Сделай сам – 2

Глава 6 Военно-морской бардак. Часть 1

Сохраняйте панику и не поддавайтесь спокойствию! Ещё ничего не закончилось! Наоборот! Всё только начинается!

Наверное, такой вот «вдохновляющей» речью можно было охарактеризовать всё то, что впоследствии происходило с нами — катерниками-добровольцами.

Благо, всех споро подобрали из воды моряки с итальянского крейсера «Эльба», что находился ближе всех к месту аварии. От них-то, спустя пару часов проведённых едва ли не в обнимку с одним из пышущих жаром корабельных котлов, я и узнал, что флагман японцев мы всё же достали. Хотя, похоже, всего одной торпедой из восьми выпущенных.

Пусть и не в подробностях, но с борта своего корабля итальянцы через оптику видели, как тот «прилёг на грунт» на мелководье. Да так низе́нько-низе́нько прилёг, что только трубы с мачтами да мостиком и остались торчать над водой. Видать атаковавший нас «Ниитака» как раз сопровождал торпедированную «Наниву» до того самого мелководья, отчего и оставил «Варяга» с «Корейцем» в покое, а также вёл беспокоящий огонь по нам, чтобы мы уж точно не ринулись добивать поврежденный японский флагманский крейсер.

Мы даже после сами полюбовались через одолженные бинокли на дело своих рук. Естественно, после того, как отогрелись в котельном отделении и накачали свои героические организмы изрядными порциями спиртного вперемешку с горячим чаем. Тем более что принимавшие нас итальянцы не поскупились ни на то, ни на другое.

Они ведь, в отличие от англичан с французами и американцами, прежде смогли пронаблюдать со своего борта и за гибелью «Асамы». Опять же не в подробностях, а в самых общих деталях. А потому смотрели на нас, слегка всех таких фиолетовых, с изрядной долей уважения во взглядах. Как же! Мало того, что все, как один, сорвиголовы и убивцы крейсеров. Так ещё сразу видно, что все, опять же, как один, голубой крови! А как иначе? Рожи-то у нас нынче у всех были одинакового фиолетового цвета. Разве что щёки раскраснелись от принятого на грудь.

Так что лично мне уже было очевидно, что знаменитым итальянским катерникам отныне было суждено появиться на этом свете куда как раньше.

Мы с Кази даже подтвердили командиру итальянского крейсера, рассыпавшемуся в похвале нашему брату-катернику, что не будем против поставки подобных катеров некоему иностранному заказчику, найдись таковой, но только после того, как насытим ими Российский Императорский Флот.

Он, кстати, очень сильно удивился, узнав, кто мы такие — то есть приближённое к императору лицо и наследник одного из крупнейших состояний в мире. А уж какими сделались его глаза, когда он осознал, что богатейший человек России так же воюет ныне где-то там, на морских просторах, управляя точно таким же катером! Короче в грязь лицом мы точно не ударили. Но пару раз ударяли ими о всякие твёрдые элементы корабля из-за излишне употреблённых градусов.

Отец на своём «i» вместе с «Иксом» вернулись, кстати, в порт часа через четыре после нас. Вернулись отнюдь не налегке, а полностью облепленные дрожащими от холода матросами с «Корейца», а также буксируя вслед за собой по забитой под завязку шлюпке.

Что же, чуда не случилось. Ведь недорогая тихоходная канонерка она на то и была недорогой тихоходной канонеркой, чтобы за дёшево представлять флаг страны в каком-нибудь второстепенном порту, да создавать корабельную массовку флота, а не чтобы участвовать в сражении крейсеров. Пусть даже бронепалубных, что сами-то не сильно далеко ушли от тех же канонерок в плане своей живучести и стойкости к повреждениям.

Как только получившая торпеду в борт «Нанива» выбыла из игры, а вместе с ней ушла и «Ниитака», в дело преграждения пути «Варягу» с «Корейцем» вступили державшиеся до того в стороне крейсера «Такачихо» и «Акаси». Плюс никуда не делась всё та же «Чиода», что первой в этот день встретила огнем русские корабли.

Вот именно замыкавшая японский строй «Чиода» и уконтрапупила «Корейца» своими 120-мм скорострелками. Уж больно эти орудия оказались идеальны для борьбы именно с канонерскими лодками.

Ведь «Корейцу» не требовалось получать излишне много тяжёлых повреждений для выбытия из сражения. Хватило всего-то двух подводных пробоин, чтобы капитан 2-го ранга Беляев — командир канонерки, отдал приказ срочно выбрасываться на мелководье юго-западного побережья острова Ричи, мимо которого они с «Варягом» в то время проходили перед самым выходом на большую воду.

Там-то канонерская лодка и сгорела в конечном итоге, будучи оставленной экипажем. Уж больно сильный зажигательный эффект был у японских фугасных снарядов. А всякой древесины в её конструкции имелось в избытке. Плюс паруса с канатами. Плюс пороховые погреба. Горело, в общем, знатно.

Зато лишившийся такой «гири на своих ногах» Руднёв, по всей видимости, всё же решился на прорыв в Порт-Артур, поскольку «Варяг», в последний раз, когда его видели с борта «Корейца», буквально утопал в дыму, валившему из всех его четырех труб. И сколь бы много ни было у него проблем с капризными котлами, определённые шансы на то, чтобы оторваться от японских крейсеров, у него имелись. Ведь те тоже не являлись достойными ходоками.

Старенький «Такачихо» уже вряд ли мог выдать более 16 узлов хода даже на самом лучшем боевом угле. А составлявшие ему компанию «Акаси» с сильно отставшей для добивания канонерки «Чиодой» могли бы временно довести свой максимальный ход всего-то до 17 узлов. Их ведь всех потому и «скинули» в 4-й да 6-й боевые отряды. Не самое убожество ещё. Но что-то очень близкое к тому.

Что же касалось нас, всех таких героических, то, сдав на руки французам под их честное слово — никому не выдавать, всех своих раненых, уже к семи часам вечера мы покинули Чемульпо, набившись, что та сельдь в бочки, в рубки двух оставшихся катеров и на борт «Чханнёна».

Всех моряков с «Корейца» тот в свои внутренние помещения вместить вряд ли мог. Но погибших и раненых набралось под половину списочной численности экипажа, отчего оставшиеся в строю 83 человека кое-как да разместились в кубриках и коридорах корейского пароходика.

Мы же, «пришлые коки с официантами», обосновались в сохранившихся катерах, в рубках которых нам теперь предстояло провести не менее трёх суток, пока «Чханнён» на своих 9–10 узлах будет потихоньку красться вдоль побережья Кореи, а после и Маньчжурии до российского порта Дальний.

Кто-нибудь при этом мог сказать, что пройти напрямик оказалось бы втрое быстрее. Вот только в складывающейся ситуации прямой путь мог стать как раз самым длинным. И вернуться к своим семьям можно было уже только годы спустя, предварительно пройдя через японский плен. Ведь где-то там, как раз между Чемульпо и Порт-Артуром с Дальним, ныне находились основные силы японского флота. И встречаться с ними, нам было категорически противопоказано.

Именно поэтому все последующие трое суток мы бултыхались в своих скорлупках, попав, пусть не в полноценный шторм, но в весьма свежую погоду. Бултыхались да молились о том, как бы нас не перевернуло на очередной волне.

Многие даже сменили свой былой «аристократический» чуть фиолетовый окрас морд лиц на бледно-зелёный — так нас болтало. А уж как в такую погоду приходилось справлять большую нужду, не хочется даже вспоминать. Меня самого два раза чуть не смыло за борт, когда я гордым орлом восседал на корме «i» со спущенными до колен штанами. Но тут уже было ничего не поделать. Катер он катером и являлся. Места для устройства полноценного гальюна на нём банально не имелось. Впрочем, как и места для камбуза. Как и места для много чего ещё. Потому продавать их флоту я бы желал, а вот самому продолжать тащить на них службу — никак нет.

К чему я всё это повествую? Да к тому, что, сойдя вечером 12 февраля на пирс Дальнего, мы, не сговариваясь, повалились на колени и в групповом порыве принялись целовать землю-матушку. Пусть это даже был деревянный настил пирса.

Потом, конечно же, отплёвывались от всякой прилипшей к губам и зубам гадости. Но в тот, первый момент, радость от завершения наших морских скитаний оказалась сильнее всяких предосторожностей насчёт чистоты лобызаемой поверхности.

А чуть позже, конкретно — через 7 дней, мы узнали, что завершили это самое своё морское скитание исключительно каким-то чудом. И то лишь благодаря вечернему приливу.

Нам категорически повезло не подорваться в самом конце пути на якорных минах, которые на протяжении двух первых дней войны на подходах к порту выставляли с минного транспорта «Енисей». Выставляли до тех пор, пока к заливу Талиенван, на берегу которого и вырос Дальний, не подгрёб сильно-сильно побитый «Варяг».

Да! Как оказалось, Руднёв, не смотря на имеющиеся повреждения крейсера, включая даже пять подводных пробоин, ближе к ночи смог-таки оторваться от японцев и, сделав небольшой крюк, «прихромать» к своим.

Не будучи дураком, он прекрасно понимал, что соваться сразу к Порт-Артуру — смерти подобно. Всё же, рассуждая логически, именно там и следовало ожидать главные силы противника. Потому, сменив несколько раз за ночь направление движения, он, за неимением иных возможных вариантов, в конечном итоге взял курс на порт Дальний. Где и повстречал проводящий минирование «Енисей».

Ценнейший быстроходный минный транспорт! Один из двух имевшихся на Тихоокеанском флоте! Оставленный здесь в гордом одиночестве без какого-либо прикрытия! Практически под носом у японцев! И даже завалящего миноносца, или канонерки ему в компанию не выделили! Ему бы ещё на борту написали — «Приятного аппетита», для большего эффекта! Чтоб, значит, японские моряки совсем уж прониклись презентацией им такого вкусного подарка.

И эти люди ещё рассчитывали одолеть японский флот, что всё последнее десятилетие готовился к начавшемуся противостоянию! Дебилы…ля! Вот право слово! Зла, блин, не хватало! Таковыми оказались мои мысли, когда мы смогли, наконец, прибыть в Порт-Артур на поезде из Дальнего и вновь встретиться с Руднёвым, чтобы передать ему с рук на руки «одолженных» офицеров с матросами.

А ещё, пусть даже этого я сам и не знал, пущенные нашими действиями «круги по воде» начали приносить первые дивиденды.

Так явившийся к Дальнему Всеволод Фёдорович буквально заставил командира «Енисея» сопроводить его избитый крейсер в Порт-Артур. В связи с чем этот самый минный транспорт не подорвался на собственноручно выставленном минном поле при попытке расстрелять из имеющегося на борту лёгкого вооружения всплывшую на поверхность мину, чей минреп[1], по всей видимости, ослаб или вовсе оборвался.

А поскольку не пропал без вести «Енисей», на его поиски не стали отряжать крейсер 2-го ранга «Боярин». И этот корабль, соответственно, тоже не погиб на том же самом минном поле, подорвавшись, а сохранил себя для дальнейших действий в составе флота.

Плюс, естественно, люди. Те самые люди, что не сгинули со всеми этими кораблями. «Варяг» опять же условно уцелел. Условно — ибо ныне представлял собой избитую и частично выгоревшую развалину, требующую срочного ремонта. А это было уже 3 корабля в плюс отечественному флоту.

Если бы ещё это всё могло исправить что-то в общем ходе будущих событий. Ведь нередко случалось так, что частности навсегда оставались частностями, не приводя к каким-либо глобальным изменениям. И даже несколько выигранных сражений никак не гарантировали победы в войне.

— Погодите, Всеволод Фёдорович, — аж потряс головой папа́, когда услышал от Руднёва причину, по которой его «Варяг» уже третий день как стоял в доке без какого-либо видимого копошения в районе имеющихся пробоин. — Как это рабочих нет?

— А вот так и нет, Евгений Александрович, — тяжело вздохнул капитан 1-го ранга и тут же принялся терзать ножом утиную грудку, будто вымещая на той весь накопившийся негатив.

На время проведения ремонта весь экипаж крейсера перевели на берег, так что общались мы с ним не в его салоне на корабле, от которого к тому же ничего не осталось после случившегося там пожара, а в прибрежном ресторане «Сатаров». Ресторан морского собрания в это время оказался забит под завязку, вот и пришлось нам искать на стороне место, где бы «бросить свой якорь».

— Совсем? — недоверчиво посмотрев на явно не блещущего оптимизмом офицера, также приступил к разделке своей порции убиенной птицы мой отец.

— Считайте, что совсем, — отрезав-таки кусочек и степенно прожевав его, махнул ножом Руднёв. — Если ещё пять дней назад пострадавший в бою крейсер «Новик» было кому ремонтировать, то, как только мы заняли его место в сухом доке, мастеров с рабочими в нём практически не наблюдается.

— И с чего такое выборочное отношение? Никак не угодили в чём-то его превосходительству вице-адмиралу Старку? — слегка приподняв правую бровь, поинтересовался Кази, параллельно разделывая в тарелке свой кусок птицы.

Я бы уже на крик и панику перешёл, с выдергиванием волосьев на всех доступных в радиусе вытянутой руки головах. Как же так! Война идёт! А тут крейсер уже столько дней впустую простаивает без ремонта! И это тогда, когда на очередь в док стоят ещё три крупных корабля — те, что при первом же нападении японцев оказались ими успешно торпедированы. А эти трое лишь слегка моськи кривят, будто ведут речь не о стратегическом вопросе организации ремонта всего воюющего флота, а о чём-то праздном.

Вот что значит менталитет хроноаборигенов, которые, в отличие от меня, прекрасно понимают, как делаются дела в родном военно-морском флоте! Через задницу они исключительно делаются! И тот, кто более всех прочих начальственную задницу будет лобызать, тот более всех прочих и получит. А то, что война идёт. Ну, что же… Бывает! Война — дело приходящее и уходящее. А вот обезличенная начальственная задница — вечна! Не одна, так другая всегда отыщется.

— Нет, что вы, Михаил Ильич. В этом плане всё просто отлично. За спасение крейсера от уничтожения превосходящими силами противника меня уже представили к золотому оружию и Ордену Святого Георгия 4-й степени, — словно о чём-то само собой разумеющимся поведал командир «Варяга». — Тут дело в другом. У нас ведь в порту и на судоремонте в основном китайские мастеровые работали по найму. А они третий день как все вдруг взяли и уехали из Порт-Артура. Остались только местные жители, да те чернорабочие, что возводят укрепления. Специалистов же судоремонтников нынче днём с огнём не сыскать. Как и материалы для ведения этого самого ремонта. К начальнику порта, как и к начальнику мастерских на приём вовсе не попасть. Даже мне! И циркулируют в обществе такие слухи, что они оба вот-вот отбудут в Харбин, оставив здесь всё на… А вот на кого они здесь всё оставят — пока не ясно совершенно, ибо убывать собираются вместе со всеми своими заместителями. — С этими словами он отрезал очередной кусочек утки и аккуратно положил тот себе в рот, начав с удовольствием пережёвывать ароматное сочное мясо.

Я же в этот момент сидел рядом с ними и просто офигевал со всего происходящего! И, естественно, с трудом сдерживал себя, чтобы не побежать вот прям сейчас с пистолетом наперевес, дабы начать выбивать всё потребное из этих самых начальников порта и мастерских. С величайшим трудом смог заставить себя выдохнуть. Не успокоиться! Нет! Но для начала выдохнуть.

Ну что, в самом деле, изменит эта моя беготня с пистолетом? Да ничего она не изменит! Они тут все такие, как эти две означенных Руднёвым персоны! Вот вообще все! Уж сколько времени папа́ провёл в компании моей деятельной натуры и насмотрелся на то, как НАДО работать, но и тот не возмущается подобными реалиями. Ибо, в отличие от меня, понимает и принимает душой, что так всё тут и происходит. И чего-то лучшего ждать не стоит вовсе. Болото! Как оно есть болото! Да такое, что хрен ты его осушишь!

— И что же вы намерены предпринять? — усвоив доведённую до нас информацию вместе с очередным кусочком сочной утятины, спокойно поинтересовался папа́, словно спрашивая о планах на вечер. Вы, мол, крейсер будете ремонтировать или сыграем партейку-другую в бильярд?

— Пока всё, что только возможно, делаем руками экипажа, — ну, эта практика была известна издавна. Нередко экипаж не только осуществлял ремонт кораблей своими силами, но даже принимал активное участие в их достройке, если речь шла о новом судне. — Уж сбить-то заклёпки с требующих замены листов обшивки — большого ума не надо. Главное физических сил побольше приложить. А после останется лишь ждать. Это сейчас, в самом начале войны, неразберихи ещё будет хватать. Но как всё придёт в норму, и нужные люди займут нужные должности, работа будет налажена. Вот увидите. Благо мой экипаж успешно прошёл крещение боем, и в головах многих матросов с офицерами появилось осознание того, что, только действуя совместно, они смогут и приказ выполнить, и сами выжить. А то успел я тут за последние дни наслушаться и насмотреться на то, как обстоят дела у командиров «Дианы» и «Паллады», что, подобно моему «Варягу», до начала войны также долго пребывали в вооруженном резерве. Там чуть ли не каждого отдельного матроса до сих пор офицерам приходится долго и нудно уговаривать выполнить то или иное действо. Да так выполнить, чтобы после за ним не пришлось бы переделывать. Да и матросы те, скажу я вам, никакие не матросы. Просто деревенские мужики, которых в форму одели. Вот ей Богу! Коровы с сёдлами! Большая часть из них и в море-то ни разу до начала этого года не выходила. Но ничего. Дайте только срок, всё наладится.

В принципе, так оно всё и случилось. Худо-бедно, но спустя месяц «Варяг» вывели из дока для продолжения ремонта на плаву и на его место тут же затащили «Палладу», всё это время простоявшую у стенки пирса с огромной пробоиной в борту, ставшей результатом её поражения торпедой с японского миноносца ещё в первый день войны. И примерно в это же время начались активные работы по подготовке к исправлению схожих подводных повреждений на двух пострадавших в тот же день броненосцах — «Цесаревиче» и «Ретвизане».

Не то, что их не пытались как-то начать исправлять ранее. Но делалось всё это спустя рукава и практически на голом энтузиазме отдельных лиц. Будто никому другому этого и не было нужно.

И у источника всех этих резких изменений имелась своя фамилия, а также имя и отчество — Макаров Степан Осипович. Новый командующий тихоокеанским флотом, который и сам прибыл в Порт-Артур, и привёз с собой почти 250 человек судоремонтников с Балтийского завода, водолазов, а также мастеровых с Обуховского артиллерийского завода вместе с целым составом потребных инструментов, материалов и запчастей. Уж кто-кто, а он прекрасно знал о той жуткой канцелярщине, что творится в отечественном казённом судоремонте, вот и озаботился прихватить с собой тех, кто не станет прятаться за сотнями бумажек, лишь бы ничего не делать, а, наоборот, станет делать всё, что нужно, не требуя никаких лишних писулек. Вот что значит опытный человек! Уже со своей «соломой» приехал!

[1] Минреп — трос или цепь для крепления якорной морской мины к якорю.