Шеврикука, или любовь к привидению

48

Нечто неотгаданно-постороннее бродило в стенах и помещениях доверенных Шеврикуке подъездов.

«А-а-а! Пусть бродит! – решил Шеврикука. – Коли у него есть причина, само объяснится…»

Но несомненно что-то нервически-колющее содержалось в этом бродящем в пределах Шеврикуки посетителе Землескреба.

«Ну что, успокоился наконец, бестолочь останкинская! Ишь, как вчера взъярился!» – отчитывал себя Шеврикука. Вспоминать об усердиях с попытками истребить бумагу и палку Петра Арсеньевича было ему противно.

«Не по закону, а по усмотрению…» Даже если и вышло не по закону, то уж, во всяком случае, и не по его, Шеврикуки, усмотрению…

Ладно. Так было вчера. А там ведь можно будет при благоприятных обстоятельствах и обтекать чужое усмотрение. Ему не привыкать. И впредь он не откажет себе в подобных удовольствиях. Его пастухам об этом ведомо, и они, естественно, за ним присмотрят и на выпасах позволят ему пощипать травку, какая и им принесет пользу. Возможно, вчерашние его взбрыкивания были им приятны и вполне отвечали их установлениям. А взъярился он сам. Если его и подтолкнули к безрассудству, то легонько, локотком, да еще и деликатно укутанным ватным рукавом. Он долго сжимал в себе нетерпение проведать о так называемой генеральной доверенности Петра Арсеньевича, был властен над нетерпением, но все же оно набухло и прорвалось. И он проведал. И убедился. И пастухи его, друг с другом несхожие, проведали, надо полагать, и убедились. Генеральная доверенность есть. То есть не доверенность, а «Возложение». Возложение забот. Ноша свалена на плечи домового-двухстолбового из Землескреба, однако упрямец этот ношу волочить не желает. Не согласен с ней. Даже если она и объявлена неизбежностью, проявлять прыть он не намерен. Но вроде бы и нет пока никакой необходимости проявлять прыть. Нет необходимости забирать из квартиры Радлугина известный портфель, разгадывать смыслы циферок, крюков, рунических клиньев, чтобы ознакомиться с «любезно даденными» указаниями о приемах, способах и направлениях возможных действий. Пусть портфель полеживает за томами Мопассана, а палка Петра Арсеньевича сохраняется в укрытии полуфабриката Пэрста-Капсулы…

Нечто неотгаданно-постороннее бродило в подъездах Шеврикуки странным образом. Будто бы путешествия его были бесцельными. Или оно не имело разума. Однако ни в какие иные подъезды, Шеврикуке неподведомственные, посетитель не перетекал.

Колотье вдруг возбудилось в Шеврикуке.

Зачем возникало в нем видение чаши и страдающей в ее подножиях женщины в белом?

Возникало? Или видение это в нем вызывали?

Нечто прохлаждающееся в его подъездах, определил Шеврикука, не было ни от своих, ни от Отродий, ни от инспекторских сил.

Оно – из Дома Призраков и Привидений, почудилось Шеврикуке.

Но кто и с какой стати или с какой целью мог с лыжной базы таинственно, не объявляя себя, проникнуть в Землескреб?

Шеврикука посчитал должным отправиться на поиски посетителя. Или устроить тому засаду. Он учуял чужака между пятым и шестым этажом. Заблудшее нечто было сине-серым пятном, почти плоским, высотой с газовую плиту. В надвершье пятна иногда случалось свечение. «Прихлопнуть, что ли, его? Или оприходовать в простыню?» – задумался Шеврикука. Но вдруг гулявший был все же от Отродий или из лаборатории Мити Мельникова, и не привели бы насилия над ним к нежелательностям и ущербам в подъездах?

– Ну и в чем дело? – грозно поинтересовался Шеврикука. – Тайное поручение?

– Регистратор, – ответило пятно, и будто задвигались валики механического пианино. – Необходимо зарегистрировать привидение.

– Какой еще регистратор? – возмутился Шеврикука. – Какое еще привидение?

– Проживающее в вашем подъезде.

– В наших подъездах привидения не проживают.

– Неправда! – Свечение пятна усилилось. – В ваших подъездах бродит тень чиновника Фруктова. И она должна быть зарегистрирована.

Дерзость визитера рассердила Шеврикуку.

– Я тебя сейчас так зарегистрирую! – вскричал он.

– Напрасно вы горячитесь, – заявило пятно. – И напрасно вы мне угрожаете. Следует соблюдать правила проживания и учета привидений.

Служебное состояние Шеврикуки вполне позволяло ему выдворить визитера из Землескреба. Что он и намеревался произвести с грохотом и скандально. Но была в заблудшем визитере загадка, волновавшая Шеврикуку, была!

– Вы, стало быть, регистратор? – спросил Шеврикука, утихомиривая себя. – И мандаты есть?

– Будут предъявлены по мере надобности. Но возможно, что и не вам.

– А предъявить тень чиновника Фруктова вы мне сумеете? – спросил Шеврикука.

– Вы ее могли упрятать.

– Обшарьте все мои сусеки, все мои углы и закоулки и сыщите ее.

– Вы ее могли упрятать в себе.

– Все же я вас попрошу из Землескреба, – угрюмо сказал Шеврикука. – Кем бы вы ни были и кого бы ни представляли.

Вежливости или сдержанности своей Шеврикука удивился. Гнать ведь действительно следовало визитера. Но не желал уже Шеврикука гнать. Повод направить в Землескреб регистратора, если разобраться, был. Правда, и сплыл. На время. Тень Фруктова понадобилась Шеврикуке как вспоможение в мелких делах. О дальних последствиях затеи Шеврикука не думал. Теперь подумал. Какие выгоды и какие невыгоды могла приносить тень чиновника Фруктова в предприятиях серьезных, если ее возобновить? Или возобновлять? Нужна ли вообще она Шеврикуке при наличии вблизи него – опять же до поры до времени – расторопного полуфаба (полуфабриката ли?) Пэрста-Капсулы?

– Привидение должно быть зарегистрировано, – опять же механически-шарнирным голосом повторило пятно.

– Не нудите, – поморщился Шеврикука. – Я не лгу. Привидения и вправду нет в Землескребе.

– Но существует возможность его возобновления.

– А что, вы регистрируете и возможности появления привидений? – спросил Шеврикука.

– Это наше дело.

– Ну уж конечно! Ваше! – возмутился Шеврикука. – Как же! А если это фантом Отродий Башни? Или создание секретной лаборатории?

– Здесь иной случай…

– Ну-ну! Попробуйте зарегистрировать Отродий! – не мог удержаться Шеврикука. – Всех до одного! Объявите их привидениями и введите над ними управление! Валяйте!

– При чем тут Отродья? Тень Фруктова заводили вы.

– Ладно. Пойдем на маловероятное допущение, – сказал Шеврикука. – Этого не может быть, но вдруг я и впрямь завел бы какую-либо тень. Но вы-то при чем? Это было бы мое имущество. Или мой инструмент. Захотел бы, я ее-его зарегистрировал бы. При себе. Не захотел бы – опять же мое дело. Вы-то здесь с какого бока? Кстати, вы лишь учетчик и регистратор или у вас есть и иное назначение в природе?

– Вас это не касается.

– В здешних подъездах меня все касается. И давайте разойдемся, – предложил Шеврикука. – Я вас не трону.

Пятно чуть было не запламенело. Но сразу же и угасло. Возможно, возмутилось. Или рассмеялось. А потом опечалилось.

– Я не могу не выполнить должностную обязанность.

– До чего же вы надоедливое, – проворчал Шеврикука. – Я и так неизвестно почему терплю разговор с вами.

Но сам-то понимал почему. Чувствовал, что перед ним не пятно и не регистратор, и по любознательности своей желал вызнать ответы на загадки. К тому же стоило выяснить, не грозит ли явление визитера какой-либо опасностью ему, Шеврикуке, и жильцам его подъездов. Хотя нынешний собеседник произносил слова голосом подземного объявителя остановок, нечто знакомое Шеврикука ощущал в иных оборотах речи, и в этом смутно знакомом, но не угаданном звучало (или жило) беспокойство. Либо даже тревога и боль. И сам визитер, похоже, мог привнести в Землескреб тревогу и боль.

– Примите вид, более способный выразить вашу сущность, – предложил Шеврикука. – Если желаете, чтобы разговор был продолжен и из него вышел толк.

– Вид у меня надлежащий распоряжениям, – вымолвило пятно.

– Зря упрямитесь, – сказал Шеврикука. – Зря валяете дурака… Или дуру…

Он тотчас и замолчал. Некая догадка проталкивалась к нему. «А почему бы и нет?» – подумал Шеврикука. Он •часто имел дело с бабами настырными, упрямыми и авантюрными. Но вроде бы никому из них он не пробалтывался о тени Фруктова и тем более не хвастался своими умениями. Но вдруг тень Фруктова в минуты его, Шеврикуки, легкомыслий и невниманий все же выбиралась из Землескреба и путешествовала на лыжную базу?

– А может, вы сами чья-то тень? – поинтересовался Шеврикука. – А что, если вас потрясти? Вдруг из вас что-нибудь высыплется… Или прольется.

И Шеврикука шагнул к пятну.

Пятно стало нервно подскакивать, свечение, то резкое, то мгновенно стихавшее, будто при переменах напряжения в сети, выражало, видимо, возмущения и испуги визитера.

– Не подходите! – выкрикивало пятно. – Не протягивайте ко мне руки! Если вы дотронетесь до меня, я вас…

Прорвалось! Вопль предупредительный был несомненно женский.

– Я полагаю, вы меня непременно исцарапаете или укусите! – рассмеялся Шеврикука.

Но кто (или чья тень? или чье опережающе приложенное осуществление?) была перед ним? Гликерия? Дуняша-Невзора? Увека Увечная, она же Векка Вечная? Или пышнокосая Стиша из окружения Малохола?

Схваченное руками Шеврикуки, пятно не растаяло, не уплыло туманом, не умялось, а было будто плотью, билось, дергалось, норовя высвободить себя. Вскрикнуло снова, и теперь рассекретила себя Гликерия.

Шеврикука опустил руки.

– Гордыня помешала явиться вам просто так? – спросил он. – Или вы готовитесь к зимнему маскараду в Оранжерее?

Ни звука в ответ.

– А может, вы посчитали выгодным напасть на меня, чтобы к чему-либо вынудить?

Опять тишина.

– Гликерия Андреевна, – сказал Шеврикука, – будьте добры, воплотитесь в саму себя. Позвольте поглядеть, какие на вас теперь наряды.

Наряды оказались вполне подходящими для нынешних деловых передвижений по московским улицам, офисам и магазинам. Узкие, в обтяжку, брюки, фиалковая блузка и бордовый пиджак. С плеча на ремне спускалась кожаная сумка, возможно, с деньгами, косметикой, сигаретами и существенными бумагами. Русые сегодня волосы Гликерии, ничем не украшенные, густо и ровно лились на бордовые плечи. А на среднем пальце ее левой руки имелся перстень с золотой монетой, или оболом, из приобретений Пэрста-Капсулы. Надо полагать, что и вторую вещицу Пэрста-Капсулы – фибулу, или пряжку с лошадиной мордой, Гликерия Андреевна не утратила. И не перстень ли, между прочим, вызывал свечение пятна-регистратора?

– Шутки с тенью Фруктова, – спросил Шеврикука, – повод для вашего появления в Землескребе?

– Отчасти да, – согласилась Гликерия. – Но и зарегистрировать тень мне сегодня нужно.

– Чтобы оправдаться перед кем-то, – предположил Шеврикука. – Или, может быть, необходимо алиби?

– Хотя бы и так, – кивнула Гликерия.

– Но от тени остались лишь обывательские домыслы и ложные видения.

– Важно, чтоб был подписан протокол об отсутствии или присутствии привидения, – сказала Гликерия. – У меня есть бланк, а печать вы поставите, приложив к нему большой палец.

– Послюнявив его? – поинтересовался Шеврикука. – Или окунув в крем для бритья? Или в подсолнечное масло?

– Можете и в касторовое.

– Тогда опущу в гуталин, – решил Шеврикука. – Подавайте бланк.

Гликерия сняла с плеча сумку, произвела замками удивительно музыкальные звуки, протянула Шеврикуке бумагу, расчерченную канцеляристами вдоль и поперек. Пунктами опросного интереса были – «Год явления», «Место явления», «Плотность формы, степени с 3-й по 8-ю», «Размытость формы, степени с 9-й по 17-ю», «Способность к саморазвитию», «Благородность, срединность, низость происхождения (имеющееся подчеркнуть)», «Степень вредности (по шкале Блестючего)», «Особенности вида», «Способность к выделениям» и прочая ерунда. «У нас Радлугин, – подумал Шеврикука, – попытал бы вопросами куда увлекательнее и бдительнее». Но один пункт опросного учета его все же насторожил: «Носит ли очки?»

– Этак неделю просидишь с вашими занудствами, – поморщился Шеврикука.

– Стало быть, есть привидение-то! – стремительно заявила Гликерия и словно обрадовалась горестям Шеврикуки.

– Ну уж нет! – сказал Шеврикука. – Я лишь прочерки поставлю. За неимением объекта.

Прилетевшей ручкой Шеврикука в пустотах бланка учета с удовольствием провел черточки, расписался, не забыв укрепить имя должностью, и, не пожелав отправиться за гуталином или касторовым маслом, послюнявил рекомендованный палец и поставил печать.

– Время укажите, – хмуро сказала Гликерия. – Век, год, месяц, час, минута. И ниже опять печать.

– Пожалуйста! – обрадовался Шеврикука. – Значит, есть нужда и в алиби!

– Это дело второстепенное, – не глядя на Шеврикуку, произнесла Гликерия.

– Я так и понял, – кивнул Шеврикука. – Иное привело вас в Землескреб. Но зачем были нужны эти долговременные подходы и маскарады? Отчего нельзя было выложить свои побуждения сразу? При ваших-то способностях брать быка за рога?

Огонь был в глазах Гликерии, пламя могло опалить Шеврикуку.

– Конечно, вы вольны допускать сейчас насмешки и издевки, – сказала она. – Вы сейчас при силе.

– При какой силе? – удивился Шеврикука.

– При доверенности.

– При какой доверенности?

– При генеральной.

– Вот тебе раз… – пробормотал Шеврикука. И слова более произнести не смог. – Надо же… – сказал он наконец. – Неужели вы укротили гордыню и явились сюда из-за нелепых слухов? Неужели так? Вы меня огорчили, Гликерия Андреевна…

Гликерия промолчала.

– От кого и что вы узнали про доверенность? – спросил Шеврикука. – И что это за сила, которую она якобы дает?

– О доверенности известно многим, – выговорила Гликерия, опять же не глядя в глаза Шеврикуке. И сразу же уточнила: – Уже многим…

– Это как раз объяснимо, – сказал Шеврикука. – Слухами выстрелить нетрудно, и даже можно предположить – с какими целями. Но вот что за силы-то? Что вы о них слышали?

– Шеврикука, это лишнее…

– Я не фальшивлю, поверьте мне. Какие такие силы могли быть у мухомора Петра Арсеньевича и отчего они не спасли его? Именно не спасли… Да и не доверенность это вовсе, а…

– А… – Гликерия напряглась, будто бы прыгнуть желала к Шеврикуке с намерением вытрясти из него секреты. – А что?!

– Не имеет значения, – сухо сказал Шеврикука. – Но не доверенность. Был бы очень признателен, если бы вы посвятили меня в суть того, что известно многим.

– Слышала, – Гликерия говорила уже холодно и высокомерно, – что вы получили особенное наследство. Более ничего не ведаю. Как не ведаете, если верить вам. и вы…

– Я вас не обманываю, – подтвердил Шеврикука. – Но я из-за дурноты своей натуры, заранее прошу извинений, могу подумать, что именно слухи подтолкнули вас к походу в Землескреб, либо – на разведку, а либо и с надеждами, что некие силы, якобы доставшиеся мне, окажутся нелишними в ваших предприятиях.

– Вы искажаете мои слова, – гордо заявила Гликерия. – И опять позволяете себе насмешки и издевки. Никакого интереса к вашим силам у меня нет.

– В это, раз вы здесь, – сказал Шеврикука, – я не могу поверить.

– Хорошо, – не без колебаний согласилась Гликерия. – Интересы есть. Думайте обо мне что хотите.

– Вы говорите так, будто сейчас происходит наше с вами знакомство, – заметил Шеврикука. – Или передо мной сегодня совершенно новая Гликерия Андреевна?

– Я всегда прежняя и всегда новая. Но что вы знаете и обо мне прежней-то?

– Ваши слова резонны. Но откройте мне ваши интересы. А я смогу предположить, на какие силы вы желаете опереться и, стало быть, в чем суть, пусть и частичная суть, бумаг Петра Арсеньевича.

– Мы с вами сейчас не на равных, – опечаленно произнесла Гликерия. – И вы снова насмешничаете. Жаль. Это досадно.

– Гликерия Андреевна, но ведь я могу ощущать нынче и раздражения. Или скажем мягче – недоумения. Вы получили бинокль?

– Получила, – сказала Гликерия.

– Значит, Дуняшины свидания со мной не секрет. И Дуняша, надо полагать, выволочек от вас не претерпела. Неделями назад мысль об обращении ко мне с просьбой о чем-либо была для вас отвратительна. И я могу вас понять. И Дуняша действовала как бы против вашей воли, хотя и служила вашим необходимостям. И это я тоже могу понять. Но сегодняшний ваш визит, да еще с переодеваниями, да еще и сразу же после того, как я нечто открыл, а вы будто за углом стояли, и вызвал мои… недоумения. Я нервен сейчас, и мои слова вам придется вытерпеть.

– Что-то я вытерплю, – сказала Гликерия. – Но не все. А за углом я не стояла.

– И на том спасибо. Но кто-то, выходит, стоял. И этот кто-то мог бы вас известить, что как только я нечто открыл или отрыл, так тотчас же и зарыл. И при мне ничего нет.

– Я ли вас не знаю, – грустно улыбнулась Гликерия. – Вчера вы зарыли, а завтра отроете.

– Вы меня желаете раззадорить. Или даже разъярить… – тихо произнес Шеврикука. – Я нервен сейчас, но благоразумен.

– Я вовсе не хочу разъярять вас. Какая мне от этого выгода? – Гликерия снова улыбнулась, но теперь в ее улыбке было лукавство, а пожалуй, и кураж. – Я хочу разбудить в вас игрока, каким вы были в удачливые дни.

– Ага. Игрока. Понятно. Но игра-то идет или будет идти ваша. А я-то в ней при чем? Или при ком?

– У вас пойдет своя игра! – Гликерия будто рассердилась.

– Ваш интерес не с Пузырем связан? – спросил Шеврикука.

– Не с Пузырем! – отрезала Гликерия.

– Но паспорт-то вы наверняка выправили в связи с Пузырем, – предположил Шеврикука.

– Паспорт? – смутилась Гликерия. – Что за паспорт?..

– Обыкновенный. Правда, старого образца. Без двуглавого. Еще предстоит менять. Опять будут затруднения…

– Паспорт вас пускай не заботит… Это так, забава…

– Он меня и не заботит, – согласился Шеврикука. – Меня занимает одно. Отчего местом прописки вы назначили себе Останкино, а не Покровку, как того требовали бы обстоятельства вашей жизни? Впрочем, это домашнее и мелочное любопытство. И ответ ваш не нужен. Я просто, опять же по дурноте и мелочности натуры, подумал: а как же Пузырь, списки и прочее и прочее? На Покровке нет Пузыря…

– Шеврикука, – Гликерия выглядела расстроенной, – вы вольны сегодня прикидываться дурным и мелочным. Да, отчасти добытый паспорт связан с Пузырем. Но отчасти. Да, вышла для меня и забава. Вы ведь небось и сами выправили себе паспорт?

– Выправил, выправил! – закивал Шеврикука. – Оттого что глупый и легкомысленный!

– Вот и я увлеклась, – призналась Гликерия. – Без разумной мысли…

«Вроде бы и умилиться нам сейчас следует, – подумал Шеврикука, – по поводу сходства наших неразумностей, а потому и сходства наших натур и судеб, и шагнуть друг другу навстречу, и… Но не выйдет… И не надо».

– Но, может быть, они и понадобятся. И мне, и вам, – сказала Гликерия чуть ли не доверительно, чуть ли не душевному другу.

Этой якобы доверительности Шеврикука сразу же захотел установить цену.

– А если я вам сегодня не открою, – спросила Гликерия, – ради чего я желаю опереться на ваши… на ваши возможности?

– Значит, все нынешние хлопоты пройдут без пользы для вас. Или уже прошли без пользы.

– Но если я дам слово, что вы ни в чем не будете ущемлены, что вы не подвергнетесь никаким неудобствам и уж тем более опасностям и ничего не утеряете, а возможно, и приобретете, даже и тогда вы не согласитесь оказать мне услугу?

– Гликерия Андреевна, Гликерия Андреевна… – вздохнул Шеврикука.

– Вы не верите моему слову?

– Своему ли слову, вашему ли слову… – развел руками Шеврикука.

– Опять вы не желаете говорить со мной всерьез! – осерчала Гликерия. Потом все же осадила себя и продолжила: – Возможно, вам и вовсе не придется заглядывать в свои сундуки и арсеналы. Скорее всего, дело обойдется и без ваших подсобий. Но я хотела бы сегодня, теперь же знать, какие у меня могут быть резервы и вспоможения. Оттого я и унижаюсь перед вами. Но, похоже, мои унижения вам приятны. А я и предполагала, что они будут вам приятны. И все же, глупая и безрассудная, явилась в Землескреб.

– Ваши унижения, если это и впрямь вынужденные унижения, – сказал Шеврикука, – мне приятны и неприятны. Сами знаете почему. Относительно же вашей безрассудности позвольте выразить сомнения.

– Вы хозяин положения, – сказала Гликерия.

– Как регистратор вы удовлетворены заполненным мною бланком? – спросил Шеврикука.

– Как регистратор я не удовлетворена бланком, – сказала Гликерия. – В нем – обман. Но тень Фруктова мало кого сейчас волнует. А слова ваши я должна признать любезным пожеланием пойти вон, не так ли?

– Гликерия Андреевна, – сказал Шеврикука, – или вы открываете мне ваши интересы и суть вашего свежего приключения, или говорить нам более не о чем.

– Сегодня я не готова открыть вам… – твердо сказала Гликерия. Но слезы появились в ее глазах.

– Дайте хоть намек… – начал было проявлять слабость Шеврикука.

– Шеврикука, – волнение Гликерии, казалось, было искренним, да и страсть, разгорающуюся в ней, Шеврикука ощущал, – я бы на колени встала перед тобой, но это не по мне, ты это знаешь… Ты говорил о дурной клятве и тем меня обидел или даже оскорбил… Но сейчас есть случай освободить себя от гнетущих обязательств. Навсегда. Или они погубят меня. И дадут ненавистному и уродливому движение к делам мерзким и злым… Я ведь знаю, каким ты бывал милосердным…

– Успокойся, успокойся, Гликерия! – взволновался и Шеврикука, шаг сделал к Гликерии, но та взмахом руки повелела ему остаться на месте. – Если я в силах сделать что-то, я сделаю…

– Все, – Гликерия снова была твердой и надменной. – Это секундная слабость. Забудьте о ней, Шеврикука. И о всех бабьих горестях и побуждениях. Я вас, похоже, разжалобила. А это скверно. И не из-за собственных тягот и обязательств я сюда явилась. Я намеревалась просить вас о сотрудничестве. Там вас ждали бы выгоды, а не затруднения и жертвы.

– Назовите суть и способы сотрудничества, – сказал Шеврикука.

– Увы, – покачала головой Гликерия. – Оказалось, что сегодня я не готова к разговору. Лишь преодолела нечто в себе, и все…

– Когда решитесь, – сказал Шеврикука, – дайте об этом знать. Или назначьте встречу и место ее, какое не будет вам неприятным.

– Если решусь, то в ближайшие дни. Но скорее всего, я не стану вас затруднять, – заявила Гликерия. – Извините за беспокойство.

И она исчезла.