Серая крепость

Фрагмент 14

27

— Не буду скрывать: из-за произошедшего мы все попали в очень сложную ситуацию. В очень сложную. С голодухи, конечно, пухнуть не придётся. Мясо по степи табунами ходит, а какая рыба в реке водится, многие сами видели. Но по ряду продуктов придётся очень ужаться в потреблении. Даже по таким привычным, как хлеб и картошка, придётся вводить ограничения. А по некоторым — ситуация вообще аховая. В первую очередь это касается сахара и растительного масла, запасов которых хватит не больше, чем на месяц. Поэтому нами решено: с сего момента и до нормализации ситуации, которой мы ожидаем ко времени уборки следующего урожая, во всём, что касается продовольствия, вводится военный коммунизм: от каждого по способностям, каждому по установленной норме.

Самая распространённая реакция у людей — растерянность. Таких, кто не верил в то, что они вернутся в «родное» время по истечении пятилетнего срока, немного. У основной части обитателей Серой крепости, конечно, теплилась надежда на то, что это не насовсем. Но теперь их лишили и её. И что делать дальше, как жить, удастся ли вообще выжить, они не знают.

— Во всём остальном, что касается поддержания жизнедеятельности нашего городка, его дальнейшего обустройства, его защиты, всё остаётся по-прежнему. Только с упором на то, чтобы поскорее запустить собственное производство. И, конечно же, на улучшение бытовых условий. Поэтому будем продолжать строить жильё, чтобы не ютиться в каморках. Особенно — семьям с детьми, как уже имеющимися, так и намечающимися. Только, к сожалению, в работе нам тоже придётся вернуться к коммунистическим принципам: никаких денег пока у нас не будет. Их просто нет, если не считать разом превратившиеся в обыкновенные фантики наличные рубли.

А это уже болезненно! Ведь помимо надежды на то, что они вернутся в привычные реалии конца двадцатого века или хотя бы в самое-самое начало двадцать первого, люди подсчитывали, какими суммами они будут при этом располагать. Планы строили…

— Повторяю: ПОКА не будет. Потому что мы не собираемся тихонько сидеть в своей уютной норке с центральным отоплением и электрическим освещением. Мы будем производить товары, которыми станем торговать с соседями. А значит, появятся и деньги. И у нас есть хорошие шансы для того, чтобы в наш городок потянулись купцы, а ваша жизнь стала лучше.

— А потом придут монголы, и эта хорошая жизнь кончится, — выкрикнул кто-то из толпы.

— Во-первых, монголы придут в эти края только через четыре года. Сейчас здесь конец 1236 года, если считать по привычной нам системе смены лет, а придут они в конце 1240-го. Во-вторых, мы находимся в стороне от направления их главного удара. Даже Чернигов, стоящий от нас за пятьсот с лишним километров, они зацепят всего лишь правым крылом своего войска. То есть, если и достанется что-то «на нашу долю», то это будут небольшие отряды. А в-третьих, нам найдётся, чем встретить монголов. Вот в чём у нас нужды нет, так это в оружии. Они уже не раз бегали от него быстрее собственного визга.

Хоть такой примитивной шуткой, но Минин постарался немного разрядить гнетущую атмосферу всеобщего схода (исключение — лишь пятеро караульных на вышках, дети младше десяти лет да двое простудившихся).

— Проблемы надо решать в зависимости от степени их актуальности. Монгольская станет актуальна, как вы уже слышали, только через четыре года. А вот то, как нам дожить без ряда продуктов до следующей осени, решать нужно сегодня. И то, как сделать, чтобы сегодняшние проблемы не перешли на следующую зиму, нужно думать уже сегодня. И каждая всхожая семечка, каждое зёрнышко, каждый плодовый орешек или горошина могут оказаться огромным подспорьем.

Андрон не поленился пересказать пожелания «министра сельского хозяйства» по формированию разнообразия выращиваемых и культивируемых культур.

— Если у кого-то будут дополнительные предложения, кто-то захочет поделиться собственными знаниями и опытом, это будет воспринято с благодарностью. И не только касающееся продовольствия: наши запасы одежды, обуви, тканей, посуды, инструментов, сырья не вечны. Особенно ценными будут предложения не типа «а можно ещё вот такое придумать», а подкреплённые знанием и умением того, как именно что-либо можно сделать в наших условиях. И поощряться будут люди, сделавшие какое-то конкретное дело или помогшие дельным советом тем, кто что-то делает. Не отвлечённые от жизни теоретики, а практики.

Да, оправятся люди от шока и наверняка «включат» мозги и руки. Есть ведь, как докладывает Нестеров, среди них бывшие инженеры, химики и даже геологи. Не считая рабочих самых разнообразных профессий и выходцев из деревни, которые, как кажется Минкину, быстрее всех адаптируются в новой реальности. Быстрее всех начнут приносить пользу остальным.

Ясное дело, в этот день работы толком и не получилось: люди больше обсуждали новость и спорили о том, что теперь будет, чем трудились. Подгоняй, не подгоняй. В конце концов, и Зильберштейн, и Минкин махнули на это рукой: денёк можно потерпеть, пока улягутся страсти. Хуже было то, что нашлась паршивая овца, которая решила наработать на этом авторитет, приплетая политику.

Не баран, а именно овца, двадцатисемилетняя барышня из «последнего поступления», по словам Нестерова, крутившаяся в руководстве какой-то районной организации «Яблока» (дело своё он знал хорошо, и вместе с прочими «паспортными» данными на «переселенца» обязательно требовал, по возможности, хотя бы кратенькое досье: где и чему учился, на каких предприятиях и в каких должностях работал, привлекался/не привлекался к ответственности, увлечения, политические пристрастия). Агитацию она начала, разумеется, среди «своих» — попавших в Серую крепость вместе с ней.

— «Они решили». А кто они такие, чтобы решать за нас? Кто им дал такое право? Ни я, ни вы их не выбирали на те должности, которые они занимают!

— Говорят, что их назначили бандиты, которые и нас сюда отправили.

— И где теперь те бандиты? Всё, закончилась их власть. А если теперь мы для тех самых бандитов недостижимы, но всё должно быть по-другому. И руководить нами должны не какие-то бандитские прихвостни, а те люди, которым доверяет большинство из нас. Вот вы верите тем, кто прислуживал криминалу? Я тоже не верю.

Меньше двухсот человек — не такая уж большая толпа, чтобы эти разговоры остались незамеченными. Тем более, когда эти люди сосредоточены на территории примерно 250 на 250 метров.

— Она чё, охерела? — в выражениях ещё неизжитого лексикона выразил общее мнение руководства Крафт.

— Вот и распорядись, как начальник УВД, чтобы её доставили к нам для профилактической беседы, — поддел «бригадира» Нестеров. — Только бить её не надо: ещё мученицы «за правое дело» нам тут не хватало.

Пришла Устенко не одна, а в сопровождении ещё двух мамаш с детьми. Чувствуется «школа»: ничто так не настраивает обывателей против властей, как «репрессии» против матерей и их детишек.

— У меня к вам, Елена, только один вопрос: чего вы хотите добиться своим подзуживанием людей? — недовольно глянул на агитаторшу «Чекист».

— Я не подзуживаю, я открыто высказываю собственное мнение. Которое, кстати, разделяет большинство тех, кто здесь обитает.

— В жопу себе засунь твоё мнение! — рявкнул Крафт.

— Спокойнее, Алексей. Вы, Елена, уверены в том, что это мнение большинства, а не лично ваше, да четырёх-пяти человек, которые поддались на вашу агитацию? Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос о ваших целях.

— Добиться того, чтобы нами руководили люди, которым все доверяют.

— Кто именно? Вы?

— Не обязательно.

— Понятно. И как это должно произойти?

— Путём демократических выборов, как это принято во всех цивилизованных странах.

— В каких именно? В Монгольской империи? В Византийской империи? В Священной Римской империи? В королевствах Франции, Англии, Германии, Польши и прочая, прочая, прочая? Вы, случаем, не перепутали времена, в которых живёте?

— Хотя бы в Господине Великом Новгороде.

— Ах, вам охлократии захотелось! Власти толпы: кто громче всех орёт, за тем и правда. Ну, да. Некоторые женщины умеют громко орать. Только подумайте ещё и о том, как отреагируют на женщину-правителя те соседние государства, с которыми нам придётся контактировать в ближайшее время. И как вы, не имея даже малейшего представления о нашем хозяйстве, о технике, о военном деле сможете всем этим управлять? Ведь вы же, насколько мне известно, руководили даже не производственным, а торговым предприятием.

— Всем этим непосредственно могут заниматься доверенные лица из числа специалистов. А роль руководителя — эффективное управление ими.

— Ага. И доуправлялась до того, что влезла в долги и оказалась здесь, — хмыкнул Андрон.

— Вот и я про то же, — улыбнулся Михаил. — Вот ты, Андрей Иванович, стал бы такой руководительнице подчиняться? А ты, Константин Ильич? А ты, Сергей Николаевич? Тебя, Алексей Павлович, даже не спрашиваю… Так с кем из специалистов вы, Елена, собираетесь управлять нашим городком? У вас в кадровом резерве есть более компетентный военный, чем капитан ВДВ, кстати, уже имеющий опыт боевых действий с кочевниками? Успешный руководитель предприятия с опытом использования металлообрабатывающего оборудования? Руководитель строительной организации с профильным образованием? Или только свора подобных вам горластых торговок, прогоревших в прошлой жизни?

— Надоело! — фыркнул Минкин, заметивший, что бузотёрка не собирается сдаваться. — Демократия, то есть, власть демократов, осталась в двадцатом веке. Здесь, в тринадцатом веке, у нас будет только военная диктатура. Хунта, если вам, Елена, больше нравится это слово. Нам тут нужен не бардак, который вы в России развели, а очень крепкое единство. Так что, если я узнаю, что вы не угомонились, то любая или любой в тот же день вылетит, в чём есть, за стены крепости. И агитируйте там, кого захотите: хоть волков, хоть половецких или монгольских воинов, которым, говорят, очень уж нравятся женщины славянской внешности. Только не надейтесь, что станете при этом какой-нибудь даже очередной женой такого воина: для этого они предпочитают молоденьких.

28

«Удар по свободе слова», нанесённый Андроном, оказался сокрушительным. В мгновение ока Устенко превратилась из «знамени борьбы за демократию» в изгоя. От неё просто начали шарахаться, едва она открывала рот, чтобы что-либо сказать «не по делу». «Мамочек», приведённых в «штаб», чтобы они стали свидетельницами «психологической победы над узурпировавшими власть» (а в случае чего — ещё и «жертвами произвола»), весьма впечатлила угроза быть изгнанными (что же тогда с детьми будет?). А следом за ними — и всех остальных, поддавшихся демагогии бузотёрши.

Зная методы «работы» братков, сделали и серьёзное внушение Крафту.

— Не трогайте её. Мы её уже обезвредили и предупредили, но если она хоть как-то пострадает, или её начнут щемить не по делу, бабы опять взбесятся. Уже чисто из солидарности. Просто забейте, как на пятилетнего ребёнка, которого мама с папой плохо воспитали: не будешь же ты устраивать разборки с ним за то, что он в тебя снежком кинул или как-нибудь обозвал?

Впрочем, забот хватало и без придушенно на корню «бабьего бунта». Посчитали, что тех трёх грузовиков угля, сваленных кучей перед котельной, хватит лишь до середины зимы. А потом? А потом придётся переходить на дрова. Благо, на длинном холме, тянущемся по правому берегу Дона, деревьев достаточно. Да и штабеля брёвен и жердей, а также сваленных в кучи кустов, спиленных в пойме Девицы, предназначенной под затопление, к счастью, не сожгли, как предлагали некоторые. И теперь этот «мусор» постепенно разбирали, «приводили к стандартным размерам» и вывозили в крепость, «разбавляя» ставший ценным стратегическим сырьём уголёк. И не на грузовиках вывозили, чтобы не тратить драгоценную солярку, а конскими волокушами.

Под топливо для кузницы тоже планировали использовать каменный уголь, но теперь пришлось ломать голову над его заменой. Простейшее и единственно верное решение в создавшейся ситуации — пережигать на уголь древесину. Благо, Минкин со компанией, собиравшиеся «слинять» в петровские времена, где организовать железоделательное производство, озаботились и изучением технологий получения древесного угля. Так что «печку», пережигающую древесину в уголь, соорудили достаточно быстро, предусмотрев даже использование для её подогрева пиролизных газов. Не без проб и ошибок, но отработали технологию, позволяющую за два дня (полтора — на остывание печи и её содержимого) получать порядка пятидесяти килограммов довольно качественного уголька.

В общем, одним прекрасным морозным утром к уханью пилорамы в звуковое оформление крепости добавилось частое «бум-бум-бум-бум» механического молота, ковавшего пробный экземпляр сабли из куска рессоры. Вот так: сразу же — к оружию, которое можно будет продать «местным», визит которых прогнозировали. Не могла же пограничная стража во главе с Полканом скрыть от всех, включая их сюзерена, чудесное появление на самой границе Курского княжества, проходящей по Дону, странной крепости, набитой чудесами. Включая просто немыслимое количество железа.

Прогнозировали, поскольку ещё когда разведывали место под строительство «базы отдыха», знали, что в районе села Семилуки, на территории которого её построили, в конце XII– начале XIII веков существовало небольшое укреплённое поселение, городище, как именуют эти древние руины археологи. Чуть больше, чем в километре от выбранного под строительство места. Однако оказалось, что оно к 1236 году было уже разорено. Причём, судя по зарослям на его месте, далеко не один год. Разграбили настолько, что воспользоваться какими-либо находками с него было немыслимо, поскольку всё потом ещё и сожгли. Кто именно разорил, неясно. Скорее всего, деревушка после Калки «попала под раздачу» монголов, широко рассыпавшихся по степи по пути в сторону Волжской Булгарии. В общем, после того, как пошёл слух о том, что кто-то выстроил новое поселение почти на том же месте, спрогнозировать появление «представителей властей» было не сложно, и их ждали.

Ждали, но оказались не готовы именно к такому визиту. Нет, не проморгали, как половецкую орду. Полсотни конников и десятка два саней, движущихся с запада, дозорные как раз заметили издалека, немедленно известив об этом «князя» и «воеводу». И тем пришлось цеплять на пояс шашки, а также наряжаться в офицерскую форму, припасённую для подобных случаев. Не в шинели, а в более подходящие по соображениям практичности «омоновские» зимние кожаные куртки.

— Бронежилеты подденьте, — посоветовал Беспалых «браткам», которые должны были составить «почётный караул» во время первого контакта.

— На хрена? — удивился Крафт. — Со своими же разговаривать будем.

— Ты по школьной программе не помнишь, как князь Олег «отжал» у Аскольда и Дира Киев? Вызвал их «на стрелку», где и замочил под предлогом того, что те не княжеского рода, и городом рулят не по праву.

— Беспредельщик какой-то, а не князь…

А кто тебе, парень, сказал, что первые правители в любой стране чем-то отличались от «братков»? Чаще всего, именно ими они и были. И только потом слегка «цивилизовались», законы придумали и стали ими руководствоваться. От случая к случаю.

Именно имея «в уме» этот случай, и не стали бежать впереди паровоза и открывать ворота перед незваными гостями, как только они приблизились к крепости. Хотя и по одежде, оружию и доспехам, и по лицам было видно, что это вовсе не монголоидные степняки.

В общем-то, сразу ломиться, как к себе домой, те тоже не стали. Дожидались, пока подтянется обоз, разглядывая необычные укрепления и то, что было видно за ними.

— А сани-то у них пустые, — обратил внимание Сергей, вместе с «князем» стоящий у бойницы надвратной башни. — Значит, вовсе не торговать приехали.

И лишь после паузы к воротам направился конный воин с копьём, заведший песню, общий смысл которой звучал примерно как знаменитая реплика Винни-Пуха: «открывай, Сова! Медведь пришёл».

Звали «медведя» Путята, сын княжьего дружинника Алексея Валаха. И явился он «осмердить» население самовольно построенного городка, назначить ему «урок» и определить «погост». Историк, он же «толмач», едва успел остановить Минкина, уже отдававшего приказание впустить гостей в ворота.

— Остановитесь! Этого нельзя делать ни в коем случае!

— Это почему? — удивился Андрон. — Мы всё-таки живём на землях курского князя, и ссориться с его представителями нам не с руки.

— С представителями, а не с откупщиками, купившими право собирать дань. Урок — это не школьное занятие, а размер дани, которая идёт, в том числе, и в карман откупщика. Обычно — десять процентов от собранного за год урожая или нажитого имущества. Включая то самое железо, движимое и недвижимое имущество, которое у нас появилось за этот год. То есть, от всего, что у нас есть на данный момент. Погост — вовсе не кладбище, как у нас, а место и сроки выплаты этой самой дани. Учитывая, что ближайшие русские селения от нас находятся в доброй сотне километров, скорее всего, у нас и заставят поставить избу, куда поселят «надсмотрщика», который будет следить за тем, чтобы мы ничего не скрывали. А «осмердить», значит, присвоить нам статус смердов, несвободных данников князя, захваченных военным путём бывших врагов князя.

Вот теперь стало понятно, для чего понадобилось такое количество пустых саней в караване: пограничники ведь наверняка успели посчитать численность населения Серой крепости. И даже если исходить из той же десятины собранного урожая, добавив к нему оплату выловленной в Дону рыбы, то вполне хватило бы и парочки их.

— Он что, охерел, этот барыга? — как всегда, весьма ёмко оценил наглость откупщика Полуницын.

— Похоже на то, — высказал свою точку зрения «Чекист». — Жадность человеческая безгранична.

— Я бы замочил этого козла, чтобы другим было неповадно наглеть…

— А вот этого делать не нужно, — опять же, вмешался историк. — О том, что он к нам отправился, многие знают. А он, как минимум, «людин», свободный человек, за которого придётся выплатить «виру», штраф. И весьма немаленький.

— Тогда переводите, Роман Васильевич, — вздохнул Андрон.

— Только вы, Андрей Иванович, сначала мне проговорите, чтобы я мог оценить насколько это соответствует здешним представлениям о правилах поведения.

В общем, через пять минут «шестёрка» (используя лексикон Крафта) «барыги», ещё пару раз повторивший требование впустить сборщиков дани, узнал следующее.

Население Серой крепости признаёт суверенитет курского князя Юрия Святославича над землёй, на которой она стоит. Но смердами вольные русские люди, построившие её, никогда ничьими не были и не будут. Понадобится — с оружием в руках защитят свою волю, как уже защитили от половецкой орды и «залётных» монголов. Служить князю защитниками рубежа со Степью готовы, но «урок» им назначить может не какой-нибудь сын дружинника, а только сам Юрий Святославич или специально назначенный им посланник, с которым и будет разговаривать здешний «князь». Путята же, сын Алексея Валаха, как приехал, так может и возвращаться той же дорогой, какой и прибыл. Захочет торговать — пусть приезжает, никто ему и слова не скажет. Но как сборщику дани, назначаемой по своему усмотрению, въезд в крепость ему и его людям заказан.