Несестра

Вместо побудки — тревога. Фанфары кричат на разрыв, заходится боем колокол. Сотни тел бездумно и споро готовятся исполнять гражданский долг. Привычно: рубаха-штаны-пояс-сапоги-куртка. Пояс с оружием. На все — минута. Бегом через оружейную, построение на плацу… Префект — руки сложены за спиной, морда каменная — меряет взглядом часы на венчающей Училище башне. Факелы дают достаточно света, чтобы различить секунды. Разумеется, норма будет исполнена с запасом, а что дальше — зависит от начальства. То ли:

— Неплохо управились… Благодарю!

И — марш досыпать!

То ли ночной бросок на два десятка миль. Тоже привычно. Так почему души полощет, как белье на стиральной мельнице? Вот и плац. Из брусчатки — искры! Тяжелая пехота не легкая, сапоги не уширены — по торфяникам ходить, зато на подошвы набиты стальные пластинки. И гвоздей — по семь десятков в сапоге! Префект, за спиной троица трибунов, синеющие от натуги корникулярии… Смотрит не поверх голов, в глаза. Острый взгляд режет сердца пониманием: тревога не учебная. Спокойные, неторопливые слова:

— Сигнал с побережья: пользуясь дурной погодой, бандформирование преодолело Барьер, идет на Лландиврдуи. На перехват успеваем только мы…

Дальше — бег по предутренней тьме, лязг оружия, подбадривающие выкрики командиров. Все так же, как на учебе, и дорога та же… только на этот раз всё всерьез. Префект бежит рядом, пешком, как все. Мелькает в сумраке белое пятно венчающего шлем султана. Отличие: единственное послабление, которое себе позволяет Ангарат Флавия Августиниана во время бросков учебных — бежать с непокрытой головой. Теперь… помоги ей, Господи: в городе у нее шестеро детей, не доросших до опоясывания. Помоги, Господи, мужу ее, если вернется живой с моря — его корабль часть Барьера, и, значит, в высадке варваров виноват он. "Не он один…", "он тоже…" — не извинение. Она доли вины циркулем мерить не будет. Она такая!

— Девочки, скорей! Скорей! Вы дочери Империи, или кто?

Дочери Империи…

Что они помнят — самое первое?

Холод. Если Империя — мать, то повитухи Флот да Почта. Колыбельки — рядком. На корабле качает море, в повозке — веревочная рессора. Кричи, не кричи — пока кормилица не решит, что пора, молока не дождешься. Много вас у нее… Много! Даже у римлян когда-то был обычай — как женщина родит ребенка, подносит его главе семейства. Чтоб решил: нужен семье лишний рот или нет. Если не нужен — младенчика отнесут на перекресток, там и бросят. Вдруг кто подберет? И несли. Обычно девочек. Варвары поступали — и продолжают поступать — так же. У норгов, например, больше двух дочерей в семье не держат. Вот сыновей-воинов — сколько угодно!

Первый Рим обычай почитал цивилизованным. Второй Рим — терпел. Третий решил попросту забирать детей себе. Кормить, поить, растить. Дать шанс… Сумеют ли стать кем-то — их забота. А еще стали забирать ненужных детей у варваров. Дешево, а девок совсем за бесценок. Как шутят в Империи — уж девочку-то может себе позволить каждый.

Они получают общую фамилию и общее прозвище: Флавий Августиниан мальчики, Флавия Августиниана девочки. Так принято — да и сирот меньше обижают, когда за их слабенькими спинами маячит тень императрицы. Потом — ясли, школа. Училище: прежде, чем бросить в бой, три года учат убивать и не умирать. Увы, сейчас в бой бегут недоучки.

В одной колонне — черноволосые красавицы с прямым носом — ожившие профили с античных ваз, русые-курносые-круглолицые синеглазки, что не украсят славянские селения, рыжие-зеленоглазые проказницы — те, от кого отказались здесь, в Валентии. Есть и такие же как Ангарат: белобрысые, с тяжелым подбородком — этих привез Флот, из разбойничьей Норвегии. Теперь — все римлянки, и точка! Смуглянок, от которых отказались в песках Сахары, горбоносых карфагенянок, да просто тех, кто поздновато дорос до тележной оси, направляют в другие училища: легкая пехота, конница, боевые машины… Тяжелая пехота — гром-девки. Рост, стать, сила. Нужно таскать на себе поддоспешник, кольчугу, зерцало, шлем, копье, ростовый лук, колчан со стрелами, окованный железом щит, равно округлый со всех сторон, клевец — лучше не один, булаву, дротики, лопатку… Легионеры Цезаря звали себя мулами. Дочери Империи, которых судьба занесла в ряды тяжелой пехоты — кобылы ломовой породы.

Правда, кобылам иногда жеребцы положены, а девочки обходятся. Вот оно, христианское милосердие! Что говорят простые римлянки? Что женщин в стране и так больше, чем мужчин, а за казенный счет со стороны тащат! Бытие определяет нравы — до восемнадцати лет ни-ни, гражданка ты прирожденная или дочь республики. Соседки придавят. Ножку показать не смей, шею открыть не смей… А за то, что тебя выкормили сытно, выучили грамоте, счету, языкам — отслужи! Тогда тебе и гражданство, и право купить дом в том городе, который пишется с большой буквы: Город. Три года училища, три года активной службы. Выжила — гражданка, но без гроша, своего — что надето. Голову сложила… жаль, но оплачут только соседки по строю. Почётная отставка — это через десять лет. Освобождение от налогов и телесных наказаний, кольцо с печатью, доля в хорошем деле или поместье. И — можно, наконец, замуж!

Грохочут сапоги будущих невестушек… останутся живы — нарасхват пойдут. Сильные, умные, при деньгах. Красавицы…кому морду не посекло. Выйдет такая на улицу, волосы распустит — все мальчики ее. Так Ангарат мужа нашла… ну и что, что на пять лет моложе? Ангарат — девять лет службы, Университет, свадьба — и снова служба, наставницей в училище. Росли чины: центенарий, трибун, префект. Ангарат, несмотря на годы, считает себя неотразимой, и права. В третьем Риме эталон женской красоты включает способность пробежать десяток миль и не помереть на финише…

Тяжело девочкам бежать, тяжело. Женщине вообще трудно нести воинскую службу, слабей они… но тут дочерям империи чуть легче. Они сильные. Слабые — не пережили возки, холода, их животы не приняли козьего молока. Выживших с мала приучают к кольчуге, мечу, копью и луку, а учебное оружие не в пример увесистей боевого… Но впереди — их первый бой, и привычная экипировка втройне тяжелей.

На холмах взлетают факелы. Враг впереди! Колонна разворачивается в боевой строй. Сначала луки, потом, как враг подойдет, дротики. Потом — щит к щиту, копье в копье. А женщины, как ни крути, слабее мужчин… Ничего. Строй стоит не силой одного бойца.

Так думала префект Ангарат. Почти не ошиблась. Строй стоял мертво, умывался кровью, отбивая атаки, девочки из задних рядов становились на место павших… Грабителям-норгам тоже пришлось несладко. Все, кто грыз край щита до пены на губах, бросался вперед в одиночку — полегли. Да и стена щитов поредела. Взошедшее солнце осветило две тонкие шеренги. Без резерва за спиной. С вождями — в линии.

Солнце превратило стоящих напротив — руку протяни — врагов из ночных демонов в людей. Людей, которые знают, что единственный надежный способ выжить — это победить.

Еще одна стычка. Ангарат не повезло с противником… слишком ловок, слишком умел. Ее щит расколот, меч отбит древком булавы. Сейчас меч ударит… Падет не одна Ангарат Флавия, падет весь строй Дочерей. Позади — никого. Норманнская ярость захлестнет волной — и живых еще девочек, и укрытый их спинами город. Привыкли там к мирной жизни, стен не построили. Успеют ли поднять ополчение?

Враг медлит, рука с мечом опускается. Открылся. Ударить! Увы, левая висит тряпкой, в правой предательская дрожь, еле меч держит. А враг говорит — рокочет, словно камни ворочает. Языкам врагов дочерей империи учат неплохо, слова понятны. Каждое по отдельности. Вместе — нет.

— У тебя лицо моей матери.

Ангара молчит. В левой руке просыпается боль, в правой — сила. Еще чуть… Пасть или победить!

— У меня было две сестры, — говорит варвар, — но одну забрала оспа, другую набег… А боги дарят третью! Посмотри на меня… Мы одной крови. Иди с нами!

Улыбается… Меч входит пониже улыбки, между воротом кольчуги и ремешком шлема.

— Моя мать — Рим, — шепчет Ангарат Флавия.

Дочь Республики делает первый в этом бою шаг вперед — по телу того, кто мог бы быть ее братом. Если…

Загрузка...