Союзник

Глава XVIII

Мысль о том, что им придется подняться на поверхность, звучала все чаще. Кто- то произносил эти слова с наигранной бравадой, мол, прорвемся, где наша не пропадала, кто-то философски, мол, чему быть, того не миновать. Но вот в совете идею Лескова отправиться за недостающими деталями для телепорта единогласно восприняли в штыки. Они называли ее безумием, глупостью или попросту — самоубийством. Александр Волков предпочитал воздерживаться от комментариев, но Дмитрию хватило лишь одного взгляда на его лицо, чтобы понять, что и этот человек не желает поддерживать подобное решение.

Возможно, действительно, стоило отказаться от этой затеи или хотя бы немного повременить. Была надежда на то, что с приходом зимы твари, рыщущие на поверхности, передохнут, и тогда ничто не помешает группе солдат спокойно забрать необходимые детали. Вот только где гарантии, что они дотянут до этой самой зимы? До спасительных морозов нужно было прожить еще долгие месяцы, полные дождя и страха. Август клонился к закату, жара сменилась северными ветрами, небо обратилось в свинец. То и дело накрапывал дождь. Однако на поверхности все еще было тепло. Непозволительно тепло.

— Почему мы не можем воспользоваться готовым телепортом? — недоумевал

Тимур, сидя в столовой на завтраке. — Стоит же какой-то в Адмиралтействе, зачем его развинчивать?

— Затем, что нам нужен телепорт, который не зарегистрирован в базе, — ответил Иван, лениво ковыряя вилкой недоеденный кусочек омлета. — Фишка в том, что если мы активируем Адмиралтейский и попытаемся пройти через него, сработает система безопасности «процветающих». И нас, таких распрекрасных, выбросит к херам собачьим в виде горстки молекул… Или еще чего-то там — не знаю, на что мы там распадаемся.

— А отключить эту систему безопасности? Или взломать как-нибудь? Должен же быть способ!

— И вправду! — Иван заметно оживился. — Как ты так додумался? Морозов там сидит с остальными учеными, телепорт собирает, а, оказывается, можно просто взять и отключить систему. Как нефиг делать! Что же ты сидишь? Иди, скажи этим идиотам, что ты лучше знаешь, как там все работает.

— Ну ладно тебе, — в голосе Тимура зазвучала легкая обида. А ведь поначалу он и впрямь поверил, что Бехтерев его хвалит.

— Что ладно? — не унимался Иван. — Чушь не надо нести! Думаешь, Лескову очень хочется переться наверх? Задрали вы его уже со своими советами. Умные все больно!

— Да причем здесь Дима? Я же не к тому, что осуждаю его решения. Что ты сразу рычишь? Последние дни как с цепи сорвался. Бабу тебе надо!

С этими словами Тимур демонстративно бросил на стол вилку и, поднявшись из- за стола, направился прочь. Рома молча проводил его взглядом, после чего посмотрел на Бехтерева.

— Он ничего такого не сказал, — сдержанно заметил Суворов.

— Тебя забыли спросить, — огрызнулся Иван. За последнее время он настолько устал цапаться с солдатами в попытках защитить Лескова, что набрасывался на любого, кто имел неостооожность хотя бы заикнуться по поводу телепоота. Несмотоя на то, что Дмитрия вроде как приняли, многие по-прежнему продолжали относиться к нему с недоверием и как минимум требовали убрать его из совета. Существо, способное внушать окружающим свою волю, казалось людям опасным, поэтому Спасская словно разделилась на два фронта — одни были сторонниками Дмитрия, другие — против него.

— Я вообще-то тоже считаю, что поход на поверхность — совершенно бессмысленная затея, — продолжил Рома. — «Костяных» развелось слишком много. Их там несколько сотен, и это не считая их выводков. Нужно дождаться зимы.

— Ты это «процветающим» скажи. Попроси их, родненьких, чтобы они на нас не нападали до первых заморозков. Может, они тебя послушают? Ты же журналист — трепаться у тебя в крови!

— Хватит язвить! В любом случае Дима ясно сказал, что мы с тобой на поверхность не пойдем.

— А мне плевать, что он там сказал. Он мне не папаша, чтобы втирать, где я должен сидеть и куда ходить. Если я сказал, что пойду с ним, значит, пойду.

— А Вика? Ты подумал, что будет с ней?

Услышав имя своей дочери, Бехтерев замолчал и мрачно уткнулся взглядом в тарелку. Конечно же, он подумал. Он уже тысячу раз подумал и подумает еще столько же, вот только это ничего не изменит. Сидеть внизу, пока его друг рискует на поверхности, Бехтерев тоже не мог. Не важно, куда вела их дорога, они всегда шагали вместе. Быть может, если бы не смерть Олега, он и Дима никогда бы не стали настолько близкими друзьями. Прежде они оба предпочитали дружить именно с Койотом, их вечным лидером и заводилой. Но судьба распорядилась так, что теперь Иван видел в Дмитрии чуть ли не брата и дорожил им не меньше, чем собственной жизнью. Впрочем, если бы в опасности оказался Рома, Иван бы не колеблясь бросился и за ним.

— Дима уже сказал, когда выдвигаемся? — спросил Суворов спустя какое-то время.

— Нет. Только время назначил. Сказал, что полчетвертого утра мы должны подняться на поверхность. В это время «костяные» не такие активные. Спят суки. И что значит твое «выдвигаемся»? Ты уж точно никуда не выдвигаешься. Будешь Вику пасти.

— А почему тебе можно решать самому, а я должен слушаться Лескова? — фыркнул Суворов. — Я вообще-то тоже считаю его своим другом.

— Ну и считай дальше. Сидя на Спасской. Лесков ясно сказал, что большая группа только привлечет внимание. А нас и так набирается двенадцать человек. Он, Вайнштейн, Фостер, Одноглазый…

— Одноглазый тоже пойдет? — опешил Рома.

— Ну он же полукровка. Только хрен знает, что у него за способности. Но раз он не сдох на поверхности в прошлый раз, значит, что-то должно быть.

— Гениально! А еще кто идет?

— Ермаков и его батя, Морозов, еще какие-то трое ученых, я и Тимур.

— Я тоже пойду, — упрямо повторил Рома. — Мне надоело за ваши спины прятаться. Я понимаю, Дима Оксане запретил, все-таки девушка. И то, она ему такой скандал закатила.

— В лучших традициях феминисток, — Иван усмехнулся, вспомнив, как эти двое сцепились прямо на глазах у всей группы, после чего Лесков разозлился и выставил ее за дверь.

— Они так до сих пор и не разговаривают, — добавил Рома, улыбнувшись в ответ.

— Оксана — хорошая девушка, вот только зря она воевать рвется. Занималась бы, как другие, ранеными. Нет же…

— Вообще-то, в данном случае Димка не прав, — Иван отрицательно покачал головой. — Да, он ее оберегает, но совершенно не задумывается над тем, что она стреляет лучше, чем большая половина наших солдат. Девка с восьми лет в тире упражнялась. Ну ладно Вика с таким папашей, как я, но кто бы мог подумать, что и у богатеньких бывают такие причуды…

— Вот именно, что причуды. Оксана — девушка. А девушки должны помогать в госпитале, а не лежать в окопах с винтовкой.

— Оксанка никому ничего не должна. И вообще, она не такая, как все эти плаксивые курицы. Сильная девка. Димка очень тупит, что отшивает ее.

Услышав эти слова, Рома внимательно посмотрел на Ивана. Неужели и его друг пополнил толпу влюбленных в Оксану солдатиков? И когда это успело произойти? На тренировках?

Разумеется, на фоне других женщин, Оксана и впрямь заметно выделялась — у нее была яркая внешность и не менее яркий характер. Она всегда знала, чего хочет, и добивалась своей цели. Девушка не сломалась, потеряв своего отца и свое состояние. Она разыграла собственную смерть и смирилась даже с потерей своей личности. И сейчас Оксана была редкой представительницей женского пола, которая не оплакивала свое прошлое, а пыталась бороться за будущее.

— Дима чудом остался на плаву после истории с Фостером, — задумчиво ответил Рома. — Мне кажется, ему сейчас вообще не до женщин. Да и Оксана ему никогда не нравилась.

— Знаю я, кто ему нравится, — буркнул Иван.

— Белова?

Бехтерев молча кивнул.

— Ну а Оксана…, - продолжил Суворов. — Может, тогда тебе с ней попробовать?

Однако, почувствовав на себе ошарашенный взгляд Ивана, Рома тут же осекся. Прежде чем он успел как-то исправиться, Бехтерев уже обрушился на него, как ураган на карточный домик.

— Ты за кого меня держишь? — воскликнул он. — Я не собираюсь у друга бабу отбивать!

— Так они же не вместе, — попытался было выкрутиться Рома. — К тому же, ты сам сказал, что Дима все еще неравнодушен к Беловой. Вот я и подумал…

— Иди думай в другом месте. Если ты считаешь меня таким мудаком, то мне с тобой разговаривать не о чем. И, если хочешь знать, Оксанка тоже не из этих, Алюминиевая Королева не будет абы с кем.

— Ну и где ее алюминий? — усмехнулся Рома. — И с каких пор ты считаешь себя абы кем?

— Я не считаю себя абы кем, но и не заблуждаюсь на свой счет. К тому же я прекрасно знаю, что она обо мне говорила. Типа я не лучше Фостера, наемник, замаранный весь. В принципе, оно и логично.

Ладно, закрыли эту дебильную тему. Какую-то хрень несем! Через пару дней, может быть, сдохнем, а ты мне тут про Оксанку втираешь. Дон Жуан херов. Война идет, а ты только про телок думаешь.

Услышав подобное заявление, Рома настолько оторопел, что даже не нашелся, что ответить. А его друг, воспользовавшись этой неловкой паузой, поднялся из-за стола и направился восвояси.

Тем временем на четвертом этаже госпиталя, Альберт Вайнштейн зашел в комнату отдыха, чтобы выпить чашку утреннего кофе. Обычно такие моменты доставляли ему радость, так как напоминали о прошлой жизни, но в последние дни врач словно погас. Его действия стали какими-то механическими, а улыбка на лице казалась натянутой.

После публичного разоблачения Дмитрия и собственного признания в принадлежности к «иным», Альберт ощутил перемену отношения к нему. И вроде бы жители Спасской относились к нему по-прежнему, вот только их энергетика была пропитана страхом. Глядя на него, люди опасались, как бы полукровка не причинил им вреда. Эти опасения возникали не нарочно, на уровне подсознания, но, будучи «энергетиком», Вайнштейн не мог этого не ощущать. А ведь еще недавно люди искренне любили его.

Погруженный в свои мысли, Альберт даже не заметил, как в комнату отдыха заглянул Лесков. Шрам на лице Дмитрия по-прежнему темнел синими пластинами чешуи, уродуя его внешность, однако он уже начал затягиваться. В отличие от Вайнштейна, свое новое положение в глазах народа, Лесков воспринимал с куда большим спокойствием. В каком-то смысле он был даже доволен. Те, кто раньше пытались задеть его обидным словом, теперь умолкли, боясь возмездия. А те, кто относились более-менее нормально, стали относиться еще лучше. Возможно, тоже из страха, но это было лучше, чем постоянные насмешки или наигранная симпатия.

— Доброе утро, Альберт, — врач как раз закончил наливать кофе, когда услышал голос Дмитрия. — Можем поговорить?

Вайнштейн обернулся на своего посетителя и равнодушно кивнул. Перемена в настроении Альберта не могла остаться незамеченной, и Дмитрий решил поговорить с ним начистоту:

— У тебя что-то случилось. Расскажи мне.

В ответ Альберт тихо усмехнулся:

— Я бы хотел сказать, что у меня все по-старому, но это будет неправдой.

— Поясни, — Дмитрий прошел в комнату и опустился на стул напротив врача.

— Знаешь, в сравнении с другими нашими проблемами, моя не настолько серьезна, — Вайнштейн заставил себя улыбнуться и уже чуть веселее добавил, — о чем ты хочешь поговорить?

Однако Лесков не ответил. Он продолжал испытующе смотреть на Альберта, пока врач наконец не выдержал и не опустил глаза.

— Я постоянно чувствую их страх, — устало признался Вайнштейн. — Каждый раз, когда заговариваю с ними, когда провожу обследование, когда назначаю лечение. И вроде бы все пытаются делать вид, что ничего не изменилось, тем не менее ко мне перестали водить детей. Как будто я какое-то чудовище…

— Люди всегда боялись того, чего не понимали, — ровным тоном отозвался Лесков. — Когда-то они боялись грома, диких зверей и полнолуния. Теперь появились мы.

В этот момент Альберт снова посмотрел на Дмитрия, и почему-то с этим уродливым шрамом на лице он показался ему старше. Или каким-то образом поменялась его энергетика. Теперь в Лескове чувствовалась какая-то усталость, которая приходит с возрастом или после серьезных жизненных проблем. Проблески юношеской беззаботности, которые прежде хотя бы изредка мелькали в его глазах, окончательно растворились в мрачной синеве. За эти несколько дней Дмитрий сделался старше на несколько лет.

— Ты должен научиться игнорировать чужую энергетику, иначе сломаешься, — сухо добавил Лесков. — Больше нельзя позволять людям влиять на тебя подобным образом..

— Я знаю. Я прекрасно всё понимаю, но почему-то никак не могу закрыться от чужих эмоций. У меня больше не получается. Эта проклятая война сломала все барьеры, которые я выстроил в своей голове. Когда постоянно чувствуешь отчаяние, боль, страх, когда вокруг столько несчастных и потерянных людей…

— Разумеется. Раньше ты жил своего рода в тепличных условиях. Тебя окружали богатые клиенты, красивые женщины, успешные друзья, а сейчас… Любой барьер не выдержит. Но ты обязан взять себя в руки. Не работает барьер, возводи крепость. Надо защищаться, Альберт. Особенно сейчас, когда идет война. Дальше будет еще хуже, и, если ты уже сейчас не можешь выдержать…

Вайнштейн недоверчиво посмотрел на своего собеседника, после чего тихо произнес:

— Ты говоришь, как Бранн. Он еще тогда постоянно твердил мне, что я слишком ведусь на чужую энергетику. И что мне нужно научиться закрываться от нее, а не избегать конфликтов, как я это делал и делаю до сих пор. Якобы это моя слабость. Тогда эти слова меня чертовски бесили. Ему ли с его образом жизни кого-то учить?

— Тем не менее он был недалек от истины, — заметил Дмитрий.

— Парадокс заключается в том, что чистокровные «энергетики» такой проблемы не имеют. Киву говорил, что именно мой вид является самым безжалостным, потому что они умеют закрываться от чужой энергетики настолько хорошо, что глушат даже собственные чувства. Таким образом «энергетические» считаются самыми опасными охотниками на «паразитов». Не «шепчущие», не «теневые» и даже не «блуждающие во сне», а такие, как я.

Лесков молча усмехнулся.

— Так о чем ты хотел поговорить со мной? — в тот же миг Альберт немного оживился.

— Об «эпинефрине». Морозов сказал, что он и его группа будут готовы через два дня, а у нас до сих пор нет никакого оружия против «костяных». Остается только попробовать воспользоваться сывороткой.

— Она не готова! — воскликнул Альберт. — Если ты каким-то чудом не погибнешь после инъекции прямо на месте, то без последствий это все равно не пройдет. Ты разрушишь свой организм. Этот эпинефрин — что-то вроде героина, только еще хуже. Гораздо хуже. Он может изменить твою ДНК, а то и вовсе частично уничтожить ее.

Ты можешь остаться инвалидом или что еще страшнее — мутировать в черт знает что. Нет, Дима, «эпинефрин» — это крайний случай.

— А у нас разве сейчас не крайний?

— Пока еще нет. Я же пойду с тобой и смогу усилить твои способности без всякого «эпинефрина».

— На каких-то сорок минут может быть. Но не на четыре часа.

— Дима, я не позволю тебе колоться этой дрянью! — внезапно в голосе Альберта послышалась несвойственная ему сталь.

— Я лишь предлагаю взять ампулы с собой. Я и сам не горю желанием выступать в роли подопытного зверька, но в нашей безвыходной ситуации «эпинефрин» вполне может спасти нам жизнь. Среди нас будут четыре полукровки…

— Четыре? — не поверил Альберт. — Постой, ты по-прежнему собираешься тащить на поверхность Гаврилова? Но у него же нет никаких способностей. От Оксаны было бы больше проку нежели от него — девушка хоть стреляет метко.

— И чем нам помогут ее пули? Панцирь «костяных» со времен их прибытия в Петербург мягче не стал. А вот Гаврилов каким-то образом, побывав в зубах этих тварей, остался в живых. Я уверен, что у него есть способности, но он не знает о них. Именно поэтому он даже под внушением не смог мне о них рассказать. Скорее всего на поверхности сработал инстинкт выживания. Всплеск адреналина, страх, боль… не знаю, но что-то точно пробудило в нем скрытые способности. В противном случае, он был бы уже трупом.

— Кстати, о трупах, — перебил его Альберт. — Фостера ты тоже возьмешь с собой? После всего, что он с тобой сделал?

— Как и в случае с эпинефрином, я не горю желанием видеть этого ублюдка подле себя. Но, к сожалению, мне придется повременить со своей неприязнью и таки навестить его сегодня в камере. Все-таки любопытно, чем он руководствовался.

— А я тебе скажу чем, — Альберт заметно помрачнел. — Этот сукин сын всегда тебя ненавидел и только прикидывался твоим союзником. Ведь по его мнению именно ты уничтожил его безоблачную жизнь на Золотом Континенте. Конечно же, у него теплилась надежда тебе отомстить. И как только подвернулся подходящий случай, он им воспользовался. Ты чудом остался жив, Дима. И, если ты еще раз спустишь бешеную собаку с поводка, я решу, что у тебя не в порядке с головой.

— Даже бешеной собаке можно внушить покорность. Смотря кто ее хозяин.

— Ты слишком самоуверен.

— Напротив, я боюсь его не меньше, чем ты. Тем не менее, придется рискнуть. Какой бы тварью Фостер ни был, у него чертовски полезная способность.

В голосе врача послышался горький смешок:

— Он снова тебя предаст.

— Я знаю, — спокойно ответил Лесков. — И будь моя воля, я бы давно свернул ему шею. Но увы, пока что нам придется смириться с его соседством.

Вскоре их разговор был прерван появлением Георгия Лосенко. Мужчина ввалился в комнату, так резко распахнув дверь, что оба собеседника едва не вздрогнули.

— Всю Спасскую перелопатил, пока разыскивал вас, босс, — с порога выпалил Лось, стирая со лба испарину. — Ядрёно так скакал, по всем этажам! Здарова, доктор!

Мужчина прервался, желая перевести дыхание, после чего продолжил:

— Я это, сказать хотел, что Фостера перевели в базарную, ну, типа в переговорную…

— И какое у него настроение, не знаешь? — спросил Лесков, чуть заметно улыбнувшись.

— Лыбится, падла! Шесть дней вы его мурыжили, а ему хоть бы хны.

— Это только так кажется, — Дмитрий поднялся с места и неспешно направился к выходу. — Он напуган, а неизвестность способна пытать не хуже ударов.

— Вы что, босс? Удары лучше! Если хотите, я его прям с порога укатаю. Всю морду гаду перекрою, родная мать шарахнется! Я с Кастетом таких мудаков разукрашивал, Пикассо отдыхает.

С этими словами мужчина поиграл мускулами, желая продемонстрировать свои «задатки художника».

— Впервые я согласен с Георгием, — заметил Альберт, вяло улыбнувшись. Обычно энтузиазм кого-то побить врач расценивал крайне отрицательно, но сейчас ему хотелось чуть ли не поощрить воинствующего Лосенко, а то и вовсе к нему присоединиться.

— Ладно, — внезапно согласился Дмитрий, обратившись к своему бывшему водителю, — пойдешь со мной. У меня у самого руки чешутся разбить ему лицо.

— Да ничего вы ему не разобьете, — не удержался от комментария Георгий, скользнув по Лескову придирчивым взглядом. — Без обид, босс, но вашими руками только купюры считать да бабам лифаны расстё…

Но, заметив, как Дмитрий меняется в лице, явно оскорбленный таким неудачным наблюдением, Лось немедленно поправился.

— Я не про это! — многозначительно выпалил он. — Я про то! Такие как вы мозгами бьют. Вчистую!

— Я так и понял, — нарочито сдержанно ответил Лесков, все еще чувствуя себя уязвленным. Да, он не был таким мощным, как Георгий, но это не означало, что ему не приходилось драться. Пускай это и было давно.

После неудачного комментария Лося, Дмитрий поскорее распрощался с Альбертом и пожелал навестить Фостера. Всю дорогу до тюрьмы он напоминал Георгию, чтобы тот не лез со своими комментариями, не махал кулаками без разрешения и вообще делал вид, что происходящее его не касается.

— А чего мне тогда с вами идти? Типа для фона? Если ни бить нельзя, ни базарить, чё мне тогда делать? — не унимался Георгий.

— Молчать, — сквозь зубы процедил Дмитрий.

Они миновали охрану и вместе с сопровождающими направились в помещение для допроса.

— Роботы, если что, активированы, а наемник прикован, но все равно советую быть осторожными, — предупредил охранник. — Он вчера одному из наших чуть руку не сломал. Шутову, если знаете такого.

Дмитрий не знал, однако в знак благодарности все же кивнул. Еще недавно этот солдатик презрительно кривил лицо при виде него, а теперь вдруг решил проявить заботу. Быть может, то проклятое разоблачение было не таким уж и неудачным. Да, сейчас все косились на чешуйчатый «шрам» на лице разоблаченного, обсуждали его способности, но почему-то отношение к Дмитрию стало добрее. Теперь в обращении к нему слышались непривычные нотки уважения и даже дружелюбия.

Наконец сопровождающие распахнули перед Дмитрием дверь в комнату для допроса, и он неспешно переступил порог. Эрика он увидел сразу же. Парень сидел на стуле, прикованный к стене, а стоявший неподалеку небольшой робот-охранник не сводил с него заряженного оружия.

Внешне Фостер выглядел далеко не таким опрятным, как несколько дней назад. На его губе красовалась свежая ссадина, под глазами залегли темные круги, на лице темнела щетина. Однако в глазах по-прежнему искрилась насмешка. При виде Дмитрия парень широко улыбнулся и тут же поморщился, вспомнив о ссадине.

— Ну наконец-то, — протянул Фостер, когда боль прошла. — Я уже было решил, что вы обо мне забыли, Барон! Наверное, так бурно чествовали свою победу на политической арене, что и не вспоминали о своем верном помощнике.

— Оставьте нас, пожалуйста, — вполголоса произнес Дмитрий, обращаясь с сопровождающим.

Охранники подчинились, и вскоре в кабинете остались только Лесков, Георгий и сам узник. Дверь закрылась, громко щелкнул замок. Тогда Дима опустился на стул напротив Эрика и, откинувшись на спинку, задумчиво произнес:

— Забавно… У вас еще хватает наглости обращаться ко мне подобным тоном.

— А почему нет? — усмехнулся Эрик. — Я не сделал ничего такого, чтобы впасть в вашу немилость. Да, немного попортил вашу внешность, но это поправимо. Еще неделя, и чешуя исчезнет. К тому же синий цвет довольно симпатичный. Во всяком случае он куда лучше, чем лягушачье-зеленый или гнойно-желтый.

— Вы действительно считаете, что ничего не сделали? — Лесков прервал его рассуждения о цветах, чувствуя, что еще немного, и у него закончится терпение. — Слабая же у вас, однако, память.

— Да в морду ему дать надо! Сразу по-другому запоет! — не выдержал Георгий. При виде ухмыляющейся рожи Фостера ему тут же захотелось хорошенько двинуть по ней.

— А за что это мне в морду? — немедленно полюбопытствовал Эрик. Для виновного он выглядел поразительно расслабленным, если не сказать довольным. — Чем это я заслужил такое отношение, господин Барон? Тем, что грамотно разыграл партию и избавил вас от врага? Или, может, тем, что люди стали относиться к вам с должным уважением? Скажите мне, Барон, зачем держать взаперти человека, который за последнее время сделал для вас больше, чем все ваше окружение вместе взятое? Я достал для вас сыворотку, я убрал вашего врага, причем чисто, не проливая крови, и именно мои действия вызвали у народа симпатию к вам. Но самое главное, после всего этого вы остались невинным ангелом, которого предал продажный американец. Больше вам не нужно скрывать свои способности и пресмыкаться перед существами, которые даже вашего мизинца не стоят. Да, я не спросил вас, прежде чем раскрывать карты. Возможно, мои действия вызвали какие- то неудобства, но в целом вы остались в выигрыше. Так что, вам не избивать меня нужно, а благодарить.

— Вы ходите по грани, Эрик, — угрожающе тихо произнес Дмитрий. Со стороны могло показаться, что Лесков абсолютно спокоен, в то время как на самом деле он был поражен этой вопиющей наглостью. Этот сукин сын предал его, а теперь пытается выкрутиться и выставить случившееся в ином свете.

Эрик действительно ходил по грани. В то время как Дмитрий пытался скрыть свое удивление, Фостер скрывал свой страх. Случившееся напоминало игру, но не в карты, а скорее в рулетку. Фостер поставил и на черное, и на красное, решив, что таким образом он в любом случае останется в выигрыше. Но всегда остается риск, что выпадет «зеро».

Больше всего на свете наемник сейчас боялся, что Дмитрий заставит его говорить правду. В тот момент, когда он поддастся внушению, все будет кончено. Только его уверенный тон может заставить Барона прислушаться к его словам, ведь со стороны действительно могло показаться, что Эрик действовал исключительно в интересах своего нового хозяина. Вот только Лесков ему не верил.

Нервно облизнув разбитые губы, Фостер снова заставил себя усмехнуться.

— Мы все ходим по грани, босс, — ответил он. — Я рискнул ради вас, чтобы доказать вам свою преданность. Может, это и выглядело странно, но факт остается фактом — вы победили и при этом не запачкались. Позвольте узнать, вас уже назначили главой Спасской или мне придется еще немного потрудиться?

— Георгий, будь любезен, — сухо произнес Дмитрий, не сводя пристального взгляда с лица Фостера.

— Чё? Чё сделать, босс? — немедленно оживился Лось. — Вмазать ему что ли, да?

Эрик не знал, что означало «вмазать», однако, когда Георгий неспешно направился к нему, закатывая рукава, до парня дошло истинное значение этого слова. Он судорожно сглотнул, покосившись на надвигающуюся на него скалу.

«Да он же мне полголовы снесет», — лихорадочно подумал парень. «Тогда уж пусть лучше Лескоу бьет».

— Что такое, Дмитри, — немедленно выкрикнул он, пытаясь спровоцировать Барона на ответную реакцию и избежать удара Лося. — Не любишь делать грязную работу собственноручно? Если так хочется меня ударить, давай, сделай это! Не посылай ко мне этого кабана. Ударь сам! Или боишься? Не надо бояться. Я младше тебя, да к тому же связанный, не смогу ударить в ответ!

Бровь Дмитрия нервно дернулась, тем самым выдавая его раздражение, и Фостер, получив это случайное поощрение, тут же продолжил:

— Давай, ударь меня сам, если ты так уверен в моей вине! Только не надо прятаться за своих дрессированных медведей. Ты же знаешь, что я не виноват, так почему держишь меня взаперти и позволяешь меня бить? Или так хваленые властелины матрешек благодарят тех, кто приходит им на помощь?

Однако, когда Лось замахнулся на парня, чтобы заставить его замолчать с помощью крепкого удара, Дмитрий внезапно попросил его остановиться.

— Ну чё вы так? — раздосадованно протянул Лось, опуская руку. — Я б ему… А вы…

Затем мужчина нехотя поплелся на свое место. Зажмурившийся было Эрик приоткрыл один глаз и недоверчиво посмотрел на Дмитрия.

— Босс, это означает, что вы наконец услышали меня или все-таки решили бить сами? — осторожно поинтересовался он, наблюдая за тем, как Лесков поднимается с места.

— Это означает то, что вы мне лжете, Эрик, — спокойно ответил Дмитрий, приближаясь к нему, и в тот же миг Фостер почувствовал, как по его коже побежали мурашки. Ему сделалось чертовски страшно. Парень судорожно сглотнул, чувствуя, что от ужаса толком не может вздохнуть.

— Я не люблю, когда ничтожества вроде вас пытаются играть за моей спиной.

— Я не играл, — дрожащим голосом ответил Эрик. — Точнее играл, но исключительно в ваших интересах.

— Вы сделали ставку на Васильева и просчитались.

— Я сделал ставку на вас, — Эрик отвел глаза, не желая встречаться взглядом с медными глазами Дмитрия. И в тот же миг почувствовал, как Лесков грубо схватил его за волосы на затылке, заставляя посмотреть на себя.

— Послушай, Барон, я знаю, что у тебя есть причины злиться, — ответил Эрик, зажмурившись. — Но и ты посуди: как бы я ни старался выслужиться перед тобой, ты продолжал вытирать об меня ноги. Тогда-то я и решил предпринять последнюю попытку — завоевать твое уважение, а именно — избавить тебя от твоих врагов. Мне ведь доводилось общаться с представителями твоего народа, и я решил сыграть именно на их странности. Только русские могут наперебой ругать своего «процветаюшего», но как только это попытается сделать какой-нибудь иностранец, они тут же дадут ему за это в морду. Так и получилось.

— Посмотрите мне, пожалуйста, в глаза, — с долей иронии произнес Дмитрий.

— Нет, — тут же выпалил Фостер. — Мне и так хорошо! Я при виде вас нервничаю, поэтому, когда я с закрытыми глазами, мне проще думается. Отпустите, пожалуйста, мои волосы…

Но вместо этого Дмитрий лишь сильнее стиснул его черные пряди и мягко, почти ласково произнес:

— Еще одна ошибка, Эрик, и, я даю вам слово: мы с вами распрощаемся.

В тот же миг Фостер с долей облегчения почувствовал, как стальные пальцы Лескова отпускают его волосы.

— Так чего же вы от меня хотите? — спросил наемник, осторожно приоткрыв глаза. Ему до сих пор не верилось, что после всего случившегося Дмитрий не стал причинять ему вреда.

— Через два дня мы отправляемся на поверхность. И вы пойдете с нами. Я, правда, еще не решил, по своей ли воли.

— Я пойду! — выкрикнул Эрик, заметно побледнев. — Только не надо мне ничего внушать! Под внушением я буду, как зомби, и ничего не смогу сделать сам.

— Это мне и нужно.

— Но так у меня гораздо больше шансов погибнуть!

— Об этом нужно было думать раньше, прежде чем устраивать бессмысленные заговоры у меня за спиной.

— Да это не было заговором! Я не такой идиот, чтобы идти против полукровки. Да, был шанс, что с вами расправятся, но опять же, зная русских…

— В том-то и дело: вы не знаете русских, и это вас подвело. Будь мы в Соединенных Штатах, со мной все было бы уже кончено.

С этими словами Лесков едва заметно улыбнулся. Теперь ему уже не нужно было внушать Эрику страх — парень был действительно напуган без всякого вмешательства.