эти удивительные головные уборы, создавали вдоль стен зала нечто вроде волны. Она вздымалась то «мельничными крыльями», то цветочной клумбой, то прозрачной бабочкой, зачем-то угнездившейся над «виноградными гроздьями» и «улитками», которые обрамляли виски дам всех возрастов[1]. Это первое, за что цеплялся взгляд, и его было сложно перевести на что-то другое. Даже на редкие вкрапления островков из черных мантилий грузинок.

Слово «чепец» — какое-то легкомысленно-домашнее. Здесь же наблюдался совсем другой коленкор. Произведения искусства, творения эльфов — вот, что приходило на ум при взгляде на эту ярмарку тщеславия, питаемую извечным женским соперничеством. И слезами мужей, которым приходилось покрутиться ради совершенства супруги. Вплоть до воровства казенных денег.

Баронесса в этом соревновании не участвовала. Ее чепец был скромен, даже уродлив и нисколько ей не шел, подчеркивая ее толстые щеки. Черное бархатное платье с открытой шеей, слегка прикрытой газом, украшал двойной бриллиантовый шифр на муаровой ленте с вензелем «ЕМ»[2]. Рядом сидели мощного сложения дама и дочки-дурнушки Розенов, унаследовавшие от маменьки не былую красоту, но маленькие пухлые ручки. Их прически украшал не вычурный «узел Аполлона», а простой вертикальный пучок.

Елизавета Дмитриевна появление Тамары и моё проигнорировала. Ее глаза не отрывались от Бахадура, от его ярко-синих глаз на темном лице, прорезанном морщинами.

— На араба не похож, — констатировала она.

— Скорее, он бербер, — подтвердила ее соседка, та самая Катерина Николаевна из пансиона благородных девиц, судя по комплекции и проявленной образованности.

Дамы в зале прекратили активно работать веерами и языками. Наступила тишина.

— Он так опасен? — соизволила, наконец, обратиться ко мне баронесса.

— Ваша Светлость! Укажите предмет в комнате, который не жалко. Бахадур покажет.

— Его зовут Бахадур? Какая прелесть! Вот та гравюра на стене, — указала Елизавета Дмитриевна, — она меня бесит!

— Бахадур! Картина на стене! Пять ножей! Только прошу: не улыбайся!

Алжирец проигнорировал мою просьбу и ощерился, вызвав дружный вздох в зале. Его руки стремительно замелькали, и пять ножей образовали в гравюре нечто вроде звездочки. Вздох повторился.

Я присоединился к нему, но по другой причине.

«Если верить сказкам „Тысяча и одна ночь“, женщин привлекают калеки. Не то их манит материнский инстинкт, не то — извращенные фантазии. Все, Бахадур, ты пропал! Или ты, сволочь этакая, на это и рассчитывал⁈»

— Вы к нему по-турецки обратились? — осведомилась у меня баронесса.

— Да, Ваша Светлость! Но Тамара как-то умудряется доносить до него свои желания на грузинском.

Баронесса перевела взгляд на Тамару.

— Настоящая грузинка? Никак не избавится от старых привычек? — Елизавета Дмитриевна умела жалить.

Я перевел своей царице слова баронессы. Тамара вдруг резким движением скинула чадри, быстро его сложила и сунула в руки Бахадуру. Непонятно откуда выхватила мантилью и пристроила на своем плоском головном уборе, закрепив заранее припасенной булавкой. Эта чертовка проделала все так четко и быстро, что сомнений не оставалось: тренировалась!

В зале раздались одобрительные возгласы и смешки.

Баронесса внимательно разглядывала Тамару. Та скромно потупила глазки, хотя — ни секунды не сомневался — мечтала на меня победно взглянуть!

— Шарман! — подвела итог своих гляделок кавказская наместница. — Постой пока, девочка, у стены. Тобой мы займемся позже. Вернемся к нашему берберу. В чем ходят на его родине?

— На палубе корабля он разгуливал в феске, Ваша Светлость.

— Феска — это скучно!

Я понял, что баронесса уже приняла решение и Тамару берет. В комплекте с пиратом.

— Как же мне его нарядить? — мечтательно спросила всех дам. Глаза ее горели.

Весь зал оживленно затараторил по-французски.

— Спросите его, — обратилась ко мне Елизавета Дмитриевна, — какие головные уборы носят на его родине?

Я перевел. И поставил Бахадура в тупик. Жестов на подобный случай мы не придумали.

Вдруг его осенило. Он подошел к одной из дочерей баронессы, ткнул пальцем в ее пучок на голове. Переместил палец на свою голову. Затем показал, что чем-то ее обматывает.

— Все понятно! — догадалась баронесса. — Колпак и чалма. Не интересно. Как одеваются турецкие капитаны-пираты? Вы их видели? — спросила меня.

— Много раз, Ваша Светлость! Последний носил большой оранжевый тюрбан, красную куртку, синие шальвары и желтые туфли без задников и с загнутыми носами.

— Четыре цвета — это перебор. Но тюрбан… — мечтательно протянула она. — Я носила в молодости такой. Из легкой воздушной ткани с султаном, прикрепленным бриллиантовой заколкой. Это было божественно! Вы можете нас покинуть, — милостиво кивнула мне, отправляя восвояси.

Выходя из зала, я шепнул на прощание Бахадуру.

— Проводишь домой Тамару! Я вернусь завтра или послезавтра.

Он пожал плечами: мог бы и не спрашивать.

Пока все, вроде, складывалось удачно. Вопрос с Тамарой решен. Лишь бы Бахадура не затискали, как щенка. И выбрали бы ему такой головной убор, когда тюрбан на человеке, а не человек в тюрбане, как у некоторых сикхов[3]. Сделают из него или индийского раджу, или восточного падишаха. Но он и с этим справится. Я уверен. Мне же стоит подумать не о капризах баронессы, а о том, как выдержать ночную 60-километровую скачку.

[1] Здесь перечислены лишь немногие виды причесок эпохи бидермайера. Упоминаемый ниже «узел Апполона» — это замысловатая конструкция из кос, которую часто укрепляли проволочным каркасом и даже прятали в ней сосуд с водой для цветочного букетика.

[2] Это означало, что баронессе Розен довелось побывать фрейлиной двух императриц — Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, и Марии Федоровны, жены Павла I.

[3] Некоторые сикхи носят тюрбаны размером с шар метрового диаметра