Шеврикука, или Любовь к привидению

68

Утром Шеврикука пах мятным листом, был свеж, выбрит и готов к предприятию.

Но его занимала мысль о Совокупеевой.

Если Дуняша не соврала и не нафантазировала, и если нынче в доме на Покровке начиналась апробация или пилотная деятельность Салона призраков, привидений, колдунов и ведьм «Анаконда», и если Совокупеева Александрин вовлечена, ему непременно, ради чистоты предприятия или интересов дела, надо встретиться с Совокупеевой.

И не только встретиться, но и иметь с ней, по мере возможностей, совместное удовольствие.

Мысль эта представлялась ему не авантюрно-озорной, не пошло-физиологической, а дающей оправдательное объяснение предприятию.

В нем он, Шеврикука, так он постановил, должен был быть свободен от Гликерии.

От личностно-заинтересованного расположения к ней.

Он обязан быть чужим к ней.

В узилище он выдержал. А ведь Гликерии кандалы, ножные и ручные, цепи со звяканьем, шипы – до крови, нисколько бы не помешали. Напротив, они должны были бы обострить и разгорячить ее. И она позвала его. А он выдержал. По-дурацки это вышло или не по-дурацки, но он выдержал.

В тайники он должен был проникнуть ради себя. А не ради кого-то. И не из-за своей зависимости от кого-то или от каких-либо своих чувств. Не из сострадания или жалости к кому-то. А ведь в узилище он сострадал и жалел…

«Ну и потребы у нее! – раззадоривал себя Шеврикука, направляясь со станции метрополитена мимо Чистых прудов и балкона Ростовцева над ними к Покровке. – И даже вещицы, добытые Пэрстом из раскопа в Марьиной Роще, оказались ей нужными, большелобые восточные странники с посохами, копилка, откуда узнала она о них?» Он опять недоумевал по поводу состава заказанной добычи.

Ни в доме Тутомлиных, ни во дворе никаких признаков пилотной деятельности салона «Анаконда» Шеврикука не обнаружил.

– А загляните за угол, в Сверчков переулок… – неуверенно посоветовал опрошенный прохожий. – Там вроде бы футбольные колдуны…

Смотреть на футбольных колдунов Шеврикука не пошел, а направился к магазину А. Продольного «Табаки и цветные металлы». Блондинки-милашки, хоть сейчас в стюардессы, а может быть, только что из стюардесс, под глянцевыми видами Риги и Таллина принимали заказы на алюминиевые трубы, о хозяине ничего сообщить не смогли, кроме того, что он душка, что он вышел ненадолго по делам и что в Липецке у него есть дядя, тот поставляет сигарные махорки.

Ощущая, что он остывает, а медлить никак нельзя, Шеврикука все же свернул в Сверчков переулок.

Три дня назад на желтом флигельке, возрастом в двести лет, без оконных рам и дверей, болталась зазывальная тряпка: «Сдается в аренду, 200 квадратных метров». Нынче дом блестел, звенел и процветал не хуже магазина А. Продольного. Над дубовой дверью, украшенной золотыми перекрестьями, над узорочьем крыши крыльца, на самой двери торжествовал змей Анаконда, премудрая тварь, выползавшая из… нет, не из медицинской посуды… из Пузыря, сообразил Шеврикука. А каковы были окна вчерашнего сиротского флигелька! Что тебе Венеция! Что тебе Атлантик-Сити! Что тебе Никольская улица в Китай-городе! Значит, концерн «Анаконда» свернул и в Сверчков переулок. «А Пузырь-то при чем? – подумал Шеврикука. – Отчего Пузырь-то положили под змея? Или же вышли и на Пузырь? Или это не Пузырь, а мне мерещится…»

А вот вывеска слева от двери сомнения отбрасывала: «Салон гарантированных чудес и благодействий концерна «Анаконда». Привидения, призраки, колдуны, ведьмы, пришельцы, депутаты, кандидаты, доктора».

Чудеса и благодействия осуществлялись на втором этаже.

Шеврикука смутился, он был тут лишний и бесполезный, служивый портфель (кейсы он не уважал) прижал к боку, в нем уплотнились четыре наволочки, бинокль, кушак, веревки с бельевыми зажимами и кое-какие инструменты для исследовательских и вскрышных работ. Если бы его где одернули и устроили натягай, он бы ответил: обещан дождь, ищу помещение, где можно было бы посушить наволочки. Впрочем, не такой он был идиот, чтобы бормотать кому-либо подобные глупости. Тем более что наволочки лежали в портфеле сухие и глаженые.

– Ба, Игорь Константинович! – закричал налетевший на Шеврикуку известный предприниматель Олег Сергеевич Дударев. – Вы-то мне и нужны! Я только что хотел вам звонить!

– Я насчет паркетных работ узнать… – кротко начал объясняться Шеврикука.

– Да какие тут паркетные работы! – хохотнул Дударев. Нынче на нем была белая футболка с обещанием на груди: «Не навредим!», на спине же – с угрозой: «Но и вы не вредите!» – Вы же играли в «Локомотиве» правым краем!

– Я? В «Локомотиве»? – удивился Шеврикука.

– Ну-ка! Покажите ноги! Расставьте, расставьте их! Ну вот. Все верно. Они у вас кривые. А правая короче левой и загребает! Замечательно!

– У меня кривые? – возмутился Шеврикука. Он был доволен стройностью своих ног. – И правая короче? Да я…

Будь Дударев менее воодушевленным, он сообразил бы, что ему следует быть поделикатнее в эстетических категоричностях, но он не мог остановиться:

– Успокойтесь, ноги у вас достаточно кривоватые, у всех приличных футболистов ноги кривоватые, и у паркетчиков тоже, а у Гаринчи одна нога была короче другой, и какие финты! Пойдемте, будете нынче консультантом.

Не желая выслушивать жалкости протестов, Дударев повлек Игоря Константиновича в зал общих операций.

Там был словно бы американский, если верить боевикам, весь в стеклянных перегородках, офис, то ли редакция газеты, то ли полицейский участок, не хватало лишь негров, и паркет успели настелить, когда же, но плохонький паркет, корявый…

Еще по дороге в офис Шеврикука пытался оказать сопротивление словами, на его взгляд, справедливыми:

– Это у Сергея Андреевича Подмолотова, Крейсера Грозного, ноги кривые, и каждая длиннее другой, и он до сих пор играет вратарем за клинкерный завод. Его и берите в консультанты.

– Так-то оно так. Но где отыщешь этого олуха и дармоеда! – сокрушался Дударев. – А вы сами… Вы учуяли. Грозного мы еще отыщем и приставим. А вы и прибавку к жалованью получите. Если хотите – в гривнах, в «мазепах». Они дороже доллара. Вон сколько у нас сегодня заказчиков.

В офисе толкались и гудели мужики.

– А сотрудников у нас пока кот наплакал.

Движение руки Дударева направило взгляд Шеврикуки на сотрудников. Они были выставлены напротив заказчиков. Будто для опознания. Казались удрученными. Были все это дамы и барышни и лишь один маленький мужичонка, наверняка колдун и хахаль супруги активиста Радлугина. Та поддерживала мужичонку под руку. Среди удрученных (или озадаченных?) сотрудников Шеврикука увидел Леночку Клементьеву, Совокупееву Александрин, Векку-Увеку и еще двух знакомых ему прелестниц. Дударев взял бумажки нарядов и поинтересовался:

– Так. У кого Черкизово, стадион «Локомотив», ворота у Южной трибуны, дальняя от правого края штанга, отметка – «шестерка»?

– У меня, – выступила из строя Совокупеева Александрин.

– Замечательно, – обрадовался Дударев. – Первой, Игорь Константинович, вы обслужите заявку Александры Ильиничны Совокупеевой.

– Да, Игорь Константинович, – еще более обрадовалась Совокупеева. – Первой вы обслужите меня.

Явно было, что и другие сотрудники готовы к тому, чтобы их заявки обслужил консультант Игорь Константинович, шагнули к Шеврикуке и Векка-Увека, и супруга Радлугина, не отпуская от себя колдуна и хахаля и даже подталкивая его вперед, но кто из них мог соперничать теперь с Александрой Ильиничной Совокупеевой?

А Совокупеева схватила руку Игоря Константиновича своей жаркой рукой и повлекла его в собственный студийный кабинет.

– Да не смогу я, Александра Ильинична, – жалко бормотал Шеврикука.

– Сможете, Игорь Константинович! Вы все сможете! – уверяла его Совокупеева.

Ведомый Совокупеевой Шеврикука слышал последние успокоительные уверения Дударева в том, что Игорь Константинович долго не задержится с консультацией и что Крейсер Грозный, еще более крупный специалист, а со времен парагвайского мореплавания и обретения амазонского змея Анаконды – друг Пеле, появится вот-вот.

Студийный кабинет Совокупеевой весь был в восточных диванах, коврах, цветах и благоуханиях.

– Подождите, Игорь Константинович, – сказала Совокупеева. – Какой вы нетерпеливый! Сначала давайте разберемся с этим идиотским футболом. Через час я должна ехать в Черкизово, на «Локомотив».

– Бывший «Сталинец»…

– Что?

– Это я так, – смутился Шеврикука. – Всякая муть осела в памяти.

– Ладно. А я должна ехать туда расколдовывать ворота. А другие заколдовывать. Рассмотрим чертежи.

Особенность пилотного дня Салона чудес и благодействий заключалась в том, что первыми сюда заявились умеющие работать ногами, локтями, а те, кто повыше, и головой администраторы семи футбольных команд. Были и другие желающие, страдальцы и томленые, но футболеры одолели срочностью. А потому и вынужденной крупностью предоплат. Именно сегодня проходил тур в высшей, первой и второй лигах. Опять бездарные составители календаря из федерации сбили в кучу зрителей и команды в одни и те же часы на семи московских стадионах – «Динамо», «Локомотив», «Торпедо», ЦСКА, на Песчаной, Малом и Пионерском полях Лужников и в Бескудникове. А в спорте нынче никак не обходятся без договорных ничьих, откручиваний колес в «Формуле-1», пинаний ногами под шахматной доской претендентов. И естественно, колдунов. Нигерийцы привозят на Олимпиады совершенно диких и темных колдунов, с кольцами в носу, из джунглей, англичане же предпочитают диплом Оксфорда – кембриджскому (из-за Толкиена). На чертеже Александры Ильиничны ворота были изображены как ворота, с сеткой, нигде не порванной, лишь в левом углу их, над землей у штанги, зловеще полыхала кровавая метка – шестерка. Который год «Газовику» из Тюмени сюда забивали голы с правого края резаным ударом.

– Так… Дальняя штанга… – задумчиво бормотал Шеврикука. – С правого края… Кривоногий… Делов-то… Вы сейчас отойдите от меня, Александра Степановна… И пыл умерьте… На время… на время… А то не выйдет…

Он поводил руками над тренерским чертежиком, пальцами шевеления и вздраги произвел, вспомнил простенькие заклинания Петра Арсеньевича и по аналогии с ними произнес про себя заклинание на иссушение кривоногого, семь на футболке. С другими воротами тяжестей также не было. Тут Шеврикука с удовольствием сочинил заклинание на упрощение кивка головы.

Вечером все вышло замечательно, в «южные» ворота ни от какого правого края ни одна дуля не залетела. В «северные» же при подачах угловых кивками головы центрального защитника были уложены два мяча. Но об этом Шеврикука не узнал.

– Ну и все, – сказал Шеврикука.

– И что?

– Поезжайте. Травку на поле во вратарских площадках подергайте. Понюхайте. Сплюньте. Землицы оттуда же посыпьте на эти бумажки, а потом сдуйте ее на заказанные места. Шляпка у вас есть?

– Берет.

– Наденьте.

– Жарко.

– Наденьте. У первых ворот сдвиньте берет на левый бок. У вторых – на затылок. И все.

Шеврикука боялся, что она не поверит ему.

Но она поверила. Во всяком случае, не потребовала ни разъяснений, ни новых действий. То ли ей вся затея представлялась неразумно-бесшабашной. То ли ей уже не терпелось.

– Иди ко мне, – сказала Александра Ильинична.

Она сидела на диване у окна, пышная, жаркая, спелая. Скинула кофту, обнажив роскошество плеч. На подоконнике за ее спиной теснились яблоки («как же, вчера ведь был яблочный Спас…»). Прежде, в застолье при разгоне Департамента Шмелей, и позже Шеврикуку посещали мысли о том, что Совокупеева сложена из ядер. Теперь же он подумал: не из ядер, из яблок, из краснобоких, медовых, налитых соком августовских яблок!

– Ну иди же! Иди!

И Шеврикука пошел.

О, сладость восточных диванов!