17
Бандитов для Серой крепости у Панкратова не нашлось. Нашлись другие люди.
От экипировки четырёх «кадров», вылезающих из «буханки» с наглухо закрашенными окнами, Беспалых непременно бы обалдел, если бы их не сопровождал улыбающийся «во все тридцать два» знакомый. Бронежилеты, кевларовые шлемы, тактические очки, снайперские винтовки с глушителями и всевозможными «наворотами», прицепленными к планкам Пикатинни. Первой была мысль про какой-то крутой натовский спецназ, но эту мысль и прогнал прочь один из банкиров, уже приезжавший «поохотиться».
— Вот, капитан, встречай! Я тебе новых клиентов на охоту подогнал. Знакомься: мои европейские коллеги из одного из швейцарских банков. Как только услышали, что Панкрат готов принять новую группу, так похватали нужное из хранившегося дома, и рванули. Ты знаешь, что у них там все мужики военнообязанные, и у них штатное оружие дома хранится?
Как не знать? Хоть швейцарцы и не в НАТО, но их случай часто приводили в пример в качестве своеобразного пути решения проблемы срочной мобилизации в армию.
Удивляться тому, что ещё с утра Панкрат жаловался, что не может наскрести ни единого человечка, а к концу дня уже доставил целых четырёх иностранцев, не следовало. Кто знает, сколько времени прошло с того момента там, в ХХ веке? Аппаратуру прокола «дыры» в любой момент можно настроить буквально на следующую минуту после окончания предыдущего «сеанса», пусть даже «там» после него несколько лет прошло. Бывало уже такое, когда оборудование, необходимое срочно, задерживалось поставщиками. «Там» задерживалось. А «сюда» пришло точно по графику.
По-русски «охотнички» не понимали ни слова. Зато по-немецки и по-английски трещали за милую душу. Первый углублённо изучал не только в школе, но и в военном училище, Беспалых, а второй отскакивал от зубов у банкира. Так что поставить задачу снайперам проблем не было: с наступлением темноты с вышек выслеживают и отстреливают лазутчиков, которых засылает к стенам базы Каир-хан, войско которого встало лагерем всего в полуверсте от «Серой крепости», на берегу речки Девица.
Зачем засылает? А хрен его знает. Может, всего лишь выяснить график и порядок смены караульных на вышках, может, через дыры в заборе пронаблюдать за внутренней жизнью городка, а может, в нужное время точными выстрелами из луков «снять» охрану на вышках. Вечереет же уже, вот спешившиеся половцы и потянулись охватывать периметр базы. Пока за пределами огороженной кольями территории, но, скорее всего, как только окончательно стемнеет, полезут и сквозь колья.
Стрелять в сторону лагеря наёмникам-наоборот (не только денег за проделанную работу не получат, но ещё и очень немало заплатили за возможность проделать её!) Сергей запретил категорически. «Чтобы не спугнуть главную дичь». От них требуется «взять» сначала ту, что сама под выстрел лезет. А потом, после отдыха и уточнения дальнейших задач, продолжать «охоту» тем или иным методом.
Рации у банкиров имелись, поэтому они прекрасно самоорганизовались, согласовывая между собой, в какой очерёдности будут стрелять. Выглядело это примерно так: очень тихий щелчок на одной из вышек, после которого где-то в кустах или между грядок следует предсмертный вопль или вой раненого. Заткнуть который — задача допустившего оплошность стрелка. Главное — чтобы со всех сторон одновременно не завопили. Ночные прицелы у швейцарцев великолепные, ни одного лазутчика не упустят…
Какие-то полчаса, и пора спускаться с вышек, чтобы топать на ужин, за которым эти попробовавшие человеческой крови «охотнички» принялись восторженно обмениваться впечатлениями. Ничего, нервы у Сергея Беспалых крепкие, он и эту мерзость выслушает… То, что там, на Западе, потакают самым разнообразным извращениям, для него не новость. Но оказалось, что и их кому-то мало, хочется почувствовать, что такое убить человека. И сделать это не потому, что тот кому-то угрожает, как это происходит у военных или правоохранителей, а чисто из желания получить новые впечатления. А потом ещё и посмаковать их.
Впрочем, чего на Запад пенять? Разве отморозки из «бригады» Вовы Пензенского, банкиры и чиновнички не для этого сюда приезжали? Отличие лишь в том, что «западники» не ужрались, как свиньи, и не потребовали немедленно предоставить им девок. Хотя, пожалуй, лишь из-за того, что им после ужина предложено «продолжение охоты».
Мерзко? Мерзко. Но кому-то эту работу по срыву нападения на базу всё равно делать надо. Так пусть её сделают эти извращенцы, если им так хочется.
Осмотр окрестностей базы в тепловизионный прибор с «главной» башни показал, что с задачей очистки окрестностей от лазутчиков швейцарцы справились отлично. Так что можно переходить ко второй части спешно придуманной для них операции, «Страх и трепет».
Каир-хан походное дело неплохо знает. Для себя, любимого, небольшой, соответствующий его чину, походный шатёр установил. Простые воины у костров спят. Кони пасутся неподалёку, охраняемые пастухами. А вокруг лагеря бродят спешенные караулы.
Раз в пятнадцать минут очередной стрелок делает выстрел в сторону коней, вызывая среди них суматоху. А следом, под шумок, выбивает кого-то из караулов. Едва утихнет вспыхнувшая ни с того, ни с сего суматоха (выстрелов-то не слышно даже в пяти шагах от вышки, не говоря уже о половецком лагере), а потревоженные ею воины снова улягутся у костров, как всё повторяется. И так — всю короткую июньскую ночь.
Нечестно, не по-рыцарски? А по-рыцарски являться с толпой, более чем в пять раз превышающей численность населения «Серой крепости» и грозиться всех перебить и превратить в рабов? Каир-хан ведь так и объявил, когда его ткнули носом в то, что он ведёт себя как баба, докопавшись до Динары. Проще было бы, конечно, выехать из ворот на двух БМП и ударить по орде из пулемётов, но, может быть, столь «подлые» методы приведут к меньшим потерям у кочевников. Их воины ведь ещё могут пригодиться, когда сюда, в степи, восточнее Днепра, придут монголы…
Когда более или менее рассвело, Беспалых отпустил швейцарцев поспать пару часов. Пообещав, что непременно разбудит перед «главной, неограниченной охотой». Те хоть и горят азартом, но всё равно уже хотят спать. Сам же, дерябнув добрую кружку растворимого кофе, отправился на водонапорную башню. Наблюдать, что будет происходить в половецком лагере.
А там действительно чувствовался страх. Люди, жмущиеся к догорающим кострам, держались за оружие и напряжённо оглядывались по сторонам, ожидая от «проклятого места» новых таинственных смертей. Осаждённые ведь ночью не проявляли никакой активности, а люди гибли, лошади получали ранения и бесились. Стрелой на таком расстоянии ни до лагеря не достать, ни, тем более, до пасущейся живности. Да и стрела остаётся в ране, её никуда не спрячешь. Значит, точно — само место проклятое, и Каир-хан ошибся, выбрав его для стоянки.
Всю ночь, несмотря на смерти и регулярно поднимающийся в половецком лагере шум, одуренно пели соловьи. В зарослях на берегу Дона и в кустах, растущих вдоль реки Девица. Теперь же они умолкли, и их трели заменило всё нарастающее щебетание других птах, которым тоже глубоко наплевать на тревоги, страхи и страсти глупых людишек, выбравших это место и этот день для того, чтобы убивать друг друга.
Сам хан тоже уже был на ногах, распекая то прибегающих к нему, то убегающих от него командиров. Что он им говорил, невозможно было бы узнать, даже с помощью Динары — слишком далеко, не расслышать. Но только десятники и сотники вскоре принялись поднимать людей, жмущихся друг к другу у почти погасших костров. Те, отгавкиваясь, нехотя брели в сторону конского стада. Значит, скоро начнётся. Надо будить и швейцарцев, и всех, поставленных под ружьё для обороны базы.
18
За лёгкий, смешливый характер Луизу здесь считали несерьёзной, легкомысленной. И, конечно же, странной. Да взять хотя бы её цвет кожи, разительно отличающийся от цвета кожи остальных, живущих в месте, которое не может существовать с точки зрения здравого смыла и современной науки. А уж то, как она попала сюда и буквально в первую же ночь оказалась в постели у второго по рангу человека в городке… Не может существовать, но существует вопреки всему. И в первую очередь — вопреки здравому смыслу.
Ведь что такое этот затерянный в степи городок? Его называют охотничьей базой, хотя, как говорит Сергей, охотиться сюда приезжают не на животных, а, в первую очередь, на людей. И ладно бы, если бы это были только русские мафиози, которыми пугают весь цивилизованный мир (и не зря пугают, Луиза в этом убедилась на собственном опыте, лишь чудом не став их жертвой). Но ведь в последней группе приехали и европейцы, из очень высокоразвитой, цивилизованной Швейцарии, мало чем отличающейся по демократичности от Франции.
Строят городок для охотников на людей на деньги других мафиози, более высокопоставленных и, как показалось француженке, более культурных, чем те, которые силой увезли её сюда прямо с улицы крупного города. По крайней мере, одного из них она видела, и он произвёл на неё впечатление не преступника, а приличного буржуа. Но у них есть и вторая цель, кроме зарабатывания денег на пороках и низменных страстях людей: они хотят, чтобы эти убийцы, платящие деньги за возможность безнаказанно убить себе подобных, таким способом помогли защитить предков русских от страшных монголов и других кочевников.
Пожалуй, такую цель даже можно назвать благородной, учитывая, что за чудовища эти монголы. Луиза, только учась в Москве, узнала о существовании французского хрониста Мэтью Парижского, описывавшего ужасы, творимые монголами на порабощённых территориях. И хотя профессор, упоминавший его, говорил, что Мэтью сильно сгущал краски, чтобы произвести впечатление на читателей, но в целом это были кровавые, беспощадные завоеватели, вырезАвшие целые города и феодальные владения. И даже страшно себе представить, что будет, когда они придут сюда.
Люди, живущие на этом клочке земли, огороженном бетонным забором, прекрасно знают и то, в чьей собственности городок, и для чего он строится. Но относятся этому совершенно спокойно, словно понятия «право человека на жизнь» не существует в природе. А мафия — не закоренелые преступники, которым место в тюрьме или даже на гильотине, а обыкновенные наниматели, платящие им хорошие деньги. За что ей нужно быть благодарными. И даже те, кто понимают, что они оказались здесь, в глубоком прошлом, навсегда, потому что мафиози не позволят им вернуться в ХХ век и рассказывать об увиденном, благодарны за то, что им позволили остаться в живых. Большинство же категорически не верят в то, что они больше никогда не увидят близких, свои дома и прочее имущество.
Не может быть, потому что это ненаучно, не подтверждено учёными. Тем не менее, здесь живёт тот худощавый парень в очках, который сумел в одиночку сделать то, чего не могли добиться видные профессора и академики, целые научные институты и лаборатории, оснащённые наисовременнейшим оборудованием. И, как выражается Сергей, «не парится» из-за того, что величайшее изобретение принесло ему не всемирную славу, а роль такого же, как все, узника, по сути дела, раба преступников. Ведь все эти деньги, которые зачисляются им на банковские счета или даже выдаются наличными, они никогда не смогут потратить ни в одном магазине. Поскольку этих магазинов здесь, в тринадцатом веке, не существует.
От депрессии, навеваемой этими размышлениями, Луизу спасает только молодость, весёлый, общительный характер, желание выжить и секс с человеком, внешне выглядящим очень сурово, но неожиданно оказавшимся очень добрым и ласковым. Она даже знает, как бы складывалась её жизнь здесь, в городке, стоящем над русской рекой Дон, если бы не Сергей. И очень беспокоится из-за того, что ему приходится рисковать жизнью, организуя оборону городка от кочевников.
Нет, это не ужасные монголы. Это один из кочевых народов, с которыми монголы враждуют. Русские, предки обитателей городка, тоже то враждуют, то вступают в союз. И не менее жестокий, чем монголы, народ. Как рассказывает Динара, бывшая студентка, а теперь официантка в столовой, чей родной язык родственный языку этих самых кипчаков, называемых русскими половцами, а европейцами куманами, их хан, приведший сюда целую армию, уже пообещал, что всех мужчин убьёт, а женщин продаст в рабство.
Луизе, конечно, страшно, но Сергей, забегавший на минутку в их комнату, сказал, что у половцев ничего не получится. Тем не менее, девушка спала очень тревожно, постоянно просыпаясь и прислушиваясь к ночным звукам. Но ничего не происходило, и только после восхода солнца началась какая-то суматоха, снаружи раздавались оживлённые, но озабоченные мужские голоса, а потом шум заводимых и прогреваемых двигателей.
Сергей так и не появлялся, хотя девушка пару раз слышала его властный голос, отдававший какие-то команды. Очень хотелось выглянуть в окно, чтобы увидеть, что там происходит. Но Сергей ещё накануне строжайшим образом запретил всем открывать тяжёлые ставни на окнах.
— Они защитят вас от стрел, которые способны залететь в любой уголок базы. И мало того, что любая стрела побьёт окна, так ещё и, если она зажигательная, вызовет пожар. Даже если окно выходит во двор: стрелы, чаще всего, пускают навесом, и дом напротив не защитит вас от них. По той же причине до особого разрешения нельзя выходить на улицу. Даже чтобы «посмотреть одним глазом»: посмотреть, может быть, и посмотрите, но можете и лишиться этого глаза. Да и нет ничего интересного в том, как одни люди убивают других. Это вам не кино, это намного страшнее и грязнее.
Всё равно хотелось посмотреть, и останавливал только страх: как говорила Динара, кипчаков пришло около пятисот воинов, а противостоят им только человек сорок, которым Сергей доверил оружие. И почти все враги вооружены луками, которые они наверняка будут использовать.
Голоса снаружи затихли, люди разошлись по оборонительным позициям, слышно было только негромкое рокотание моторов бронированных машин. Но больше ничего не происходило. Раздавались только отдалённые расстоянием крики кочевников, но не яростные, а сердитые. Скорее всего, их командиры тоже отдавали какие-то приказания. Эти крики да жужжание мух, с которыми все боролись, подвешивая в комнате ленточки с липкой поверхностью, к которой они прилипали десятками. Одни прилипали, а другие прилетали через двери или открытые окна: если их не открывать, то в комнате будет очень жарко.
Чем дольше тянулось время, тем сильнее нарастало беспокойство. И вот неожиданно что-то застучало по деревянным поверхностям — стенам, крышам, закрытым ставням — и по земле, словно пошёл град. А следом всё потонуло в грохоте стрельбы. Одиночные выстрелы гремели со стороны охранных вышек, часовые на которых вооружены винтовками. Короткими очередями стреляли те, кого Сергей расставлял вдоль бетонного забора со специально проделанными для этого отверстиями. Басовито грохотал длинными очередями пулемёт на водонапорной башне.
Зарычали двигатели боевых машин, загремели железные листы ворот в городок. Буквально несколько секунд, и где-то в той стороне, где вчера стояло войско кочевников, басом взревели теплоходные гудки, установленные на бронированных машинах. После чего стрельба стала стихать.
Открыть ставни и выходить на улицу разрешили только минут через пятнадцать. Ясное дело, почти все, и в первых рядах именно женщины, бросились к воротам, чтобы посмотреть, что стало с кочевничьей ордой.
Везде торчало и валялось множество стрел, некоторые из них всё ещё дымились, но все наружные деревянные детали домов были пропитаны огнезащитным составом, и ничего не загорелось. Стрелки, после стрельбы приводящие оружие в порядок, только посмеивались над любопытными. Двоих, видимо, получивших ранения стрелами, перевязывали товарищи. Сергей, серый от усталости и красноглазый от недосыпания, распоряжался вооружёнными людьми и при помощи коменданта Андрея Минкина отбирал людей, которые будут собирать трофеи и хоронить убитых. Для чего уже заводили трактор с закреплённым позади кабины экскаваторным ковшом.
Пока Луиза ждала, когда Сергей освободится хотя бы на минутку, чтобы поцеловать его и справиться, всё ли у него в порядке, несколько женщин уже успели сходить к той линии, на которой стояли половецкие лучники. И возвращались бледные, зажимая рты и сдерживая рвотные позывы.
— Не ходите туда, — замахала рукой на тех, кто припозднился, одна из них. — Там просто жуть какая-то!
— А разве я не предупреждал вас, что на самом деле всё куда страшнее и грязнее, чем в кино⁈ — одарив подругу ответным поцелуем, накинулся на них Сергей. — Ничего, в следующий раз умнее будете. Хотя… Вон, кажется, кое-у-кого нервы оказались покрепче. Вот они и будут перевязывать раненых пленных.