Собиратель воды

Глава 2. Расул

Рассвет в Аль-Мадире всегда был особенным временем. Расул аль-Джазули, городской цирюльник, ценил эти редкие минуты тишины больше всего на свете. Он распахнул ставни своей лавки, и первые лучи солнца, пробиваясь сквозь деревянный экран, расчертили пол геометрическим узором из света и тени. Руки привычно разворачивали льняную ткань с инструментами, бережно раскладывая их в том же порядке, как это делал его отец, и дед до него.

"День, который начинается правильно, имеет шанс закончиться благополучно", — любил повторять его отец. Хотя в последнее время хороших окончаний дня становилось всё меньше.

Расул принюхался к маслам, выставленным в ряд на полке, — масло шафрана для богатых клиентов, смесь лаванды и мяты для освежения, миндальное для смягчения жёсткой бороды. Эти ароматы создавали неповторимую атмосферу его цирюльни, место, куда мужчины приходили не только привести себя в порядок, но и выговориться.

Его правая рука скользнула к кинжалу, притаившемуся среди бритв, — обсидиановый нож с изогнутым лезвием, семейная реликвия, чьим лезвием якобы когда-то перерезали пуповину самого основателя города. Расул не верил в эту историю, но клиентам она нравилась. А хороший цирюльник всегда готов порадовать клиента.

Скрип двери прервал его размышления. В проёме показалась фигура молодого подмастерья.

— Опаздываешь, Тарик, — Расул отметил растрёпанный вид мальчика. — Снова слушал уличных сказителей до поздней ночи?

— Не сказителей, господин, — запыхавшийся Тарик с трудом сдерживал возбуждение. — На Храмовой площади вчера случилось невероятное! Назир, сын инженера Акрама, выступил против верховного жреца Халида!

Расул выронил флакон с маслом, который держал в руках. Тот упал на стол.

— Против Халида? Публично? — он покачал головой, с трудом веря услышанному. — Этот молодой человек либо чрезвычайно храбр, либо сошёл с ума.

— Моя тётка была там, — продолжил Тарик, понизив голос до шёпота. — Говорит, Назир утверждал, что кристалл умирает, а жрецы это скрывают. Но Халид переиграл его, как ребенка! Убедил всех, что это просто очередное испытание, что кристалл восстановится, как и раньше.

Расул посмотрел на свой кувшин с водой — на дне едва плескалось на два-три бритья. Неприятная тяжесть угнездилась в животе. Он инстинктивно оглянулся на дверь, словно за ней могли притаиться солдаты Халида.

— Тише, мальчик. Такие разговоры доводят до беды, — он взял из рук подмастерья пустой кувшин. — Лучше сходи к Храмовому фонтану за водой. И держи язык за зубами. Просто слушай, что говорят в очереди, но сам молчи.

Когда Тарик ушёл, Расул присел на низкую скамейку и потёр колено — старая травма напоминала о себе перед каждой непогодой. Хотя какая непогода в городе, где не было дождя уже пятый месяц?

Его мысли вернулись к Назиру. Цирюльник помнил этого серьёзного молодого человека — раз в месяц тот приходил подстричь бороду. Всегда просил одно и то же — "Коротко, аккуратно, без украшений". Не любил пустых разговоров, но к ремеслу Расула относился с уважением. Однажды даже починил старый бронзовый таз, когда ручка отломилась.

Расул вздохнул. Печальная судьба ждёт юношу, осмелившегося противоречить Халиду.

Звук шагов на улице перерос в гомон множества голосов. Расул выглянул в окно и увидел необычное движение — люди спешили к центру города. Неужели опять новый указ храма? Или, не дай боги, публичное наказание?

— Эй, почтенный Фазиль! — окликнул он проходящего мимо торговца тканями. — Что стряслось?

Грузный торговец остановился, утирая пот с багрового лица краем тюрбана.

— Ты не слышал? Назир исчез! — выпалил он. — Халид отправил храмовую стражу арестовать его на рассвете, но дом пуст! Ни следа! А теперь объявили награду за его поимку! Объявили его еретиком!

— И народ поверил Халиду? — Расул не мог скрыть недоверия. — После всего, что сказал Назир о кристалле?

— Ещё как поверил! — кивнул Фазиль. — Ты бы видел, как толпа слушала его. Он говорил, и люди впитывали каждое слово. "Мы пройдём это испытание вместе", "Боги проверяют нашу веру", "Кристалл восстановится, как и прежде". Даже моя жена вернулась домой умиротворённая. "Халид не стал бы нам лгать", — сказала она. И таких, как она, много.

Фазиль поспешил дальше, а Расул остался стоять у окна, обдумывая услышанное. Мысли вихрем кружились в его голове. Если Назир сбежал, значит, он действительно верил, что кристалл умирает. Достаточно верил, чтобы рискнуть жизнью.

Скрип двери цирюльни заставил его обернуться.

— Мир этому дому и его хозяину, — произнёс вошедший, снимая запылённый тюрбан.

Перед Расулом стоял Муса, караванщик, водивший торговые обозы через западную пустыню. Его кожа, истерзанная ветрами и солнцем, напоминала древний пергамент, а в чёрной бороде серебрилась седина.

— Муса, старый разбойник! — расплылся в улыбке Расул. — Не ожидал тебя увидеть до осени!

— Времена меняются, друг мой, — Муса тяжело опустился в кресло для клиентов. — Караваны больше не ходят через западный тракт. Слишком опасно.

Расул накинул чистое полотенце на плечи караванщика.

— Как обычно? Подровнять бороду и освежить кожу?

— Да, и расскажи, что тут происходит, — Муса подозрительно осмотрелся. — Иду через рынок, а там ни души — все сбежались к Храмовой площади, как мухи на мёд. Даже торговцы побросали товар!

— О-о-о, — протянул Расул, берясь за ножницы, — тебя ждёт захватывающая история, мой друг.

Он быстро пересказал события последних дней, не упуская ни одной детали, наслаждаясь вниманием слушателя. Рассказчик из Расула был не хуже, чем цирюльник.

— Так этот молодой инженер прямо в лицо великому Халиду сказал, что кристалл умирает? — недоверчиво переспросил Муса. — Бедняга. И что с нами будет, если это правда?

Расул пожал плечами, осторожно работая ножницами вокруг уха клиента.

— Жрецы уверяют, что это лишь временное испытание, посланное богами за недостаточное рвение в молитвах. Великий Ритуал Очищения всё исправит.

— А ты сам-то веришь в это? — Муса пристально посмотрел на цирюльника.

Расул огляделся по сторонам, хотя они были одни в лавке, и ответил тихо:

— Поверю, когда увижу полные фонтаны. А пока… смотри сам.

Он указал на кувшин с мутной водой, в котором плавали частицы песка.

— Знаешь, как в караванах говорят? — сказал Муса. — Доверяй верблюду, а не карте. Животное чует воду, а карта может лгать.

— К чему ты это?

— К тому, что люди могут верить словам Халида, но их глаза видят другое, — караванщик многозначительно поднял бровь. — В пустынных поселениях уже шепчутся о конце Аль-Мадира. Говорят, скоро великий город станет ещё одной легендой, которую рассказывают у ночных костров.

Внезапно дверь распахнулась, и в цирюльню ввалился запыхавшийся Тарик. Кувшин в его руках был наполнен лишь на треть.

— Господин! — выдохнул мальчик. — На площади такое творится! Жрецы объявили Назира еретиком! А ещё… — он перевёл дыхание, — теперь воду выдают только после молитвы. Вот, — он поднял кувшин, — это всё, что я смог получить после часа стояния на коленях.

— Часа молитв за несколько глотков воды? — нахмурился Расул. — Дожили.

— Это не всё, — продолжил Тарик, понизив голос. — Люди говорят разное. Большинство верит Халиду, славит его мудрость. Толпа даже чуть не побила беднягу, который усомнился в словах верховного жреца.

— А что думают в очереди за водой? — спросил Расул, возвращаясь к стрижке Мусы.

— Там странные вещи происходят, — глаза мальчика заблестели. — Зависит от того, кто рядом. Когда поблизости храмовые стражники, все восхваляют мудрость жрецов. Но я слышал, как одна женщина шептала подруге: "Мой муж работает на водоподъёмнике. Говорит, что все плохо, а жрецы запретили ему говорить об этом".

Расул и Муса обменялись многозначительными взглядами.

В дверь снова постучали. На этот раз вошёл Хамид, помощник городского казначея, — маленький нервный человек с аккуратно подстриженной бородкой.

— Мир тебе, Расул, — поприветствовал он цирюльника. — Можно я тут присяду, переведу дух? Весь город как в лихорадке, один ты работаешь спокойно, будто ничего не случилось.

— Мир и тебе, почтенный Хамид, — ответил Расул, указывая на свободное кресло. — Присаживайся. Я закончу с достопочтенным Мусой, и примусь за тебя. А пока расскажи, что слышно во дворце правителя? Как наш благословенный эмир реагирует на происходящее?

Хамид опустился в кресло и понизил голос:

— Да что этот эмир. Кто вообще помнит, что у нас есть эмир? Эмир болен. Уже неделю не покидает своих покоев. Уже месяц или два не выходит из дома. Некоторые шепчутся, что это не болезнь, а нежелание принимать решения.

— Или нежелание противоречить Халиду, — заметил Муса, пока Тарик смачивал его бороду маслом.

— Именно так, — кивнул Хамид, нервно теребя край своего одеяния. — Власть фактически перешла к Храму, и уже давно. А тем временем в сокровищнице странные вещи творятся. Вчера под покровом ночи вынесли три сундука с драгоценностями. Я видел это собственными глазами, но когда спросил главного казначея, тот сделал вид, что ничего не знает.

Расул замер с ножницами в руке.

— Ты уверен, что это были сокровища? — спросил он тихо.

— Тише! — Хамид испуганно оглянулся. — Давай не будем развивать тему. За такое можно лишиться языка. Но… да, я уверен. Сундуки были из тех, что хранятся в дальней комнате сокровищницы, куда даже главный казначей заходит только в особых случаях.

Муса хмыкнул.

— Значит, жрецы готовятся к худшему, — он покачал головой. — Заметьте, не к спасению города, а к спасению сокровищ.

— Если храм уносит ценности, — медленно произнёс Расул, — значит, они не верят, что кристалл восстановится.

— А народу рассказывают о великом испытании веры, — кивнул Хамид. — И что самое удивительное — люди верят. Моя собственная жена сегодня сказала мне: "Всё будет хорошо, ведь Халид обещал".

— Верят или нет, но они опечатали два зернохранилища, — добавил Хамид, переходя на шёпот. — Официально — для учёта запасов. Но стражники там не городские, а храмовые. И внутрь никого не пускают.

— Это возмутительно! — не сдержался Расул. — Использовать общие запасы как личную собственность!

— Осторожнее со словами, друг мой, — предупредил Муса.

Дверь снова распахнулась. На пороге стоял Фазиль, тот самый торговец тканями, который недавно спешил на площадь.

— Новости с площади! — выпалил он с порога. — Халид только что объявил, что Назир не просто еретик — он вор! Якобы украл какой-то священный артефакт из Храма! Награду за его поимку увеличили до ста серебряных монет!

— Чего именно он якобы украл? — спросил Хамид, приподнимая бровь.

— Какую-то реликвию, — ответил Фазиль, переводя дыхание. — Точно не сказали, но намекнули, что это что-то, что могло бы помочь в восстановлении кристалла.

Хамид фыркнул.

— Какая наглая ложь. Каждый, кто знал Назира, скажет, что он — последний человек в городе, способный на воровство.

— Но теперь Халид знает что сказать, если кристалл не заработает. А еще есть повод отправить храмовую стражу в любой дом под предлогом поиска этой штуки, — заметил Муса.

— И толпа охотно ему поверила, — добавил Фазиль с горечью. — Моя собственная дочь пришла с площади в слезах: "Как мог Назир предать нас? Украсть наше спасение?". Я пытался объяснить ей, что это, скорее всего, неправда, но она смотрела на меня как на безумца. "Почему тогда он сбежал?", — спрашивала она. И что я мог ответить?

Расул отложил ножницы и погладил свою собственную бороду, как делал всегда, когда глубоко задумывался.

— Что-то не сходится в этой истории, — произнёс он. — Если кристалл действительно умирает, почему Халид просто не скажет об этом? Почему бы не начать готовить город к неизбежному?

— Потому что тогда рухнет вся система, — тихо ответил Хамид. — Власть жрецов держится на вере в то, что они — единственные, кому боги даровали силу поддерживать кристалл. Если люди узнают, что жрецы бессильны перед угасанием кристалла, вся их власть, всё их положение в обществе, всё их богатство — всё исчезнет в один миг.

Он не закончил фразу, но все поняли смысл.

Мастерская цирюльника постепенно наполнялась людьми. Один за другим заходили горожане — кто-то действительно нуждался в услугах брадобрея, но большинство приходило за новостями и возможностью свободно обсудить происходящее. Расул едва успевал обслуживать клиентов, одновременно поддерживая разговор.

— Говорят, Халид приказал заковать Назира в кандалы для публичного покаяния, — шептал он, нанося масло на бороду очередного клиента. — Но тот каким-то образом узнал и сбежал! Теперь жрецы перекрыли все колодцы — воду выдают только после молитв. Как по мне, так с каждым днём всё больше разумных людей начинают сомневаться, хотя вслух никто не осмеливается это признать…

К полудню лавка цирюльника превратилась в настоящий базар. Здесь были и убеждённые сторонники жрецов, и скептики, сомневающиеся в словах Халида, и просто напуганные люди, не знающие, что думать.

— Мой зять — истинно верующий, — рассказывал один из купцов, пока Расул подравнивал его усы. — Стоит на коленях часами, славит мудрость Халида. Говорит, что мы не должны сомневаться ни на миг. А я смотрю, как моя лавка пустеет, как прилавки на рынке становятся всё беднее, и думаю: может, стоит готовиться к худшему?

— Если бы кристалл действительно умирал, разве стал бы Назир бежать? — горячился другой спорщик. — Он бы остался и боролся за правду!

— Ты бы тоже бежал, если бы за твою голову предлагали сто серебряных, — парировал третий.

— А что, если он ищет другой кристалл? — предположил четвёртый. — Говорят, древние тексты упоминают целые месторождения кристаллов где-то в глубинах пустыни.

— Бабьи сказки, — отмахнулся пятый. — Никаких других кристаллов нет и никогда не было. Халид прав — нам нужно просто молиться усерднее, и боги смилостивятся.

— Может, он и прав, этот Назир, — вмешался седобородый ткач, дожидавшийся своей очереди. — Может, кристалл и правда умирает. Только вот… кто ж так разговаривает с народом?

Он смахнул с колена пёрышко и продолжил:

— Говорит про свои диаграммы, про числа, как будто мы тут все Академии заканчивали. А Халид вышел, руки к небу, да сказал: «Испытание! Надо верить!» — вот народ и закивал. Простенько, душевно. Понять можно.

Расул внимательно слушал, не вмешиваясь, только изредка подкидывая в разговор новую информацию, как масло в огонь. Он давно заметил удивительную особенность — люди охотнее делились секретами с тем, кто держал острый инструмент у их горла.

К вечеру, когда последние клиенты разошлись, Расул сел записывать события дня в свой дневник — маленькую кожаную книжечку, которую хранил в потайном ящике стола. Он не знал, зачем ведёт эти записи. Может быть, чтобы когда-нибудь рассказать внукам, как изменился Аль-Мадир в дни великого кризиса. Если, конечно, у города будет будущее…

"14-й день месяца Сафар, год 478 от Великого Дара," — написал он.

_"Город похож на человека, внезапно осознавшего собственную смертность. Одни впадают в отчаяние, другие цепляются за любую надежду, третьи делают вид, что ничего не происходит.

_Что удивительно — после выступления Халида большинство обычных людей поверили ему, а не Назиру.

_Но образованные, думающие люди — те, кто приходят в мою лавку, — всё чаще задают неудобные вопросы.

_Халид, конечно, искусный оратор. Он знает, как управлять толпой. Но даже его красноречие не может заполнить пустые фонтаны или накормить голодных детей.

_Интересно, куда направился Назир?

Что меня больше всего тревожит — это тайные приготовления жрецов. Зачем опечатывать зернохранилища? Куда исчезают сокровища из казны? Почему эмир молчит? Слишком много вопросов и слишком мало ответов.

Завтра, говорят, Халид проведёт великий ритуал очищения. Все жители должны присутствовать. Я схожу. Буду внимательно смотреть на лица жрецов во время ритуала. Их глаза скажут больше, чем все их речи"._

Расул закрыл дневник и спрятал его. Затем медленно обошёл мастерскую, гася масляные лампы. В последней, которую он оставил гореть возле своей постели, пламя было слабым, почти прозрачным — масло заканчивалось.

"Как символично," — подумал он. — "Всё угасает в нашем городе — свет, вода…"

Город засыпал, постепенно успокаиваясь после бурного дня. Завтра всё вернётся в привычное русло — люди будут молиться о возрождении кристалла, стоять в очередях за водой, шептаться о беглом еретике. Жизнь продолжится, пусть и под тенью неизбежного.