Серая крепость

Фрагмент 17

33

Тысяцкий курского князя — почитай, главнокомандующий сухопутными войсками очень важного удельного княжества, находящегося на границе Великого Княжества Черниговского с Диким Полем. Дядька серьёзный, даже не внешний вид. И свита у него немалая, пятьдесят дружинников, один другого матёрее. Вот только чем эту ораву кормить? С продуктами-то не очень…

Благо, только-только Шестак, сделавший второй рейс в Серую крепость, уехал. Но всё равно поварам пришлось выкручиваться, что-то диковинное из имеющихся запасов изображать. Но ничего. По сусекам поскребли, по амбарам помели, угостили Фёдора Юрьевича. Извинились, конечно, что хмельное на столе только ему, да ещё и в мизерной дозе: ну, не успели меньше, чем за год, разжиться оным в достаточном количестве. Но ещё не виданной в Евразии никем, кроме обитателей Серой крепости да некоторых пограничных стражей, жареной картошкой покормили. Понравилось блюдо из «земляного яблока» старому вояке. Вот только снова пришлось жаловаться, что в достаточном количестве это лакомство только к следующей осени уродится.

— И с хлебом бы туго было, ежели б не курские да донковские гости.

— Не уродился, что ли?

— Уродился. Да только мы сеяли его на меньшее число людей.

Пообедали гости с дороги, службу, что отец Тит вёл, отстояли. В сауне попарились да в бассейн («купель», как они его назвали) с прохладной, а не ледяной, водой окунулись, чудесам да диковинам поудивлялись. В общем, всё, как положено. А уж по утру и к делам перешли.

Городок гостей, с одной стороны, поразил, а с другой разочаровал. Поразил стенами каменными и размерами укрепления. Ведь тот же Курск, считающейся в это время одной из мощнейших крепостей, всего раза в три больше Серой крепости по площади. А каменных стен вообще на Руси не строят. Разочаровал тоже стенами, слишком низкими, чтобы выдержать серьёзный приступ. А ещё — малолюдьем. Ведь в курской крепости только княжеской челяди жило несколько сотен.

— На вырост строили, — соврал Минкин, не желавший сходу раскрывать все карты производственных возможностей поселения.

Передал Полкан весточку в град Курск о том, что Серая крепость просит у князя Юрия Святославича прав слободы. Вот и прислал тот тысяцкого, чтобы на месте разобрался с вопросом. А ещё — с «ябедой» откупщика Путяты на то, что побили его, руку сломали, коня покалечили, да всяческими хулильными словами позорили.

— Потому его за ворота и не пустили, что княжьего решенья по нашему прошению не было. Так что побить его мы никак не могли. Руку же он сам себе сломал, сверзившись с коня. Коня — да, коня ранили. Так не людей же калечить, которые в нас стали стрелы пускать. Тебя, Фёдор Юрьевич, как видишь, пустили к себе, потому как ты князем послан. А он — просто откупщик, решивший мошну набить без княжьей на то воли.

— А с хулой на него как быть?

— А ты, Фёдор Юрьевич, людей с которыми он был, поспрашивай, что мы ему якобы говорили. Да не всех скопом спрашивай, а по одному. И так, чтоб сговориться не могли.

— Спрашивал уже, — поморщился тысяцкий. — Кто во что горазд, тот то и бает. Скажи мне ещё: князем тебя по какому роду зовут?

— Ни по какому. Люди наши меня так назвали за то, что я нОшу тяжкую управления ими в тяжкие времена на себя взвалил.

— Самозванец, значит, — нахмурился княжий посланец.

— Всякий первый князь стал так зваться либо по воле его людей, либо сам себя так назвав. Я себя князем не называл и на княжий титул не замахиваюсь. Назовёт меня Юрий Святославич наместником, буду наместником зваться, ряд на тивунство со мной заключит, буду зваться тивуном. Людям нашим всё равно, как прозывают того, кто над ними встал.

— Вашим людям… Кто они такие? Откуда взялись?

— А вот про это я с тобой одним, Фёдор Юрьевич, говорить буду. Только тебе, да князю Юрию Святославичу такое поведать могу.

Задумался тысяцкий, но махнул рукой, давая приказ всем выйти вон. С Андроном «асимметрично» один лишь толмач Василий Васильевич остался, поскольку, как ни учили язык предков руководители крепости, а всё равно ещё и говорили на нём плохо, и понимали не очень.

— И тебе, Фёдор Юрьевич, и князю, как мне мыслится, наверняка баяли, что мы не от мира сего. Так вот, правду баяли. Пришли мы на это место не из заморских краёв, а с Руси. Только отстоящей от сего дня на семьсот шестьдесят лет в грядущее. Божьим промыслом пришли или дьявольскими кознями, про то каждый со своей колокольни судить будет. Не совсем по собственной воле явились, но с намерением облегчить пращурам своим самое тяжкое испытание в истории Русской Земли. То, которое начнётся уже меньше, чем через два года.

— Откуда ты знаешь, что случится через два года?

— Это для вас оно только случится, а для нас случилось за семь с лишним веков до нашего рождения. Потому и знаем. Знаем и обет свой — помочь нашим пращурам — выполним. А испытание это — нашествие на Русь неисчислимых полчищ татарских, после которого почти не останется в ней городов, а тысячи тысяч русских людей лягут в землю. Почти двести пятьдесят лет будет стонать Русская Земля под плетью татарской. А потом ещё триста лет пройдёт, прежде чем покорят её правители остатки тех татаровей.

— И вы, меньше двухсот человек, что тут живут, сможете что-то изменить? — усмехнулся гость.

— Защитить и спасти всех не сможем. Даже половину тех, кому начертано умереть от татарской стрелы или сабли, сгинуть в татарской неволе, не сможем защитить. Тебе, Фёдор Юрьевич, когда-нибудь мелкий камешек в сапог попадал? Много ты навоюешь, ежели у тебя на поле брани в сапоге такой камешек оказался? Голову бы уберечь, когда он тебе мешает шаг ступить! Вот мы со своими знаниями, умениями и, чего уж скрывать, оружием, которым уже били тех самых татар, и будем тем самым камешком в татарском сапоге.

— Били? Те четыре или пять десятков татар, что вы этим летом извели? — засмеялся тысяцкий.

— Этим летом — четыре или пять десятков, как ты говоришь. А на Калке — тысячи. Спроси у князя Путивльского Изяслава Владимировича, которого наши люди там от смерти спасли. Он тебе расскажет, как на самом деле было, а не сказки про то, что молитвами обратили против хозяев чудовищ, приведённых татарами, чтобы русские рати сокрушить. Вон, в амбаре железном те «чудовища», на одном из которых раненого князя к лагерю киевлян привезли, стоят. Закончим говорить, покажу тебе их. Воевода наш, Сергей Николаевич, Изяслава Владимировича и велел подобрать, рану ему перевязать, да за реку отвезти, чтобы не отдал он Богу душу на том поле страшном.

Крестись, ни крестись, а «выдержки» с видеокассеты отснятого на Калке материала, пращура впечатлили. И раненого князя Изяслава он узнал. Как и Серёгу с ребятами, попавшими в кадр. «Вот так и рождаются сказки про яблочко на тарелочке, показывающие колдунами то, что за тридевять земель происходит», — хихикнул про себя по этому поводу «князь».

— Сказывают, врагов своих вы громом да молнией разите, аки поганый идолище Перун? — снова перекрестился княжий посланец.

— Не громом, не молнией, а вот таким зарядами грохочущими, — выщелкнул Минкин патрон из пистолетного магазина. — Там, внутри, пыль огнетворящая и огнём вталкивающая вот такой кусочек свинца, покрытого медью. Очень быстро летящий, много быстрее любой стрелы. Вот он и разит тех, в кого попадёт. Хоть зверя, хоть человека. Даже в броню одетого. Есть оружье, кое два-три человека за раз пробить может, ежели они друг за дружкой встанут. Потому мы и половцев не только не убоялись, но и побили знатно. Потому и татарам от нас крепко достанется, когда они на Русь придут.

А следом пошло перетягивание одеяла на свою сторону.

— Кабы такое оружье да каждому княжьему дружиннику…

— Тогда бы князь Юрий живо всех своих врагов побил, да великим князем стал, — грустно усмехнулся Минкин. — Потому, Фёдор Юрьевич, в нашем прошлом и Русь погибла, что рознь между князьями не унимается, и каждый на стол киевский усесться норовит. Потому там на Калке татар разбить не удалось, что каждый себя выше другого мнил. Не вмешайся мы здесь, было бы всё, как в нашем прошлом, когда даже киевское войско погибло, а татары на полонённых русских князей доски положили и пировали на них, пока те не умерли. А их конники гнались за русскими ратниками до самого Днепра и рубили, рубили, рубили. Так у нас было, и когда они Русь покорять пришли: пока Рязанское, Муромское, Владимирское княжества да часть Черниговского жгли да мечу предавали, в Полоцке, Турове, Киеве, Переяславле да Галиче князья меж собой сварились да приговаривали: не наше, мол, то дело. Хоть и просили братья помощи у них. А когда та беда и к ним в ворота постучалась, некому стало им самим помогать. Притчу про метлу, которую проще по одному прутику сломать, слышал? Вот так, по одному прутику, и Русь у нас татары сломали. И тут сломают.

34

Долго говорили. Про многое, кроме того, как будут развиваться события в следующие годы.

— К чему гадать, ежели всё по-иному пойдёт в сравнении с тем, как у нас было? У нас говорят: ежели хочешь рассмешить Господа, поведай ему про свои задумки. В одном я уверен: пока не наедятся князья сабель да плетей татарских, не поймут они, что единиться нужно, а не розниться. Да и после много русской крови прольётся, пока их объединить удастся. Кто ж из Рюриковичей своей волей признает, что другой знатнее его? Было у нас и такое, когда ближние бояре Великого Князя бороды друг другу рвали из-за места за княжьим столом.

Пока рассуждал Андрей так, его осенило: а ведь не погибни столько Рюриковичей под ордынской саблей, вполне ведь могла Русь превратиться в ту же Польшу, вечно раздираемую междоусобицами из-за того, что каждый второй пан в ней ведёт свой род от первых королей, Пястов. Говорить такое вслух — боже упаси!

Главное же, что удалось ему сделать этим разговором — убедить тысяцкого в том, что нельзя от монголов отмахнуться как от назойливой мухи. Союзников искать надо, крепость Курскую укреплять надо, дружину обучать надо. И то не факт, что отобьются. Но пробовать надо, ведь, сколько ни искали по летописям сведений о взятии Курска монголами, нашли лишь упоминание о том, что там драконствовал поборами некий баскак Ахмат. Есть, есть у Курска шансы уцелеть. Ведь сколько осад города ни случалось, а так ни разу его штурмом и не взяли ни половцы, ни, уже позже, поляки и крымские татары.

А вместо этого — междоусобица за междоусобицей. Вон, даже в минувшем, 1236 году ходили рати Черниговского великого князя, под властью которого находится Курское удельное княжество, воевать с киевлянами.

Очень к месту оказался и рассказ о монголах «самодельного» священника, которого пришлось «предъявить» Фёдору Юрьевичу. Очень удивившемуся тому, что есть среди «гостей из будущего» и «хроноабориген». Но, выслушав историю появления в Серой крепости Тита (включая упоминание о благословении Готского митрополита), заинтересовался тысяцкий событиями в районе Саксина, вести о которых ещё не дошли до Руси.

Три дня «гостевали» в городке над Доном посланцы князя Юрия Святославича, пока «глава делегации» не принял решения от княжьего имени: слободе Серой быть. А подчинение её сюзерену будет заключаться не в налогах, а в охране рубежей от монголов и разбойных набегов половцев, помощи пограничным дозорам да изготовлении оружия.

Сам процесс работы механической мастерской, конечно, вызвал глухое ворчание дружинников про «колдовство»: молот сам, без молотобойца, колотит по заготовке, угли в горне раздуваются без мехов, а точильный камень, с визгом вгрызающийся в металл, никто живой не крутит. Ну, не говоря про такие бытовые мелочи, как электрическое освещение, водоснабжение и канализацию.

Много нареканий вызвал, по первому времени, внешний вид «жены» Сергея Беспалых. Уж кого-кого, а её точно немедленно приняли за признак «связи с диаволом». Да только повидавший поболее других «старшой» тут же шикнул на молодёжь, рассказав, что чернокожих держат в рабах и прислуге и в Царьграде, и при дворах европейских государей. А эта, вон, даже крестик носит (пришлось надеть, поскольку Серый такую реакцию русичей предвидел), и будь Луиза сатанинским отродьем, от святого креста скончалась бы в корчах.

В общем, уезжали восвояси некоторые из дружинников, облегчённо крестясь. И лишь воля командира, приказавшего оставить при себе мнение о странностях чуднЫх людей и ничем не возмущаться, удержала их от желания уничтожить «бесовщину».

Сохранили должности Минкин и его «воеводы». Только зваться теперь Андрон будет не «князем», а княжьим наместником: на титул он «рылом не вышел».

Но стало это возможно после принятия присяги курскому князю всем взрослым мужским населением. Пусть ещё и не знают на Руси польского слова «присяга», а используют вместо него термин «рота». Та же самая клятва верности, подтверждаемая целованием креста.

Выторговал наместник и право селить в слободе и «прибившихся» местных. Особливо тех, кто жил когда-то на разорённом тринадцать лет назад Семилукском городище (пусть оно тут и иначе звалось). В первую очередь, для того, чтобы было кому поля возделывать, неквалифицированную работу типа «возьми, отнеси, подай, выкопай» выполнять, да к ремёслам тутошним присматриваться. Ну, и население крепости увеличивать надо, знания и собственные умения передавать, если в планах продвижение прогрессивных технологий «в массы».

Посол увозил в Курск подарки: две шашки, драгунскую и казачью (сами догадаетесь, какая ему, а какая Юрию Святославичу), а также двустволку для князя. Часа два потратили, чтобы научить тысяцкого не только стрелять из неё, но и мерам безопасности по обращению с «бескурковкой»: заряжать только перед стрельбой, с патронами в стволах не хранить, на людей не направлять даже разряженную, чистить после каждого использования, какие патроны по какой цели применять. Ну, и, конечно же, как целиться, как учитывать разброс дробин. С демонстрацией возможностей оружия всё на том же трофейном монгольском хуяге. Заодно дружинники и убедились в том, как грохот выстрела действует на коней. Да и на людей, не сталкивавшихся с огнестрельным оружием, тоже. Правильно действует! Для того, в чьих руках оно находится.

Не остались без презентов, простеньких «засапожных» ножей с деревянной рукояткой, и все дружинники. Обрезков арматуры на «свалке металлолома» немало, а сталь, используемая в «рифлёной» арматуре, уж всяко лучше по качеству, чем кричное железо. Пусть даже и не подлежит закалке. Ножички-то эти — не боевые, а предназначенные «колбаску порезать», ломоть хлеба от краюхи отхватить, добытую дичь освежевать. Но, учитывая общую дороговизну железа в это время, всё равно недешёвые подарочки, над которыми рабочим мастерских (и деревообрабатывающей тоже) пришлось провозиться все три дня пребывания в крепости «делегации».

Организационные выводы из «гостевания» тысяцкого с отрядом озвучил Верзила.

— Нехер больше такую ораву на внутреннюю территорию пускать. Вон, пристроить с севера к забору несколько изб, огородить их частоколом, и пусть там такие «гости» живут. Да и купцы тоже. Как это сейчас называется? Посад, что ли? А промзону огородить забором из досок, чтобы нос в неё кто попало не совал.

— Сектора обстрела будет этот «посад» закрывать, — возразил «воевода». — Под его прикрытием к нашей стене подобраться легко будет. И сожгут при первом же нападении, жалко материалов, которые на него уйдут.

— Да и фиг с ним. Я что, предлагаю там такие же, как у нас, двухэтажные бараки из бруса и со стеклянными окнами строить? Обойдутся! Полуземлянки обычные, из брёвен, с земляным полом и каким-нибудь заменителем стекла. Помнится, в школе что-то рассказывали про бычьи пузыри. Печки поставить обычные, дровяные. Ну, одну избу можно будет сделать более справной, для кого-нибудь из знатных или богатых. Да и торг там можно будет вести. Ну, а чтобы интересы обороны соблюсти, не вплотную к нашей стене строить, а в стороне. И над самым обрывом.

— Вот и нарисуешь, как ты это видишь, — вспомнил Андрон армейский принцип «инициатива наказуема исполнением».

— Легко! — загорелся Костя. — Пока ты рассказываешь, чем нам грозит наша легитимизация, я и набросаю.

— Да ничем особым она нам не грозит, — махнул рукой Минкин. — Ну, придётся подкармливать да подбрасывать оружейные «расходники» отряду Полкана, который несёт службу поблизости от нас. «Погранотряду», который сейчас находится в районе Старого Оскола, оружие уже можно будет продавать. По нормальным, а не задранным ценам. Но и с нами «погранцы» будут делиться информацией о замеченных поблизости татарских и половецких разъездах. Первых, как мы с Фёдором договорились, мы на ноль множить будем, а вторых жёстко шугать, если те явились с намерением что-то вынюхать или пограбить. Задача так и стоит: отбить у них охоту «бомбить» деревеньки, находящиеся неподалёку от границы. Это же кочевники не со злобы делают, у них «национальный вид спорта» такой: проявить молодецкую удаль, угнав соседский скот, разжившись чужим имуществом и девок себе в жёны добыв. Особенно — у молодёжи, которой своих девчат не хватает из-за обычая многожёнства. Что-то вроде обряда посвящения в мужчины.

— «Погранотряд» в Старом Осколе? — удивился Нестеров.

— Ага. Не на самом месте, где у нас город стоит, а где-то поблизости, как Василий Васильевич говорит, в районе переправы через реку. Тоже деревянная крепостца, но «гражданских» там почти нет, чисто передовой форт, задача которого задержать у переправы врага, пока гонцы донесут весть о нашествии крупных сил степняков.

— Понятно.

— Торговать ни со Степью, ни с соседями из Рязанского княжества не возбраняется. Но только покупка товаров для собственных нужд или продажа произведённого у нас. С перепродажи в княжество купленного у чужаков придётся платить торговый сбор на общих основаниях. Ну, и от «сельхозналогов» нас освободили. За исключением торговых сборов, если будем на ярмарки и торжища выезжать. Вот и всё, кажется.