Союзник

Глава VII

На часах было около десяти вечера, когда Лесков наконец-то смог остаться один. После сегодняшней прогулки по Адмиралтейской, большая часть дня ушла на бессмысленные встречи-отчёты о том, что сейчас творится на заброшенной станции. Как будто это сложно угадать? Как еще может выглядеть подземный город, в который запустили свору беспощадных хищников?

Тем не менее вопросы продолжали сыпаться, а Дмитрию оставалось только послушно на них отвечать. Казалось, каждый член совета счел своим долгом подготовить список, который состоял как минимум из тридцати вопросов, половина из которых повторялась в списке другого. И особенно всех интересовало поведение Эрика Фостера. Все они считали, что их новый лидер допустил страшную ошибку, позволив Лескову поручиться за вражеского наемника. По их мнению, именно Фостер уничтожил Адмиралтейскую, и требования о смерти Эрика возникали всё чаще. Подобные высказывания звучали не только среди совета.

Обычные люди, разумеется, не без помощи вышеупомянутых людей, прознали, что бывший «процветающий» вовсю покрывает виновного, и снова начали требовать выгнать Дмитрия из правления и отправить за решетку. Новый лидер Спасской еще пытался выгородить Лескова, но сегодня он заявил, что умывает руки.

— Ты сам пилишь сук, на котором сидишь, — зло произнес Волков, когда Дмитрий предоставил ему забранные с Адмиралтейской мини-сервера. — Пускай ты немного задобрил совет своими сегодняшними действиями, но держать здесь Призрака они тебе не позволят. Его хотят расстрелять, и если ты снова начнешь им перечить, ты вылетишь со Спасской быстрее, чем успеешь открыть рот. Мы с тобой прежде неплохо работали вместе, но я больше не намерен получать за тебя по шее.

— А если я докажу, что Призрак непричастен? Что если наемник приходил на Адмиралтейскую только по мою душу? Тогда это уже мне решать, прощать его или нет.

— Дмитрий, совет в любом случае найдет способ, чтобы от тебя избавиться.

— Тогда нам придется распустить совет за ненадобностью, — мрачно произнес Лесков. Он еще не знал, как это сделает, но эти чертовы политиканы уже походили на застрявшую в горле кость, от которой давно пора было избавиться. Однако для начала стоило подумать о собственной репутации. Одно дело — завоевать симпатию ребенка, которому он принес с Адмиралтейской любимую игрушку, и совсем другое — отчаявшегося народа, который после падения станции потерял всякую надежду на покой.

Именно поэтому Дмитрий не торопился покидать свой кабинет и ложиться спать. Вместо этого он попросил у Волкова документы касательно того, кто из жителей Адмиралтейской перешел на Спасскую в течение последних двух недель. В свою очередь Волков запросил ту же информацию у лидеров соседних станций.

Бранн как-то сказал, что любые предательства имеют под собой либо финансовую выгоду, либо банальную трусость. И, так как финансы вне территории Золотого Континента утратили свою значимость, Дмитрий предположил, что возможный предатель скорее всего попросту напуган. Возможно, каким-то образом ему удалось связаться с «процветающими», и те что-то пообещали ему. Например, сохранить жизнь, когда все остальные будут уничтожены.

При этой мысли Лескову сделалось не по себе. Кто знает, как бы он сам поступил, если бы «процветающие» обратились с подобным предложением к нему? Мол, мы забираем тебя и твоих друзей на Золотой Континент, а взамен ты уничтожаешь какую-нибудь станцию. Нужно быть либо святым, либо еще большим трусом, чтобы отказаться от такого уродливого и в то же время заманчивого предложения. Смерть тысячи незнакомых людей — это ведь всего лишь статистика, так сказать громкий заголовок для желтой прессы или безликое клеймо на собственной совести. Куда страшнее осознавать, что ты не спас своих близких, когда была такая возможность. Или всё же нет?

Просматривая очередной список, Дмитрий внезапно замер. Его взгляд зацепился за фамилию, которую он сегодня уже видел. Он даже лично записывал ее скрипучим маркером на поверхности серебристого кейса.

— Румянцева Зинаида, Румянцева Олесия, Румянцев Егор, — прочитал Дмитрий. Затем он взглянул на заголовок списка, а точнее — на название станции, которая его предоставила. Это оказалась «Площадь Александра Невского». Тогда Лесков поднял с пола кейс, на котором красовались продиктованные Альбертом фамилии.

«Нестеренко, Давыдов, Лаврентьев, Коженов, Румянцев… Румянцев Виталий Евгеньевич. Однофамильцы?»

Однако кроме этой фамилии совпадений больше не было. Некая женщина с двумя детьми действительно перебралась на «Площадь Невского» за неделю до происшествия. И за сутки до падения Адмиралтейской на ней дежурил некий Виталий Румянцев.

Стук в дверь отвлек Дмитрия от размышлений, и, когда Лесков позволил посетителю войти, он несколько удивился, увидев на пороге Вайнштейна. В течение всего дня врач ныл, что умирает от недосыпания, и сегодня планирует отправиться спать пораньше. Но вместо этого Альберт явился к нему и с загадочным видом поинтересовался, не слишком ли он, Лесков, сейчас занят.

— Да я уже заканчиваю, — ответил Дмитрий и на миг задержал на фигуре Вайнштейна взгляд. Казалось, тот что-то прятал у себя за спиной.

— Вот и прекрасно. Заканчивай, а то у меня появилась одна хорошая идея, но реализовать ее, увы, не с кем. А реализовать ее прямо сейчас мне просто жизненно необходимо!

Заметив на лице Дмитрия промелькнувшее недоумение, Вайнштейн быстрым шагом приблизился к столу и с довольной улыбкой поставил перед Лесковым небольшую бутылку коньяка.

— Хоть Эрик Фостер и подонок, но идеи у него бывают дельными. Я просто обязан немного выпить после пережитого стресса.

Лесков усмехнулся и, взяв бутылку в руки, прочитал название этикетки.

— «Казачок Премиум»? — он вопросительно вскинул бровь и посмотрел на Альберта, уже не скрывая улыбки.

— Вот только давай без выпендрежа! — голос Альберта прозвучал так, словно Дима только что оскорбил его лично. — Сейчас, когда вообще ничего не достать, надо быть благодарным за то, что есть. Я, знаешь ли, тоже раньше мог позволить себе хорошие напитки…

— А откуда ты его вообще взял?

— Только что один пациент принес. Я его буквально по кускам собрал, так он отблагодарить захотел.

— Так это взятка? — Лесков весело улыбнулся.

— Ну почему сразу взятка, Дим? Говорю же, благодарность. Так испокон веков делалось. В России может быть война, мор и голод одновременно, но коробка конфет или бутылочка коньяка для врача найдется всегда.

В тот же миг оба рассмеялись.

— В любом случае мне лестно, что ты решил поделиться столь ценным приобретением именно со мной, — продолжал улыбаться Дмитрий. Затем он поднялся с места и принес две кофейные чашки. — Возможно, бокалы тоже можно где-то найти, но…

На это Альберт лишь махнул рукой, давая понять, что на данный момент и так сойдет. Сидя в кресле, он довольно наблюдал за тем, как Дмитрий разливает по чашкам напиток. В каком-то смысле этот дешевенький коньячок сейчас казался Вайшнтейну самым дорогим из того, что когда-либо ему дарили. В то время как у людей практически не осталось личных вещей, один из солдатиков каким-то образом где-то сумел раздобыть бутылку и подарить ее своему врачу.

— Чтобы нам и дальше везло так, как везло сегодня, — произнес Альберт, после чего оба мужчины чокнулись кружками и сделали по глотку.

На вкус коньяк оказался отвратительным, но ни Лесков, ни Вайнштейн не прокомментировали это. Им обоим было не привыкать к столь низкосортному пойлу — Лесков пил его с пятнадцати лет, да и Вайнштейн в свои юные годы мало что мог себе

позволить.

— Ты посмотрел, что там с этим «эпинефрином»? — поинтересовался Дмитрий, когда Альберт удобно откинулся на спинку кресла.

— Хоть один раз — давай не о работе. Уже тошнит, — Вайнштейн демонстративно поморщился. — К тому же вся эта ситуация с чужим исследованием меня несколько напрягает. Я не знаю, как сказать Эрике, что ты принес ей ее разработку только затем, чтобы немедленно забрать. Это испортит мои с ней отношения.

— Господи, что тебе мешает свалить всё на меня? — Лесков равнодушно пожал плечами.

— Я и свалю. Это ведь твое решение, а не мое. Вот только я считаю, что тебе уже пора научиться договариваться. Понимаю, что «шепчущим» сложно учитывать еще чье-то мнение, но всё же стоит постараться.

— Хочешь сказать, что я не учитываю мнение других?

— Не только хочу, я в этом уверен! Вы, «шепчущие», настолько избалованы своими способностями, что считаете себя центром вселенной. Не в обиду тебе сказано, Дим, но, отбирая у Эрики материал ее же исследований, ты поступаешь очень некрасиво. Каково было бы тебе на ее месте? Подумай о ее чувствах.

— Альберт, у нас война, а не психоанализ. Если я знаю, что ты можешь закончить ее исследование быстрее и принести нужные мне результаты, ты займешься им. Воронцова, может, и пообижается пару дней, но она должна понимать, что в данном случае ты компетентнее. Если хочет, пусть помогает тебе. Я же не запрещаю.

— Тогда сам ей об этом и скажи, — фыркнул Альберт.

— В отличие от тебя мне это не сложно. Хотя и тебе пора научиться быть немного жестче.

— Ну да, ходить по трупам, как по бульвару. Это уже замашки Киву. Избавляйся от них. Иначе тебя так и будут ненави…

В тот же миг Вайнштейн прервался. Вообще-то он хотел всего лишь выпить в дружеской компании, но вместо этого случайно поссорился со своим собутыльником. Хоть Лесков и выглядел так, словно последние слова его ни капли не задели, его энергетика отчетливо говорила об обратном.

— Я хотел сказать то, что тебя боятся, — чуть мягче добавил Вайнштейн. — Люди спрашивают, почему я с тобой общаюсь и не верят мне, потому что со стороны ты производишь впечатление очень замкнутого и в то же время хитрого человека. То, как ты оказался в совете, вызывает непонимание и тревогу. Действительно ли этот кабинет стоит такого отношения?

— Стоит, — сухо ответил Лесков. — Ты говоришь мне, что они боятся меня. Хорошо, если это действительно так. Потому что я тоже их боюсь. Я не знаю, что ждет меня завтра. В любую минуту за мной могут прийти.

— Может, если ты сможешь понравиться народу…

— Нравиться — это по твоей части, Альберт. Ты умеешь вызывать симпатию у людей, а я умею управлять их сознанием.

— Так начни с Эрики. Поговори с ней спокойно, без своего приказного тона и высокомерного взгляда. Попроси ее по-человечески.

— Ну да, и я уже знаю, куда она меня пошлет, — Дмитрий усмехнулся.

— Потому что ты сам вечно ее провоцируешь! Я тебе говорю, что она за тебя действительно переживала, а ты кривишься. Да, конечно, она не будет с тобой сюсюкаться, но вы вполне можете стать друзьями. В ее энергетике больше нет враждебности по отношению к тебе. Она помнит, что ты сделал для нас на Адмиралтейской. А своим новым требованием ты снова все испортишь!

— Мне нужен результат, а не ее симпатия.

Услышав это, Альберт устало вздохнул.

— Видимо, правду сказал Рома: ты крутой во всем, что не касается женщин.

— Это Рома тебе такое сказал? — Лесков откровенно опешил. Что-что, а такого заявления от своего друга он никак не ожидал.

— Надеюсь, ты не побежишь ему высказывать свое недовольство, — Альберт понял, что дал маху и только что подставил под удар несчастного Суворова. — Он не в плохом смысле имел ввиду. Мы просто как-то разговорились…

— То есть вы обсуждаете меня за моей спиной? — Дмитрий мрачнел, как предгрозовое небо.

— Да нет же! — Альберт замахал руками. — Господи, ну что ты сразу заводишься? Мы говорили о том, как вызвать симпатию у народа к твоей персоне. И как-то случайно перешли на женщин. Рома просто обмолвился, что тебе трудно будет найти свою вторую половинку. Характер у тебя уж больно жесткий.

Внезапно из диалог прервал телефонный звонок.

— Вайнштейн у тебя? — раздался в трубке встревоженный голос Волкова.

— У меня.

— Отправляй его на Владимирскую. Только что с поверхности принесли человека, половина лица которого покрыта какими-то темно-зелеными наростами. Возможно, какое-то биологическое заражение.

— Или полукровка, — внезапно Дмитрий почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее. — Мы немедленно будем. Какой тоннель откроете?

— Четвертый. Поедете на поезде. С вами еще будут ученые. Черт подери, да я сам с вами поеду. Чтобы через две минуты были на месте.

— Хорошо.

Волков отключился, и Дмитрий, вкратце объяснив Альберту, что их ждет, спрятал бутылку и кружки в стол. Затем он едва ли не бегом направился к выходу.

— Я всего лишь хотел спокойно выпить свою заслуженную чашку коньяка и лечь спать, — воскликнул Альберт, после чего с унылым видом направился следом. — Если он — полукровка, зачем ему медицинская помощь? Регенерация сама всё сделает.

— Ты это «владимирским» объясни, пока они не додумались сдирать с него чешую! — отозвался Дмитрий.

Услышав эти слова, Вайнштейн встревоженно прибавил шаг. Он настолько устал, что забыл, что его коллеги могут воспринять регенерацию раненого, как дурной знак. Теперь мысли о недопитой чашке коньяка сменились нешуточным волнением.

— Скорее всего, тоже попался «костяным», — пробормотал мужчина, поравнявшись с Дмитрием. — Господи, хоть бы ему вкололи только обезболивающее. Еще не хватало, чтобы они начали проводить операцию по удалению чешуи.

— Надо как можно скорее забрать его на Спасскую. Пусть будет под твоим наблюдением.

— Надо сначала выяснить, в каком он состоянии. И вообще, прекрати командовать хотя бы в той сфере, в которой ты совершенно не разбираешься.

Когда они наконец добрались до поезда, все уже зашли в вагон и расселись по местам. Среди ученых были и Адмиралтейские, в том числе и Эрика Воронцова. Заметив Дмитрия, она кивнула ему в знак приветствия, после чего вновь заговорила со своим коллегой со Спасской.

— Дим, у тебя случайно жвачки нет? — тихо спросил Альберт. — Нехорошо это — обследовать пациента, когда от врача пахнет алкоголем.

— Конечно, есть. У меня с собой целый ларек, — отозвался Дмитрий. Он заметно нервничал, поэтому подобная ерунда сейчас его только раздражала.

Но вот к их разговору присоединился Волков, и все трое переключились на обсуждение раненого. Владимирские сообщали, что пострадавший вероятнее всего потерял левый глаз. Из-за наростов сложно было разобрать, но лицо мужчины выглядело так, словно его исполосовали когтями. Во всяком случае, именно таким образом его кожу покрывали темно-зеленые корки.

Добравшись до Владимирской, Дмитрий первым делом столкнулся со Станиславом Волошиным. Он встречал приехавших, поэтому при виде Лескова его лицо заметно вытянулось. Впрочем, уже через секунду Стас сумел выдавить из себя сухое «Привет».

— Удивлен видеть тебя здесь, — тихо произнес он, поравнявшись с Дмитрием. — Думал, тебя продолжают держать под присмотром.

— Времена меняются, — прохладным тоном ответил Лесков. — Но, признаюсь, я тоже удивлен видеть тебя здесь. Думал, что это тебя сейчас держат под присмотром.

— С чего это? — немедленно насторожился Стас.

— Если принесенный с поверхности заразен, то тебя должны держать в зоне карантина как минимум до тех пор, пока не закончатся все проверки.

— Я не был на поверхности! Ходила не моя группа!

— Теряешь хватку. Раньше все героические поступки были связаны именно с тобой.

С этими словами Дмитрий нарочно отстал на несколько шагов, поравнявшись с Волковым. Продолжать этот диалог он не хотел — Стас по-прежнему был ему неприятен, несмотря на то, что Лесков пытался убедить себя перестать его ненавидеть. Возможно, он снова повел себя, как мальчишка, в который раз ужалив своего соперника, но недовольный вид Стаса тем не менее заставил его мысленно ухмыльнуться…

Было около четырех часов утра, хотя дискуссии касательно раненого наконец завершились. То, что с поверхности доставили полукровку, не вызывало никаких сомнений. Это был молодой мужчина лет тридцати, невысокий, светловолосый, плечистый. Вероятнее всего, прежде девушки находили его внешность приятной, но теперь часть его лица была скрыта темно-зелеными пластинами чешуи. Левый глаз отсутствовал, образовывая безобразную ямку. Видимо, тварь, напавшая на этого человека, была настолько быстрой, что он не успел даже зажмуриться.

Группа, которая его обнаружила, рассказывала, что никаких «костяных» подле него не было. Он лежал прямо у входа в метро, на ступеньках, перепачканный в крови. На Владимирскую его, само собой, доставляли в специальных костюмах, боясь, что раненый может занести какую-то инфекцию. Но одновременно с этим вспомнился и случай с Лесковым, где какой-то медсестре померещилось, что она видела на его теле какие-то наросты. Эти слова вызвали на совещании гул.

— Если бы на «процветающем» было нечто подобное, никто бы не стал такое скрывать, — произнесла Эрика. — Я лично осматривала его тело — то была лишь засохшая кровь и налипшая ткань черной майки. Кстати, тот кусочек ткани я даже сохранила. Правда, если кто-то желает в этом убедиться, им придется самим сходить за ним на Адмиралтейскую.

Дмитрий бросил на Воронцову удивленный взгляд, не в силах поверить в то, что эта женщина продолжает его защищать. Несмотря на их весьма непростые отношения, она все же умела держать слово. И пускай на совете она презрительно называла его «процветающим», Лескову вдруг показалось, что ее неприязнь в данном случае была скорее наигранной. Затем в разговор вступил уже Альберт.

Как выяснилось, прежде никто на Владимирской не имел опыта в работе с полукровками, поэтому пришлось консультироваться с московскими. И, к счастью, именно они определили дальнейшую судьбу раненого, а именно — велели лечить только обезболивающими. Сейчас Дмитрию и Альберту было даже забавно присутствовать на этом собрании и слушать о том, кто такие эти «иные», и как с ними нужно обращаться.

— Зачем к нам вообще пришло это существо? Откуда оно взялось в Петербурге? Надо держать его за решеткой, вдруг он опасен? — послышалось со всех сторон.

— Надо исследовать его способности, — попытался перекричать их Альберт. — Если он может восстанавливаться от ран, покрывая свое тело чешуей, он может принести немало пользы. Кто знает, на что еще способен его организм. Предлагаю перевести его на Спасскую. Там находятся еще и мои коллеги с Адмиралтейской, так что…

— Существо будет содержаться здесь, — перебил его лидер Владимирской, Валентин Ефремов. — Мы не знаем, на что оно способно, а, учитывая, что у вас в совете творится черт знает что…

С этими словами мужчина красноречиво посмотрел на Лескова.

— «Процветающие» тоже предпочитали держать полукровок за решеткой, — задумчиво произнес Дмитрий. Он почувствовал на себе удивленный взгляд Альберта, но продолжил лгать, теперь уже более уверенно. — То, что рассказали вам московские — это лишь малая доля того, на что способны полукровки. «Процветающие» видели в них опасность. Наверное, сейчас это единственное, чего боятся на Золотом Континенте. Единственное, что они не могут контролировать. И, если вы пойдете тем же путем, вы проиграете войну. Этот полукровка пришел к вам за помощью — нужно быть полными идиотами, чтобы запереть его в клетке и взращивать в нем ненависть. Пока он испытывает к вам благодарность, у вас есть козырь. Выясните, что у него за способности, и убедите в том, что он пришел к своим союзникам. Тогда он сам захочет за вас сражаться.

— Твое мнение никто не спрашивал, — рявкнул на Дмитрия Ефремов. — Из-за тебя погибли миллионы людей. Тебя за такое даже расстрелять мало.

— Так отвечают те, кому нечего сказать по делу, — Лесков криво усмехнулся. — Если вы не знаете, что делать с полукровками, отдайте его тем, кто знает… Прошу меня извинить.

С этими словами Дмитрий поднялся с места и покинул переговорную госпиталя. Находиться здесь больше не было смысла. Его не волновала болтовня запуганных политиканов и растерянных ученых. Нужно было найти способ, как забрать полукровку на Спасскую, или для начала хотя бы лично поговорить с ним. Наверняка, когда он очнется, то будет напуган. И лучше, чтобы его навещали не вооруженные до зубов солдаты, а те, кто в состоянии его понять.

Совещание, с которого Дмитрий так демонстративно ушел, не продлилось долго. Спустя каких несколько минут Альберт нашел его в соседнем здании, где для приезжих была предоставлена небольшая комнатка, в которой, словно в больничной палате, рядами стояли металлические кровати.

— Твои слова наделали много шума, — произнес он, присаживаясь на кровать напротив той, что выбрал себе Лесков. — Правильно сделал, что ты вышел. Ефремов никогда бы не признал при тебе свою неправоту. А так все на него надавили, и, мне кажется, он уже сам не рад, что полукровка попал именно на его станцию. Он вообще неплохой мужик, но к «процветающим» у него все же не самое лучшее отношение.

— Он все равно не может принимать решение один, — ответил Дмитрий. — Должен проголосовать совет. А так как все боятся повторения судьбы Адмиралтейской, наверняка, полукровку захотят убрать со своей станции.

— Главное, чтобы не захотели убить… Как говорится, нет человека — нет проблемы, — неожиданно раздался голос Эрики.

Оба мужчины одновременно обернулись и увидели ее, стоявшей в дверях. Затем девушка неспешно приблизилась к ним и опустилась на край кровати Альберта. Ее взгляд скользнул по тесному помещению, красноречиво давая понять, что она думает о «гостеприимстве» Владимирских. Определенно, здешний совет был недоволен вторжением соседей на их станцию и всеми способами желал об этом напомнить.

— Если ты не против, я займу соседнюю, — произнесла она, обратившись к Альберту.

— Дорогая, когда я был против твоего присутствия? — врач тепло улыбнулся. — Надеюсь, долго мы здесь не задержимся. Я жаловался на свою комнатку, но эта попросту чудовищна… Стой, а ты будешь ночевать прямо здесь? Я имею ввиду, с нами, мужчинами?

— Получается, что так, — Эрика усмехнулась.

— Думаю, им нужно напомнить, что среди нас — женщина, — Лесков поднялся и уже хотел было направиться на поиски кого-то из отвечающих за их размещение, однако, едва он поравнялся с Эрикой, девушка задержала его, мягко ухватив за запястье.

— Не нужно, — произнесла она. — Я — единственная женщина в нашей компании, поэтому требовать для меня отдельную комнату будет уже дерзостью. Они и так нам не рады, так что как-нибудь переживу это неудобство.

Но в тот же миг, словно вспомнив о том, что она до сих пор не включила «режим стервы», девушка поспешно отдернула руку и уже с вызовом поинтересовалась:

— Или это вам неудобно — спать со мной в одном помещении? Не волнуйтесь, я уже видела вас без одежды…

Эта фраза заставила Лескова тут же вернуться на место. Впервые он не нашелся, что на подобное ответить и сейчас откровенно жалел, что вызвался добывать для этой стервы личные покои. Радовало то, что хотя бы Вайнштейн оказался тактичным и сделал вид, что не заметил неловкости друга. Затем врач поспешно прервал возникшую паузу, снова заговорив о полукровке.