Утром за завтраком, не обнаружив за столом Машу, я узнал, что она с рассветом встала и разбудив лиера, вытащила его на улицу, в огород, со словами, что там свет лучший. И уже часа два его рисует.
Потом, к обеду, на трех телегах приехала толпа плотников, рудознатцев и несколько приказчиков, и работы привалило. Дрова, что должно было хватить на три дня улетели в момент и пришлось снова браться за топор. Яник только успевал бегать в огород, к колодцу и несколько раз в деревню.
После обеда уехал Сайзен, довольный, как кот, укравший крынку со сметаной. Похоже мы сильно занизили стоимость рисунков Маши. Но для нас и этот империал — был подарком с небес. За завтраком обсудили возможность продажи оставшихся двух рисунков, но мама была категорически против, желая оставить рисунки, как семейную реликвию.
К вечеру, порядком уставшие, уже было расслабились, но проехавший мимо таверны в Дубовую крестьянин, сообщил о еще одной толпе работников, идущих пешком. Однозначно у нас будут ночевать. Верхние комнаты оказались все заняты, пришлось нам с Яником разбирать завал в летней пристройке, которую мы уже года три как использовали в качестве сарая для ненужных вещей. Уже затемно разместили мужиков на тюфяках с соломой, смастеренных на скорую руку и без сил упали в кровать.
Проснулся я от непонятного, мелодичного гула. Моя комната одной стенкой примыкала к кухне, от чего у меня всегда тепло, и сейчас я явственно слышал из-за стены…пение?
Было очень рано, обычно в это время мы еще спим, разве что Лаура может ставить тесто. Но это точно не она, ее обычно и слыхать… Быстро натягиваю штаны, рубаху и босиком быстро выхожу за дверь. Точно, поют! Машин голос! Она поет с кухни? Повернув за угол, я замер, увидев у входа в кухню дядю, босиком в одной рубахе, до колен. Его комната почти что напротив кухни и он явно услышал первым. Но замер я не потому что столкнулся с дядей, а из-за того, какое у него было выражение лица. Скулы резко выделялись и лицо казалось таким… беззащитным что ли? Правда он таким был всего пару секунд, услышав меня дядя вновь стал невозмутимым и суровым. Повернув ко мне голову, Ивер жестом показал мне не шуметь и подозвал поближе.
Маша действительно пела. Прямо при мне она закончила петь одну песню и запела другую, более задорную и подвижную. И начала пританцовывать. При этом она…. пекла блины?! Да, она сразу на трех сковородках пекла блины! Да так эффектно! С одной сковороды снимала блин, водила кругами по сковороде палочкой с наколотым куском сала, заливала тесто, крутя сковороду. Затем тут же хватала вторую сковородку, махала ей, от чего блин взлетал и переворачивался в воздухе, и тут же снимала “урожай” с третьей, забрасывая его в тарелку и проводя по нему круговыми движениями рукой! Маслом, что ли смазывала? А в коротких промежутках пританцовывала, делая смешные движения локтями и… хм… бедрами… ну тем, что выше…
Мы так засмотрелись и заслушались, что даже упустили момент, когда Маша повернулась и заметила своих зрителей. Но, к счастью девочка нисколько не обиделась, только мило покраснела и весело воскликнула.
— Ой! Вы проснулись? Я увлекаться и громко петь?
— Нет, не волнуйся, мы же рано встаем, — тут же успокоили мы ее, — ты блины что ли делаешь?
— Да! Яник вчера хвастать о блинах у какого-то Ганита, а Норд сказать, что ваша мама не умеет их делать. Я решила попробовать сделать блины старый способ. Хочу победить маму Ганита.
Ну да, блины у мамы и правда не получались. То подгорают, то комком, то толстые, непропеченные… Пока была жива бабушка, она учила другую невестку, жену старшего брата отца, которому и должна была отойти таверна. Но они все не пережили чуму, выкосившую половину деревни пятнадцать лет назад. Отец с матерью не собирались возглавлять таверну, они готовились стать крестьянами, как неожиданно на них упало все это хозяйство. Маме пришлось переучиваться… Впрочем как и папе… Основные блюда, из тех, что часто просят гости — она готовит неплохо, хотя Лара все готовила куда лучше, с детства выросшая на кухне, а вот что-то не часто спрашиваемое — у нее получалось… ну в общем, не хочу обидеть, но так себе… Блины — были больной темой.
— Ого какая гора! — Не удержался Ивер от возгласа, и я к нему присоединился.
Горка была с пол локотя высотой, этакая кривая башенка, покосившаяся во все стороны. Но такая румяная, аппетитно поблескивающая маслом башенка из ровных, один к одному блинов…
— Ой, да вас такая толпа — улетай все в момент! — рассмеялась Маша, довольная произведенным эффектом, и тут же треснула деревянной ложкой по руке Ивера, — Куда! Садить за стол, там кушать!
Ивер расхохотался как безумный, отскакивая от печи, подкидывая на ладони стыренный с верха горки блин, уворачиваясь от еще одного удара лопаткой. Маша возмущенно на него смотрела, но было видно, что происходящее ей нравилось.
— Вкушнотиша! — пробормотал он через секунду, сунув весь в рот, тряся поднятым кверху большим пальцем и направляясь к выходу, — пойду оденусь и приду завтракать!
— Можно тоже попробовать? — взмолился я, чувствуя как рот наполнился слюной, — и тоже пойду одеваться и умываться…
— Ладно, только один. И потом приходите, я чай заварила.
— Что заварила?
— Чай. Это как сбитень, но по другому. Другие травы, по другому немного делается. Пить надо с медом. И это, принеси сметану с погреб. А то я туда боюсь идти — там темно. И так яйца пришлось у петуха отбирать…
— Ты сама забрала яйца из курятника? И петух тебя не тронул?
— Ну он пытался… кстати, его бы тоже надо выпустить…
— ???
— Ну он… был против… и я его накрыла маленьким бочонком. А чего еще делать? Яйца только там и в подвале.
С ума сойти. В подвал, вход в который у нас дома, она пойти боиться, хотя там лампа стоит, только зажги, даже в темноте спускаться не надо, а к петуху, который не одного хорька уже забил и которого все мои друзья боятся, как огня — Маша выбрала меньшим из бед… Как его выпускать то? Он же первого кого увидит — на лоскуты порвет!
— О, Яник, привет, — заметил я зашедшего на голоса брата, — хочешь блин? Он твой, только сходи, петуха выпусти… Только палкой. Длинной. Чтобы из-за двери достать.
— Откуда выпустить? — не проснувшимся голосом переспросил Яник, при этом уже поворачиваясь и двигаясь в сторону выхода.
— А там увидишь… — улыбнулся я, представляя что сейчас будет.
— Хи-хи, — раздалось сзади, — у меня двоюродные братья так же делают…
— А-а-а! — Раздалось с улицы, — у нас петух взбесился!
Через пятнадцать минут мы всей семьей сидели за столом, уминая блины со сметаной и прошлогодним вареньем из жимолости. К слову блины были просто великолепны — тоненькие, они просто таяли во рту. Яник уже забыл все обиды, лопал так, что за ушами трещало, не уставая нахваливать, в промежутках, пока брал новый блин. Ободранные руки и ноги были забыты и теперь его волновало лишь одно — сделает ли Маша такие же блины еще раз.
— Зачем тебе еще, ты же эти еще не съел, — рассмеялась довольная льера, которая просто млела, когда ее хвалили.
— Я стараюсь… — непонятно ответил Яник, запихивая в рот очередной блин.
— Маша, и правда, очень вкусно! — Несколько нехотя признала мама, — очень рады такому завтраку…
— Это еще и взятка… так, не знаю как это слово на вашем. Это еще и подкуп!
— Подкуп? — Удивился отец, — за что?
— За Васю. Я хочу его забрать на весь день. Он мне рыбалку обещал.
Родители переглянулись, не зная как реагировать. Вроде вчера всю тяжелую работу сделали, но если сегодня будет такой же наплыв гостей — то моя помощь будет не лишней.
— Ну за такой завтрак — грех не отпустить! — нарушил тишину Ивер, — Норд, сделаешь удочку Маше, полегче? На чердаке бани было несколько заготовок под удилища.
— Да сделаю конечно, — с облегчением согласился отец, радуясь, что не ему пришлось принимать решение о веселом времяпрепровождении ребенка вместо работы.
— Агния, ты бы нашла старый плащ Яника, — продолжил дядя, — тучки на небе, как бы не распогодилось.
— Дождя не будет, — тихо, в стол проговорила Лаура и замолчала. Она вообще редко говорила, так что ее вмешательство в разговор было чуть ли не событием.
— Ну и ладно, меньше тащить на себе. Хоть поесть им соберите…
Вышли мы через час, покачивая на плечах двумя длинными удилищами. Еды нам надавали — словно мы на неделю пошли: нес и я в заплечной сумке и Маша в своей волшебной. Именно из-за ее свойств ей загрузили глиняную бутыль с молоком, у нее она точно не перевернется. В деревне поймали Овера, которого отправили собирать всех наших, а сами вышли к ручью и проверили снасть у Маши, выданную отцом. К слову, ее снасть была получше…
— Головастиков ловите? — Ехидно поинтересовался Млат, когда они с друзьями подошли к нам.
— Ну надо же чем-то тебя кормить, — вернул я колкость, сворачивая лесу по удочке и закрепляя крючок.
— Ха, я то себе вьюнов на жарюху точно наловлю, так что головастиков сам жри!
— Что есть вьюнов? — уловила незнакомое слово Маша.
— Это рыба такая, которую идем ловить, — тут же все бросились ей рассказывать, перебивая друг-друга, — вкусная! И ловить легко!
— Большая?
— Ну вот такая, — показал длину трех ладошек Овер, — длинная, но узенькая, на змею похожая…
— На змею?! — потемнели глаза у Маши и сразу же замедлился шаг.
— …! — Ругнулся Овер и сам же ладошкой прикрыл рот.
— А что есть…
— Это тебе лучше не знать! — быстро перебил я Машу, — это не то слово, которое можно говорить в присутствии льеры.
— Хорошо. Но змей я ловить не пойду. Другая рыба у вас есть?
Мы переглянулись. Еще не знакомый с Машей лично, но знавший историю нашего забега Герес печально вздохнул, вспомнив, где можно поймать другую рыбу.
— За хариусом? — Озвучил я общую мысль.
— За хариусом… — понуро поддержали друзья.
— Что есть хариус и почему так грустно? — тут же последовал вопрос.
— Хариус позавчера был на ужин, — ответил я и за меня тут же продолжил Млат.
— А грустные, потому что не у всех есть кроски-самоходки.
— А при чем тут мои кроссовки?
— Туда идти почти два часа.
— Рыба позавчера была вкусной. А два часа — это не долго. Вы же мне расскажите что-нибудь новое? Например, Герес, у тебя же ферма? Чем занимаетесь? Что выращиваете? Сколько зарабатываете? А можно я тебя буду называть Гера? А что ты делал в поле, когда мы к тебе заходили?
— Вот Гер попал, — хихикнул Млат, — нечего было прошлый раз пропускать…
— Да, Млат, а ты узнал у отца, сколько будет стоить нож? А можно ты будешь Мэт?
— Я так понял, рот лучше не открывать, — шепотом произнес Овер, стараясь, чтобы губы не шевелились.
— Это просто любопытство. Она столько молчала, пока не знала нашего языка, а сейчас хоть все понимает… не будет же она задавать вопросы все два часа пути…
…Два часа спустя
— Вот, чуть не забыла. Вы весь товар возите в город, но почему только зимой?
— Зимой дороги подмерзают, столько грязи нет, можно за день до города доехать.
Это было бесполезно. Любой ответ рождал минимум два вопроса.
— А у вас зимы не холодные? Земля не замерзает как камень? А почему вы всегда говорите город, но не говорите название?
— Ура-а… — Вяло отреагировал Гер, — вода! Пить… У меня уже горло пересохло, два часа рот не закрывается. Я мошки уже столько сьел, что можно обедом не кормить…
— Ну хоть какая-то польза от Машиных вопросов, — хохотнул я, отвечая на вопросы Льеры, — Зима у нас холодная, но по нашим меркам. Если тебе вода в пруду казалась теплой, то для тебя зима наверное… Реки не замерзают, снег падает, но долго не лежит, но земля твердеет, копать тяжело. А почему город — Город, да просто других рядом нет, сразу понятно, про какой говорят. А так он называется Меридинотоль. В честь основателя Меридина…. забыл как он там был…
— Мерид… Да, просто Город лучше. Тут рыбу ловить?
— Да. Ловила хариуса?
— Нет, только карася.
— Смотри, видишь небольшой перекат? Где вода стремительно по камням течет? Вот, а чуть ниже сразу спокойное место. Вот там хариус и сидит. Но туда кидать не надо наживку. Кидай в струю, под самый конец, чтобы оно по течению к рыбе выплыло. Давай я тебе муху нацеплю…
Пока мы шли, все дружно ловили различных цветных насекомых, складывая в специальные берестяные коробочки и сейчас все дружно принялись распутывать снасти и наживлять наживку. Вместе с Машей мы подошли к первому перекату и я показал куда забрасывать, как следить за поплавком и в каком месте скорее всего клюнет.
К слову, забросила она толково, с первого раза попав в нужное течение…
— Подсекай! Тяни! Дергай! — в один голос заорали мы все, увидев как резко ушел поплавок под воду.
— И-и-и-и! — завизжала Маша, дергая согнувшееся попалам удилище, — тяжелая! Не лезь, сама!
Овер, было дернувшийся помогать, невозмутимо замер на месте, только сжатые кулаки выдавали его напряжение. в какой то момент льера подловила рыбу, когда та дернулась в ее сторону и пользуясь ее же ускорением выдернула хариуса на берег. Крупная рыбина, коснувшись земли как-то хитро изогнулась и все же соскочила с крючка и извиваясь во все стороны запрыгала в сторону воды.
— Держите, держите кто-нибудь, — пронзительно закричала рыбачка и Млат стремительно прошмыгнул мимо дернувшегося Овера и прыгнул плашмя, придавливая рыбу.
— О! Молодец! — Похвалила Маша нашего друга, грустно взирающего на мокрую и пахнущую рыбой рубаху, — Как настоящий герой прыгнул!
— Подумаешь, — ворчливо буркнул Овер, глядя на расцветающего от похвалы Млата, — Если бы он мне не помешал, я бы ее сам поймал. Руками. Не пачкаясь. Ого какая большая! Ни разу такого не ловил!
Рыбина была как мой локоть и ладонь и весил, наверное, как шесть вьюнов. Таких хариусов и правда ни разу не ловили, почти вдвое больше обычного…
— Новичкам везет, — спокойно прокомментировал Герес, закидывая наживку в тоже место.
— В одном месте два не будет, — авторитетно заявил Млат, направляясь к перекату чуть выше по течению, но Герес дождавшись прохода снасти, повторил заброс.
Я же обновил наживку у Маши и закинув рыбу в плетеный садок, повел ее чуть ниже. У очередного переката, показал ей куда забрасывать и сам закинул рядом.
— И-и! Ай, ты чего на меня то! Ай!
Оглянувшись, я с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Маша, поймав еще одного небольшого хариуса, пыталась схватить его рукой, но при этом слишком задирала удочку и рыба стремительно приближалась к ней, чего девочка старалась не допустить и извиваясь — уворачивалась, тем самым сильнее раскачивая рыбу на леске, делая ее полеты более непредсказуемыми.
— Ну она просто такая холодная, скользкая, мокрая… — извиняющимся тоном объяснила свое поведение льера, когда я подскочив поймал рыбину и снял ее с крючка.
— А как ты дома снимала?
— А мне дедушка снимал. Или дядя Миша.
Опять забылся, кто она. У нее похоже даже специально человек на рыбалке ходил, рыбу снимать и наживку цеплять. Сейчас такой человек похоже я…
Четыре часа спустя, пройдя версты три вниз по течению, остановившись на каждом перекате, мы все дружно уминали взятую с собой еду, расположившись на пригорке, где сдувало ветерком всякую кровососущую живность. Вроде обычная еда, а такая безумно вкусная, когда ешь в лесу.
— Ну что, у кого сколько поймано? — Начал дежурный вопрос Млат, — у меня одиннадцать.
— У меня девять, — с набитым ртом пробормотал Герес.
— Четыре, — надув губки, мяукнула Маша, выстраивая слоеный пирог из хлеба, сыра, кусочка окорока, листьев зелени и соленого огурца
— Двадцать четыре, щенята! — скинув рубаху и падая на траву, победоносно провозгласил Овер, скашивая глаза в сторону Маши, но безрезультатно. Кусты, камни и трава по пояс уломали нашу неугомонную. Девочка с нескрываемым облегчением развалилась на траве и все ее мысли сейчас занимал отдых и еда.
— Девять, — признался я, и тоже налег на еду, опасаясь оставлять ее надолго без внимания в присутствии Гереса…. и пожалуй Маши. куда в такое маленькое тело влезает столько еды?! Вот опять она…
— Овер, разрежь мне вот так, пожалуйста. А почему только у тебя одного нож, а у других нет?
Млат с Гересом тут же покраснели.
— Потому что я уже мужчина, — горделиво ответил Овер, нарезая ей хлеб, сыр и окорок тонкими кусочками. А после и вовсе подавая его ей, чтобы она резала как ей хочется.
— Э-э… это как связано?
— Ну, понимаешь, когда парень совершает определенное действие и отец или другой старший родственник в семье признают его достойным для мужчины — они дарят ему нож. Чтобы все знали, что парень теперь считается мужчиной.
Маша стремительно покраснела, даже уши и шея.
— И что отец это видит?! — широко распахнув глаза уточнила девочка.
— Ну или отец или дед, например. Или достоверные видаки им поведают.
— Ох, ну у вас и нравы… То вроде нормальные, то дикари дикарями…
— Ой! Кто бы говорил, девочка в штанах, которая боиться ежиков, — не удержался от колкости, непонятно с чего обидевшийся Млат
— Млат, помолчал бы… Тихо! Слышите? — Насторожился вдруг Овер и мгновенно посерьезнел.
— Что, очередной ежик? — хмыкнула Маша, но тут же осеклась, тоже что-то услышав.
Я и остальные, как не прислушивались, но кроме журчания ручья и шелеста листьев ничего не услышали.
— От туда, — вроде, махнул рукой Овер, указывая в сторону орешника, за нашими спинами.
— А мне казаться от туда, — от волнения Маша снова начала коверкать слова, указывая чуть левее от того, что указал сын охотника.
— Да что там? — не выдержал Млат.
— Тихо, стонет кто-то.
— Пойдем посмотрим.
— Я боюсь! — с круглыми, на пол лица глазами, призналась Маша, но все же вставая с нами.
— Не бойся, со мной ты в безопасности, — хмыкнул Овер, напрягая мышцы и выгибая грудь, выставляя ее вперед. Вот как петух перед курицей, что с ним такое происходит то? Аж смотреть стыдно!
Звук, как оказалось, что шел не из орешника, а дальше, где начинались березы. На одной из берез, в тени, что-то висело и стоны раздавались именно оттуда. Не мешкая, мы все дружно двинулись туда, но прямо не получилось, пришлось огибать вывернутое с корнем дерево и вышли мы почти в упор к…
— Это человек? — Не к месту задал вопрос Млат, глядя на висящую вверх тормашками девушку, подвешенную за ногу. Девушка была почти что обнаженной, только на бедрах и груди болтались бесформенные куски меха. По телу девушки бежали тоненькие струйки крови из подвешенной ноги. К слову, там все было плохо: нога, в месте охвата веревкой была жутко сломана, кость торчала наружу и сильно кровавила.
Овер, как самый старший, двинулся было к ней, но неожиданно девушка открыла глаза, заметила нас и застонав начала дергаться, пытаясь освободиться. Мы было дернулись ее остановить, но в этот момент лицо у пленницы словно поплыло, черты лица стали как будто звериными… это длилось доли секунды, и она повисла без движений, обессилев, но этого хватило, чтобы понять, кто это…
— Оборотень! — тоненьким, пронзительным голоском прокричал Млат и рванул обратно.
— Бежим, быстро! — рявкнул Овер, разворачиваясь обратно.
Уговаривать нас не пришлось, мы тут же ломанулись через кусты, не разбирая дороги…
— Стойте, вы чего! — раздалось позади и я с ужасом понял, что Маши нет с нами. Она осталась у оборотня!
— Вот же демоны преисподней! — Ругнулся я, чуть не плача, останавливаясь. Бежать, бросив Машу я не мог, но и вернуться за ней было выше моих сил! — А-а! Будь оно все!
Собрав всю волю в кулак я побежал обратно, в каждую секунду ожидая броска чудовищного хищника из кустов.
— Вы чего как побежали? — Возмущенно закричала на меня Маша, — ей помощь нужна, а вы убегаете! Она так без ноги может остаться! Чего встал, как истукан? Надо ее снять, я такой тугой узел не развяжу.
Не успел я подойти, как девушка снова пришла в себя и опять начала дергаться, злобно рыча, но неожиданно получила грозную отповедь.
— А ну замерла! Ты чего как ума лишилась! Без ноги хочешь остаться?!
Картина, где миниатюрная Маша, стоит уперев руки в бока и грозно смотрит в глаза в глаза девушке в два раза больше себя, да еще и способной полдеревни вырезать, если верить легендам, вызвала у меня истеричный смешок, усугубляющийся тем, что оборотень Машу послушала и замерла, со… страхом? Да, со страхом наблюдая за девочкой.
— Так, потом смеяться будешь! Развяжи вот тут и перехвати веревку за дерево, тогда я смогу удержать. Ну что ты возишься?
— Узел тугой. Не могу. Она сильно затянула, когда дергалась. Только резать.
— Хорошо, я сейчас, — нисколько не сомневаясь рванула Маша в кусты, но через несколько секунд донесся ее голосок, — а в какую сторону наш лагерь? Я там нож Овера оставила…
Признаюсь, побежать в сторону лагеря мне было легче, чем оставаться с оборотнем наедине и я позорно воспользовался этой возможностью. Почему Маша не боялась оборотня и почему наоборот, оборотень боялась ее, я не задумывался, сейчас все мысли были о том, чтобы выжить в этой передряге. То что оборотень одна — в это не верилось…
К своей чести — я не мешкал ни секунды, как бы не хотелось не спешить, в стремлении отдалить момент контакта с оборотнем. Прибежал я быстро, и чуть не упал запутавшись в собственных ногах: Эта сумасшедшая девчонка стояла у оборотня и гладила ее по голове, бормоча какие то слова на своем языке! Да мне показалось, что висящая девушка с облегчением посмотрела на меня, радуясь, что я ее не оставил наедине! Да кто такая Маша, что ее оборотни бояться?!
— Принес? Молодец. Давай тут режь.
— Если обрезать, то длины не хватит, об дерево обвязать, а ты не удержишь, — сказал я и понял, что мне придется держать девушку на руках, спуская ее. Оборотня держать на руках! Да больше бреда я еще утром не мог представить!
— Да, ты прав. Вот ветка, накрути на нее веревку и упри вот так в дерево. Так даже лучше. Я смогу, двигая палку ее немного опустить, а ты перехвати, чтобы она головой не ударилась и ногу придержи, чтобы она ровно опустилась!
Я быстрыми движениями обрубил несколько боковых веток у палки предложенной льерой, крутанул веревку на эту палку, чтобы получилось несколько витков, вызвав этим стон, у висящей девушки, и приготовившись резать, сказал Маше.
— Упрись ногами, будет тяжело.
Девочка тут же обхватила палку за один конец, другой расперла между деревом и веткой и сама упершись ногами, откинулась назад, почти ложась на спину. Несколькими движениями я перерезал веревку, все же нож у Овера был очень хороший, и отбросив, кинулся к сползающей девушке. Веса у Маши не хватило, чтобы ее удержать, но движение она все же замедлила, я успел подхватить оборотня и вместе с ней опустился на землю, отдельно придерживая ногу, чтобы она последней опустилась на землю.
— Нашел время девку лапать, — нервно хихикнула Маша, тяжело дыша, — ты лучше скажи, вас учили оказывать первую помощь? Надо зафиксировать перелом.
Я только сейчас понял, что одной рукой держу девушку, потерявшую сознание, за ягодицу и быстро отдернул руку. Только после это до меня дошла суть вопроса.
— Нет, такому не учили.
— Нас учили на ОБЖ, я знаю как это сделать, но никогда не делала… Так, режь эту палку, что бы получился такой кусок. Потом счисти с него кору и разруби пополам! И не подглядывай.
Не подглядывай за чем, хотел было спросить я, но услышал шуршание одежды, решил просто не оглядываться, перепиливая палку, чтобы получился кусок, чуть длиннее локтя длиной.
Позади раздался треск ткани и ко мне подошла Маша, держа полоски ткани из ее нательной рубахи, с короткими рукавами. Ее курточка была плотно застегнута, таким же способом, что и сумка. Так и знал, что ее вещи тоже не простые.
— Кровь течет не сильно, значит крупные сосуды не повреждены. Надо остановить кровь, но сначала надо вправить кость…. Хотя не рекомендуют вправлять, а просто зафиксировать, но тут лес, мы просто не до несем ее…
— Говори, что делать, — кивнул я, немного приходя в себя. Страшно было жуть как, но Маша заражала своей уверенностью, что бояться было даже как-то стыдно.
— Ой, мамочки…! Я не смогу, кость торчит! А-а-а! — запищала льера, подсев к ноге…
— Я тоже не смогу, я даже не знаю, что делать. Ты хоть знаешь.
— Да я только на картинках и видела!
— Говори, тогда, что делать.
— Надо привязать плотно шины… Это вот эти две две палочки, вот тут у колена. Промыть еще все надо… Точно. Привязывай вот так, а я за водой.
В этот раз она хоть в правильном направлении пошла. Вот вроде и знает много, но как можно в лесу не ориентироваться? Привязать получилось быстро, но возникла новая проблема. Девушка открыла глаза и внимательно наблюдала за тем, что я делаю, стиснув зубы.
— Тихо, тихо, — успокаивающим жестом показываю ей пустые ладони, — мы просто хотим тебе помочь…
— Уходите, дальше я сама, — Хрипло прошептала девушка оборотень.
— Я бы с удовольствием, но…
— О! Она пришла в себя. — Вылезла из кустов льера с флягой, — плохо.
— Почему? — в один голос воскликнули мы с раненой.
— Вправлять — больно, — тут же пояснила Маша, присаживаясь у сломанной ноги, — по хорошему, остановить кровь и дотащить до врача…. но я не знаю, как накладывать повязку на торчащую кость.
Девочка покрутила головой вокруг, взяла кусок ветки, что я отрубил от палки и протянула оборотню.
— В зубах зажми, я в фильмах видела, так делают.
— Я ее прокушу, — прошептала девушка, с сомнением глядя на палку толщиной в три моих пальца.
— Держи, — сунул я ножны от ножа Овера и повернулся к Маше, — говори, что дальше?
— Садись на ее ногу выше колена и возьми ступню и тихонько-тихонько потяни, а я поставлю кость на место. Потом надо будет обвязать палки ниже перелома…
Но едва я коснулся ступни, как меня в бок, словно корова лягнула и я на пару секунд ощутил чувство полета, пока не влетел кубарем в густой куст.
— Ты сдурела? — Раздался возмущенный звенящий голосок с полянки.
— Извини, я не могу себя контролировать…
Кряхтя, как старый дед, я вылез из кустов, потирая ободранные руки и щеку, с опаской поглядывая на оборотня. Но кроме раскаяния на лице я больше ничего не увидел, агрессии не было.
— Я сама попробую, — со стоном села девушка и оглядела ногу, — приготовся вязать.
— Ты знаешь что нужно делать?
— Побольше вашего, чуть без ноги не оставили… — огрызнулась оборотень и зажала зубами ножны, — Вавай! А-а-а!!!
Маша быстро накинула вязочки на щиколотку, вытащила с пояса свой ремешок, тоже пустив его в дело, а после подзывающе махнула рукой,
— Затяни, у меня силы не хватит.
Оборотень вправила ногу, отчего торчащая кость пропала, а вот кровь пошла с новой силой. Я как можно быстрее затянул все вязки, Маша ловко намотала перевязку, пропустив часть ее под палками, часть сверху и протянула мне ремешок.
— Вот так еще обвяжи, чтобы точно никуда не сместилась, — покрутила пальцами в районе перевязки, — опять сознание потеряла. Она сильная, я бы так себе не смогла бы кость вправить…. Я вообще крови боюсь.
— По тебе не скажешь, — хмыкнул я, глядя на ее окровавленные ладони, — вполне сносно перевязала.
— Нас на специальных уроках учили… на манекенах.
— У нас таких уроков не было… Что дальше?
— Надо такую штуку из палок сделать, чтобы ее тащит… за одну сторону, по две палки, которые в стороны, мы тащим, а другая сторона, где палки вместе — по земле… А она сверху…
— Волокуша. Да, могу сделать. О Старые боги!
Я даже не понял, как так вышло, что мы на полянке были не одни! Рядом с нами стояли три волосатых и бородатых мужчины, одетые в набедренные повязки из меха и только у одного еще была такая же меховая безрукавка. Оборотни. Огромные, высокие, не сказать, что сильно мускулистые, скорее поджарые, от них просто веяло ужасом и смертью…
Я почувствовал, как спина покрывается холодным потом, с трудом заставляя себя посмотреть на лица мужчин, чтобы понять их намерения.
— Здравствуйте! Вы ее родственники? — приветливо подняла окровавленную ладошку Маша, — Это вы удачно пришли, поможете ее дотащить, а то от меня пользы не много.
Непроницаемо-невозмутимые лица на секунду дернулись в изумлении. Похоже для них эффект был — как если бы заговорило дерево. Самый молодой мужчина (а из-за бороды было не понять, сколько ему лет) резко шагнул к нам и втянул воздух. И через секунду отшатнулся, стремительно разрывая расстояние.
— Шархи. — Бросил он единственное слово.
— Уверен? — Старший, в безрукавке, шагнул к Маше и тоже втянул воздух. Я было дернулся, чтобы стать между ней и оборотнями, но мужчина уже стоял в двух шагах, незаметно для глаза вернувшись обратно.
— Да, Шархи. Моя внучка жива?
Я даже не понял, что последняя фраза была к нам, так безэмоционально он говорил.
— Да, — дружелюбно ответила Маша, поднимаясь на ноги, — у нее сломана нога, но мы ее зафиксировали, так что можно будет доставить до врача. Надо сделать волокушу…
— Носилки. — чуть повернул голову в сторону своих спутников мужчина и те тут же бросились ломать деревца, не задавая больше ни слова.
— Что я тебе должен? — выжидающе уставился оборотень на Машу.
— За что? Это просто помощь! Так все должны делать!
— Хорошо. Мы сейчас уйдем.
Кажется я слишком сильно выдохнул, все оборотни на секунду посмотрели на меня, но Маша не унималась.
— Такие носилки по лесу неудобны, будут постоянно разваливаться, — прокомментировала она, глядя как на две прожилины укладывают поперечные ветви.
— Других нет. — последовал лаконичный ответ, а оборотни даже не приостановили работу.
— У нас там лежит рубаха Овера, если рукава продеть внутрь, и в них просунуть вот эти палки…
— Этого мало.
— Можете взять мою, — прежде чем я успел подумать, проговорил мой язык.
— Да, так лучше.
Я быстро стянул рубаху, а самый молодой оборотень умчался к нашей стоянке, даже не спрашивая, где она, при этом старательно оббежав Машу.
Оборотень коротко кивнул мне головой, когда я подал ему свою рубаху и принялся делать, как посоветовала льера.
Маша же, помчалась за оборотнем, собирать свои вещи.
— Если пойдете туда, — неожиданно заговорил старший оборотень, махнул рукой в сторону, — то за час выйдете на тракт. Это будет быстрее, по лесу вы не умеете ходить.
— Благодарю, — поклонился я ему, и набравшись смелости решился задать вопрос, — а почему вы боитесь льеру?
— Она льера? Мы не боимся ее. Просто не знаем ее запах.
На этом оборотень посчитал разговор законченным и пошел к приходящей в себя девушке. Продолжать и уточнять, что он имеет ввиду, я благоразумно не стал и пошел навстречу Маше. Живы и ладно.
Маша уже успела собрать все вещи, разложив их по трем мешкам: свой и еще два.
— Ты эти несешь, — показала на два мешка, мои и Гереса, — остальные я в них убрала. Удочки вот сюда поставила, мы же их не потащим? Идем?
— Да… Оборотень показал короткий путь… не знаю, верить ли?
— А почему не верить?
— Не знаю…
— Мы им помогли, они помогли нам. Все нормально. Куда сказали идти?
— Туда, — махнул рукой я, оглядываясь на орешник.
— Хм, а мы откуда пришли? Я думала оттуда и пришли.
— Нет, мы же по ручью шли… Ты чего, вообще в лесу не ориентируешься?
— Да как тут ориентироваться? Хочешь сказать, ты не заблудился ни разу?
— Да как в лесу то можно заблудиться, тут все деревья разные!
— Как есть дикарь! — усмехнулась Маша, а после и вовсе рассмеялась.
Я тоже рассмеялся, больше от чувства облегчения, чем от смеха и подобрав палку, которую мы использовали для переноса садка, повесил на нее плетеный короб с рыбой. Затем закинув оба мешка на плечи, на один из упер палку с рыбой, чтобы не натирала, и двинулся в указанную сторону. Но не успели пройти пару дюжин шагов, как кусты раздвинулся и перед нами возник младший оборотень, с ножом в руках. Но я даже не успел испугаться, как он протянул мне нож рукоятью вперед и так же бесшумно исчез, шагнув спиной в кусты.
— Ой! Овер расстроится… — протянула Маша, глядя на глубокие отпечатки зубов в ножнах.
— Не думаю. Скорее обрадуется. Не каждый может похвастать отпечатками зубов оборотня на коже и быть при этом живым.
— Не совсем тебя поняла…
— Потом объясню. Пойдем скорее.
На тракт вышли гораздо раньше, чем через час. А так удобнее, чем идти обратно, надо будет запомнить, где вышли…
— Эй, голопузый, подвести? — Из-за поворота показалась телега, запряженная понурой лошадкой, которой управлял Лабой, отцовский знакомый.
— Ой! Спасибо! А то у меня уже ноги не хотят двигаться, — радостно воскликнула Маша, приветливо помахивая рукой. А ведь шла не сбавляя темпа, не жаловалась. Мне даже стало стыдно, что от стремления быстрее покинуть лес с оборотнями я не задумывался, а осилит ли Маша мой переход. На ровной местности я уже понял, за ней не угнаться, а вот по лесу она совсем не умеет ходить.
— Запрыгивай, молодежь. Рыба? А как это вы без снасти?
Следующие полчаса, мы слушали как бывший крестьянин стал мелким торговцем, развозящим мелкий скраб по деревням, а сейчас возит инструменты и такелаж для возрождающегося рудника, что не в пример прибыльнее, но выматывает куда сильнее.
— Уже третий барак ставят! Сотня человек живет, а говорят и вовсе тыща будет! Сам император должен отправить управляющего, из древнего рода! Для него там уже строят терем, аж на три этажа, с детинцем и залой! О, как! Вес, а эт чего у вас там? Война какая?
Во дворе таверны несколько всадников, вооруженных луками и копьями, среди которых я узнал отца Овера и еще одного охотника, стояли, ожидая, пока отец с Ивером, снаряженный не хуже чем дружинники недавнишнего лиера, закончат седлать коней.
— Норд?! — проревел один из всадников, в котором я признал отца Млата, впервые увидев его в нагруднике и в шлеме, — а это не твои?
Отец неверующе уставился на нас, въезжающих во двор и стремительно бросился к телеге. Я быстро соскочил, и подлетевший отец стиснул меня в объятьях, странно всхлипывая. Подбежавший следом Ивер так же прижал Машу, гладя по голове.
— Жив, — наконец смог выдавить из себя нормальное слово отец, — живы!
— Та-ак, Норд, — прорычал Герг, отец Овера, — позже обнимешь. Что там там у вас с оборотнями случилось? Мой балбес прибежал ободранный, весь в крови, крича, что вас с льерой оборотни загрызли… Так не было никаких оборотней?
— Были, — освобождаясь от объятий, ответил я, — Оборотни были. Началось все с того…
Следующие полчаса мы с Машей рассказывали наше приключение, кто что сделал, как лечили, как выглядели оборотни, что говорили, как одеты. Собравшихся нас спасать или мстить за нас мужчин интересовало все, еще бы, такое то происшествие, в нашей такой тихой деревне. Думаю еще не один вечер это будет тема для вечерних бесед…
Один только Герг, был грустен и недоволен. Особенно после слов Кавната, отца Млата.
— Ну Норд, удалой у тебя сын. И девку из леса вывел и сам вышел и добычу сберег. Не то что наши, не разбирая дороги до самого дома мчались. Уезжал, а мой все отдышаться не мог…
— Ну вообще то, — повысил голос Ивер, перекрикивая расшумевшихся мужиков, — при виде оборотня правильное дело — убежать. Их не трогают и они не трогают. Все дети это знают. Марья — льера, с нее спрос особый, а вот ты Весел…
Дядя неловко, одной рукой, принялся расстегивать свой пояс, на котором висел меч и нож, освобождая от них ремень, продолжая при этом свою речь.
— Ты знаешь, что при виде оборотня надо убегать. Знаешь, что ни в коем случае не разговаривать с оборотнем…
Так, похоже меня будут опять пороть…. ну не при всех же! Маша тоже это поняла и с решительным видом двинулась ко мне, стремясь встать между мной и дядей.
…- Но ты нарушил все эти правила, приняв иные решения. Не бросил льеру, не бросил раненую девушку, не испугался оборотней…
Угу, не испугался… да просто стыд был сильнее страха, а бросить одну Машу — да тут даже домой можно было не идти… Так, а к чему это дядя?
…- Дети знают правила. Но я думаю это были поступки не мальчика? А мужа? Есть кто посчитает, что свершенного мало, чтобы называться мужчиной?!
— Любо, Ивер! Любо! — Заорали мужчины со всех сторон, — Норд, проставляйся, не повоюем, так обмоем!
Ивер повернулся ко мне и протянул снятый с ремня свой боевой нож.
— Не опозорь звания мужа, племяш.
Отец тут же стиснул меня в объятиях и проревел.
— Коней то расседлывайте, или вы эль лакать не слезая с седла собрались! Не каждый день сын мужчиной при всем честном обществе становиться!
— Дядь, — шепотом проговорил я, запутываясь от объятий отца, не решаясь взять нож, — то что я не боялся — это неправда. Мне было очень страшно. Не боялась Маша, а я просто не мог бросить ее…
— Не бояться только глупцы. А Мужчиной может называться тот, кто преодолевает страх, в том числе из-за ответственности за близких. Хотя из того, что рассказали, впору и Маше вручить нож.
— Благодарю, но мне такой нож неудобен. А что произошло? Почему такой шум? Мы же просто помогли девушке? Оборотню… а кто такие оборотни? Это так их народ называется?
До меня только сейчас дошло, что мы ей ни разу не объясняли, что означает слово оборотни…Спина снова медленно покрылась холодным потом, осознав, произошедшее с другой стороны.