Для того, чтобы стать лучшим в шахматах, надо обладать звериной выносливостью. Отнюдь нелегко сидеть на заднице шесть-восемь часов подряд и при этом шевелить мозгами, обдумывая, как быть дальше. Вернее, не просто нелегко, а чертовски трудно.
В тот день, на районном турнире, мне пришлось высидеть еще несколько партий. Как и обещали, играть пришлось с большим количеством игроков. С самыми разными. Яша вскоре отсеялся, на его место пришел другой претендент.
Потом, по мере прохождения этапов и разгрома соперников, следующий. Я был слишком сосредоточен на игре, чтобы наблюдать за тем, что происходит вокруг. По большому счету, меня всегда спасала эта высокая степень концентрации.
Мне было легче с помощью погружения в процесс игры отвлечься от публики и давления окружающей обстановки. А некоторые шахматисты, как я заметил, от этого нервничали. Терялись, начинали путаться, совершать ошибки и делать неправильные ходы. Меня, слава богу, миновала сия горькая чаша.
Причем это было сильно заметно зрителям. В перерыве между партиями Матвей сказал мне:
— Ты как-то совсем по-другому начал играть. Я не только стиль игры имею ввиду. Но и само твое поведение. Ты же вообще не обращаешь внимания на окружающих. Такое впечатление, что если рядом взорвется бомба, то ты ничего не заметишь.
Вполне возможно, очень даже. Психологическое состояние невероятно сильно влияет на игру. В шахматах это заметно сильнее, чем в других видах спорта. Недаром многие шахматисты после Фишера начали предъявлять к организации проведения матчей завышенные требования и если их не соблюдали, были готовы отказаться от участия.
Но, как я заметил, здесь, в этой реальности, ничего такого не произошло. Повышенных требований к условиям проведения турниров еще не существовало. Зрители могли чуть ли не залезть на доску, похлопать игрока по плечу, посоветовать, как ходить дальше. Это очень сильно отвлекает от игры.
Впрочем, как я и сказал, мне все это не помешало. Невероятная концентрация, когда я представлял шахматы живыми фигурками, участвующими в сражении, позволила мне до конца сохранить умственную работоспособность.
В решающей финальной партии с другим претендентом на первое место, с очкариком Белоруковым, я сумел остаться сосредоточенным и настроенным на победу. Он же, наоборот, как я заметил, совершил грубую ошибку. Я и сам не ожидал, что соперник отправит того пехотинца на съедение моему коннику. Честно говоря, я думал, что он пойдет совсем по-другому и уже просчитал вереницу ходов для этого направления.
Но случилось то, что случилось. Даже зрители в итоге были в шоке от произошедшего. Тренер Белорукова схватился за голову, но поделать ничего уже не мог. Я воспользовался ошибкой соперника. Через пять ходов объявил шах, а еще через три — мат.
Из Центра творчества я вышел поздним вечером и уже победителем районных соревнований. Эта победа дала мне шанс на участие в первенстве Москвы через два месяца.
Яковлев не смог преодолеть своего противника из ДСО «Трудовые резервы» и вылетел в полуфинале. Муромцев ходил с взъерошенными волосами, весь на нервах, переживал, смогу ли я победить своего соперника. Когда я выиграл, он радовался, как ребенок.
Матвей прошелся вместе со мной и распрощался на полдороги. Ему нужно было идти куда-то дальше по своим многочисленным делам, а вернее, принять участие в какой-то студенческой вечеринке.
Он звал с собой и меня, но я был слишком вымотан, чтобы продолжить веселье. Все, на что у меня осталось сил, так это прийти домой и завалиться спать. Что я и сделал, доехав до родных пенат на попутке.
Сразу отдохнуть, однако же, не удалось. Слишком уж это было легко, чтобы я пришел домой и спокойно отдохнул. Родителям надо было устроить показательную порку.
Оказалось, что из всех отпрысков я заявился домой самый первый. Для того, чтобы не создавать трудностей и не отвечать на лишние вопросы, я не предупредил родителей о том, что иду на соревнования.
Ну, а мои сестры тоже куда-то ушли по своим личным делам и до сих пор еще не вернулись. Поскольку в это суровое аналоговое время мобильные телефоны напрочь отсутствовали, родителям в таких случаях оставалось только сидеть и гадать, где в это время находятся их любимые дети.
И когда один из них, то есть я, преспокойно заявился домой, на меня сразу обрушился весь долго сдерживаемый родительский гнев.
— Ну-ка, быстро на кухню! — приказала мать, едва я успел переступить порог дома.
Ого, судя по ее мрачному выражению лица, я обвинялся, как минимум, в кровавой резне над младенцами. Ничего не подозревая и все еще надеясь на благополучный исход дела, я разулся и зашел на кухню, где меня с еще более грозным видом ждал отец.
Он походил на инквизитора, к которому привели еретика, утверждающего, что земля круглая и вертится вокруг солнца. Я уселся на стул, а мать встала у буфета, негодующе сложив руки на груди.
— Ну, и где ты шлялся? — свирепо спросил отец. — Ты на часы смотрел?
Действительно, сколько сейчас времени? Я глянул на мерно тикающие настенные часы и удивился. Оказывается, уже далеко за полночь. Влюбленные часов не наблюдают, а я как раз был сегодня влюблен в шахматы и очень устал от этой многочасовой любви.
— На турнире, — ответил я устало. — Я был на шахматном турнире. И я очень устал, хотя и выиграл его.
Я ожидал, что сообщение о победе вызовет хоть какой-то отклик в суровых сердцах родителей, но этого не случилось. Возможно, в другое время это и произошло бы, но только не сейчас, когда они были взвинчены. Наоборот, моя декларация произвела впечатление керосина, подлитого в тлеющий костер.
— Опять эти шахматы! — загрохотал отец. — Ты же сказал, что уже бросил заниматься этой чепухой! Ты же занялся плаванием и бегом!
Я покачал головой. Мне все это уже тоже перестало нравиться. Если хотят устроить скандал, будет вам грандиознейшее разбирательство. Может быть, тогда поумнеют.
— Ничего я не бросал. Наоборот, я занимаюсь ими каждый день. И тренер говорит, что у меня большие перспективы. Но мне надо тренироваться, чтобы были результаты. И я…
Отец стукнул кулаком по столу. Он походил на разъяренного медведя. Хотя мать, которая предполагала самое худшее, например, то, что я участвовал в ограблении сберкассы или какой-нибудь дикой оргии, после моего признания поняла, что я не делал ничего противозаконного и уже заметно смягчилась.
— Ты должен в первую очередь думать о своих сестрах! — заревел отец. — Ты брат им или кто? Где они тоже шляются? На дворе уже полночь, а они неизвестно где! Мы уже все больницы и участковых обзвонили! А ты, оказывается, вместо того, чтобы привести их домой, шлялся по своим дурацким настольным играм! Ну, а если с ними что-нибудь случилось, ты что, шахматной доской будешь отбиваться от всяких сволочей, к ним пристающих?
Возможно, в чем-то он был прав, за сестрами надо следить, и время действительно позднее. Но это не значит, что надо смешивать мои занятия шахматами и плохое поведение моих близких родственниц.
— При чем тут шахматы? — возмутился я. — Они вообще не имеют никакого отношения к происходящему. Не надо их сюда приписывать.
Отец был крайне возмущен моим сопротивлением. Он считал, что я должен помалкивать.
— Ты только о своих шахматах думаешь! — заорал он, снова хрястнув по столу, так что чашки подскочили и звякнули. — А о сестрах никаких мыслей нет! Посмотри, мать, какого мы вырастили лоботряса и эгоиста.
И пошло, и поехало. Я к тому времени уже несколько пришел в себя и снова обрел способность соображать, а еще рассчитывать варианты развития разговора. Если крики и ругань можно назвать общением.
В общем, лучше некоторое время помолчать и послушать крики патриарха семейства. Его все равно не переспоришь, а мать сейчас на его стороне. Ругаться тоже бессмысленно, ничего не растолкуешь, никого не переубедишь. Только еще хуже сделаешь.
Поэтому я уселся поудобнее, тоже сложил руки на груди и принялся наблюдать за негодующим отцом. Как ни странно, это возымело действие. Видя, что его ругань не дает никакого результата, батя вскоре успокоился и выпустил пар. Он удивительно быстро пришел в себя.
К тому же, как раз вовремя, во входной двери заскрежетал ключ и явились мои сестрички. Обе разом, целые и невредимые. Строгий конвоир в лице мамы тут же привел их на кухню, для того, чтобы тоже устроить показательную беседу.
— Вы где шляетесь? — снова завел старую шарманку отец. — Почему вас надо искать по всему городу?
И опять принялся ругаться. Сестры сначала стояли, а потом тоже начали отбиваться от предъявленных обвинений. Выяснилось, что они гуляли с подружками и думали, что сейчас еще только десять часов вечера.
Хотя я предполагал, что они тусовались с кавалерами. Ну что поделать, на дворе весна, разве можно в такое время прозябать дома и заниматься скучными делами по хозяйству. Вскоре в перепалку вступила мать и под двойным напором родителей сестры не выдержали и ударились в плач.
Выбежали из кухни и укрылись в своей комнате. Родители побухтели еще немного, но весь запал отца быстро угас при виде слез дочерей. Я тоже отправился к себе, твердо решив поговорить завтра с родителями.
Если так будет продолжаться дальше, то мне с ними не по пути. Куда-нибудь уеду, потому что невозможно готовиться к турнирах в такой обстановке. В итоге, я завалился спать голодный и злой, потому что всякое настроение ужинать напрочь исчезло.
Но на утро все изменилось. Родители почувствовали, что вчера перегнули палку. Во время завтрака сестры сидели с опухшими от слез глазами и от этого зрелища дрогнул даже суровый отец.
— И что теперь? — спросил он у меня. — Ты что, и в самом деле занял первое место на соревнованиях? Куда теперь?
Я недоверчиво посмотрел на него и принялся уплетать яичницу. Потом ответил:
— Теперь городской турнир. Если выиграю его, то могу претендовать на участие во всесоюзном.
Отец скептически хмыкнул. Его тоже можно было понять, слишком уж резкая перемена произошла в его сыне. И поэтому он не верил в меня.
— Ну, если так, это уже что-то. Поздравляю, — проворчал он. — Хотя если бы занялся боксом, то уже получил бы результаты. Вон, какой-то Рубцов у нас появился, твой ровесник. Он уже такие результаты в боксе показывает, что все ахают. Будущий чемпион мира, тут без вопросов.
Я пожал плечами. Мне плевать, кто там чемпион в боксе, мне главное, кто мои главные соперники в шахматах.
— Ну и пусть. А мне говорят, что у меня большие перспективы в шахматах. Если получится, тоже стану чемпионом.
Против ожидания, мой настрой понравился отцу.
— Ну и ладно, — ворчливо продолжал он, отпив кофе. — Давай, дерзай. Я недавно говорил на работе с одним приятелем. Он говорит, что шахматы это еще похлеще, чем другие виды спорта. Если сможешь там выбиться, то многого добьешься. Головой работай тогда. Может, выйдет из тебя толк.
Я кивнул, все еще не веря своим ушам. Неужели мне удалось пробить железобетонную стену непонимания и отчуждения?
— Так-то оно так, но мне нужно соблюдать специальный режим тренировок, — сказал я, решив ковать железо, пока горячо. — Для того, чтобы голова была ясной и затуманенной, мне надо сочетать физическую активность и умственную. И вы в этом не должны мне мешать.
Отец нехорошо обрадовался.
— Ну и отлично, — сказал он. — Вот как раз поедем на выходных на дачу. Вот там насочетаешься физической активности с умственной.
Это было не совсем то, чего я хотел, но я вынужден был согласиться.
В течение последующих двух месяцев я основательно готовился к турниру. Ежедневно встречался с Муромцевым и готовился к боям.
В институте после моей победы мне тоже дали карт-бланш. Ректор был несказанно рад, что у него появился свой перспективный шахматист. Мне даже не пришлось заикаться о свободном посещении, он сам позаботился о ее выдаче. Впрочем, это не помешало мне одновременно готовиться к летней сессии и успешно сдать все зачеты и экзамены.
К тому времени у меня сложился определенный распорядок дня. Муромцев был приверженцем забега на длительную дистанцию. Он требовал, чтобы я сохранял силы на все время турнира, потому что мне предстояло сражаться уже несколько дней с возможным откладыванием партии.
— А то бывает такое, что вначале игрок старается набрать очки и максимально выкладывается в самом начале, — говорил Муромцев. — Зато потом, к финишу вообще выбивается из сил и у него уже не остается запала для победы. У тебя тоже есть такая привычка. Поэтому тебе надо научиться грамотно рассчитывать свои силы. Расходовать их, экономить. Не надо стремиться выиграть все партии подряд. Твоя задача — набрать как можно больше очков. Если ты уже достиг нужной суммы баллов, то лучше придержи коней, стремись к ничьей. Так ты сохранишь больше сил.
Поэтому я старался учиться равномерно распределять нагрузку. Ложился спать пораньше. Вставал в шесть утра и первым делом отправлялся на пробежку. Работал в несильном темпе, чтобы прокачать легкие.
Потом завтрак, который мать теперь старалась готовить разнообразно. После завтрака я за полчаса добирался до шахматной секции, размышляя о предстоящих учебных партиях.
Затем тренировался до обеда, разбирая с Муромцевым разные игры и готовясь к предстоящим соревнованиям. Когда я извлекал из памяти сыгранные игры из своей реальности, тем более, обработанные мощными компьютерными программами, Муромцев всегда удивлялся.
— Откуда тебе могли прийти такие варианты в голову? Я даже не думал о таком развитии событий, — удивленно говорил он.
Потом я обедал в столовой неподалеку и после обеда снова тренировался до вечера. В девять часов возвращался домой и ложился спать. Перед сном анализировал партии и придумывал самые разные варианты развития событий.
Потом засыпал, как убитый. Иногда во сне я продолжал играть и наутро просыпался с готовым решением задачи, над которой бился накануне.
С Дашей мы встречались пару раз в неделю и поэтому девушка вскоре стала жаловаться. Она считала, что я уделяю ей мало времени. Возможно, она была права, надо было встречаться каждый день. Или хотя бы, через день. Но у меня пока что этого не получалось, слишком уж я был занят.
В итоге, в один из субботних дней Даша потащила меня в дом культуры на танцы, заявив, что она совсем закисла в последнее время и ей требуются развлечения. В то время не было никаких ночных клубов, программа для отдыха казалась установленной и незыблемой раз и навсегда.
Сначала лекция о повышении производительности труда в металлургической промышленности. Потом кино, приключенческий фильм «Ударный забойщик», а после танцы до упаду.
На лекцию мы опоздали и пришли к самому ее концу. Впрочем, лектора почти никто и не слушал. Задние ряды гудели, как пчелиный улей, голоса лектора почти не было слышно.
Я поболтал с Дашей до самого конца лекции, потом отправился на фильм. Он мне понравился гораздо больше, может быть, потому что в нем рассказывалась история о спасении горняков, а не об их достижениях на ниве добычи руды.
После фильма мы отправились на площадку для танцев. Вскоре там уже вовсю гремела музыка. Исполняли шлягеры и хиты текущих дней и мы с Дашей тут же вышли в самый центр танцпола. Даша любила танцевать, полагаю в двадцать первом веке она была бы звездой дискотек и постоянной посетительницей клубов.
Вскоре я устал и отошел достать напитков для себя и своей дамы. Отыскать лимонад здесь удалось не так быстро, как хотелось бы, потому что буфет оказался уже закрыт. Для этого даже пришлось выйти на улицу купить вожделенные бутылочки в ближайшем магазине.
Вернувшись, я увидел, что к Даше подкатывает какой-то подозрительный лопоухий тип, явно навеселе. Ну что же, ничего не поделаешь, какое веселье без драки. Придется отстоять свое право на даму, иначе никак.
Вздохнув, я направился в центр танцпола, к своей девушке и дрыгающемуся рядом с ней орангутангу.