Кают-компания, носитель «Виктори», система Блэкмейн.
Из кают-компании открывался внушительный вид, это Блейр вынужден был признать. Когда он вошел, его взор сразу привлекла массивная фигура «Бегемота», шедшего на одной скорости с носителем; два корабля медленно пересекали систему Блэкмейн. После того, как они покинули орбиту вокруг Торго, их скорость была низкой — очевидно, у платформы не хватало еще и двигателей — но они совершили прыжок на Блэкмейн и были в пути к следующей точке прыжка… и Локи-6.
Он обнаружил, что хочет, чтобы они двигались побыстрее. Движение на такой черепашьей скорости лишь давало им всем время на раздумье, слишком много времени. В воздухе была атмосфера беспокойства, чувства, в котором смешались возбуждение и напряжение. Не слишком много времени понадобилось для того, чтобы фабрика слухов начала поточное производство рассказов о новом оружии Конфедерации, и для многих на борту «Виктори» война была уже практически закончена.
Вакеро, сидевший за столом у двери, поднял голову и посмотрел на остановившегося Блейра, смотревшего на чудовищный силуэт за смотровым окном.
— Не хотите ли купить билет, сэр?
— Куда? — Блейр посмотрел на его улыбающееся лицо. По крайней мере он казался довольным.
— На вечеринку в честь открытия моего клуба, — сказал ему Лопес, улыбаясь еще шире. — Когда мы выстрелим из этого «Бегемота», будет hasta la vista a los gatos. И я думаю, что подам в отставку примерно пару минут спустя. Мне заплатят достаточно отступных, чтобы купить хорошее маленькое местечко…
— Не стоит подсчитывать ваши прибыли заранее, лейтенант, — тихо сказал Блейр. — Даже этого монстра может быть недостаточно, чтобы победить килрати за одну ночь.
Он отвернулся, оставив Вакеро раздумывать над этими словами. Блейр заметил Роллинса и Кобру, сидевших вместе в дальнем углу, достаточно далеко от остальных. Он подошел к ним.
— Итак… как продвигается ваша шпионская деятельность? — легкомысленно спросил он. — Нашли ли вы каких-нибудь агентов килрати?
Кобра недовольно посмотрела на него.
— Я знаю, что вы не воспринимаете нас серьезно, полковник.
— Нет, лейтенант, вы не правы. Я воспринимаю вас обоих очень серьезно. Но вы этим занимаетесь уже… сколько там времени прошло? Больше недели, не так ли? Я просто не очень уверен, что вы сможете найти здесь хоть что-нибудь.
Роллинс посмотрел на него.
— Не будьте так уверены, полковник, — сказал он. — Позавчера, после того, как мы сошли с орбиты, в одном из логов моего коммуникационного компьютера образовалась пустота размером в две минуты. И я могу это подтвердить. Мне кажется, это был саботаж.
— Также это могла быть ошибка в компьютере, — заметил Блейр. — Вы, наверное, заметили, что системы на этом корабле не совсем соответствуют должному уровню. — Он немного помолчал. — Или же, если дело не в компьютере, это может быть как-то связано с адмиралом. Он мог приказать отослать какое-нибудь сообщение, затем уничтожить запись.
— Никто ничего не говорил о передаче…
— Да и не сказали бы, лейтенант, если адмирал Толвин приказал соблюдать тишину. Вы сами это сказали, лейтенант. Большие шишки говорят нам далеко не все. И адмирал всегда очень хорошо умел держать свои карты скрытыми от остальных. — Блейр пожал плечами. — Небольшая паранойя может сделать хорошее дело, но вы должны быть уверены, что все остальные возможности не могут иметь места до того, как видеть саботаж каждый раз, когда компьютер делает ошибку или адмирал решает засекретить свое грязное белье.
— Да, может быть, — сказал Роллинс. — Но я также продолжал анализ той давней передачи. Некоторые гармоники в сообщении совершенно дикие, полковник. — Он достал свой миникомпьютер и вызвал на экран один из файлов. — Посмотрите на это… и вот на это.
— Я не эксперт по анализу сигналов, лейтенант, — сказал Блейр. — Я вижу только кучу колючек на графике. Вы хотите сказать мне, что они обозначают?
— Я еще не уверен, — признался Роллинс. — Но я уже где-то видел такие сигналы… они применяются не в обычных коммуникациях. Если бы я мог вспомнить, где… — он замолчал, выглядя виноватым. — Извините, полковник, мне кажется, что я должен еще подумать до того, как сделать вывод. Но это не из-за того, что мне просто хочется попробовать, и не из-за того, что мне негде искать.
Блейр снова посмотрел на «Бегемот» через смотровое окно.
— Должен сказать, что если бы здесь был шпион, он бы определенно был заинтересован в этой штуковине. Но я думаю, что самым хорошим местом для помещения агента был бы адмиральский штаб.
— Хоббс работает в штабе, — тихо сказала Кобра. — Или вы не заметили?
Роллинс поднялся; его лицо выражало неловкость.
— Я скоро должен идти на вахту. Я встречусь с вами позже. — Он быстро ушел. Блейр сел в кресло, оставленное Роллинсом.
— Вы никогда не остановитесь, так ведь, лейтенант? — спросил он. — Бесконечный цикл в программе.
— Вы никогда не поймете, полковник, — ответила она с усталым видом. — Вы просто ничего не понимаете.
— Может быть, потому, что вы никогда не пробовали это объяснить, — резко сказал он. — Слепая ненависть не слишком красива, да и не слишком убедительна, если уж на то пошло.
— Я так устроена, — произнесла она. После долгого молчания она продолжила: — Я уверена, что вы слышали слухи. Некоторые ребята с «Гермеса» рассказали очень много историй. У меня были эти… кошмары. Люди болтали, вы знаете, как это происходит.
— Слухи не всегда открывают всю картину, — сказал Блейр.
— То, что я слышала, было… достаточно точным, мне кажется. Послушайте, они захватили меня, когда мне было десять…
— Килрати?
Она кивнула.
— Я оказалась в рабском лагере. Сбежала оттуда десять лет назад во время нападения Конфедерации. Большинство населения лагеря было уничтожено в бою. Возможно, это сделали наши космопехи, быть может, коты, я не знаю. Но нас выжило очень мало.
— Это должно было…
— Вы никогда не поймете, каково мне там было, полковник. Я видела разные вещи… — она вздрогнула и замолчала. Ее глаза были пусты.
— Итак, космопехи вытащили вас оттуда… и вы поступили на службу?
— Психиатры поработали надо мной пару лет, — сказала Кобра. — Сначала это был опрос… ну, знаете, регрессионная терапия. Они хотели узнать все, что я видела и слышала, на случай, если это могло оказаться важным для Разведки. Затем они начали лечение. — Она сделала паузу. — Но они не смогли выкинуть из меня все без наслоений личности. А я не позволила им сделать это. Я Лорел Бакли, боже мой, и если коты не смогли отобрать у меня это, я буду проклята, если у меня это заберет мой собственный народ!
— Вы, должно быть, очень сильны, лейтенант, если после всего, что пережили… присоединились к битве.
— Я всегда хотела только этого, полковник. Возможности убивать котов. И я занимаюсь этим до сих пор.
Он показал на «Бегемота».
— А если с помощью этой штуки мы закончим войну? Тогда что?
Она пожала плечами.
— Я не знаю. Ненависть к кошкам — единственный известный мне способ оставаться человеком. — Она коротко усмехнулась; этот звук напомнил Блейру о глумящихся килрати. — Дело в том, полковник, что в моем черепе бродит небольшой кусочек килратского разума, и я не могу от него избавиться. Каждый день я чувствую, как он становится сильнее… и в один прекрасный день во мне не останется ничего человеческого.
Блейр не сразу ответил.
— Мне кажется, что вы не слишком уверены в себе, лейтенант. Вы пережили ужас, который был бы не под силу большинству людей. Вы переживете и это. Я уверен.
Ее взгляд был мрачен.
— Надеюсь, вы правы, полковник. Правда. Но… может быть, вы не понимаете этого, но я не могу избавиться от ненависти.
Он подумал об Ангел, об эмоциях, пронизывавших его, когда в его ушах звучали насмешки Тракхата.
— Может быть, я понимаю, Кобра. Может быть, я бы давно уже сломался на вашем месте.
Она подняла бровь.
— Сломались? Вы? Я не могу представить, что вы предоставите кому-нибудь удовольствие увидеть, как вы сломаетесь.
Блейр не стал говорить ей, что она неправа.