Шоколадник

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА НАЗАД

С напряжённым ворчанием и широкой зубастой ухмылкой Креб перестаёт корчиться на своей матери. Он роняет мясистую трубку, которую вытащил из её живота, и, размазывая коричневое содержимое по подбородку, говорит:

— Что ты думал, что я буду делать, когда ты выпустишь меня?

— Значит, ты знал, что это я? — спрашивает десятилетний мальчик.

— О, конечно, дружище.

— Но ты спал, когда я это сделал.

Несколькими часами ранее, когда дом был ещё чистым и аккуратным, и когда мама и папа благополучно спали в своей постели, маленький мальчик выскользнул из своей комнаты. Он пошёл на кухню, взял ключ из задней части ящика, бесшумно поднялся по обеим лестницам и снял висячий замок с двери спящего брата и кожаные переплёты с его запястий.

Теперь, окружённый обломками места убийства, маленький мальчик говорит:

— Я думал, ты убежишь.

Креб со скользким всасывающим звуком соскальзывает с матери. Возвышающаяся какашка всё ещё торчит из его ануса, но продолжает выступать из особенного места их мамы. Он свешивает ноги с кровати и подтягивает джинсы.

— Дом там, где есть шоколад, — говорит Креб, облизывая свои грязные губы длинным заострённым языком. — А у маминого шоколада восхитительный вкус.

Маленький мальчик почти выбегает из комнаты. Это всё его вина.

— Ты всегда плачешь и кричишь, когда мама и папа открывают тебе дверь. Мне не разрешают играть с тобой, и ты всегда грустишь. Как будто тебе больно.

Креб улыбается.

— Но мы ведь иногда играем, не так ли? Когда мы занимаемся Коричневой игрой?

Рот мальчика заливает слюной.

— Ты не должен был этого делать!

— Я сделал это для тебя, — говорит Креб, его яркие голубые глаза кружатся на лице. Он опускает ногу на пол, прижимаясь ботинком к слизистой середине какашки. Тело их матери подпрыгивает на пружинах кровати, когда его вес покидает матрас. — Боже мой, давно не ощущал земли!

Когда он поднимается на ноги, он возвышается над мальчиком.

— Что ты собираешься делать, Креб? — спрашивает он, теперь напуганный.

Креб стоит, пропитанный кровью и испражнениями своих родителей.

— Я позабочусь о том, чтобы мы могли быть вместе, дорогой брат. У меня есть тяга к коричневым вещам, и мне интересно, сколько их у тебя припрятано.

Мальчик дрожит.

— Ты мой брат. Ты не монстр.

— Почему ты так говоришь? — спрашивает Креб, уставившись от удивления.

Его челюсть открывается ещё больше, и его рот становится похожим на пещеру, подбородок и нижние зубы касаются пятнистой кожи шеи.

Мальчик думает, что мог бы втиснуть туда оба своих кулака, если бы попытался.

Когда Креб выходит вперёд, кажется, что он почти парит.

— Ты хорошо знаешь, дружище, что я могу делать, но, конечно, я не монстр. Я просто Шоколадник.

— Ты просто Креб, — говорит мальчик, его шок превращается в панику.

По правде говоря, Креб всегда казался кем-то бóльшим, чем его старшим братом. Он видел, как его брат делал то, чего он не мог делать; вещи, которые ему тоже нравились.

Креб плывёт вперёд, похоже, не идёт. Закрыв свой гигантский рот, он протягивает длинный ремешок, обмотанный вокруг его горла.

— Продолжай. Потяни его. Давай снова займёмся Коричневой игрой.

Маленький мальчик поворачивается, чтобы бежать. Однако на полу так много грязи, что одна босая нога попадает в груду дерьма, присыпанного стеклянными осколками. Он поскользнулся, взвизгивая, когда его лицо и руки ударялись о пол.

— Пойдём, — говорит Креб, когда мальчик перекатывается на спину. — Мы братья по крови. Я знаю, что тебе тоже нужен особый шоколад.

Мальчик хочет встать на ноги, но стекло попало ему в подошву. Он карабкается прочь на спине, используя руки и неповреждённую ногу, прокладывая путь через вонючие жижи.

— Я вычищу тебя прямо сейчас, большое спасибо, — говорит Креб. — Высосу весь твой шоколад прямо из источника.

Когда Креб протягивает руки, покрытые слизью, они, кажется, отрастили ногти настолько большими, что почти превратились в когти, окаймлённые бежевым шлаком. Хуже всего то, что его лицо представляет собой хищную гримасу, его глаза слишком широко распахнуты, его язык свешивается к подбородку, а его зубы — гнилая пустошь из зазубренных пиков и сломанных жёлтых обрубков.

Он больше не брат мальчика, Креб.

Он действительно Шоколадник, и его голос звучит влажно, когда он кричит:

— ДАЙ МНЕ СВОЙ ШОКОЛАД!

Внезапно ладонь мальчика жалит, и он хватается за то, что вонзилось в неё.

Шоколадник набрасывается, и мальчик протягивает найденный им острый предмет: длинный осколок разбитого зеркала.

Когда стекло вонзается в горло Шоколадника, мальчик понимает, что это просто его брат стоит над ним, это просто Креб, потому что нет таких существ, как монстры, и нет таких вещей, как Шоколадник.

Ливень крови хлестает из шеи Креба, течёт по руке мальчика и брызгает горячим на его лицо. Мальчик моргает от тёплого напора, в ужасе вытаскивая стекло обратно, что только удваивает пульсирующую жидкость.

— Креб, мне очень жаль, мне очень жаль, Креб, Креб, Креб…

Креб падает на брата, с его шеи на щёки и грудь мальчика струится медно-красный фонтан.

Прижатый к полу тяжестью Креба, мальчик слушает ровную струйку утекающей жизни своего брата и испуганный свист собственного дыхания.

Через некоторое время струйка замедляется, а затем окончательно прекращается.