Собиратель воды

Глава 11. Голос в пустыне

Время давно перевалило за полночь, но сон не шёл к Мансуру. В четвёртый раз за эту неделю он сидел, скрестив ноги, склонившись над картами, разложенными перед ним в тусклом свете масляной лампы. Его глаза горели от бессонницы, а в висках пульсировала уже привычная боль — его постоянный спутник, усиливающийся с каждой неудачей, с каждым перечёркнутым на карте источником.

Тонкие пальцы, некогда безупречно ухоженные, теперь были покрыты мозолями и сухими трещинами, а под ногтями въелась пустынная пыль, которую невозможно было вымыть скудными запасами воды. Каждый вечер он смазывал руки специальным бальзамом, но пустыня была беспощадна ко всем, даже к тем, кто считал себя её хозяевами.

Тук-тук-тук. Мансур медленно постукивал угольным карандашом по карте, глядя на отметку, где был обозначен последний источник. Рядом стояли его пометки, выполненные аккуратным, геометрически правильным почерком:

"Источник № 4. Координаты: 32°15′ с.ш., 44°23′ в.д. Предполагаемый объём: 800-1000 кубометров. Глубина залегания: 4–6 метров."

Рядом — более поздняя запись, сделанная размашистым, нервным почерком, на бумаге, где чернила местами были размазаны каплями пота:

"ИСЧЕРПАН. Фактический объём: 350 куб.м. Глубина: 8,2 м. Высокое содержание минералов. Непригоден для длительного использования с нашим оборудованием."

Мансур медленно провёл чертой по отметке на карте, перечёркивая её. Чернильный крест казался погребальным знаком для очередной надежды. Четвёртая неудача подряд. Четвёртый раз, когда реальность издевательски отказывалась соответствовать даже самым пессимистичным прогнозам.

Головная боль внезапно усилилась, словно кто-то вонзил раскалённую спицу в его висок. Мансур прижал ладонь к пульсирующей точке, поморщившись от боли. Эти приступы становились всё сильнее и чаще. Как будто его собственное тело восставало против его решений, отказывалось следовать за его разумом.

"Ты опять ошибся", — произнёс голос в его голове. Голос, которого там быть не должно. Насмешливый, вкрадчивый голос, мучивший его в последние бессонные ночи. "Не такой уж ты и гений, как думаешь. Не такой уж и спаситель."

— Заткнись, — прошипел Мансур в пустоту шатра. Никто не должен был слышать, как он разговаривает сам с собой. Никто не должен был знать, что великий лидер Детей свободы ведёт беседы с призраками в своей голове.

Он бросил взгляд на импровизированный водный компас, жалкую конструкцию из двух металлических палочек, бесполезную без кристаллического сердца — постыдную пародию на то совершенное устройство, что было у племени кочевников. У Назира.

В памяти всплыло лицо другого инженера — спокойное, с внимательными глазами, в которых не было ни злобы, ни высокомерия. Просто непоколебимая уверенность. И этот проклятый водный компас в его руках — настоящее сокровище пустыни, способное безошибочно находить скрытые под песками источники воды.

Воспоминание вызвало приступ такой удушающей ярости, что на мгновение перед глазами всё потемнело.

"Ты должен был убить его", — снова прошептал голос. "Убить их всех и забрать компас. Приказать Тариму и его людям перерезать им глотки. Что стоят их жизни по сравнению с жизнями твоих последователей? С доверием, которое они оказали тебе?"

— Я пытался действовать рационально, — пробормотал Мансур, потирая виски. — Мы могли договориться.

"Рационально?" — голос стал отчётливее, словно собеседник придвинулся ближе. "Человек, который называет себя истинным рационалистом, должен понимать — иногда насилие это самый логичный выбор. Самый рациональный."

Мансур попытался сосредоточиться на картах, но строчки расплывались перед глазами. Бессонные ночи делали своё дело. Как давно он нормально спал? Три, четыре дня назад? А может, неделю? Границы между днями стали размытыми, особенно когда ночи превратились в бесконечные часы размышлений, самобичевания и этих… разговоров с самим собой.

"Не с самим собой", — поправил голос. "Со своим разумом. С той частью тебя, которая не боится правды".

Мансур потянулся к флакону с каплями, которые Фарид дал ему против головной боли. Ещё три капли в стакан с водой — больше, чем рекомендовано, но сейчас ему нужна ясность мысли любой ценой.

Пока он размешивал капли в воде кончиком пальца, перед глазами вновь возник образ Назира и его племени. Назир со своим компасом и эта женщина, предводительница, с глазами, холодными как пустынная ночь. Как он мог так ошибиться? Как мог позволить сантиментам взять верх над здравым смыслом? Он думал, что сможет убедить Назира присоединиться к ним, передать им свои знания и технологии добровольно. Какая наивность! Словно разумный человек мог предпочесть племя грабителей обществу, основанному на логике и знаниях.

"Если бы у нас был этот компас…" — в который раз подумал Мансур, и эта мысль была как незаживающая рана, которую он постоянно бередил. С таким устройством они бы безошибочно находили подземные воды, не полагаясь на неточные карты и сомнительные сведения караванщиков. Они бы не истощали силы и запасы на бесплодные переходы. Не теряли бы людей от жажды и болезней.

Но сейчас этот компас неизвестно где, в руках кочевников, которые затерялись среди бескрайних песков. Попытка найти их равносильна поиску конкретного зёрнышка песка в пустыне.

"Ещё одна моя ошибка", — признал Мансур с горечью. — "Чудовищная, непростительная ошибка".

"И не первая", — напомнил голос с интонацией, ужасающе похожей на голос Назира, хотя Мансур знал, что это невозможно. "Вспомни Кафр-Зулам. Вспомни, что ты сделал с ними".

Мансур непроизвольно зажмурился, но это лишь позволило воспоминаниям нахлынуть с новой силой. Он снова стоял на площади, его голос гремел над толпой: "КАЖДЫЙ ИЗ НАС — САМ СЕБЕ БОГ!"

Первый камень, летящий в храмовые витражи. Треск дерева, звон разбитого стекла. Языки пламени, пожирающие деревянные двери храма. Крики, вопли, мольбы. И он в центре хаоса, спокойный, словно глаз бури…

— Довольно, — прошептал Мансур, открывая глаза. Головная боль превратилась в пульсирующий комок огня позади левого глаза. — Это был необходимый переходный период. Так бывает при любой революции.

"Скажи это детям, которые сгорели в пожарах", — голос изменился, став ниже и глубже, с оттенком отвращения. "Скажи это старикам, которых забили камнями за то, что они продолжали молиться своим богам".

— Я не хотел этого, — выдохнул Мансур. — Я хотел только правды. Только свободы.

"Любой фанатик так говорит".

— Я не фанатик! — Мансур резко поднялся, опрокинув стакан с водой. Драгоценная жидкость впиталась в сухой песчаный пол шатра.

— Я рационалист! — выкрикнул он. — Я основываюсь на фактах, на знаниях, на расчётах!

На мгновение наступила тишина. А потом…

Смех.

Сперва тихий, как скрип открывающейся двери. Потом громче. Резче. Истеричнее.

«Погрешность…» — захрипел голос, будто не мог отдышаться от собственной веселости. — «Ты забыл про погрешность!»

Мансур замер. А голос продолжал.

«Погрешность!» — выкрикнул он, почти визжа. — «Ты, инженер, забыл про погрешность! Как школьник!»

Смех снова захлестнул его. Звонкий, ломающийся, словно его издавал кто-то на грани безумия — или веселья, которое слишком близко к истерике.

«Погрешность, погрешность, погрешность!» — повторял он, будто сломанная машина. — «Забыл! Ты забыл! Построил модель мира, не заложив в неё сомнение! Инженер, который не учёл допуск! Который не перепроверил исходные данные!»

Мансур прижал руки к вискам.

— Заткнись… — выдохнул он.

«А может, ты не забыл? Может, ты просто не хотел знать? Потому что если ввести погрешность — всё разваливается, да? Твои карты, твои источники, твои расчёты… всё!»

Смех стих, сменившись ядовитым шёпотом.

«Ты не рассчитал только одно. Ты не предусмотрел, что инструмент — может быть непригоден. Что карты могут врать. Что данные, на которых ты стоишь, как на пьедестале, — пустые. Пыль. Иллюзия знания.»

Мансур опустился на колени перед картой, его пальцы дрожали.

И вдруг — тишина. Настоящая, плотная. А затем — ясная, чужая, почти равнодушная мысль:

«Карты. Проблема в самих картах.»

Карты, которыми он пользовался, были составлены в Кафр-Зуламе на основе отчётов караванщиков, записей в городских архивах, свидетельств путешественников. Это были карты, основанные на слухах, на приблизительных оценках, на измерениях сделанных многие десятилетия назад.

И сейчас, когда точность была вопросом жизни и смерти, эти карты оказались недостаточно надёжными.

"Нам нужен другой инструмент", — подумал Мансур. — "С меньшей погрешностью".

"Компас", — прошептал голос. — "Нам нужен водный компас".

Мансур кивнул, соглашаясь со своим невидимым собеседником. Да, им нужен компас. Подобный тому, что был у Назира. Идеальный инструмент для поиска воды в пустыне. С таким компасом сейчас всё было бы иначе — они бы уже нашли постоянный источник, обустроили новое поселение, наладили систему водоснабжения и фильтрации.

"Но как его получить?"

Мансур начал лихорадочно перебирать варианты, его мысли скакали, как песчаные блохи. Найти племя Назира? Невозможно — они растворились в пустыне, словно мираж. Создать собственный компас? Для этого нужен кристалл. Где взять такой?

Головная боль вновь вспыхнула с ослепительной силой, выжигая все мысли. Мансур упал на колени, зажимая голову руками, едва сдерживая крик. Перед глазами проносились образы — пламя, пожирающее храм Кафр-Зулама; бегущие люди; тела, распростёртые на площади; сверкающие лезвия ножей; крики детей и женщин; а посреди всего этого — он сам, спокойный, бесстрастный, наблюдающий.

И вдруг — выжженная пустыня, караван измученных людей, бредущих по раскалённым пескам. Его люди. Дети плачут, старики падают, не в силах идти дальше. И в центре этого ада — он сам, Мансур, одинокая фигура, спокойный, бесстрастный, наблюдающий, указывающая путь вперёд, к горизонту, где нет ничего, кроме песка и неба.

"Это наше будущее", — произнес голос, теперь похожий на его собственный, но более глубокий, более мрачный. — "Если ты ничего не изменишь".

— НЕТ! — закричал Мансур, уже не заботясь о том, что его могут услышать. — Я не допущу этого! Я найду выход!

Он рухнул на пол, прижавшись лбом к прохладному песку. Расплавленное железо боли в голове медленно остывало, сменяясь тупым пульсирующим эхом.

"Есть только один способ", — прошептал голос, сейчас почти нежный. — "Ты знаешь, где найти кристалл. Ты всегда знал".

Мансур медленно поднял голову. Его взгляд упал на карту, лежащую на столе. На отметку одного из городов. Не самый крупный на карте, но известный своими технологиями водоснабжения, своей инженерной школой. И, что особенно важно, относительно близкий — всего в двух неделях пути от их текущего положения, если идти быстрым маршем.

"Да", — согласился голос. — "Там. Он у них есть. В храме. Еле живой, но разве нам много надо. И ты возьмёшь его. Как должен был взять компас у Назира".

Название города показалось Мансуру смутно знакомым, хотя он был уверен, что никогда не бывал там.

Мансур медленно поднялся, его ноги дрожали от истощения, но в разуме вдруг наступила неожиданная ясность. Да, это ответ. Город. В нём есть кристалл. В нём есть технологии. В нём есть знания, необходимые для создания водного компаса.

"И люди", — добавил голос. — "Недовольные, разочарованные люди, готовые слушать новые идеи, следовать за новым лидером. Идеальная аудитория для твоих речей".

Мансур вспомнил своё выступление на площади Кафр-Зулама, пламенную речь против жрецов, против лжи и манипуляций. Вспомнил лица людей — сначала недоверчивые, потом внимательные, затем загоревшиеся гневом и решимостью.

Это был его звёздный час. Момент, когда его слова изменили ход истории города. Момент, когда он почувствовал настоящую власть — не власть оружия или денег, а власть идей, способных зажечь сердца людей.

"Ты мог бы сделать то же самое в этом городе", — прошептал голос, и от этих слов сердце Мансура забилось быстрее. — "Открыть людям глаза. Освободить их от тирании жрецов. Создать новое общество — больше, сильнее, чем то, что у нас есть сейчас".

Но тут же пришло отрезвляющее воспоминание о том, что последовало за его триумфом на площади. Хаос. Насилие. Пожары. Суды и казни, которые быстро вышли из-под контроля. Анархия, поглотившая город, подобно пламени, пожирающему сухое дерево.

Мансур покачнулся, словно от физического удара. В глазах снова потемнело, но на этот раз не от боли, а от осознания. Что, если то же самое повторится в новом городе? Что, если его слова снова станут искрой, которая разожжёт пожар насилия?

"Ты сделаешь всё иначе", — быстро сказал голос, словно уловив его сомнения. — "Ты усвоил урок. Ты будешь осторожнее. Умнее. Ты возьмёшь только то, что нужно — кристаллы, знания, технологии. Ты убедишь только тех, кого нужно убедить".

Мансур медленно подошёл к маленькому зеркалу, висевшему на столбе шатра — редкая роскошь, которую он позволял себе, считая необходимой для поддержания своего образа лидера. В тусклом свете лампы он едва узнал себя — изнурённое лицо с запавшими глазами и заострившимися скулами, кожа, покрытая сеткой мелких морщин, первые нити седины в чёрной бороде.

Но глаза… глаза остались прежними. Тёмные, пронзительные, полные решимости и интеллекта. Глаза, которые могли заставить людей слушать, верить, следовать за ним.

"Ты справишься", — сказал голос с неожиданной уверенностью. — "Ты всегда справляешься".

Мансур кивнул своему отражению, словно заключая сделку с самим собой. Да, он справится. Он поведёт своих людей в этот город. Он добудет кристаллы для водного компаса. Он найдёт новых последователей. Он построит новое общество — на этот раз правильно, без ошибок, без насилия.

"А если понадобится насилие?" — спросил голос с внезапной резкостью.

Мансур замер, осознавая, что наступил момент истины, момент решения, от которого зависел весь его дальнейший путь.

— Если понадобится, — тихо сказал он после долгой паузы, — я сделаю то, что необходимо. Ради всех нас.

"Вот и хорошо", — голос стал совсем тихим, почти неразличимым, словно растворяясь в предрассветной тишине. — "Вот и хорошо".

Снаружи послышались первые звуки пробуждающегося лагеря. Мансур глубоко вдохнул, сосредотачиваясь. Время сомнений прошло. Время чувств и терзаний закончилось. Теперь оставалось только действовать.

Он ещё раз взглянул на карту, на обозначенный на ней город.

"Там наше спасение", — решил он. — "Там мы найдём всё необходимое — воду, пищу, инструменты, кристаллы для компаса. И, может быть, новых последователей для нашего дела".

Мансур собрал карты, сложил их аккуратной стопкой. Его движения были чёткими, уверенными — такими, какими они должны быть у лидера.

Выходя из шатра в рассветное марево пустыни, он уже знал, что скажет совету. Как убедит их. Как поведёт за собой.

Как всегда.

--

Совет собрался в большом общем шатре, куда солнечный свет проникал сквозь потрёпанную ткань узорчатыми пятнами. Воздух внутри был спёртым и тяжёлым. Члены совета расположились на потёртых коврах, образуя круг — уставшие лица, напряжённые плечи, затаённый страх в глазах.

Тарим, капитан стражи, подтянутый даже в условиях пустынного истощения. Лейла, бывший младший жрец храма Кафр-Зулама, с поджатыми в едва заметном недовольстве губами. Хаким, старый учитель, чей летописный свиток становился всё тоньше — бумага была на исходе, как и многое другое. Фарид, врач, под глазами которого залегли тёмные круги от бессонных ночей у постелей больных. Сами, главный механик, с руками, покрытыми шрамами и ожогами от бесконечных ремонтов оборудования.

Когда Мансур вошёл в шатёр, все разговоры стихли. Он ощутил их взгляды — испытующие, полные надежды и сомнений одновременно. Головная боль, мучившая его ночью, отступила, оставив после себя странную лёгкость, граничащую с эйфорией.

Мансур расстелил карту на низком столе в центре круга одним плавным, уверенным движением. Это был жест человека, знающего, что он делает. Человека, вновь нашедшего свой путь.

— Благодарю всех за то, что пришли, — начал он голосом, в котором не было ни тени сомнения или усталости. — Ситуация требует немедленных действий.

Он смотрел на них поверх карты — не как проситель, но как командир, оценивающий свои войска перед решающим боем.

— Оазис Трёх Скал занят, — продолжил он, указывая на отметку на карте. — Тридцать-сорок человек, укрепления, вооружённая охрана. Они контролируют стабильный источник воды.

— Мы могли бы договориться, — начала Лейла, — предложить наши навыки в обмен на—

— Нет, — оборвал её Мансур одним словом, жёстким как удар хлыста. — Временные меры больше не решат наших проблем. Источник недостаточно велик для двух общин.

— Тогда, может, силой? — подал голос Тарим. — У нас численное превосходство.

— И мы потеряем людей, — возразил Фарид, повторяя вечный цикл их дискуссий.

Мансур ощутил, как внутри нарастает тёмное раздражение. Все те же аргументы, все те же бесконечные круги. Они обсуждали одно и то же при каждом источнике, каждом поселении. Компромисс или конфликт. И ни один вариант не приводил к настоящему решению.

— Хватит, — произнёс он с тихой силой, заставившей всех замолчать. — Хватит полумер. Хватит временных решений. Хватит выживать день за днём, от одного пересыхающего колодца к другому.

Он выпрямился, и словно тень прежнего Мансура, того, кто стоял на площади Кафр-Зулама и зажигал сердца людей, легла на его лицо.

— У меня есть решение, — его голос звучал с гипнотической убедительностью. — Настоящее решение. Не компромисс, не сделка, не очередной бой за скудную лужу. Решение, которое даст нам всё, что нам нужно.

Они смотрели на него выжидающе, завороженно. Как раньше. Как когда он впервые говорил им о новом мире, основанном на разуме, а не на суевериях.

— Что за решение? — спросил Хаким, подавшись вперёд.

Мансур подошел к карте и положил палец на одну точку. Жест был спокойным, но финальным, как удар судьи, выносящего приговор.

— Этот город, — произнес он, и его голос был тих, почти интимен. — У них есть кристалл. У них есть технологии. У них есть всё, что нам нужно.

Тишина стала абсолютной. Лейла первой поняла, ее лицо застыло в безмолвном осознании.

— Какой город? — спросил наконец Тарим — Я не вижу отсюда.

Мансур поднял глаза от карты. Улыбка, едва заметная, тронула его губы.

— Аль-Мадир, — произнес он.

Выражения на лицах менялись от недоумения к пониманию, от понимания к тревоге.

— После Кафр-Зулама… — начала Лейла, но не закончила фразу.

— На этот раз всё будет иначе, — отрезал Мансур. — Я знаю, что делаю. Мы выступаем через два дня.

Это не было предложением. Никто не возразил.

Когда все вышли, Мансур остался стоять над картой, его палец всё еще касался точки, обозначавшей Аль-Мадир. Улыбка исчезла, взгляд стал отрешенным, словно он видел перед собой не карту, а реальный город.

"Никаких ошибок в этот раз," — прошептал голос в его голове.

— Да, — ответил Мансур в пустоту шатра. — Никаких ошибок.

За стенами шатра лагерь наполнялся новой энергией. Люди снова обрели надежду.