Письмо магистра Амвросия

Другая сказка в это время только нарождалась.


Через бурные воды Океана уже шло обычное торговое судёнышко, на борту которого в почтовой кожаной сумке путешествовало письмо.


«Амвросий Аврелий, магистр коллегии медиков цивитата Моридун, провинция Валентия — сиятельному Сигерику, комиту процветающей Мериды, шлёт приветствия и почтение.

Да будет ведомо твоему сиятельству, что в нашем хранимом Господом городе случилось прелюбопытное и редкое событие. В начале июня явилась в город девица, происходящая из народа холмов, коий доселе многие почитали то ли сказкой, то ли искажёнными пересказами о временах весьма отдалённых. Тем не менее, деву сию я узрел собственными глазами, и убедился, что она не является поддельной диковиной, на которые плебеи столь охотно глазеют на ярмарках, но является действительно крайне отличающимся от прочих людей своей наружностью наделённым бессмертной душой живым смертным существом, то есть, в определении преосвященного Исидора Севильского, истинной монстрой, подобной описанным им антиподам или блеммиям, что делают набеги на южные области Египта.

Монстра сия оказалась в меру общительна, благонравна и не чужда наукам и искусствам, а потому согласилась побеседовать с избранными медиками, коих я тщательно отобрал, и позволила нам себя осмотреть.

С Божьей помощью я исследовал её со всем тщанием, какого требует наука о природе вещей. Сия дева, именующая себя Флавия Немайн, есть действительно существо иного рода, коего сказители британской древности именовали сидами. И есть она не из числа мелкой да проказливой черни сего народа, но, по всей видимости, одна из Старших сидов — тех, кого в языческой древности глупцы принимали за богов.

Внешний её облик, хоть и приятен глазу, обманчив. Ибо хотя сложен он по подобию обычной юной летами человеческой девы, но отличен ясными, хорошо различимыми чертами. Самой заметной из сих черт являются подвижные, как бы жеребячьи уши. Ушные раковины длинные, заострённые, хрящ необычайно упруг и твёрд. Сие не есть уродство, но совершенное иное устройство, обостряющее слух до пределов, недоступных человеку, дабы слышать ей шёпот листьев, дуновение ветров и шаг зверей лесных. Впрочем, в городской жизни это позволяет услышать вскипевший котёл, отгороженный несколькими стенами, или расслышать проповедь в храме, несмотря на болтающих неподалёку кумушек. Глаза её велики и почти не имеют белков, почему зрачки их способны увеличиваться до пределов, человеку недоступных, и вбирать в себя самый скудный свет — как звёзд и луны, так и обычной масляной лампы, при тусклом свете которой сида не только хорошо ориентируется, но и может разбирать мелкий рукописный текст. Подобное устройство несёт в себе и недостатки: зрение её в сумерках острее, нежели при свете дня, когда зрачки монстры сжимаются в неразличимые точки. Глаза у неё обычного для людей серого цвета, но исполнены нечеловеческой глубины, ибо монстры посылаются нам свыше в качестве предзнаменований и в указание воли Господню. Я, как скромный медик, не осмеливаюсь толковать значение явления сего существа.

Слёзы монстры отличаются своим составом от слёз обычных людей, зато испарения сока репчатого лука действуют на их глаза примерно так же, как и на наши. Сим образом мы, собственно, и обрели рекомую субстанцию, хотя кантатор Второго Августова легиона и предоставил свою помощь в более человеколюбивом способе извлечения слёз посредством рассказывания сиде печальных историй. Увы, большинство сказаний, достойно изложенных кантатором, коих в местном народе именуют также бардами, вызвали у монстры снисходительные улыбки или насмешливые комментарии. К примеру, новомоднейшее сказание о битве при Катраэте, ещё даже не завершённое самим Анейрином и известное лишь в черновой версии, она охарактеризовала словами «убили себя об стену», изложенными на крайне вульгарной латыни, хотя сама монстра изъясняется на совершенно классической, какую одобрил бы и сам Цицерон.

С другой стороны, большинство центурионов, младших командиров и солдат-ветеранов Второго Августова полагают, что если подавить в душе своей сочувствие обречённому мужеству героев, то атака недостаточными силами превосходящего противника опирающегося на хорошо отремонтированный римский форт, вполне может быть описана именно этими словами. При том известно, что монстра обладает не только достойным старого воина душевным огрубением, но и некоей формой сентиментальности: она навзрыд плакала над могилой чужого младенца, умершего, как многие, вскоре после родов.

Слухи о подземном образе жизни «народа холмов», по всей видимости, правдивы — монстра обладает кожей, по бледности превосходящей что свинцовую глазурь, что белую глиняную посуду из Думнонии. Структура кожи безупречно гладкая, без видимых волосков, родимые пятна присутствуют, но в незначительном числе и небольшие и не могут означать никакого особого знамения. На конечностях и теле присутствует несколько тончайших, трудноразличимых человеческим глазом шрамов. Очевидно, раны, которые получала монстра, затягивались без воспалений, нагноений и прочих осложнений, которые не только уродуют обычных людей, но и низводят их во гробы.

Пульс у монстры в спокойном состоянии редкий, ровный, слабого наполнения. Вот удержать её в этом самом спокойном состоянии практически невозможно — если всё прочее тело сиды замирает, покорное её разумной воле, то уши её двигаются самопроизвольно, резко, быстро. По этим движениям легко понять, каково настроение Флавии Немайн, и можно было бы строить обоснованные предположения о том, говорит она правду либо нет, если бы не ещё одно её свойство, кое вводит меня в особенное изумление и внушает почтение к Творцу мира сего, каковой даровал человекам свободный выбор между возвышением и падением, святостию и грехом, правдой и ложью. Дело в том, сиятельный комит, что монстра сия не может лгать, и это, на мой скромный взгляд, отличает её от прочих людей много больше, чем большие глаза или подвижные уши, кои, после некоторой привычки, кажутся даже не лишёнными известной приятности.

Здесь я должен повторить и особо обратить твоё внимание, что лгать сия холмовая сида не в состоянии именно физиологически, но не по наивности или, к примеру, по причине принесённого обета. В момент, когда она произносит утверждение, которое сама считает безусловно ложным, её горло перехватывает мучительнейший спазм. В случаях, когда она произносит утверждение, каковое считает лишь предположительно ложным, на неё нападают заикание и сильный кашель.

Удивительно, забавно и достойно отдельного примечания то, что свойство сие почти не мешает монстре жить среди обычных людей. Оказывается, мы, грешные, не так уж и много лжём напрямую, но при попытке перенять нашу манеру общения покашливать холмовой деве приходится нередко.

Вопреки басням, сказываемым о народе холмов, коему приписывают склонность к мясной пище, особенно свинине, и овсяной муке, она обнаруживает заметное пристрастие к рыбе, и в сём несть противоречия, ибо мудрейшие из тварей морских, дельфины да косатки, что питаются рыбой, славятся умом своим. Также любит серый смесевой хлеб, какой употребляется между благородными людьми для промакивания соусов, превыше пшеничного, а ещё с заметным удовольствием ест сушёные с прошлого урожая яблоки и пьёт охотно отвар из оных.

Как верный ученик Гиппократа и Галена, я должен подытожить собранные сведения. Итак, наша монстра безусловно — человек, но сильно отличается от нас, а значит, несёт в себе некое знамение.

Основные жидкости в её теле находятся в совершенно ином балансе, но это, безусловно, именно баланс, то есть состояние здоровья, а не болезни.

Отсутствие всякого румянца, замедленный и слабый пульс, сухая и холодная кожа свидетельствуют о том, что крови в монстре от природы мало и она холодная.

Способность видеть в темноте, отсутствие воспаления ран, кое есть продукт избытка жара, указывают, напротив, на обилие флегмы в теле монстры. Можно сказать, применив народное словцо, что она истинно мозговита. Это объясняет легенды об удивительном долголетии сидов, не уступающем библейским патриархам — флегма, известно, замедляет всякие процессы, не исключая и жизненное угасание.

«Пищеварительный огонь», жёлтая жёлчь монстры, очевидно, тоже слаб, но не в той степени, как и кровь: сида подвижна, реагирует на события быстро, живо и ярко — но яркость эта не огненная, а, скорей, как у хорошо окрашенной ткани. Глаз радует, но не жжёт. Очевидно, что это связано с её предпочтениями в питании, которые в общем напоминают питание обычного грека, за исключением потребности в благословенном соке оливы. Растительное масло сида употребляет очень умеренно. Это позволяет предположить, что, подобно римлянам, сиды действительно пришли в Британию и Гибернию извне и до сих пор страдают от недостатка средиземноморской пищи.

Чёрная жёлчь, очевидно, присутствует в монстре в достаточном по человеческим меркам, но не чрезмерном количестве. Тело монстры не высохшее, не грубое, но склонность к задумчивости и невосторженному взгляду на окружающий мир свидетельствуют, что меланхолия сиде всё-таки свойственна, хотя и проявляется, скорее, через невесёлые шутки и напоминания о бренности и несовершенства мира сего.

Посему я строжайше упредил монстру, что ей не должно дозволять себя лечить некоторыми вполне полезными для пользования людей средствами. Не показаны ей прогревания и рвотные, кровопускание существенно опасно. Не рекомендуется баня. С другой стороны, она должна много лучше обычных людей переносить холодные компрессы и ванны, может дольше переносить стягивающие повязки. Для улучшения баланса я рекомендовал ей принимать доброе вино не только на причастии, но и за обычной трапезой, просто разводить немного сильней, чем это принято. Из мяса рекомендовал водоплавающую птицу, но ни в коем случае не злоупотреблять перцем. Что касается лечения простыми действиями, то рекомендовал сбрасывать возможный избыток чёрной жёлчи через созерцания, к примеру, природы и воды — однако как истинно верующая, сида предпочитает этому сосредоточенную молитву в храме.

Вообще, баланс жидкостей в теле монстры более хрупок, нежели в человеческом, именно из-за слабости в ней двух начал из четырёх — потому жизнь её держится на хрупком равновесии всего двух элементов.

Я убедился, комит, что предо мной не обманщица и не бесноватая, но живая реликвия иного века, впрочем, искренне принявшая христианскую веру и придерживающаяся того же символа веры, что и мы с тобой.

К письму прилагаю зарисовки, на коих в меру своих скромных сил изобразил особенности её тела, а также их размерения и пропорции,

Да хранит тебя Господь.

Амвросий Аврелий, магистр коллегии медиков города Моридун, цивитата Деметия, провинция Валентия.»

Загрузка...