Жизнь остановилась. Старая Исхаг протянула озябшие ноги к огню и закуталась в ветхую накидку. Последний кусочек вяленого мяса закончился ещё вчера и можно было бы наловить рыбы, а уж как вкусна озёрная форель ей ли не знать. Однако третьего дня рыбную ловлю пришлось отставить, поскольку со старой шаманкой пожелал говорить глава клана. Она хмыкнула — говорить, подумать только. Одноглазый и говорить-то научился только в пять лет. Она помнила драчливого орчонка с вечно мокрым носом и отбитым задом. Этот глава клана кое-как начал ходить к трём годам, шерстью обзавёлся только к одиннадцати, а дурацкое имя Одноглазый ему дала сама шаманка, поскольку духи отказались поименовать ущербного третьего сына её внука, Большого Пса.
А теперь смотри-ка, Хогров вылупок хочет её видеть! У этого дурного сына тупого отца все выходки тупые. Вот и теперь в простоте своей он хочет увидеть её просительницей перед шатром главы рода. Исхаг только плюнула в сторону посланца главы рода. Кому нужен такой род и этот глава? Духи ещё три утра назад донесли до её слуха весть о том, что Одноглазый, глава клана Черноногих, принял решение сменить шаманку на шамана. И такой же умный Совет клана его поддержал. К племени как раз прибился молодой орк с новеньким посохом. Старая шаманка хмыкнула, это отродье старой черепахи и песчаной вонючки вскоре на собственной шкуре поймёт, что такое приблудный шаман. Юный Говорящий с духами так и не понял, что родовые духи не оставили старую шаманку, напротив, собрались у её шатра, где и пребывают до сих пор.
Дело кончилось тем, что этот выползок старой гадюки, самолично явился к шатру клановой шаманки и объявил волю Совета клана. Исхаг даже не шелохнулась, услышав, что Совет клана отпускает её. Только фыркнула и то мысленно… можно подумать, они держали старую Исхаг, чтобы отпускать. А затем Хогрово семя в лице главы рода объявило, что ей даруется этот старый шатёр, всё убранство внутри шатра, две лошади, видела она этих лошадей — старые клячи, не способные принять седло. Нашёл чем напугать шаманку, ой-бой, дурачок. Он думает, вне клана жизнь её быстро остановится.
Её жизнь остановилась почти пятьдесят лет назад, когда в том самоубийственном набеге погибли все мужчины её рода. Ходили слухи о предательстве Одноглазого, но доказательств не было. И не было свидетелей. Старая Исхаг растёрла замёрзшие лапы, совсем духи огня от лап отбились, в шатре можно мясо морозить. Но и то сказать, что за шатёр-то — дыра на дыре.
Третьего же дня клан откочевал куда-то к северу, оставив на месте большой стоянки множество кострищ, слава всем духам, что мусор сожгли и закопали. Исхаг не удивилась, увидав на второй день перед шатром волчью стаю.
— О, явились, Хогровы дети? Что на этот раз?
Вожак Корноухий провыл что-то неразборчивое и, расталкивая приспешников главаря, к шаманке протиснулась две крупные волчицы. Обе зверюги держали в зубах тяжёленький свёрток за противоположные края, сумка что ли?
Исхаг только и вымолвила что крепкое ругательство — в плотной войлочной сумке сладким сном спал ребёнок. Человеческий ребёнок в орочьей степи спал сладким сном в дурацкой сумке, а над ним сидели волк, его две подруги-волчицы и вся стая неотрывно таращила жёлтые глаза на шаманку.
Ощущение неотвратимости неких событий заставило её сдержать очередное ругательство.
— Где вы его нашли?
Корноухий мотнул головой в сторону северо-запада.
— Далеко? Ладно, сейчас проводишь.
Кивнула волчицам — охранять. Самки опустили свёрток у огня и аккуратно прилегли рядом, согревая сумку с боков, чтобы спящий щенок не замёрз. Исхаг вызвала ездового духа. Тут же из носа знакомо закапала кровь, этот дух, как и все они, жил её кровью. Она наклонилась вперёд, наблюдая, как чёрные капли срываются, падают… и исчезают, не долетая до земли. Две… три… четыре… десять…двадцать — и хватит с тебя. Ездовой дух разочарованно взвыл.
— Ты мне тут поори, — рыкнула старая шаманка, — детёныша разбудишь! Вперёд, пошёл-пошёл!
Вожак помчался вперёд, изредка оглядываясь на висящего чуть позади и слева ездового духа, далеко обогнать это существо с Изнанки никогда не получалось, хотя Корноухий уже года два старался, точь-в-точь, как клановый ездовой пёс. Шаманка рассмеялась, пряча лицо от ветра, скоро зима, холодновато для полётов-то, но куда деваться?
Ага, вот оно, это место! Ездовой дух покружил над побоищем и резко пошёл на снижение. Исхаг обошла место магической битвы по кругу, ощупывая пространство, отмечая отголоски человечьей магии, послевкусие боевых проклятий горчило полынью. Она попыталась призвать родовых духов, откликнулись трое из восемнадцати, уже хорошо, она и на двоих-то не рассчитывала. Эти полетят искать ездовых животных, разбежавшихся от побоища и хорошо, если это будут лошади, а не магические существа, ушедшие за Грань вместе с повелителями. То, что на этом месте расстались с жизнью человеческие маги понятно даже младенцу… но вот кто отправил в Ничто эту женщину, явно мать того ребёнка? И кто убил отца?
Орка понюхала воздух… это случилось нынешней ночью… десяток человеческих воинов, не менее шести магов… и даже один приневоленный дух… И вся эта рать напала на двоих людей, обременённых только годовалым детёнышем. Старуха злорадно оскалилась, явив миру две пары немаленьких клыков… а ведь напавшие не осмелились приблизиться к убитым, не иначе, как убоялись посмертного проклятия. Старая Исхаг видела его узор, дрожащий над явно сражавшимися спина к спине родителями малыша. Отец так и умер, прикрывая мать и детёныша от огненных стрел. Женщина прожила дольше на мгновение и успела положить четырёх нападавших. Исхаг запустила воздушного духа над павшими врагами побеждённых, сгоняя воронов с тел. Походя, разрушила узор проклятия, так что теперь оно не страшно даже человеку. Исхаг озаботилась скрыть следы магического поединка. Она не желала, чтобы люди вернулись за телами погибших и надругались над павшими в неравном бою.
Старая шаманка вновь обошла побоище по кругу, призывая духов земли. Эти повиновались ей даже без кровавой жертвы. Они и так получат сегодня больше, чем могут проглотить. По периметру круга, очерченного старухой, вздыбилась утоптанная земля благословенной Орочьей степи, ненавистной людями за непокорность. И за плодовитость её обитателей.
Орки растут быстро, живут долго, воюют с малых лет. Пятилетний орчонок вполне способен одолеть взрослого воина людей. Могущество клановых шаманов тоже никем не оспаривается, неуязвимость орочьих воинов, прикрываемых в бою шаманами, давно вошла в поговорки людей.
Исхаг перевернула тело женщины и задумчиво поцокала языком, созерцая заострённые ушки… так вот оно что… мать детёныша светлая эльфа, а отец? Откинула окровавленную гриву волос в сторону, а папаша у нас человек! Вот тебе и разгадка. Однако тут же шаманка усомнилась, как так выходит, что эльфа ощущается человеком? Амулеты? Почему место сражения хранит только человеческую магию? Четвёрка мертвецов тоже люди, а где отголоски магии эльфов?
Непонятно. Исхаг помедлила, затем аккуратно уложила погибших друг подле друга, взвыла над павшими супругами длинным траурным плачем. И оставила их лежать рука в руке до поры до времени, посчитав, что выполнила долг живых по отношению к мёртвым, пусть они и не орки. Согрела дыханием руки, не желая призывать огненных духов и занялась тем, что на языке людей называлось мародёрством. К тому моменту, как она собрала в кучу то, что сочла необходимым забрать, вернулась тройка родовых духов. Три баловника весело гнали перед собой трёх лошадей. Исхаг одобрительно качнула головой, молодцы, что тут ещё сказать! Перехватила шарахнувшихся животных и дала понюхать ладонь, пахнувшую хозяевами. Знакомый запах успокоил скакунов. Степные лошадки, это прекрасно. Не хватало в Орочьей степи этих изнеженных людских скакунов, с горделиво изогнутыми шеями, способных сдохнуть после двух лиг стремительного галопа.
Орка навьючила лошадей собранным добром, особенно порадовавшись доброму орочьему шатру из войлока тончайшей выделки, и к счастью, не зачарованному на прикосновения чужаков. Так что считай, старая шаманка обеспечена хорошим жильём на зиму. Одежда людей и нелюдей, очищенная духами воздуха от крови, уже утрамбована в седельные сумки. Как и одежонка детёныша и его же одеяло из меха неизвестного зверя, два походных котелка, ложки. Старухе хватило рассудка не трогать амулеты родителей детёныша голыми лапами, она хмыкнула в сотый раз за нынешний день… её тупые сородичи уже бы валялись с ожогами и хорошо, если живые. Амулеты обоих покойников, боевые перстни отца и украшения матери покоились в плоском сундучке, шаманка долго уговаривала воздушных духов переместить магические побрякушки в деревянную шкатулку.
В десятый раз обойдя место магической битвы, Исхаг кивнула сама себе — хватит. Она собрала то, что нужно оставшемуся в живых детёнышу, собственно, она собрала всё, что не было сломанным и покорёженным. А теперь осталось только похоронить павших отца с матерью и их гонителей.
Орка ещё раз прогнала вокруг побоища родовых духов и не напрасно. Они закружились вокруг неприметного холмика, старуха быстро раскопала его. Духи не ошиблись — захоронка людей, шаманка повертела в лапах непонятный предмет размером и формой с приличное полено. Лёгким оказалось это полено. Пожала плечами, забираем и это. Она задрала голову к небесам, а светило уже высоко, пора уходить. Сколько Исхаг знает людей и эльфов, кто-нибудь да вернётся на место побоища — обобрать трупы, надеясь, что глупые орки сунутся под посмертное проклятие погибших магов. Глава клана, подобный её тупому правнуку, и не такое способен. Или это недоразумение праправнук?
Старая Исхаг ругнулась под нос и покинула очерченный земляными валами круг. И запела, взывая к земляным духам. Спустя короткое время на месте сражения не осталось ничего, земляные аккуратно погрузили тела разумных и двух лошадей во взрыхлённую землю, утащили поломанное снаряжение. Огненная волна, посланная старухой, аккуратно выжгла магию людей, затёрла следы её камлания, развеяла по степи остатки погребальной магии и вернулась к хозяйке втянувшись в её боевой посох.
О собственных следах шаманка не беспокоилась, об этом тоже позаботится её личный хранитель. Она ещё раз внимательно осмотрела место побоища, в поисках пропущенных следов. На всякий случай выломала с корнем приметную сосенку, отмечавшую место сокрытия последней находки, уничтожив попутно сам холмик и насыпав изрядный курганчик в другом месте. Призванный воздушный дух заметёт остатки её следов, а к тому же не сегодня-завтра полетят первые белые мухи. И снег ляжет до весны.
Исхаг покачивалась в седле и под мерный перестук копыт размышляла о своём будущем. Следует выбрать направление кочёвки, это понятно. Но куда ей идти? На Север не имеет смысла, детёныш не выживет в суровом краю снежных орков. На Запад? Тоже не слишком весело, там никто не обрадуется старой шаманке из клана Черноногих, слишком многим её клан успел оттоптать лапы. Даже великий шаман, если он лишён поддержки клана, первую атаку, может, и выдержит. А потом его просто сомнут, на Западе тоже хватает дураков. А где их нет?
Отправляться на Восток ей тоже не хотелось, там к владениям орков слишком близко подходят королевства людей и эльфов, особенно эльфов. Ушастые твари не преминут вытряхнуть старую Исхаг из её серой шкуры, аккуратно выделают её и постелют под ноги какому-нибудь остроухому магу.
Остаётся ей и детёнышу Юг. Там горы, гномы, и если послушать клановых сказителей, там в королевства людей и эльфов идут караваны с золотом, серебряные кирпичи устилают дороги в подземелье коротышек и в каменных небесах поют каменные птицы. Главное. что там тепло, а у детёныша совсем нет тёплой одежды. Конечно, ей бы лучше всего поселиться в долине гейзеров, но кто их туда пустит? Или всё же попробовать? Исхаг гикнула и лошадки побежали быстрее, надо успеть свернуть стоянку до наступления темноты и пройти как можно большее расстояние к Югу.
Уже подъезжая к стоянке, подумала, что кормить детёныша нечем, мясо кончилось, рыбу ловить некогда. Остались две лепёшки из старых запасов муки, да и самой муки в большом коробе на донышке, она так и не сподобилась купить припасов у главы встречного каравана. А могла б и сообразить. Эх, до чего же старость меняет орков, голова слабеет, что уж тут говорить. И Корноухого не пошлёшь вслед ушедшему клану, собаки враз учуют старого приятеля.
Спешившись, старая Исхаг стреножила лошадей, нет им пока доверия, сбежать могут. О, волчицы стерегут детёныша, и кто тут у нас? Да, детёныш совсем маленький, год ему, от силы два. Ишь ты, смотрит, моргает, а глаза какие, ой-бой! Ну и цвет! Шаманка принюхалась, точно — обделался! Очень кстати, подождать не мог до очередной ночёвки? Придётся отмывать этот подарочек, вот за что ей такое на старости лет? Не иначе как за грехи молодости расплачиваюсь, тяжело вздохнула орка, вытащила детёныша из сумки, стянула шароварчики и вздохнула ещё раз — девчонка!
Шаманка бесцеремонно опрокинула малышку на волосатое колено, и детёныш крепко вцепился в шерсть маленькими, но цепкими ручками. Наскоро обтёрла круглую попку мокрой тряпкой и сунула девчонку в сумку.
— Посиди смирно, сейчас найду какую-никакую одежонку.
Дитя уселось в сумке и потянулось к волчице, сидящей справа. Самка улеглась рядом и подтолкнула девочку носом. Малышка залилась смехом и после борьбы с высокими бортиками сумки выпала на спину волчице. Та заинтересованно толкнула носом ребёнка.
— Ты полегче там! — рыкнула на самку Исхаг, — это тебе не волчонок, понимать надо!
Самка взглянула снизу-вверх умными глазами, мотнула головой и облизала живот девчонке. Та опять залилась смехом, как хрустальный ручеёк весной. Вот и пусть пока играют, а её дело найти малышке одежду, затем собрать свой маленький караван и тронуться в путь. Сколько старая Исхаг могла заметить, штук шесть зубов у детёныша уже есть, так что лепёшку сжуёт и не поморщится. надо спешить!
Спустя малое время всё было собрано, уложено, навьючено, и Исхаг обратилась с речью к стае.
— Я ухожу на Юг, тех старых кляч оставляю стае, вам на первое время хватит. Прощай, Корноухий, надеюсь, встретимся ещё.
Крупный вожак прижался боком к её ноге и горестно взвыл, его понять тоже можно, кто теперь будет лечить их стаю? Шаманка потрепала его по загривку, ещё год назад он не допускал таких вольностей, случалось ей и глубокие укусы залечивать, было такое, а как же! Но гораздо больше было в их пятилетней дружбе хороших воспоминаний, ей тоже жаль расставаться с крепким помощником и другом.
— Слушай, Корноухий, а почему бы тебе не повести стаю вслед за мной, а? Поселимся друг подле друга и будем кочевать вместе, как и всегда. Ты поразмысли, только недолго, нам пора выступать. Сам знаешь мою теперешнюю беду. А с тамошними волками я тебе помогу сговориться. Ну как?
Корноухий сел на задние лапы, и старой шаманке вдруг показалось, что он потянулся правой передней лапой почесать в затылке. Исхаг сморгнула, тьфу ты, Хогр тебя забери, привидится же такое! Она сунула детёныша в плоскую корзину, выстелив внутри тёплым меховым одеяльцем. Тщательно укрепила корзину стоймя впереди седла слева, уравновешивая небольшой тючок и с кряхтеньем влезла на лошадь. Пока она разбирала поводья и крепила понадёжнее повод первой из вьючных лошадей, Корноухий сидел неподвижно, как заколдованный. Стоило тронуться с места как вожак, коротко взвыв, обернулся к стае и рыкнул так грозно, что сплошной меховой клубок откатился в сторону. Две самки-подруги встали рядом с вожаком и рыкнули на остающихся трусливых шавок.
Старая Исхаг повернула коня к Югу и её маленькая стая, ставшая кланом, торопливо двинулась в путь. Не позабыла шаманка и о родовых духах, поговорила с невидимыми друзьями и предложила следовать за ней в поисках лучшей доли или чего похуже, тут уж как получится. Трое из восемнадцати не пожелали сопутствовать ей. Ничего не поделаешь, но у неё всё же остались пятнадцать сущностей, способных на многое. Они служили её матери, деду, бабке теперь служат ей.
Мерное покачивание усыпило девочку, очень кстати, теперь можно послать Корноухого в сопровождении духов на охоту. К закату надо добыть что-нибудь к ужину, хорошо бы волкам спугнуть молоденького кабанчика, благо, в степи встречаются дубовые рощицы. Можно сварить похлёбку, приличный запас крупы нашёлся у покойных родителей девчонки. Кстати, какое имя дать найдёнышу? Вряд ли такая маленькая девочка помнит своё имя.
Исхаг отложила церемонию обретения детёнышем имени до того момента, как они осядут на Юге. Кочевать с таким хрупким человеческим существом не следует, дитя не выдержит дальних зимних переходов. Значит нужно поселиться где-то поближе к долине гейзеров, но вот как это сделать? Коротышки не больно-то жалуют орков, особенно серых, как старая шаманка. Крови оба народа попортили друг другу столько, что хватило бы на маленькое озеро. И чего нам делить, удивлялась орка, общих предков не имеем, общих врагов разве что много — люди, люди и ещё раз люди. Жадное, хитрое племя захватчиков, распахивающих благословенную степь, оно копошится с утра до вечера на своих подворьях, серебришком позвякивает на своих праздниках и им всего мало, мало и мало. Исхаг вздохнула, земля родит много всего на благо разумных, но им всегда кажется, что у соседа всходы зеленее, жена плодовитее, а дети — красивее. Орки тоже в этом мало от людей отличаются.
Слева в корзинке завозилась и захныкала девчонка, Исхаг шепнула простенький наговор на сон, и малышка снова засопела, ты смотри, орочий заговор и на эту полукровку действует! Старая шаманка всерьёз задумалась, а не правду ли пишут люди в своих книгах, что де орки и эльфы одной крови? Очень даже похоже! Она захохотала в голос, стоило ей представить рожу Одноглазого в эльфийском веночке, ой-бой, просто ужас немилосердный!
Она вздрогнула, когда справа взрыкнул Корноухий, приподнялась в седле… что там такое? Ух ты, двое коротышек топорами отбиваются от десятка людей, весело живут тут на Юге. Хорошо отбиваются, кстати, но силы всё равно слишком неравны. Надо бы помочь… Исхаг призывала родовых духов, аккуратно вспорола запястье и вызвала двух огневиков. Очень кстати, один з гномов уже упал, жив ли? Она махнула рукой сторону нападающих и, покорные её воле духи воздуха вспороли людей лезвиями по горлу, как баранов. Огневики добавили суматохи, отрезав ржущим и бьющимся лошадям путь с трёх сторон.
Торопливо спешившись, шаманка побежала к осевшему наземь старому гному, так, этот живой, а что со вторым? Ой-бой, невесёлое дело. Орка торопливо забормотала заговор остановки крови, взвыла, щедро плеснув крови духу земли. Так, молодой порозовел, вот и глаза открыл, хорошо! Теперь перевязать рану, её бы зашить надо, но нечем пока, главное — залить заговорённым настоем открытую рану на груди, чтоб не воспалилась, а мелкие порезы уже не кровоточат. Исхаг сбросила в траву обрезки кафтана молодого гнома, погладила повязку.
Да уж, на лошадь этот бедолага скоро не сядет, придётся ездового духа вызывать, а куда деваться? Исхаг с трудом разогнула уставшую спину и села на землю подле лежащего гнома.
— Погоди, почтенный, — бормотнула она, — сейчас тебя осмотрю, вот только посижу немного, устала.
Немолодой гном постоял над лежащим сородичем и низко поклонился старой шаманке.
— Ты и так сделала больше, чем я надеялся, уважаемая. Благодарю тебя за спасение сына.
— Да какое там спасение, — отмахнулась старая шаманка, — вот если довезём живым до дома, тогда будешь благодарить. Придётся мне ездового духа вызывать, вот Хогр, а я и так много крови отдала.
— Так мою возьми, — вскинулся гном, — или вот сыновья кровь ещё не свернулась, много её.
Исхаг хлопнула глазами, а ведь и верно! Вскочила, как укушенная, быстро собрала густеющую кровь в маленькую чашечку и вызвала ездового духа. Паршивец выел всю кровь и затанцевал в воздухе.
— Окоротись, нечестивец! — прикрикнула Исхаг, — опустись к земле, и потише, потише, так… сдвигайся потихоньку… есть! Не вздумай гнать во весь дух или трясти лежащего — душу выдерну. Смотри у меня! Поехали потихоньку.
Так они и двигались — караваном из двух десятков лошадей, не оставлять же разбойникам их животин? Мёртвым лошади ни к чему, а гномам с орками ещё как пригодятся. Пока старый гном хлопотал возле сына, Исхаг обобрала карманы нападавших, разбогатев на десяток золотых монет. Трофеями нагрузила двух своих лошадей и одного жеребца неудачников. Кому как, я ей день принёс даже некоторую удачу.
Шаманка погрузила молодого гнома в сон, остаток дня они провели в дороге, и к ночи раскинули шатёр, настоящий орочий шатёр на двадцати рёбрах. А старший гном молодец — в одиночку шатёр поставил пока Исхаг обмывала у ручья девчонку, очищала загаженную одежду и готовила ужин. Молодому гному сменили повязку, и он открыл затуманенные сном глаза с тем, чтобы попроситься в кусты. Исхаг отстранила отца, нашла нужный рожок, прикрикнула на молодого, чтоб не дурил, а спокойно мочился в рожок.
— Что ты мне нового показать можешь, ой-бой, бестолковая молодёжь пошла! Отливай свой испуг и ни о чём не беспокойся. Твоя задача сейчас — выздоравливать, вот и лежи себе. Выпей только вот это. О! Молодец, эта трава хорошо кровь восстанавливает. Я пока ездового духа отпущу — до утра, пусть себе по степи побегает. а ты лежи на кошме и спи. Спи!
Молодой покорно смежил веки, и старик позволил себе расслабиться. Интересная шаманка, надо признать. Впервые вижу орчанку, кочующую в сопровождении человеческого ребёнка и стаи волков. Как же вовремя им встретилась эта старая некрасивая орка.
Если бы не эта старая Исхаг, как она сама назвалась, они полегли бы в этой степи, потеряв при этом не только жизнь. Гном Фахадж, сын Фана и внук Финиана, ценил не только собственную жизнь и отвечал не только за себя и пока несовершеннолетнего сына.
Он держал при себе и вёз подгорному королю, Дорраду по прозвищу Большой Камень, легендарную секиру первого подгорного короля из рода Гехордов. Тот оружейник-человек, у которого Фахадж, сын Фана, обнаружил неповторимое оружие, за тридцать лет так и не понял, что именно хранилось в подвале его мастерской-кузни среди металлического хлама. Оружие, откованное столько столетий назад, что никто и не помнит, когда… заклятое на крови первого владельца — легендарная Секира Судьбы, артефакт, дарующий владельцу силу и непобедимость в бою. Много интересного можно было рассказать о Секире Судьбы, но у Фахаджа хватило сил и рассудка сдержать эмоции и вот результат — он везёт легендарное оружие своему королю. Старый кузнец-человек половину утра уговаривал неприступного коротышку купить «этот хлам» за два золотых и очень обрадовался, когда старый несговорчивый гном с видом «как ты мне надоел» нехотя выложил два золотых и сварливо затребовал себе ещё и чехол для секиры. Они сошлись на старой кожаной сумке, полностью скрывшей артефактную секиру от глаз любопытных горожан. Старый гном хмыкнул, ему везёт. Как говаривал его знаменитый дед, везёт тому, кто сам везёт!
Фахадж засмотрелся на странную картину — крупная орочья самка, украшенная татуировками, с виду крайне неповоротливая особа, ловко управлялась с хрупким человеческим ребёнком. Вот вытащила спящую малышку из круглой плоской корзины, поцокала языком, призвала воздушного духа, и заставила его нежно промассировать тельце ребёнка. Девчонка проснулась, села и звонко рассмеялась. После чего все неспящие были накормлены вкуснейшей похлёбкой из непонятной крупы и зайчатины. Девочку уложили на кошме близ нежаркого костра, устроенного гномом, рядом улеглись две волчицы, свернувшись вокруг девочки кольцом. Крупный волк улёгся у входа.
Удивительное зрелище, решил Фахадж, эта старуха умеет говорить с животными. А как насчёт птиц? Ему доводилось слышать версию, что-де орочьи шаманы умеют не только призывать на службу хищных птиц, но и смотреть птичьими глазами на происходящее за много лиг от стойбища.
И вообще непонятно, почему такая сильная шаманка кочует отдельно от рода. На изгнанницу не похожа, тем наполовину выбривают шерсть на торсе, иногда выбривают только спину, иногда грудь. А эта старуха может похвастаться роскошным серым, точнее, полуседым мехом. Но всё же близится зима и придётся кутаться в меха… вот только мехов в её небогатом хозяйстве нет, за исключением детского одеяла из меха восточной короткошёрстной лисицы. На сумасшедшую шаманка тоже не походит, и да не бывает сумасшедших орков. Серая орка из не самого воинственного рода. И что делает в её шатре человеческий ребёнок, да ещё девочка?