Собиратель воды

Глава 8. Пустой источник

Вода — долг, который никто не может простить.

Вода — обещание, которое никто не может нарушить.

Вода — правда, которую никто не может скрыть.

Пословицы Детей пустыни

Тусклый рассвет застал лагерь в странном оцепенении. Серый, бесцветный свет просачивался сквозь низкие облака, не давая теней. Всё казалось плоским, размытым, нереальным. Соль хрустела под ногами — не звонко, как обычно, а приглушённо, словно пустыня утратила голос.

Назир вышел из своего шатра, сжимая и разжимая пальцы. Голова была тяжёлой, мысли — вязкими. Тело отказывалось подчиняться с обычной готовностью. Он огляделся.

Лагерь был непривычно тихим. Люди двигались медленно, экономно, будто сберегая каждое движение. Женщина чинила порванный ремень, её пальцы двигались автоматически, глаза смотрели в никуда. Старик сидел над пустой чашей, водя по её краю пальцем, словно надеясь найти на дне хоть каплю влаги. Ребёнок прижимался к матери, не капризничая и не играя, просто прижимался, впитывая тепло взрослого тела.

Всё пропиталось ощущением похмелья — от вчерашних слов, от надежд, от неопределённости. Никто ничего не говорил о встрече с Детьми свободы. Никто не обсуждал решение, которое нужно было принять. Но каждый думал об этом.

Компас лежал там, где Назир оставил его вчера — на маленьком деревянном ящике, служившем ему столом. Он смотрел на инструмент, но не прикасался к нему.

Это было его обязанностью — проверить направление, дать племени следующий ориентир. Все ждали этого. Но он медлил.

«Что я, в сущности, сделал?» — мысль червём ворочалась в голове. — «Почистил механизм от песка? Заменил пару креплений? Откуда мне знать, работает ли он правильно?»

Слова Мансура раз за разом всплывали в памяти: «Впечатляющий результат для базового технического обслуживания». И после: «В наших руках технология поиска воды могла бы помочь тысячам, а не одному племени».

Эта небрежная снисходительность задела что-то глубоко внутри. Назир боялся, что Мансур прав. Что он, Назир, не понимает до конца, как работает компас. Что любой мало-мальски образованный инженер сделал бы то же самое, а возможно, и лучше.

Он отвернулся от компаса и вышел из шатра, не взяв инструмент с собой.

Назир медленно шёл между шатрами, наблюдая. Пожилая женщина стояла на коленях, повернувшись к восходящему солнцу. Её губы беззвучно шевелились в молитве, рука машинально перебирала чётки из высушенных плодов какого-то пустынного растения. Не было в этом движении глубокой веры — только ритм многолетней привычки, тихий шёпот надежды.

Дальше двое мужчин раскладывали бурдюки, тщательно проверяя их на предмет протечек. Их движения были чёткими, выверенными — они делали это тысячи раз, и могли бы делать с закрытыми глазами. Но сегодня их лица были отстранёнными, словно мысли блуждали далеко.

Майсара сидела у едва тлеющего костра, точила маленький кинжал. Когда Назир проходил мимо, она подняла глаза. На мгновение их взгляды встретились, и Назир увидел в её глазах то, что не ожидал — сомнение. Или, может быть, это была лишь тень от его собственных страхов.

«Водяной», — кивнула она, и это прозвище, обычно произносимое с дружеской насмешкой, сегодня прозвучало иначе. Будто вопрос. Или вызов.

Назир почувствовал себя чужим. Снова. Не врагом, не пленником, но и не своим. Словно невидимая стена выросла за ночь между ним и племенем. Никто не бросал ему упрёков, не отворачивался, не избегал. Но что-то изменилось.

«Самозванец», — шептал внутренний голос. — «Ты водяной инженер без воды. Какой от тебя толк?»

Шатёр Самиры был самым большим в лагере, но сегодня он казался теснее обычного. Или, может быть, это напряжение, сгустившееся внутри, делало его таким.

Самира сидела во главе круга, её лицо было неподвижным, как маска. По правую руку от неё расположился Аш-Шариф, мрачный и настороженный. По левую — старый Кадим, чей взгляд блуждал между присутствующими, словно он пытался прочесть их мысли.

Назир присел с краю, у самого входа. Сегодня даже тени, отбрасываемые огнём масляной лампы, казались напряжёнными, дрожащими от невысказанных слов.

— Мы должны уйти, — Аш-Шариф говорил негромко, но каждое слово падало, как камень в колодец. — Эти городские не заслуживают доверия. Их предложение — ловушка.

— Ловушка? — переспросила Самира, её голос был ровным. — Какая? Они предлагают нам доступ к воде. Не полный, не идеальный, но это больше, чем ничего.

— Они хотят компас, — настаивал Аш-Шариф. — И инженера. Как только получат, что им нужно, нас вышвырнут, как пустые бурдюки.

— Ты видишь врагов во всех, кто не из племени, — вздохнул Кадим. — Всегда видел.

Аш-Шариф резко развернулся к старику:

— А ты слишком доверчив! Как тогда, в оазисе Трёх Пальм. Помнишь, чем это закончилось?

— Не смей! — голос Кадима задрожал от внезапной ярости. — Это было тридцать лет назад. Тридцать! Ты тогда ещё за материнскую юбку держался!

— А ты до сих пор держишься за свою ошибку! — парировал Аш-Шариф. — Двенадцать человек погибли тогда. Двенадцать! Из-за твоего доверия к чужакам.

Самира подняла руку, прерывая перепалку:

— Хватит. Это не помогает нам принять решение.

Но Аш-Шариф не унимался, теперь обращаясь прямо к ней:

— Я знаю, почему ты колеблешься. Ты слишком устала. Ты хочешь поверить, что есть лёгкий путь, что можно просто остановиться и перестать бежать. Но это иллюзия.

На лице Самиры мелькнуло что-то — боль? гнев? — и тут же исчезло за маской спокойствия.

— А ты слишком любишь звук своего голоса, Аш-Шариф, — проговорила она тихо. — Особенно когда рассказываешь другим, чего они хотят, и почему они не правы, хотя сам никогда не был на их месте.

В шатре повисла тишина, тяжёлая, как мокрый песок. Это была не просто дискуссия о тактическом решении. Это были годы невысказанного, сложные отношения, разные взгляды на жизнь племени. Горячий спор, но утомлённый — как вечер после долгой ссоры.

Назир не выдержал. Неожиданно для самого себя он поднялся и вышел, не говоря ни слова. Никто не окликнул его, не попытался остановить. Возможно, они даже не заметили его ухода.

Назир выходит. Компас.

Он сел прямо на песок, там, где соль смешивалась с ним, образуя странную, блестящую корку. Вдалеке высились соляные гряды — белые, словно кости какого-то исполинского существа, погребённого веками.

Компас был при нём — Назир взял его перед тем, как пойти на совет, не осмелившись явиться без инструмента, который был единственным оправданием его присутствия там.

Теперь он положил компас на ладонь, рассматривая его с усталым автоматизмом. Медный корпус, потёртый от прикосновений. Стеклянная крышка, под которой виднелся миниатюрный кристалл, похожий на каплю застывшей воды. Магнитная стрелка, способная улавливать что-то невидимое для человеческого глаза.

Он активировал прибор, проведя пальцем по круговой канавке на краю. Кристалл мягко засветился, стрелка дрогнула и указала в сторону лагеря — точнее, на бурдюки с водой, сложенные у центрального шатра. Правильная реакция. Компас работал как положено.

Назир начал калибровку — на практике это означало настроить инструмент так, чтобы он «игнорировал» небольшие источники воды вроде бурдюков и реагировал только на крупные подземные резервуары. Это была кропотливая работа, требующая сосредоточенности и точности.

Когда настройка была завершена, он поднял компас, ожидая, что стрелка укажет в сторону лагеря Детей свободы — туда, где, по словам Мансура, находился большой подземный источник.

Но стрелка не двигалась.

Назир нахмурился. Покрутил компас, проверяя, не заклинило ли механизм. Нет, всё работало гладко. Он сбросил настройки и начал калибровку заново, ещё тщательнее, чем прежде. Каждый шаг, каждое движение выверено до миллиметра.

И снова — ничего. Стрелка лишь слабо подрагивала, не указывая ни в каком определённом направлении.

Это могло означать только одно: большого источника воды, на который должен был реагировать компас, больше не существовало.

Назир почувствовал, как холодная дрожь пробежала по позвоночнику. В пустыне источники не исчезают за одну ночь. Если только…

Он бросился обратно к шатру совета, ворвался внутрь, прерывая оживлённую дискуссию. Все головы повернулись к нему, глаза расширились от удивления. Самира поднялась на ноги, Аш-Шариф положил руку на рукоять ножа — рефлекторное движение при неожиданной угрозе.

— Компас не видит источник, — выдохнул Назир. — Что-то случилось.

Маленькая делегация пересекала соляную гряду в полном молчании. Назир, Самира, Аш-Шариф и ещё двое воинов из племени. Утро уже перевалило в день, солнце жгло немилосердно, но никто не жаловался, не просил отдыха.

Когда они приблизились к месту, где должен был стоять лагерь Детей свободы, то увидели активное движение. Палатки сворачивались, оборудование грузилось на повозки. Лагерь готовился к отбытию.

В центре стоянки зияли пустые колодцы — не вырытые в песке ямы, а настоящие инженерные сооружения с укреплёнными стенками из какого-то металлического сплава, с системой помп и шлангов. Сейчас они были совершенно сухими, дно покрыто трещинами, как старая кожа.

Мансур заметил их приближение и вышел навстречу, в сопровождении Лейлы и нескольких стражников. Он улыбался, но в его глазах читалась настороженность.

— Приветствую, — сказал он, слегка поклонившись. — Не ожидал вас так скоро. У вас уже есть ответ на наше предложение?

Самира проигнорировала формальности:

— Вода исчезла, — сказала она прямо, глядя Мансуру в глаза. — Наш компас больше не показывает источник здесь.

Мансур слегка приподнял брови, потом кивнул, словно услышал что-то ожидаемое:

— Да, вода закончилась. Мы выкачали всё, что было доступно. Оценка запасов оказалась… преувеличенной.

Он сказал это так буднично, словно сообщал о незначительной технической детали. На лицах племени отразился шок. Даже Аш-Шариф, ожидавший подвоха, казался потрясённым.

— Выкачали? — переспросила Самира, её голос внезапно стал хриплым. — Весь подземный резервуар? За одну ночь?

Её взгляд скользнул по лагерю, по людям, двигающимся между повозками и палатками. Кто-то нёс ящики с инструментами, кто-то проверял крепления на механизмах, похожих на огромные металлические пауки. Никто не выглядел обеспокоенным или расстроенным. Обычная деловитая активность.

— Не за ночь, — поправил её Мансур. — Мы работали здесь почти две недели. Система откачки не такая эффективная, как нам хотелось бы… но это вопрос технических ограничений.

Он сделал жест, приглашающий их подойти ближе, посмотреть на колодцы.

— Видите эти трубы? Они уходят на глубину около тридцати метров. Там был водоносный слой, не очень большой, но вполне приличный. Мы установили фильтры, помпы… Процесс не быстрый, но результативный.

Назир подошёл к краю колодца, заглянул вниз. Сложная система труб уходила в темноту, теряясь в глубине. На стенках виднелись следы влаги, но сам колодец был абсолютно сухим.

— Но… вы не оставили ничего, — Самира говорила медленно, словно не верила собственным словам. — Ни капли. Как пустыня даст новый ручей, если вы выпили его до дна?

Это был вопрос не технический, а почти религиозный для кочевников. Племена пустыни никогда не забирали всю воду из источника — это было табу, священное правило, передававшееся из поколения в поколение. Всегда оставляй часть, чтобы источник мог восстановиться. Всегда благодари духов воды за дар. Всегда думай о тех, кто придёт после тебя.

Мансур ответил с терпеливой улыбкой человека, объясняющего простые вещи непонятливому ребёнку:

— Вы всё ещё мыслите в рамках суеверий, — его голос был мягким, но уверенным. — Вода — это ресурс. Она либо есть, либо её нет. Если мы оставим часть, она просто испарится под солнцем или уйдёт глубже, станет недоступной. Рациональнее забрать всё, что можно, и использовать с максимальной эффективностью.

Он сделал широкий жест, указывая на свой лагерь:

— У нас каждая капля проходит через систему очистки и распределения. Ничего не тратится впустую. Ни на ритуалы, ни на подношения, ни на… поэтические жесты. Так мы можем поддерживать большую общину даже в пустыне.

— Но что дальше? — спросил Аш-Шариф, его голос звучал резче обычного. — Когда вы выпьете все источники на своём пути?

Мансур пожал плечами:

— Дальше будут новые источники. Пустыня велика, а наши карты подробны. — Он достал из внутреннего кармана небольшой свиток. — На следующей неделе мы будем у солёных озёр Аль-Хамар. Там достаточно воды, если знать, как её опреснять.

Он говорил об этом так непринуждённо, словно обсуждал маршрут воскресной прогулки, а не изнурительный переход через безжалостную пустыню.

Самира выглядела так, будто её ударили. Лейла, стоявшая рядом с Мансуром, опустила глаза, избегая взгляда предводительницы кочевников.

— Вы обманули нас, — тихо сказала Самира. — Позволили надеяться на источник, которого уже не существовало.

— Вовсе нет, — возразил Мансур. — Когда мы беседовали, источник ещё был. Просто… меньше, чем мы рассчитывали. А сегодня утром последние насосы завершили работу. Совпадение, не более.

Он сделал пару шагов в сторону Назира, словно отделяя его от группы кочевников:

— Кстати, предложение остаётся в силе. Для тебя. Если хочешь присоединиться к нам, твои навыки будут бесценны. У нас есть знания, инструменты, планы… С помощью твоего компаса мы могли бы картографировать все водные ресурсы региона. Представь: полная карта подземных вод пустыни! Прорыв, который изменит жизнь тысяч людей.

Назир почувствовал, как все взгляды обратились к нему. Самира, Аш-Шариф, воины племени — в их глазах читался вопрос. А возможно, и страх.

Он посмотрел на лагерь Детей свободы. На их технологичные инструменты, идеально организованную работу, чёткую систему. Это был мир, который он понимал, мир инженерии и точных наук. Мир, из которого он пришёл.

Потом перевёл взгляд на людей племени. Их загрубевшие от солнца и ветра лица, их простые одежды, потрёпанное снаряжение. Их гордость и уязвимость одновременно.

Выбор был не только о том, с кем идти дальше. Это был выбор между двумя философиями, двумя способами существования в мире.

— Я ценю ваше предложение, — наконец произнёс Назир, тщательно подбирая слова. — Но моё место сейчас с племенем.

Мансур кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.

— Понимаю. Жаль, конечно. Но выбор всегда за тобой.

Он протянул руку для прощания, и Назир, после секундного колебания, пожал её. Рука Мансура была сухой и прохладной, несмотря на жару.

— В следующий раз, возможно, — добавил Мансур с улыбкой. — У нас всё получится. И у вас тоже, обязательно.

В этой фразе было что-то двусмысленное, что-то похожее на обещание и угрозу одновременно. Словно Мансур знал что-то, чего не знал Назир. Или, возможно, это была просто особенность его речи — эта комбинация уверенности и неопределённости.

Они смотрели, как колонна Детей свободы выстраивается для выхода. Словно по команде, люди заняли свои места, повозки двинулись одна за другой, оставляя за собой лишь следы колёс на песке и пустые, высохшие колодцы.

В молчании делегация племени наблюдала за их уходом. Не было ни гнева, ни проклятий. Только глубокое, почти физическое ощущение непонимания. Словно они увидели существ с другой планеты — существ, похожих внешне, говорящих на том же языке, но абсолютно чужих по сути.

Как можно было выпить источник до дна? Как можно уходить, не оставив ничего для следующих путников? Как можно знать так много о воде и при этом понимать так мало о её сущности?

Для людей Мансура это был просто пункт на карте, который они уже прошли. Следующий будет через неделю. А для племени это был шанс, который исчез, не успев воплотиться.

Солнце клонилось к закату, когда они вернулись в свой лагерь. Люди сразу поняли по их лицам — хороших новостей нет. Самира коротко рассказала о произошедшем, не тратя лишних слов. Её голос был ровным, но в глазах читалась усталость.

— Что теперь? — спросил кто-то из толпы.

Самира не ответила. Вместо этого она повернулась к Назиру:

— Проверь компас.

Он достал инструмент, начал калибровку. Обычного режима оказалось недостаточно — стрелка не двигалась вообще. Назир нахмурился, перешёл к более глубоким настройкам, усиливая чувствительность кристалла до максимума, что делал редко из-за риска повредить механизм.

Наконец стрелка дрогнула и медленно повернулась, указывая куда-то на юго-запад. Но движение было вялым, неуверенным. Это означало только одно — ближайший значительный источник воды находился очень далеко.

— Мы забрались слишком глубоко в сухой район, — пробормотал Назир, не поднимая глаз. — Я немного просчитался.

Он ощутил тяжесть вины. Увлекшись поиском источника, который обнаружили Дети свободы, он вел племя через земли, где природных колодцев почти не было. Обратный путь через эти пески будет тяжелым испытанием.

Майсара, стоявшая рядом, прищурилась, глядя в указанном направлении. Потом достала потрёпанную карту, расстелила её прямо на песке.

— Это оазис Ан-Наджм, — сказала она, проведя пальцем по линии гор на карте. — Мы знаем это место.

Самира наклонилась, изучая карту:

— Ан-Наджм… Там живут люди. Постоянное поселение. Не кочевники.

Она выпрямилась, обвела взглядом племя, собравшееся вокруг.

— Нам придётся что-то предложить взамен воды.

Эти слова повисли в воздухе. Многие опустили глаза — с тех пор как они нашли компас, племя почти забросило набеги на караваны. Последние месяцы они жили только поисками воды, изредка меняясь с другими племенами и поселениями.

— У нас еще осталось кое-что с прошлых рейдов, — неожиданно сказал один из старейшин. — Серебряные кубки, шелка, медные пластины…

Аш-Шариф, который до этого хмуро молчал, впервые за день улыбнулся:

— Вот и пригодится наше старое ремесло, — произнес он с плохо скрываемым удовлетворением. — Не все в этом мире решает вода и дружба.

Он окинул взглядом соплеменников:

— Иногда мало знать, где вода. Нужно еще иметь силу ее забрать. Или, — он сделал паузу, — что-то равноценное, чтобы предложить взамен.

В его словах звучало странное облегчение — словно мир, на мгновение выбитый из равновесия столкновением с Детьми свободы, вновь встал на привычные рельсы. Мир, где сила, хитрость и готовность действовать по-прежнему определяли, кто выживет, а кто нет.

Напряжение, сгустившееся было над лагерем, начало рассеиваться. Люди переглядывались с проблесками надежды в глазах. Племя подсознательно выпрямилось, словно сбросив невидимую тяжесть.

Назир смотрел на компас в своей руке. Маленький инструмент, определяющий судьбу сотен людей. Указатель пути, но не гарантия спасения.

Стрелка дрожала, словно живое существо, указывая туда, где ждала вода. Или новые испытания. Или и то, и другое вместе.

Впервые с тех пор, как он попал в племя, Назир ощутил полную, почти оглушающую неуверенность. Не в компасе — в себе. В своём месте среди этих людей. В своём праве указывать им путь.

Солнце касалось горизонта, окрашивая пустыню в кроваво-красные тона. Ночь приближалась, обещая холод и опасности. А впереди ждала дорога, долгая и неизвестная.

Как и всегда.