Несколько дней спустя.
Утро началось как обычно — в полной темноте.
Я проснулся первым, как всегда. Лежал несколько секунд, слушая ровное дыхание детей вокруг — кто-то сопел, кто-то похрапывал негромко. Тихо поднялся с матраса, нащупал в темноте свою рубаху, натянул. Босиком, стараясь не скрипеть половицами, спустился вниз на кухню.
Холодно, чёрт возьми. Печь давно прогорела за ночь.
Я на ощупь нашёл трут и кресало, высек искру. Раз, второй, третий — наконец загорелось. Быстро разжёг огонь в печи, подбросил сухих щепок, потом поленья потолще. Огонь разгорелся, затрещал весело, начал прогонять холод. Поставил большой котёл с водой на угли — пусть греется.
Пока вода закипала, взял свечу и спустился в погреб.
Узкая деревянная лестница заскрипела под весом. Свеча освещала небольшое пространство — земляной пол, каменные стены, прохладно и пахнет сыростью.
Раньше тут было пусто. Почти всегда пусто. Приходилось каждый божий день бегать на рынок с утра пораньше — искать, торговаться, таскать всё на своём горбу. Выматывало.
А сейчас…
Я поднял свечу повыше, осмотрелся — и не смог сдержать довольную усмешку.
На деревянных полках вдоль стены — овощи от Матрёны. Кочаны капусты лежат плотные, тяжёлые, листья свежие. Морковь в деревянном ящике, пересыпанная песком — так дольше не вянет, Матрёна научила. Лук связками висит на гвоздях, сухой, крепкий.
Порядок. Запасы. Не на один день, не на два — на неделю вперёд.
Я стоял, смотрел на всё это богатство при мерцающем свете свечи — и чувствовал странное, почти детское удовольствие. Как будто что-то важное встало на свои места.
Наверху в отдельной комнате стояли мешки с мукой. Десять штук. Все одинаковые, холщовые, туго перевязанные бечёвкой. Дарья постаралась — на каждом углём крупно выведено: «Берёзки. Белая». Чтобы не перепутать, если вдруг разные сорта будут.
Стабильность. Вот что это такое.
К сожалению, все это зарождающееся благополучие омрачалось предупреждением Угрюмого. В голове нет-нет да и всплывали его слова про слежку.
Начал выносить наверх всё нужное на сегодня. Два кочана капусты под мышку. Вернулся за морковью — набрал охапку. Лук — связку.
Только мяса не было. Игнат обещал привозить каждое утро свежее — сегодня как раз должен подъехать.
Поднялся на кухню, разложил всё на большом столе. Капусту в сторону, морковь рядом, лук отдельно, мешок с мукой у стены прислонил и тут — негромко постучали в дверь. Три коротких, уверенных стука.
Я вытер руки о рубаху, пошёл открывать.
На пороге стоял Игнат — крепкий старик с окладистой седой бородой, в грубом овчинном тулупе. В руках держал большой свёрток, аккуратно завёрнутый в чистую холстину.
— Доброе утро, — буркнул он своим хриплым голосом, выдыхая пар на морозе. — Двадцать фунтов, как заказывал. Только что резал, ещё тёплое.
Развернул край холстины, показал — мясо свежее, ярко-розовое, с тонкими белыми прожилками жира. Пахло хорошо, так как нужно.
— Красота, — кивнул я с удовольствием, принимая тяжёлый свёрток. — Спасибо, Игнат.
Достал из кошеля на поясе нужное количество медяков, отсчитал. Потом добавил сверху ещё пару монет.
Игнат поднял бровь удивлённо:
— Это за что? Мы цену оговаривали другую.
— За то, что вовремя приходишь и за качество — что я тогда брал, что сейчас. Одинаково хорошее.
Старик хмыкнул, но деньги взял, спрятал в кошель:
— Ну, раз уж договорились работать — буду стараться. Завтра в это же время привезу?
— Да, в это же самое. Буду ждать.
Игнат коротко кивнул и развернулся, зашагал прочь в предрассветную темноту. Тулуп его скоро растворился в сумраке.
Игнат ушёл. Закрывая дверь я заметил, по улице тихо проскользнули богатые сани; кучер на миг задержал взгляд на моих дверях. Кого-то понесло в такую рань по делам. Бывает.
Я закрыл дверь, вернулся на кухню и положил мясо на стол рядом с остальными продуктами.
Никакой беготни по рынку, обманщиков и скачков цен.
Я стоял посреди кухни в свете разгоревшейся печи, смотрел на разложенные припасы — и чувствовал глубокое удовлетворение.
Вот он задел на будущее, на котором можно строить дальше.
На кухню спустилась Варя. Молча кивнула мне, подошла к печи, проверила жар. Начала доставать большие миски для теста.
Потом подтянулся Матвей со своими записями. Сел за стол, приготовился записывать.
— Сегодня делаем четыреста пирожков, — сказал я, обращаясь к ним обоим. — Четыре вида, по сто каждого. Пятнадцать продавцов, значит каждому примерно по двадцать шесть-двадцать семь штук. Думаю хватит.
Варя кивнула:
— Хватит. Мука хорошая, тесто быстро замесим.
— Отлично. Матвей, когда остальные проснутся — распредели кто что делает. Сегодня работаем как вчера: старшие на основных операциях, новички помогают.
— Понял, — Матвей что-то быстро записал в тетрадь.
Через полчаса кухня превратилась в цех.
Дети спустились, умылись, вернулись бодрые и готовые работать. Никаких споров, никаких капризов — все знали свои задачи.
Варя с Машей месили тесто в двух больших мисках. Петька с Гришей рубили мясо — мелко-мелко, ритмично, без остановок. Семка резал лук, морщась и утирая слёзы. Матвей шинковал капусту длинным ножом. Ванька тёр морковь на крупной тёрке.
Новички — Тимка, Лёшка и ещё четверо — стояли у отдельного стола, лепили под моим присмотром. Уже намного лучше, чем в первый раз. Руки привыкали, движения становились увереннее.
— Тимка, — окликнул я, подходя ближе. — Края плотнее защипывай. Смотри — тут щель осталась.
Он попытался исправить, но пальцы соскользнули, шов разошёлся. Пирожок развалился на две половинки.
— Вот чёрт, — Тимка покраснел, испуганно посмотрел на меня. — Извини, Александр.
— Ничего страшного, — я взял кусок теста, показал медленно. — Смотри. Тесто живое, оно дышит. Не дави на него, а веди пальцем — вот так, мягко. Чувствуешь?
Он кивнул, повторил движение — осторожно, аккуратно. На третий раз у него получилось. Шов ровный, плотный.
— Молодец, — я похлопал его по плечу. — Видишь? Главное — чувствовать материал.
Я ходил между столами, проверял, поправлял, подсказывал. Атмосфера была рабочая, но не напряжённая. Дети переговаривались негромко, иногда шутили.
К середине утра на больших деревянных подносах лежало четыреста пирожков. Ровных, одинаковых, аккуратно слепленных.
Варя с Машей начали печь. Два больших чугунных противня смазали маслом, уложили пирожки плотными рядами. Задвинули глубоко в печь, на раскалённые кирпичи, где жар был самый сильный.
Печь гудела. Дерево потрескивало внутри. Через открытую заслонку был виден оранжевый пляшущий огонь.
Запах пошёл минут через десять — сначала слабый, потом всё сильнее. Горячее тесто, румяная корочка, мясной сок, капуста с луком. Умопомрачительный аромат заполнил всю кухню.
У всех текли слюнки.
Семка стоял рядом с печью, не отрываясь смотрел на заслонку. Сглатывал. Живот урчал громко.
— Александр, — наконец не выдержал он жалобно. — Ну можно хоть один? Маленький? Я уже час работаю…
Я посмотрел на него — худой, руки в муке по локоть. Хоть и стараюсь кормить их сытно, но пока еще не отъелись, да и пирожки пахнут одуряюще. Потом на остальных детей глянул — все украдкой поглядывали на печь.
— Варя, — сказал я. — Дай всем по одному морковному, когда вытащишь. Заслужили.
Варя строго нахмурилась:
— Разбалуешь их. Это на продажу, между прочим.
Но я видел — в глазах усмешка пряталась.
— По одному, — повторил я. — Работают хорошо, пусть попробуют что продают.
Варя вздохнула с напускной суровостью:
— Ладно уж.
Она ловко вытащила первый противень длинной деревянной лопаткой. Пирожки лежали румяные, золотистые, с поджаристыми боками. Пар валил.
Варя выбрала самые красивые морковные, разложила на деревянной доске:
— Ешьте. Горячие, не обожгитесь.
Дети радостно закивали, схватили пирожки, дули на них. Семка откусил, зажмурился от удовольствия:
— Ммммм! Вкуснота!
Маша довольно хрустела корочкой. Петька уплетал за обе щеки. Варя смотрела на них, покачала головой, но губы дрогнули в улыбке.
— Ладно, хватит радоваться, — сказала она строго через минуту. — Доели? Обратно за работу. Ещё кучу пирожков печь надо.
Вскоре всё было готово.
Четыреста пирожков, разложенных по корзинам, завёрнутых в чистые тряпицы. Тёплые, ароматные.
— Всё, завтракаем быстро, потом по точкам, — скомандовал я.
Варя разлила горячую кашу по мискам, положила немного меда в нее каждому. Дети ели быстро, молча — привычка улицы, где еду могли отнять.
Я встал из-за стола, хлопнул в ладоши:
— Слушайте все внимательно. Сегодня работаем по новой схеме.
Все подняли головы, уставились на меня.
— Разбиваемся на группы, — продолжил я. — Варя, ты берёшь Машу, Петьку и Гришу. Идёте в Ремесленный квартал, на вашу обычную точку у кузниц. Матвей, ты берёшь Семку, Ваньку и Лёшку. Идёте на площадь у Торговых рядов. Тимка, ты старший в третьей группе — берёшь остальных новичков. Идёте к казармам стражи, там всегда голодные.
Тимка выпрямился, гордый доверием.
— У каждой группы будет сопровождение, — добавил я. — Люди Угрюмого. Они не будут вмешиваться в торговлю, просто присутствуют рядом. Для безопасности.
— А ты? — спросила Варя.
— Я остаюсь здесь. Буду готовить на завтра, планировать дальше.
Дети начали собираться. Разбирали корзины с пирожками, проверяли тряпицы, разбивались на группы.
Я вышел на улицу вместе с ними.
У дома уже стояли трое мужчин — бойцы Угрюмого. Крепкие, молчаливые. Один кивнул мне:
— Мы готовы.
— Хорошо. По одному на группу. Держитесь на виду.
— Понял.
Дети гурьбой высыпали на улицу, разошлись по разным направлениям. Варя повела свою группу налево, в сторону Ремесленного квартала. Матвей направо, к центру. Тимка прямо, к казармам.
За каждой группой неторопливо пошёл боец Угрюмого. Я смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотами.
Всё правильно. Всё как надо, но почему-то на душе было тревожно.
На противоположной стороне улицы, в тени между двумя домами, стоял человек в тёмном плаще.
Неприметный. Средних лет, обычное лицо, ничем не выделяющееся. Таких тысячи в городе.
Он наблюдал как из дома вышла целая толпа детей с корзинами. Как они разошлись по городу под присмотром вооружённых людей и насколько организовано всё это происходило.
Человек нацарапал несколько строк мелким, аккуратным почерком.
«Объект расширяется агрессивно. Организация эффективная. Пятнадцать торговцев, три отряда. Охраняют люди Угрюмого. Дисциплина высокая.»
Спрятал записи обратно, подождал, пока последняя группа скрылась из виду. Потом неторопливо пошёл следом — за группой Вари, в сторону Ремесленного квартала.
Его походка была размеренная, ничем не примечательная. Ещё один горожанин, идущий по своим делам.
Никто не обратил на него внимания.
Я вернулся в дом, закрыл дверь. Тишина. Непривычная после утренней суеты. Прошёл на кухню, сел за стол. Достал листы бумаги и угольный карандаш. Время планировать дальше.
Постоянные поставщики есть. Производство налажено. Пятнадцать продавцов работают слаженно. Прибыль растёт стабильно, каждый день лучше предыдущего, но останавливаться нельзя. Сейчас самое время давить.
Я начал набрасывать цифры, чертить схемы.
Текущее состояние: четыреста пирожков в день. Пятнадцать продавцов по три точки. Выручка около двадцати серебряных чистыми. Хорошо, но мало. Дрова подорожали на треть — все из-за морозов. Дом надо бы утеплить еще сильнее, но на это пока нет лишних денег. Это надо учитывать в расчётах.
Что можно сделать прямо сейчас:
Первое — увеличить объёмы производства. Сейчас готовим вчетвером с помощниками, выходит четыреста штук. Если добавить ещё двух-трёх опытных на кухню, можем выйти на шестьсот в день. Может, даже восемьсот, если наладить конвейер правильно.
Записал: «Расширить кухню. Ещё одна печь? Или две поменьше?»
Второе — новые точки сбыта. Сейчас покрываем три района: Ремесленный квартал, Торговую площадь, казармы, но в городе ещё Портовый район — там грузчики, моряки, всегда голодные. Дворянский квартал — там богачи, слуги, можно поднять цену. Рыночная площадь утром — крестьяне приезжают, торговцы.
Нацарапал: «Портовый р-н — 5 продавцов. Дворянский — 3, цена выше. Рынок утром — 2–3.»
Ещё десять-пятнадцать продавцов минимум. Значит, нужно набирать новых детей или нанимать взрослых.
Третье — и это самое важное — переходить с пирожков на что-то большее.
Я остановился, уставился на бумагу. Пирожки — это хорошо. Быстро, удобно, народ любит, но это улица. Это холод, снег, дождь. Ограничения по объёму, по цене. А что если…
Я начал набрасывать новую схему.
Горячие обеды. Не пирожки на улице, а полноценная еда. Суп, каша, мясо, хлеб. Место, куда люди приходят, садятся, едят в тепле.
Трактир? Нет, слишком рано. Трактир Гильдия сразу заметит.
Но можно начать проще. Харчевня. Небольшая. Несколько столов, простая еда, низкие цены. Для рабочего люда — кузнецов, грузчиков, ремесленников.
Записал: «Харчевня — 10–15 столов. Кухня большая. Два-три блюда в день: суп, каша, мясо. Хлеб свой. Цена — 5–7 медяков за обед. Оборот?»
Начал считать.
Если харчевня на пятнадцать столов, по четыре человека за столом — шестьдесят мест. Если три оборота в день (обед, ужин, поздний ужин) — сто восемьдесят человек. По шесть медяков с человека в среднем — десять серебряных восемьдесят медных выручки в день. Минус расходы… чистыми серебряных семь-восемь.
Плюс пирожки на улице — ещё пятнадцать серебряных.
Итого: двадцать два-двадцать три серебряных чистой прибыли в день. Более ста пятидесяти серебряных в неделю.
Я откинулся на спинку лавки, смотрел на цифры. Реально. Вполне реально, но нужно помещение. Большое, в правильном месте. Желательно в Ремесленном квартале или рядом с Торговой площадью — там народ, там деньги.
Нацарапал: «Найти помещение. Аренда или покупка? Узнать цены.»
Ещё проблема — кухня. Для харчевни нужна большая печь, котлы, сковороды, посуда на шестьдесят человек минимум и повара. Я один не справлюсь, нужны помощники опытные.
«Нанять двух поваров? Или обучить из детей?»
И главное — поставщики. Текущие объёмы у Дарьи, Игната и Матрёны рассчитаны на четыреста пирожков. Для харчевни понадобится в два-три раза больше. Смогут ли они обеспечить? Надо поговорить с ними. Заранее предупредить, договориться о новых объёмах.
Я яростно писал, чертил, считал. План формировался.
Этап первый: продолжать расширять сеть пирожков. Выйти на восемьсот штук в день, охватить все районы города. Закрепиться, создать репутацию, накопить деньги.
Этап второй: через месяц-полтора открыть харчевню. Начать с малого — десять столов, простое меню. Обкатать схему.
А там уже можно думать о настоящем трактире. Со вторым этажом, с комнатами для постояльцев, с музыкантами по вечерам.
Я смотрел на исписанные листы бумаги — цифры, схемы, планы.
Агрессивно? Да.
Рискованно? Очень.
Но возможно. Всё возможно, если делать правильно и быстро.
Я сложил листы, спрятал в деревянный ящик под столом. Потом достал чистый лист, начал составлять список дел на ближайшие дни.
«1. Поговорить с Угрюмым — защита, расширение территории. 2. Найти помещение под харчевню — Ремесленный квартал, Торговая пл. 3. Договориться с поставщиками об увеличении объёмов. 4. Набрать новых продавцов — ещё 10 человек минимум. 5. Купить вторую печь для кухни.»
Работы много, но я чувствовал азарт, энергию. Хотелось действовать прямо сейчас, не откладывая.
Город большой. Места хватит всем.
Ремесленный квартал. Середина дня.
Варя стояла у своей обычной точки — между двумя кузницами, где всегда толпились рабочие. Рядом с ней Маша держала корзину с пирожками, Петька с Гришей стояли чуть поодаль.
В нескольких шагах, прислонившись к стене дома, стоял боец Угрюмого. Молчаливый, с ножом за поясом. Не вмешивался, просто наблюдал.
— Горячие пирожки! — выкрикивала Варя громко, привычно. — Свежие, с мясом, с капустой!
Народ подходил охотно. Кузнецы, подмастерья, грузчики — все знали, что у этой девчонки пирожки всегда вкусные.
— Дай три мясных, — протянул медяки здоровенный кузнец.
— Держи, дядя, — Варя ловко завернула пирожки в тряпицу, передала.
Кузнец откусил, зажмурился от удовольствия:
— Ммм, хороши! Жена моя так не готовит!
Очередь росла. Варя работала быстро, чётко. Маша подавала пирожки из корзины, Петька собирал монеты в кошель.
В стороне, в толпе, стоял человек в тёмном плаще. Он не подходил к Варе. Не покупал пирожки. Просто стоял, смотрел, запоминал как быстро расходится товар, сколько монет собирается в кошель и как народ доволен, улыбается, возвращается за добавкой. Видел бойца Угрюмого, который охраняет детей.
Затем достал записи, сделал пометку:
«Ремесленный квартал. Высокий спрос. Население лояльно. Охрана — один боец, стандартная схема. Уязвимость — толпа, можно действовать незаметно.»
Постоял ещё несколько минут, потом растворился в толпе.
Торговая площадь. Ближе к вечеру.
Матвей стоял у края площади со своей группой. Семка, Ванька, Лёшка. Корзины уже почти пустые — торговля шла отлично.
— Последние пирожки! — кричал Семка. — Горячие, вкусные!
— Дай два с капустой, — попросила пожилая женщина.
— Держите, бабушка, — Матвей вежливо передал, принял монеты.
Неподалёку, у колодца, стоял ещё один человек в тёмном плаще. Другой, не тот что был в Ремесленном квартале, но такой же неприметный, такой же внимательный.
Он смотрел. Оценивал и записывал:
«Торговая площадь. Экспансия на территорию Гильдии. Агрессивно. Стража не препятствует — либо подкуплены, либо лояльны из-за качества товара. Население покупает охотно. Объект захватывает ключевые точки города методично.»
Развернулся и ушёл, растворившись среди прохожих.
Вечер. Дом Алексея.
Дети вернулись гурьбой — шумные, довольные, с пустыми корзинами.
— Всё продали!
— До последнего!
— Одна тётка купила сразу десять штук на всю семью!
— А мы у казарм стражникам продавали, они теперь каждый день будут брать!
Я встретил их у двери, улыбнулся:
— Молодцы. Все целы?
— Все, — кивнула Варя. — Никаких проблем.
Матвей высыпал монеты на стол — серебро и медь звенели, катились. Много. Очень много.
— Считаем, — сказал Матвей, доставая тетрадь.
Он раскладывал монеты на кучки, считал вслух, записывал промежуточные суммы.
— За сегодня, — наконец сказал он, подняв голову, — выручка двадцать три серебряных и восемьдесят медных.
Дети ахнули.
— За один день⁈
— Это больше чем за неделю раньше!
Я кивнул удовлетворённо. Да, рост был впечатляющий.
— Вычитаем расходы, — продолжил Матвей, листая записи. — Мука, мясо, овощи, масло… плюс дрова — они сильно подорожали. Всего восемь серебряных. Чистая прибыль — пятнадцать серебряных и восемьдесят медных за день.
Тишина, а потом взрыв радости:
— Ура!
— Мы богатые!
— Теперь точно никогда не будем голодать!
Я поднял руку, призывая к тишине:
— Хорошо поработали сегодня. Очень хорошо. Я вами горжусь.
Дети сияли от гордости.
— А теперь ужинать, — сказала Варя, направляясь к печи.
Мы быстро накрыли на стол. Варя разлила густой суп с мясом, нарезала хлеб. Дети ели с аппетитом, делились впечатлениями дня, шутили.
Атмосфера была тёплая, праздничная и тут снова постучали в дверь.
Я открыл. На пороге стоял возчик с телегой, на которой лежали большие тюки, аккуратно перевязанные верёвками.
— Добрый вечер, — сказал возчик. — Ты Александр? Заказ твой привёз. Одеяла и подушки.
Дети, услышав это, мгновенно повскакивали из-за стола.
— Одеяла⁈
— Подушки⁈
— Нам⁈
Возчик с помощником начали разгружать тюки, заносить в дом.
Я развязал первый тюк — внутри лежали тёплые шерстяные одеяла. Простые, грубоватые, но новые, добротные. Пахли овечьей шерстью и свежестью. Во втором тюке — подушки, набитые пухом и пером. Дети облепили тюки со всех сторон.
— Настоящие одеяла!
— И подушки! Мягкие какие!
Маша схватила одну подушку, прижала к себе, зарылась лицом:
— Ой, как приятно! Мягкая такая!
Семка развернул одеяло, закутался в него с головой:
— Тёплое! И не колючее!
Дети хватали одеяла и подушки, тискали их, нюхали, радовались. Я расплатился с возчиком, добавил сверху за доставку. Он поклонился благодарно и уехал.
— Теперь у каждого будет своё одеяло и подушка, — сказал я, глядя на радостную суету. — Зима нынче лютая, без этого не выжить.
Варя подошла ко мне, улыбнулась тепло:
— Спасибо тебе, Александр. Правда. Дети… они никогда такого не имели.
— Это только начало, — ответил я тихо.
Дети продолжали радоваться, делить одеяла и подушки между собой, спорить кто какое возьмёт и тут Тимка, который стоял чуть в стороне, подошёл ко мне и Варе. Лицо у него было задумчивое, даже немного встревоженное.
— Александр, — сказал он тихо. — Хотел сказать… Сегодня странный какой-то мужик за нами ходил. Когда мы у казарм торговали.
Я насторожился:
— Какой мужик?
— Ну, обычный вроде. В тёмном плаще. Стоял в стороне, смотрел на нас. Ничего не покупал, просто смотрел. Я сначала не обратил внимания, но потом заметил — он долго стоит, не уходит. Я обернулся через несколько минут, а его уже нет.
Варя нахмурилась, посмотрела на меня:
— У меня тоже такое ощущение было. В Ремесленном квартале. Кто-то смотрел, но я не поняла кто.
Холодок пополз по спине. Я вспомнил предупреждение Угрюмого. «Мои люди видели странных типов. Не из местных банд. Слишком чистые, слишком тихие. Они ходят, наблюдают, спрашивают.»
Значит начинается.
— Если ещё кого-то такого заметите, — сказал я спокойно, чтобы не пугать детей, — сразу говорите мне или бойцам Угрюмого. Понятно?
Тимка кивнул серьёзно:
— Понятно.
Варя смотрела на меня. В её глазах я прочитал тревогу.
Радость от одеял и подушек, от успешного дня, от рекордной выручки — всё это немного потускнело. Слежка за нами началась со всей серьезностью.
Поздняя ночь. Тихий роскошный кабинет в особняке на Дворянской улице.
Свечи горели в серебряных подсвечниках, отбрасывая мягкий свет на дорогую мебель, книжные шкафы из резного дерева, персидский ковёр на полу.
За массивным письменным столом сидел Еремей Захарович Белозёров. Перед ним на столе лежали записи. Напротив стоял человек в тёмном плаще — один из тех, кто наблюдал днём. Неприметный, с обычным лицом.
— Докладывай, — сказал Белозёров ровным голосом.
Человек в плаще кивнул, начал говорить спокойно, без эмоций:
— Объект под именем «Александр» создал эффективную торговую сеть за очень короткий срок. Расширяется агрессивно, захватывая ключевые торговые точки города довольно быстро.
— Объёмы?
— Сегодня реализовано четыреста единиц товара за один день. Три торговые группы по пять человек в каждой. Покрывают Ремесленный квартал, Торговую площадь, район казарм. Пользуется силовой поддержкой Угрюмого — по одному бойцу на группу.
Белозёров слушал молча, пальцы постукивали по столу.
— Что опаснее, — продолжал агент, — объект пользуется высокой лояльностью населения. Товар качественный, цены справедливые. Люди возвращаются, рекомендуют другим. Формируется устойчивый спрос.
— Слабые места?
— Поставщики. Это его уязвимость, но он это понимает и укрепляет связи. Он недавно перешёл на постоянных — мельник из деревни Берёзки, мясник Игнат, огородница Матрёна. Рентабельность аномально высокая — примерно шестьдесят процентов чистой прибыли.
Белозёров медленно кивнул.
— Текущая выручка?
— По нашим оценкам, около двадцати серебряных в день чистыми. Это более ста серебряных в неделю. Часть из них уходит Угрюмому.
Еремей Захарович откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком. Молчал долго, обдумывая информацию.
Такие как этот разбалтывают цены и подрывают систему. Он понял это ещё после случая на Речном — и с тех пор не прощал таких умников.
Агент стоял неподвижно, ждал.
Наконец Белозёров заговорил — голос тихий, но в нём слышалась сталь:
— Эта экспансия слишком агрессивна. Если промедлим ещё месяц, будет поздно. Экономическая база Угрюмого укрепится настолько, что его будет невозможно сдвинуть.
Он замолчал ненадолго.
— Его нужно придушить. В зародыше. Начинайте работать.