— Когда… кх… когда мы были детьми, нас продали в рабство, меня и моего брата, близнеца… В те времена в дремучих дебрях нашей родины ещё правили могущественные секты боевых искусств, для которых мы были ничтожными крестьянами…
О, исповедь злодея, подумал Михаил, когда вернулся с чашкой кофе в рабочее пространство и обнаружил, что Апостол Белого Камня лежит на полу и рассказывает Хиро, который держится за сломанную руку, свою предысторию.
От библиотеки к этому времени ничего не осталось: книжные шкафы разлетелись в дребезги и разбросали книги. Даже крепкие бетонные стены испещряли глубокие трещины, через которые свистел прохладный ветер, поднимая и закручивая, как сухие осенние листья, рваные страницы.
Сложно было поверить, что подобную разруху можно было устроить всего за десять минут, на протяжении которых гремела битва. Причём виновники происходящего выглядели немногим лучше: Апостол Чёрного Камня лежал под грудами развалин; его брат развалился среди книг и кашлял кровью, капли которой сверкали в его белоснежной бороде.
Хиро тяжело дышал. Несколько костей в его руке были сломаны и выпирали наружу, в то время как его напарник держался за грудь, посреди которой виднелся глубокий отпечаток человеческой руки. При этом Киёси с лёгким испугом поглядывал на юношу. Сперва он сомневался в его способностях и считал, что мастер преувеличивает опасность единственного мальчишки, но теперь ему невольно пришлось переменить своё мнение.
Сам Киёси, даже несмотря на усиленные тренировки, амулет и особый эликсир, который Церковь Чёрного Истока давала своим ученикам и который немедленно поднимал физические способности, был всего лишь помехой в этой битве. Апостолы Чёрного и Белого Камня двигались быстрее, чем его глаза в принципе были в состоянии заметить. Теперь он понимал, почему они занимали такое высокое место в списке сильнейших людей в организации, но ещё более удивительным был парень, который с ними справился.
Хиро Андреевич Гришин.
Величайший гений своего поколения, талант которого не уступает Верховному лидеру.
Самое удивительное, что сперва он проигрывал, но затем у него, казалось, открылось второе дыхание. Почему? Неужели всё это время он скрывал свои истинные силы? Киёси прищурился и сунул руку в карман, в котором лежал немного придавленный шоколадный батончик.
Сам же Хиро, знай он про тревогу своего напарника, который мысленно окрестил его монстром, посчитал бы её совершенно несправедливой. Ещё несколько месяцев назад у него не было ни малейшего шанса на победу. Тогда его одолел Король Ночных Улиц, который был слабее любого Апостола. И даже теперь, после многочисленных тренировок, он всё равно уступал близнецам и неминуемо проиграл бы, если бы в разгар сражения его не наполнила загадочная сила.
В этот момент его тело сделалось в несколько раз легче, а движения противников наоборот стали казаться намного более медленными.
Хиро списал это на спонтанное вдохновение, которое, по словам Марии, иной раз обуревает воинов, хотя на самом деле его автором был Михаил, который использовал редактор и повысил его текущие характеристики:
'Имя: Хиро Андреевич Гришин
Физические способности: 3,98
Разум: 1,19
Ци: 7,54 (Мастер позднего этапа)
Навыки:
Техника Бессмертного Императора: 5/10
Уровень: 36 (Один из сильнейших мастеров в истории)'.
Если бы не это, Хиро не стоял бы сейчас на ногах и слушал исповедь своего противника.
— Кх… Поэтому… мы захотели изменить этот… мир…
— … Я не понимаю, — проговорил Хиро и посмотрел на старца. — Если вас сделали рабами, забрали от семьи, заставили тренироваться… Если вы всю жизнь страдали от диктатуры тех, кто сильней, зачем вы хотите, чтобы таким был весь мир?
Старик немного помолчал; затем направил свои мутные, однако блестящие на солнце глаза на потолок и проговорил:
— Потому что лишь после этого мы обрели свободу…
— Свободу?
— Если бы нас не забрали, не заставили сражаться, убивать… мы всю жизнь провели бы в своей деревне. И погибли. Погибли, когда пришли генералы, которые набирали солдат для своих армий, истребляя их снова и снова, сталкивая, как волны, когда пришли разбойники, которые убивали мужчин и забирали женщин, когда пришло правительство и стало стрелять в нас за то, что мы молимся нашим предкам, или вторженцы, который убивали нас за то, что мы говорим на родном языке.
Мы были рабами, но не знали этого, в этой… кх… иллюзии. И лишь когда нам показали наше место, когда мы поняли, что живём на дне колодца, мы стали забираться наверх, разрывая наши пальцы… Все люди проживают в этой дреме, мальчик. Мы всего лишь хотели их разбудить… — проговорил старик.
Хиро хотел парировать, но не смог подобрать ни единого слова, когда увидел улыбку на лице старика. Последний посмотрел на солнце и молча прикрыл свои морщинистые веки.
Некоторое время посреди зала царила тишина. Затем за спиной Хиро прозвучали шаги и рядом, ковыляя, встал Киёси:
— Мёртв, — сказал он, разглядывая старца.
Хиро прикусил губы.
— Может от старости. Ему было сто тридцать лет.
— …
— Будешь? — спросил Киёси и протянул ему шоколадный батончик.
Хиро молча взял его и надкусил. Киёси внимательно посмотрел на него, затем на пустой фантик, который Хиро сунул в карман, и сказал:
— Идём. Нам на третий этаж.
— Ты в порядке? — спросил Хиро, наконец замечая, как ковыляет его напарник.
— Немногим хуже тебя, — хмыкнул Киёси, наступая на дверь, которая лежала посреди проёма.
Вместе они вышли в коридор, прошли направо, приподнялись на лестницу. Они хотели забраться прямо на третий этаж, на котором держали заложников, но сделать это не позволил танк, который преградил проход.
— Есть лестница в другом крыле, — сказал Киёси.
Хиро кивнул — с трудом, ибо у него начинала кружиться голова — и вышел в коридор второго этажа, с правой стороны которого тянулись окна и батареи. Вместе с Киёси они прошли его до середины и повернули за высокую лакированную дверь, за которой открылся просторный зал для официальных церемоний.
На серой стене в другом конце последнего висел гигантский, как море, красный флаг, у подножия которого стояла белоснежная фигура:
Апостол Белой Смерти.