Седьмая Луна. Декамерон

Глава 7. Алчность

Скат гулко ухал, унося наездника прочь от Торгового Квартала. Прочь от стыда, что проедал его поруганную гордость. И совсем неважно, что превентор схлестнулся не с рядовым чародеем, а с наполненным Киафом. Даже магистр Галактион такому неровня.

Держась за поручень, Селевк припал к седлу. Он был зол, как никогда. И на себя, и на учителя, и на архонта. Не сердцем, но разумом.

У него возник своего рода когнитивный диссонанс. Несоответствие.

В Деспотате народ боится Ауксилию, как огня. Сторонится хранителей тайных знаний, словно один взгляд на них сеет несчастья.

Это особое, отчуждённое общество. Неприкасаемые. Чёрные паладины — последние некроманты Восточного Аштума. Пленники собственной силы. Горстка боевых чародеев, что подчиняются исключительно базилевсу.

Большую часть времени они замкнуты в себе. Только и делают, что проводят годы, десятилетия, века в манипуляциях с жизнью и смертью. В этом вся их суть.

Превосходные воины, умелые маги, находчивые инженеры.

За пределы своей гимназии ауксиларии выходят лишь в самые смутные времена дельмеев. По обыкновению, когда над империей нависает гражданская война. Когда влиятельнейшие кланы грызут глотки друг другу за право занять священный престол.

Едва ли они верны кому-то, кроме себя. Хозяев меняют, как перчатки. Ставят на самого сильного, принося ему победу на блюдечке с голубой каёмочкой. Таков залог их существования и выживания.

Ибо клеймо, унаследованное ими от Прародителя, невыносимо.

А положение — шатко.

Селевк же не просто ауксиларий. Он — превентор, взращенный в стенах гимназии с младых ногтей. Вся его жизнь, его посмертие — это подготовка к эпохе Семи Лун.

К пробуждению Киафов и возвращению Пантеона. Даже тех Богов, кого сами дельмеи отвергли. Отец без зазрения совести отдал Ауксилии своё дитя. Младенец выдыхал эфир, влияя на реальность вокруг себя.

Чрезвычайная мощь. Даром что из низших чародеев. Просто звёзды сошлись.

Или Луны?

Не Киаф, но тот, кто сумеет совладать с ними. Одолеть. Поймать. А при необходимости — даже убить.

Его силы оказалось недостаточно, чтобы прикончить Актея Ламбезиса. В Ауксилии никто и подумать не мог, что архонт всегда будет на шаг впереди. Тем не менее, Селевк пережил их встречу. Он ранил раскольника. Это малая победа. Но тотальную ему ещё предстоит завоевать. Ещё бы понять, как…

Ауксиларий спрыгнул со ската на крышу часовни. Под ним спали десятки, сотни упырей, заползших внутрь в преддверии дождя. Капли падали на мертвенно-бледную кожу. Над Городом вновь установилось долгожданное затишье. На какое-то время.

Мёртвые уходят, приходят живые.

Зверь тут же набрал высоту и устремился в небеса, издав протяжный стон. Увы, им предстоит задержаться в Саргузах.

Он уселся на карнизе, начертал круг и стал взывать к магистру, намереваясь доложить обстановку. Ни сам Селевк, ни тем более Галактион и представить себе не могли, насколько быстро меняется ситуация в древнем оплоте Тиранов.

— Что там? — В голове послышался голос учителя. Казалось, он чем-то недоволен.

Говорить правду было стыдно. И всё же, необходимо. По-настоящему Селевк не оправдал бы возложенных надежд, если бы погиб. Так что ещё не всё потеряно.

— Я повстречался с Актеем Ламбезисом, — начал превентор.

— Он ещё жив, я правильно понимаю? — разочарованно предугадал магистр.

— Его не так просто убить. Даже мне, — посетовал ученик. — В нём кипит сила нашего Пращура. Он и сам овладел смежными ветвями. А в совокупности…

— Это не имеет значения, — сказал, как отрезал Галактион.

Перечить ему превентор не стал. Во всяком случае, тот ни словом ни обмолвился о его никчёмности. Уже хорошо.

— Скажи, как проявляется его сила?

— Не могу сказать наверняка… — замялся ученик.

— Тогда скажи, что думаешь, — давил на него учитель.

— Я вскрыл память человека, которого убил. В Саргузах происходило почти то же самое, что и в империи тысячи лет назад. Никандрова чума, — пояснил Селевк.

Пандемия в своё время порушила планы императора Никандра по отвоеванию Запада. Добрую половину Востока поветрие смело, как не бывало.

— Что заставляет тебя так думать?

— Мор протекает по тем же лекалам. Вануэзцы… Они не должны были повторять наших ошибок, — дерзнул превентор сказать больше, чем нужно. — Мощи Прародителя…

— Саркофаг Пращура священен для Ауксилии! — перебил его Галактион строго. — Наши предшественники полагали, что с ним их сила возрастёт в разы.

— Но нет…

— Мы не могли знать, чем обернётся его возвращение на Восток. Тогда Пантеон спал. Ничего не предвещало беды. Цена ошибки — миллионы смертей. Но дальше этого дело не зашло. Это большая удача. Мощи вернулись на Острова. Их запечатали.

— Всё теперь иначе, — продолжал Селевк. — Прародитель проснулся. Незадолго до Парада Лун. Купцы понятия не имели, что вывозят на Запад.

— Чума может помешать базилевсу в уничтожении ложной Церкви, — заметил Галактион. — Именно поэтому архонта нужно остановить!

— Если бы только чума… — проронил превентор.

— То есть?..

— По Городу бродят кадавры, — заявил Селевк.

— Обыкновенная нежить, — презрительно бросил магистр. — Пращур способен поднимать сотни тысяч мертвецов.

— Была бы эта нежить «обыкновенной», если б из неё не прорастал чёрный нектар, — огрызнулся ученик.

— Как это возможно? — осёкся тот.

Учитель жил не первую сотню лет. Его было сложно удивить. Но Актей сумел.

— Равно как и белый, он прекрасно проводит эфир, — вслух размышлял Селевк. — Но в империи его не используют. Агрессивный рост. И стремительное накопление в живом теле — лишь бы было, чем питаться. У человека он отнимает в разы больше, чем даёт.

— И что ты хочешь этим сказать?

— На мой взгляд, Ламбезис приоткрыл чёрный нектар с такой стороны, с какой учёные Востока на него ни за что бы не посмотрели. Быть может, эта соль особенно хороша в некромантии с чернокнижничеством. Я почти уверен, архонт напитал нектар чумными миазмами, — и вот, что из этого получилось.

— Вот как…

— Чума быстро распространяется по суше. Считанные годы — и на Западе не останется мест, где она бы ни оставила свой след. Провернуть подобное на Востоке Ламбезис уже не сможет. Нам повезло. Однако тут…

— И повезло бы вдвойне, если бы история пошла по-другому, — угрюмо заметил магистр Галактион. Вместе с тем наступила пауза.

Дельмейским деспотам чума пришлась бы кстати. Но даже некроманты не могли её укротить. Лишь их Прародитель был способен управлять поветрием.

Так, язычники сумели бы попросту очистить Запад от сектантской грязи, а после — заново его заселить. Но Пращур среди Богов Пантеона оказался той самой паршивой овцой, что шла против шерсти. За это и поплатился. Словом, несбыточная мечта.

Будь всё иначе, возможно, власть язычников никогда бы не ослабла в Верхнем Аштуме. Ибо мёртвые в отличие от живых безропотны…

— Какие будут ваши дальнейшие указания, магистр? — нарушил тишину Селевк.

— Сохраняй статус-кво, — призывал Галактион. — Если всё так, как описываешь ты, в одиночку тебе не справиться.

Учитель думал лишь об успехе Ауксилии. Но Селевка он оскорбил до глубины души. Он прошёл через Эреб, чтобы стать превентором, лучшим из лучших. Так, слова Галактиона попросту обесценивали кровь, пот, раны и даже посмертие ученика.

— Вы пришлёте помощь? — осведомился он.

Его шансы вернуться в Деспотат как триумфатор становились всё призрачнее.

— Да. Я возьму с собой нескольких превенторов. Мы прилетим в течение нескольких дней. Жди. А до тех пор береги себя, Селевк.

Ученик оскорбился:

— Просто сидеть и ничего не делать. Вы думаете, это возможно, магистр?

— То, что ты видишь в Саргузах, представляет особую ценность для Ауксилии…

— И всё же, — не унимался превентор.

— У тебя есть предложения получше? — угрюмо поинтересовался Галактион.

— Среди Киафов наполнился только Актей Ламбезис. Остальные всё также пусты. Их не помешало бы изловить и склонить на сторону империи. Пока не поздно…

— А ты сможешь? — По голосу стало ясно, что учитель растерял в него веру.

— Они не опасны, — уверял Селевк. — Ещё пока люди. Даже если Пантеон выберет кого-то из них, до Пращура им далеко. Попробовать стоит.

— Хорошо, — не стал спорить магистр.

— Кроме того, раз уж я здесь, не помешало бы помочь Культу Скорпиона перемолоть оставшихся инквизиторов. Так будет проще обратить в нашу веру Саргузы. Жителей, которые переживут эпидемию…

— По-твоему, это целесообразно? — смутился учитель.

— Более, чем, — твёрдо стоял на своём превентор.

— Всё бы ничего, но восстанием руководят Ламбезисы, — как бы невзначай напоминал Галактион.

— Это не имеет значения. У базилевса тут есть свои люди, — парировал Селевк.

— Ах, да. Настоятели. Клавдий. Агеласт. Гемелл. Тогда тебе придётся поговорить с ними. Если у тебя получится их убедить, семья архонта останется не у дел.

— И я убью их Киафа, — подытожил превентор.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — только и сказал магистр, после чего их ментальная связь оборвалась.

По крыше стучал ливень. Селевк встал, оглядывая Саргузы. Небесный скат завыл, являя ему расположение инквизиторов и Культа: между ними в период затишья шла полномасштабная городская война.

Увидел превентор и Киафов. Странный принцип, не поддающийся логике: они то и дело наталкиваются друг на друга, их притягивает, будто магнит.

Ауксилария ждало много работы.

За спиной сверкнула молния. Она ударила в мостовую. Свет поглотил тело ученика. Как бы предупреждая о скором рассвете, прогремел гром.

— Вы за мной от самой Барахолки тащитесь? — осведомился Альдред.

Ответ лежал на поверхности. Это его нисколько не интересовало. Он планомерно подсчитывал количество бандитов, за ним увязавшихся. Цифра смущала. Попутно ренегат прикидывал свои шансы выбраться со двора живым. Не лучшие перспективы.

А больше всего Флэя смущали арбалетчики на крыше. Болты были нацелены прямо на него. Шестое чувство подсказывало ему: это бронебойные снаряды. Мало того, что будет больно, так ещё и с ног собьёт.

«Приплыли. Как я это допустил? Где перешёл черту, что до меня начали домогаться городские шавки? Где?..»

— Тебя это так волнует? — усмехнулся красноглазый.

Его шестёрки — коренастые и жилистые парни с Шумая, Сулакты, Ангама и невесть, откуда ещё — как по команде, заржали. Они потешались над инквизитором. И совсем не видели в нём угрозу.

«Это плохо. Очень плохо», — размышлял про себя дезертир. Но не подавал виду, что ему страшно. Пот стекал со лба. Благо, его маскировали капли дождя.

— Больше волнует меня другое, — бравируя, заговорил Альдред. — Чем обязан?

— Вижу, ты деловой человек, — отвечал мужик с дредами. — Я тоже. Мне нужна твоя экипировка. Доспехи. Полуторник. Ружьё и патроны. Балахон. Робу, так и быть, можешь оставить себе, мзунгу.

«А этот верзила не любит белых людей. Ну конечно… За что любить, спрашивается? — размышлял предатель. — Кидается ещё своими паосскими словечками».

— Ясно, — отвечал он. — И либо я отдам их по-хорошему, либо ты их снимешь с моего трупа. Верно я понимаю?..

Мурин обнажил свои белые зубы. Его жилистая рука нежно ощупала самодельную дубину с гвоздями, как если бы питал к ней особую, извращённую любовь.

Он улыбнулся персекутору и сказал:

— Умный ты парень. Схватываешь налету.

«Обыкновенное разбойное нападение. Одеты они, как попало. Если бы не арбалеты, я бы ещё мог что-то сделать. Прямо сейчас… Нет. Здесь надо ювелирно разобраться. Или так, или я — труп».

Ренегат бегло окинул взглядом окружение. Он мог бы скрыться в одном из корпусов здания. В конце концов, как-то ведь арбалетчики забрались. Но могло статься так, что бандиты знают об этом доме гораздо больше, чем беглец.

Альдред подозревал, в здешних квартирах тьма тьмущая упырей. Чужая территория. Если так, дела его плохи. Даже просто прорваться насквозь из двора-колодца может обернуться фатальной ошибкой. А стрелки забрались на крышу по аварийной лестнице или чего ещё. Кто скажет наверняка?

Его колебания глава разбойников заметил. Чуть разозлился и бросил:

— Обдумываешь план побега, снежок? Не выйдет. Это плохо для тебя кончится. А уж когда ты умрёшь… Лучше тебе не знать.

— Просвети, — буркнул дезертир. На характере.

— Ты, верно, не заметил, как на тебя смотрят мои братья. Они знают, что ты силён. И каждый из них бы хотел стать сильнее сам. А лучший способ стать сильнее — вкусить чужой силы, чужой плоти… Это целый обряд.

«Каннибалы здесь. Каннибалы там… И когда мир успел сойти с ума?»

Он всегда таким был. Просто Альдред не жил на Барахолке, чтобы это заметить. Беглец понятия не имел о культурных особенностях сынов Пао. Те — не только работорговцы, но и самые настоящие мясники.

— Глаза для зоркости. Язык для красноречия. Сердце для полнокровия, — перечислял мужик с дредами, смакуя пункт за пунктом. Возможно, он и сам был не прочь отведать мяса «мзунгу».

— Лучше обойдёмся без излишеств, — настоятельно просил ренегат.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся амбал.

Он чувствовал себя котом, поймавшим жирную мышь. Он считал, персекутор полностью в его власти. Но не совсем.

— Скажи мне вот, что. — потребовал Альдред, попутно размышляя над первым шагом. От него зависела его дальнейшая жизнь. — На кой ляд вам сдалась инквизиторская снаряга, если вы уже поживились?

Мужик с дредами сначала выставил руки в боки. Затем с гордостью показал на себя, прислонив ладонь к груди:

— Я Баския. Бригадир группировки «Нгояма». Я заслуживаю лучшего оружия, лучшей брони! С ним я стану непобедим.

Пока Флэй и Баския вели беседу на языке Полуострова, остальные переговаривались на мешанине из паосского, сулактинского и шумайского. Бандиты медленно, но верно подбирались к жертве сзади. Тем лучше. Кучность легко может сыграть против них. Если, конечно, дезертиру хватит сноровки.

На ситуацию у Альдреда глаза чуть приоткрылись. Он примерно понимал, с какой стороны подойти к предводителю разбойников, чтобы численность перестала играть роль в их бою. Развеять бандитов словесно у него не выйдет — это ясно, как день.

Однако кураторское прошлое склоняло пойти на хитрость.

— Внушительные регалии! — бросил ему Альдред. С наигранным восхищением.

Баские польстило признание мзунгу.

— Тогда ты точно оценишь по достоинству этот бастард. От чистого сердца. За великодушие, так сказать… Просто отпусти меня.

Он медленно поднял одну руку, вытянул указательный палец, чтоб все видели, и призвал к ожиданию.

Затем полез осторожно к крепежу, отстёгивая ножны. Они легли ему в руку. Флэй вытянул меч из-за спины и протянул бригадиру «Нгоямы». Зыркнул на меч, затем — на красноглазого, приглашая ознакомиться.

Мурин замялся и заподозрил неладное. Поглядел с опаской на близ стоявших товарищей. Что-то сказал им на паосском, щёлкая языком. Затем собрал силу воли в кулак и пошёл навстречу Альдреду. Шестёрки — за ним.

Флэй стоял неподвижно и бесстрастно встречал его взглядом. Он думал:

«Ну же… подходи. Быстрее».

Красноглазый принял от предателя бастард и посмотрел на него озадаченно.

— Полюбуйся, — опуская руки, призывал его беглец.

Тот раскрыл наполовину Прощальную Розу и впал в ступор, увидев зелёные прожилки, забегавшие по вороному металлу. Он охнул и проронил:

— Что это за чары?

— Магия токсинов. Если хотя бы порежешь противника, он уже не жилец. Умрёт от яда прямо на твоих глазах, — спокойно пояснял ренегат.

Разбойники зашептались. Отовсюду слышалось щёлканье языков.

Как ему удавалось при разговоре сохранять невозмутимость, оставалось тайной за семью печатями. Поэтому дезертир и не думал себе голову ломать: в тот же миг его хладнокровие бы сошло на нет.

Чернокожего поразило сказанное инквизитором. Он взглянул на него. В красных глазах отчётливо читалось лукавство, задор, жажда крови. Альдред знал, чего тот хочет. Баския же оказался достаточно простодушен, чтобы увериться, будто персекутора ждала неприятная неожиданность. Амбал поделился впечатлениями:

— Не терпится опробовать его в деле…

— Сам всё увидишь, — только и ответил Флэй.