Сезон охоты

Глава 5

— В общем, я звонил Терпсихору, сначала до, а потом и после нашего разговора. Он меня, конечно, послал и долго интересовался, как я смог с ним связаться. Я обрисовал ему проблему. Он восхитился задачей. И потребовал свой интерес. Он получает двадцать процентов всех доходов, без доли в фирме. И готов признать тебя своим другом, но при условии что ты попробуешь добыть кровь у каждого из системного списка.

— И всё? Так просто? — я озадаченно почесал щёку.

— А что ты хотел? Сложных схем? Два человека всегда могут договориться.

— Значит, лезть в пасть к монстрам всё равно придётся, — я вздохнул. — Ну хоть не в попытке их убить. А что с заданием? Система неумолима. Я же должен кого-то убить.

— Тут всё проще. Мне передали весь твой путь после ареста. В системе есть лазейки, если знать куда смотреть. Помнишь, в самом начале твои друзья-смертнички обменялись пожеланиями об убийствах?

— Ну? — я не до конца понимал куда он клонит.

— Твои задания прошлые, если они у тебя и были, при попадании в Бочку смерти аннулируются. Их зачесть нельзя в качестве покаяния. Но вот те, что ты получил в процессе… Я навёл справки, Кель, все из списка имеют награду за свою голову. И по сумме она дотягивает до награды за генерала. Тебе надо зайти в полицию и заявить о желании легализовать задания. Есть тут такая функция. Система поощряет взаимоотношения между людьми.

— Мальчик, убей девочку, а я тебе дам пушку подлиннее. Угу. Я говорил, что в лютом восторге от этого места? Правильно ли я понимаю: все, кроме меня, сюда попали добровольно?

— Да, именно так, а что? Что вы хотите нам поведать, молодой человек?

Я уже запомнил, что француз не любит когда над ним смеются. Но когда меня это останавливало? Слишком в меня он денег много вкладывает.

— Та нет, так, ничего, я просто для общего развития, скорбен разумом, постигаю заёмную муд…рость? Я запнулся, когда Лизи облизала свои губы.

— Француз, представляешь, мальчик нас уличает. Хедрикс, чья бы корова мычала! Тебе напомнить про твой проступок перед Кавадзаму Инк?

И тут я натурально завис. Мозги болезненно заскрипели, как будто кто-то кинул в отлаженный часовой механизм горсть песка.

— Таких событий нет в моей памяти, — если бы у меня была пушка, я бы её сейчас навёл.

— Смотри, смотри, сейчас кинется. Видишь, как ноздри раздувает, как зрачки дрожат, широкие, как у кота, не глаза, а божьи коровки, — Жан-Пьер был отвратительно проницателен. — Лизи, вылезь из башки парня. Он уже думать начал. Нет ничего более параноидального, чем человек который провёл полную ревизию свой памяти. Он же откажется дальше работать. Будь паинькой, сделай мальчику как было.

— Кель, извини, это я так границы обозначаю. Я девушка добросердечная, а ещё красивая, потому и наглая. У тебя действительно нет такого события в памяти, я подкинула тебе параноидальную мысль, а ты и так на взводе. Я тобой могу вертеть как хочу. Хедрикс, а ну быстро включил башку. Или тебе не хватает крепкой руки в прямой кишке?

— Вот вы уроды, — я резюмировал.

— А кто с тобой ещё пить будет, мой золотой? Наша с тобой связь порицается в половине обитаемых систем.

Лизи смотрела куда-то вглубь.

— Так, а что тут, между нами, неправильного?

Социумы без разнополого секса стагнируют по естественным причинам. Хотя, говорят, в Нью-Йорке-Пять те ещё затейники, и у них есть варианты…

— Ты красивая девчонка, прям идеал!

Я показал идеал руками. Жрица не выдержала и фыркнула.

— Хедрикс, не к тебе претензии! Ко мне, мне вменяют грехи разной степени смертности. От осквернения лона гомункулом богомерзким, до зоофилии в особо извращённой форме. Ты, вроде как, поимел какого-то… кузнечика? О, господи, это как-то мимо меня прошло. О, Кель, хочешь покажу в какой форме была твоя пересмешница? О… Блин, у меня вопрос, у меня один вопрос, а куда… Может, там аппарель есть специальная, система выдвижная… Или навесная.

Меня продолжали глумливо плющить. Теоверитка снова изрядно набралась.

— Француз, сдаюсь, ты объясни чего ей от меня надо?

— Она тебя мутирует в форму, более приспособленную к жизни на станции. Быстрая и почти безболезненная рихтовка собственного я.

Меня водили как бычка по загону. Внутри что-то привычно сжалось. Привычно?

— ПРИВЫЧНО? Лизи, а сколько раз ты со мной это делала?

— Чаще, чем миньет тебе делала. И то и другое надо, в целом, заслужить. Ты умудрялся, да… умудрялся, — последнее прозвучало с уважением.

— Так… погоди. Что-то не клеится. Ты не можешь так говорить, ты не ханжа. Ты даже в первой встрече мне говорила, что секс — это не то что заслуживают, секс — это то что дарят как высшее проявление симпатии и любви. Так что секса у нас должно было быть много, разного, по любому поводу и без повода…

— И это правильный ответ, Кель. Много, по-разному, по любому поводу и без оного. Ты всё правильно понял, слава Хартамалу. Мужчина рядом со мной должен быть стоек. Ещё вопросы?

— У меня большие проблемы.

Лизи не могла серьёзно, нет, ну серьёзно, она ведь не могла это серьёзно?

— Она снова тебя обманула, Кель. Ты посмотри, как она от разговора тащится. Ты для неё слишком прозрачен, мой юный друг.

Чувствовать себя мальчиком для битья — то ещё удовольствие. Но мои стандарты понижены. Спасибо хоть не распотрошили.

— А когда только познакомились, такой дурочкой прикидывалась, когда вербовала.

— Вербовала? — Лизи звонко рассмеялась. — Да как я вообще могла догадаться, что ты именно мне позвонишь?

Я завис. И вправду, как?

— Слушай, если я не знаю как ты это сделала, не значит что это вообще невозможно. Может, ты провернула неизвестным мне способом?

— Например?

— Издеваешься, да? Ну допустим, ты знаешь что всегда люди в моей ситуации ведут себя так. А дальше только взломать аппарат, и…

— Я же говорю, мальчик перспективный, — жрица меня похвалила. — Но я тебе так скажу, Кель: ты когда меня снова узнаешь, поймёшь что такой фигнёй я не занимаюсь. Тебе просто повезло.

— М-да… давно не чувствовал себя ребёнком. Как там ты сказал, Француз, когда азотом заливал — «освежает»?

— Ох, люблю я такие вот посиделки, интеллектуальные игры. Хотя вечер и не идеальный, — хозяин дома от души веселился.

— И какой, на твой взгляд, идеальный вечер?

— Ля мур, Ля фам, Ля миньнет.

И Жан-Пьер бросил полный обожания взгляд на мою подругу.

— В нашей компании на миньет ты можешь рассчитывать разве что в исполнении Живого.

— Эй, чувак, хорош, хватить клеится к моей девушке!

— А у нас разве не полиаморные отношения, Хедрикс?

— С ним — нет. Я решительно против.

— Или что?

Француз снова улыбнулся, вышло зловеще. Интересно, он долго тренировался?

— Я тебя от этой глупой затеи отговариваю на правах делового партнёра. Я вот за ней приударил — и тут оказался. Как думаешь, куда придётся в итоге лететь тебе?

Я получил нечитаемый взгляд от жрицы. Не могло ведь там на самом деле быть одобрение?

Воцарилось молчание. Собеседник довольно хмыкнул.

— Хорошо, а дальше-то что?

Решил я уточнить ближайший план.

— Дальше всё просто. Объявляешь, что ищешь в команду людей. Набираешь отряд головорезов — и вперёд. Рекомендую начать с того задания, за которое тебе предлагают помпейский ствол. Ты, как я понял, с машинами в дружелюбном отношении? Поделишься секретом?

— Сожри экзистенциальный артефакт. И надо быть гражданским, — я любезно раскрыл все тайны.

— Затратно. Даже с учётом перспектив, оно того не стоит, — с тоской вздохнул Француз.

Думал он долго, и сейчас с сожалением качал головой.

— Пойдём, Хедрикс, провожу тебя до полиции. А то тебя на минуту оставить нельзя, только отвернусь — как кто-то умирает, или того хуже. Ты представляешь, он тут создал ИскИн класса «геноцид». Уговорил свою шляпу принять участие в игре и убивать игроков!

Брови Француза уползли вверх.

— А чего она молчит и не вступает с нами в разговор? Я оскорблён!

— Любое взаимодействие несёт риск внезапного прекращения существования, — прозвучала шляпа механическим голосом.

— Полноценный ИскИн или… Полноценные так себя не ведут и не рассуждают.

— Имитатор. Просто эта шляпа никак не хотела затыкаться, и…

— Решил её занять. Верно. Интересно, что людям в схожей ситуации приходят одинаковые идеи.

Собеседник переводил взгляд с меня на шляпу и обратно. Французу просто нравилось надо мной издеваться. Он этого и не скрывал.

— В любом случае, найди ей носитель. Такие штуки, как правило, гораздо эффективнее обычных игроков.

С таким напутствием нас проводили из дома. У Француза мы провели часов десять. Постоянный день сбивал внутренние часы на хрен, но мне об этом было просто некогда переживать. Как и о витамине дэ…

На трезвую Кайнозой-тауэр потерял часть своего очарования. Но я стал замечать детали. Вот парень в оранжевом комбинезоне поливает пятно плесени на стене какой-то едкой химией, запах которой дошёл до меня за полсотни метров. В другом месте два тощих типа с сигаретами в зубах медитировали над роботом, которой печатал из бетонопласта какое-то здание на месте разрушенного. О чём говорили груды камней рядом. Машина недовольно плевалась смесью и отказывалась работать. Типы грустили. На противоположной стороне улицы голый мужик дрался с автоматом по продаже эйфоретиков и презервативов. Автомат никак не реагировал, а мужик распалялся и стучал кулаками по обшивке. На странную сцену решительно никто не обращал внимания.

— Знаешь, а мне тут нравится! Колоритное местечко.

Автомат заискрил, мужик отлетел. То ли сломался, то ли тазер сработал.

— Да, уютно.

Лизи взяла меня под руку. И мы пошли в сторону бара. Полицейский участок светился ярко-синей точкой на интегративной карте.

Здание полиции отличалось от всего того, что я видел в жизни.

— Не могу вспомнить слово. Не «ДОТ», не «крепость»…

— Цитадель!

Подсказала Лизи. Она ела ванильное мороженное, которое нам выдал автомат. На мороженом блестели кристаллы карамели, а рожок, чёрный изначально, светился. Я то и дело бросал взгляды на подругу. Будет она его есть или нет?

— А ничего так, стильненько. Оплот безопасности и дружелюбия, да…

Цитадель полиции внушала. Трёхуровневая пирамида с наплывами турельных точек. Вокруг на полсотни метров — ровный бетон. Несколько амбразур, хотя там тоже могут торчать автоматические стволы. Даже мусора нет. Я пару раз быстро моргнул, и переключил режим зрения с обычного на продвинутый. Под бетоном нашлись мины. За амбразурами действительно оказались пушки на подвижной основе.

Мы пошли ко входу, по дороге, которую просто нарисовали тёмно-оранжевой краской. Мин, кстати, под ней было на порядок больше.

Сканирующий комплекс облучал нас минут пять, у меня даже начало покалывать лицо и слегка зашумело в голове.

— Для доступа в здание участка предъявите тело к осмотру.

Я сразу не понял откуда пришёл голос. Кажется, звук шёл отовсюду. Потом долго не мог понять, о чём мне талдычат. Спутница соображала быстрее. Она сделала шаг вперёд, чем-то щёлкнула в районе шеи, и её плащ плавно опустился на землю. Кроме плаща, на девушке были красные трусики, полупрозрачный красный лиф, чулки на поясе и высокие туфли. Лизи свела руки за спиной и слегка покрутилась.

Воцарилось молчание. Я разглядывал сеть татуировок на коже. А потом рассматривал их же, но внутри. Они странным образом ускользали от моего комплекса, и я видел обычную кожу. Занятно… А ещё я точно помнил, что у неё были армейские ботинки. С толстой подошвой и высоким голенищем.

Молчание затянулось. Лизи посмотрела на меня, видимо, что-то прочла во взгляде, её татуировки слабо замерцали…

— Кхм… — кашлянул динамик, — можете заходить.

Шлюз разошёлся в стороны и открыл нам недра полицейской цитадели. Лизи наклонилась, подняла плащ, закинула его себе через плечо… И первая устремилась внутрь. Вот чертовка!

Я шёл следом, заворожённый задницей верховной теоверитки. Кайфовая она, всё-таки, девчонка.

За стойкой нашёлся, кажется, весь участок разом. Встречать нас вышли все, то есть, вообще все кто был в здании. И мужчины и женщины.

— Мадам, вас обидели, вы желаете выдвинуть обвинения и покарать вашего… обидчика? — это молодой парень с ракетницей на спине пытался что-то вякнуть, но стушевался под взглядом Молчуна. Полицейский стоял в самом дальнем углу и разглядывал нас, а ещё своих коллег с нечитаемым лицом. Взгляд был каким угодно, но не расслабленным и не дружелюбным.

— Хедрикс, я привела тебя сюда, ты цел, в тебя не стреляют, и всеобщее внимание уже обеспечено. Даю тебе слово.

А потом плащ девушки плавно её обтёк, она даже стала ниже ростом.

— Привет уууу… — я успел прикусить язык — … важаемые. Я тут это, хотел актуализировать задания. В Бочке смерти получил, и…

Кто-то горестно вздохнул. Зазвенели монетки. Интересно, много на меня поставили?

— К кому идти, что делать, короче?

Полицейские продолжали молчать. Как-то очень зловеще.

— Блин, народ, я всё понимаю, с красивыми девушками тут проблема, даже мне пришлось трахать кузнечика, но если на вас такое впечатление произвела грудь моей спутницы, то я могу наделать фото, по сети гуляет порно с нами, договоримся!

Снова звякнули монетки. Кстати, камер тут я не увидел. Особые привилегии?

И снова молчание. Я стал разглядывать полицейских.

Паренёк с портативным гранатомётом и какой-то железкой в районе живота, прокачан основательно, внутри полно другого железа. Мужичок в шлеме, с большими усами. Мода на них у местных что ли? В башке носит что угодно, кроме мозгов. Мозги распределены по телу отдельными блоками, между ними кабеля. Родным нервам, скорее всего, не хватает скорости.

Подтянутая девушка, тощая, с маленькой грудью и длинными руками. На неё я засмотрелся, судя по телу, она принадлежала едва ли не к иному биологическому виду.

— Нравлюсь?

Я как раз рассматривал три капсульных сумки в районе паха, там было явно что-то вроде нужного девайса, женских половых органов, но капсулы… При большом увеличении удалось разглядеть хоботки для впрыска.

— Слушай, а ты ведь ни с кем из своего участка не спала, верно ведь?

И снова звон монет. Тощая побледнела от злости. Синяя полицейская форма забавно оттеняла белое от злости лицо.

Я снял шляпу и отвесил поклон.

— У нас за такое, между прочим, бьют… — задумчиво произнёс Молчун, но так чтобы все услышали.

— То есть, уже взгляд считается фактом харассмента? — я парировал.

— Твой — да, — коротко ответил собеседник. — Вообще, есть ставка, что ты выбесишь всех меньше чем за десять минут. Но я не хочу доводить до кровопролития. Проходите. А вы, лодыри, чего уставились? Эта парочка вас развела как кроликов! Что у них с собой за оружие? — с каждым словом Молчун всё больше свирепел.

— Да… Это…

— «Щас гляну», ага! — закончил фразу майор. — Дыба, ты вообще страх потерял? Ты что там, дрочишь?

— Никак нет, тщ…

— Дрочишь, дрочишь. А теперь, давай по форме устава, что надо сделать, если ты дрочишь, а в комнату вошёл старший по званию?

— Тц… Тщ… Сер! Разрешите закончить манёвр мастурбации!

Майор побледнел так, что уже стал поминать Дыбу.

— В клоаку, на месяц. Блестеть должна, как у тебя яички перед свиданием.

— Сэр, но это же работа муниципалитета…

— Два месяца клоаки. С пола технических зон можно есть.

— Но…

— Три месяца, и без автономных роботов.

В участке воцарилась полная тишина.

— Слышь, Дыба, не стесняйся, скажи ещё что-то, — я решил подбодрить участников представления, — мне интересно, что этот человек с богатым воображением может ещё придумать.

— А я тебе грудь покажу, мальчик, ну скажи ещё что-то! — Лизи от меня не отставала.

Молчун посмотрел на нас, кривя губы. Он держал улыбку с большим трудом. Этот дядька был мне всё более симпатичен.

Тем временем Лизи снова стянула с себя плащ. До пояса. А я неожиданно понял, что Дыба молод. Прям реально молод, даже моложе меня. Лет двадцать, что ли… И капитан по званию. Любопытно…

— Ну? — Лизи облизнула палец и провела по верху груди, отчего та засияла. — Ты видишь, она светится, это возбуждение, ты видишь, я хочу показать тебе грудь, это заводит!

Тело девушки действительно засияло ярче.

Дыба посмотрел на Лизи, упрямо вскинул подбородок, и…

— Протестую! — голос парня дал петуха.

Он жадно уставился на Лизи, которая спустила бюстгальтер с плеч и обнажила грудь. Даже Молчун скосил глаза. Хотя до этого сверлил подчинённого взглядом.

— Четыре месяца. И в качестве поддержки — нарки на соцконтракте.

— Оно того стоило! — кивнул Дыба с восторгом.

— Живой, Леди, следуйте за мной. Поговорим без лишних ушей. И так работать мешаете.

На мой взгляд, если мы чему и мешали, так это скуке. Тут народ вообще голодный до развлечений, раз так с ума сходит.

Лизи снова оделась, я помахал копам и оправился вслед за Молчуном. Я сильно жалел, что так и не обзавёлся простеньким нейроинтерфейсом, так что вопрос, который у меня возник, мне пришлось задавать голосом.

— Лизи, зачем?

Пару мгновений Теоверитка молчала, а потом заговорила, неожиданно серьёзно.

— Наш образ, наша внешность — это то, что для нас словно витрина. Что мы говорим миру. Наше послание и просьба. Почему все мы хотим быть красивыми? Потому что красота звучит как «Любите меня, будьте ко мне добры». Изящная теория, не находишь? Давай поиграем ещё. Почему мы стремимся к стандартам внешности? Переведём: «Любите меня не меньше, чем…» Чувствуешь этот контекст?

Я на мгновение замер, бросил взгляд на подругу и кивнул.

— Давай пойдём дальше. Переведите на этот язык «У меня есть деньги», «Ты меня хочешь», «Не обращайте на меня внимания», «Я тебя контролирую», «Я над тобой доминирую», «Я сейчас расслаблен», «Ты хочешь меня приласкать». Уверена на сто процентов, ты сходу понял о чём я говорю.

Я видел, как Молчун аж ушами пошевелил, вслушивался в монолог жрицы. Всё это время мы шли по ветвистому коридору, в изгибах которого через стены была видна боевая автоматика. Серьёзно у них тут.

— Это язык, язык на котором мы все говорим. Но нафиг не осознаём. Хотя на уровне общения между подсознанием и подсознанием мы считываем именно так. Давай подумаем, а откуда это вообще взялось?

— Ну тут, возможно, всё тривиально. Красота — здоровье — размножение.

Умозаключение казалось логичным.

— Верно. А ещё верно, что люди не могут молчать на этом языке. Мы всегда говорим что-то, не можем не говорить, скорее так. Каждый из них понял мой посыл. Я безопасна, я открыта к сексу, я ищу близости. Не секса, близости. И когда человек отвечает на желание именно близости, он становится открыт. Не инстинкт, но тень его.

— За попытки ментальных манипуляций у нас могут и пристрелить.

Заговорил Молчун. Он остановился у очередного поворота и пнул стену. Стена мягко ушла вглубь, проявила проём двери, а потом уехала вбок.

— Заваливайтесь.

Кабинет Молчуна отличался от моих камер разве что размерами — он был вдвое больше, да большим столом и пятком табуретов вокруг. Вдоль всех стен — кресла. Хотя, может, это переговорная?

Молчун присел на подлокотник дивана, отчего тот ощутимо деформировался. Глаза мне говорили, что веса в нём под двести кило.

— Короче, тут такое дело, я в Бочке получил задания, и…

Я кратко описал все обстоятельства дела. А ещё мне хватило ума по дороге поднять архив записей (победителям любезно предоставляется весь архив с момента начала испытаний).

— Умно, — Молчун прищурил глаз, — сейчас загляну в сеть, посмотрю что у меня на этих гавриков.

Полицейский замолчал, в его глазах появилось облако искр.

— Я помогу вам, — Молчун очнулся минуту спустя.

— В чём подвох?

— Трое из списка — первостепеннейшие ублюдки. Даже награда есть. У троих репутация такая, что я легко размещу как заказ. Чтобы ты понимал — я не проявляю доброту. Но если сможешь поймать или шлёпнуть кого из списка, людям на станции гораздо легче дышать станет. И мне это выгоднее, чем любой адмирал в покойниках. Те твари сидят в чёрных зонах станции и носа не высовывают. А вот народец из списка департаменту как заноза в заднице. Только они прячутся. И тебе придётся их найти.

— Поговорим о награде?

На мои губы выползла улыбка. Хоть что-то в моей жизни пошло по плану.

— Обязательно. Но сначала, Хедрикс, скажи, когда это твоё пойло перестанет действовать?

Моя улыбка стала нехорошей.