Сделай сам – 2

Глава 10 Вольноопределяющийся олигарх военного времени. Часть 3

Это я, конечно, был смешным и наивным чукотским юношей, полагая, что наш с папа́ дружеский визит к президенту Мак-Кинли, окончится хоть чем-то положительным для России.

Ну а что вы хотели? Я же не гений подковёрной международной дипломатии и всяких финансовых хитросплетений-переплетений! Я же, блин, инженер-технолог, так-то! Другие интересы, другие познания, другое восприятие жизни. Максимум — шмальнуть могу по паре «зайцев», что мне мешают жить. И никаких тебе интриг настолько высокого уровня. Да и отец остался в полных непонятках, хотя на порядок лучше меня чувствует всякие хитрые телодвижения окружающего нас мира вообще и общества в частности.

Нет, так-то поулыбались, конечно, друг другу. Сфотографировались на память. Даже тост за наши с отцом ордена подняли. Всё же мы ныне были разукрашены, что та новогодняя ёлка. Лично мне ведь перед самым убытием в командировку вообще резко всё припомнили!

И многомиллионные пожертвования на армию с полицией, и спасение губернатора Харьковской губернии, и, естественно, участие в потоплении двух японских крейсеров со спасением «Варяга».

Как результат, щеголял я хоть и в пошитой на заказ из дорогущих материалов форме рядового Российской императорской армии, но нарушая все статуты. Почему нарушая? Да потому что помимо Знаков отличия Военного ордена 4-й и 3-й степеней — вполне себе солдатских наград, на мне сверкали звезда и крест ордена Станислава 1-й степени, которые я никак не мог бы получить, являясь нижним чином, но получил, являясь на момент совершения подвигов гражданским штафиркой.

Героизировали, короче говоря, меня по максимуму, дабы придать побольше веса в глазах окружающих. Встречают-то, как всем известно, по одёжке. Вот только проводили нас отнюдь не по уму. Так-то мы с папа́ семи пядей во лбу каждый будем.

В общем, хорошо, что после завершения дружеского, но откровенно не задавшегося разговора с Уильямом Мак-Кинли нам всё на пальцах разъяснил присутствовавший на нём вместе с нами Артур Павлович Кассини — посол России в США. Иначе сами бы вовек не догадались, чего это нас так круто продинамили по всем озвученным хотелкам. Не таким уж и великим, между прочим!

Хорошо хоть прямым текстом куда подальше не послали, да в целях сохранения дружеских отношений пообещали не давить катком административного аппарата на наш бизнес здесь, в Штатах, в угоду кому бы то ни было!

Пусть местное федеральное правительство вообще не имело никакого касательства к прямому кредитованию Японии, являвшейся экономическим конкурентом США на китайском рынке, в данный исторический момент оно это дело вынужденно поощряло лишь по одной причине — страх.

Американские власти банально опасались потерять для себя Маньчжурию, в экономику которой, как вдруг выяснилось, немало крупных американских компаний уже успели вложить солидные средства. И ещё большие средства желали вложить, в том числе в строительство железных дорог, поскольку именно данная территория Китая, богатая на очень многие ресурсы, до сих пор оставалась не освоенной чьим-либо капиталом. То, что уже потратила там Россия, считалось сущей мелочью по сравнению с тем, что планировали вложить туда американцы.

А почему опасались? Да потому что предполагали, что, одержи Россия ныне верх над Японией, и уже спустя пару лет вся Маньчжурия превратится в ещё одну губернию Российской империи, ну или же станет каким-нибудь Великим княжеством Маньчжурским, подобно той же Финляндии, тогда как все их вклады в эту территорию попросту сгорят.

В 1901–1903 годах между США и Россией даже велись не афишируемые переговоры на самом высоком уровне по предоставлению американскому капиталу особых привилегий на этой территории. Но начавшаяся война всё это дело начисто перечеркнула. Плюс японцы до последнего времени демонстрировали военные успехи, отчего могло возникнуть чувство, что договариваться по Маньчжурии придётся уже с ними. И потому президент США был вынужден защищать именно их интересы, поскольку они в какой-то мере совпадали с интересами большого бизнеса его страны.

Вот так-то, блин, оказывается! Маньчжурия всё ещё числится неотъемлемой территорией Китая, но за её территорию и экономическое пространство с ресурсами уже активно грызутся все, кому не лень, включая даже США. Короче, как всегда, всё описывала одна набившая оскомину фраза — «Ничего личного, просто бизнес».

Потому, возвращаясь на родину, мы увозили с собой лишь 1000 грузовиков, которые частично уже плыли в Санкт-Петербург вперед нас, а частично ожидались с небольшим опозданием и 8,5 миллионов долларов, что нам вышло занять на полгода у партнёров, не ставших зажимать для нас деньги.

Не так много, как хотелось бы, конечно. Но всё же лучше, чем ничего. Хотя по мнению того же Кассини эти средства являлись откровенно копеечными в масштабах потребности государства.

Впрочем, столь же копеечными он полагал и те 25 миллионов долларов, которые совсем недавно смогли получить у американских банкиров японцы.

А дома меж тем всё было по-старому. В том смысле, что осталось в точно таком же состоянии, какое мы оставляли за спиной, убывая в США. Короче говоря, ничего не было сделано!

Чтобы не терять время впустую, все ранее презентованные нами грузовики было принято решение переделывать в бронемашины. И то же самое касалось лимузинов «Русь Империал», жертвовать которые в пользу армии был брошен кличь по всей стране.

Однако за те полтора месяца, что ушли у нас на путешествие в обе стороны и пребывание в Штатах, создаваемый с нуля Лейб-гвардии Санкт-Петербургский мотострелковый полк не получил ни одной новой боевой машины. Вот вообще ни одной! Лишь через месяц обещали завершить бронирование первой партии в 16 штук из 48 заказанных. А ближе к осени выдать вторую такую же партию. Ну а третью — не ранее октября.

К переделке же лимузинов, которых набралось уже 37 штук, ещё даже не планировали приступать, отчего те просто пылились на территории Ижорского завода и, скорее всего, потихоньку разворовывались. Уж что-что, а открутить что-нибудь откуда-нибудь в России всегда любили. Чего не отнять, того не отнять.

Потому обучение экипажей броневиков и водителей грузовиков с механиками осуществлялось на штабных и вспомогательных машинах, презентованных нами ещё год назад, что самым пагубным образом сказалось на их техническом состоянии.

КПП и сцепление превратились чуть ли не в расходные материалы, столь часто работникам нашего столичного завода приходилось их менять, да отправлять в срочный ремонт. Подвеска опять же то одного, то другого автомобиля начинала требовать ремонта едва ли не после каждого относительно длительного пробега по родным для нас направлениям, ибо дорогами это называть было никак нельзя.

Две же машины уже вовсе списали в утиль. На одной штабной легковушке ухнули в речку с моста пьяные вдрызг господа офицеры, решившие покататься на ночь глядя, а вторая легковушка сгорела по банальнейшей причине.

— Сегодня мы все собрались здесь, чтобы отдать последнюю дань уважения нашему безвременно почившему другу и можно даже сказать несостоявшемуся боевому товарищу, — то краснея, то белея лицом, читал прощальную речь командир нашего полка, изредка кидая взгляд на обгоревшую раму машины. С неё уже скрутили всё, что только виделось возможным использовать в дальнейшем в качестве запчастей, а оставшееся украсили еловыми ветками и прикрепили сверху красную бархатную подушку, водрузив на ту главное действующее лицо нынешнего мероприятия. — Пусть земля ему будет пухом, а вам всем наукой на будущее.

Трижды перекрестившись, он махнул рукой, мол, приступайте и полез грузиться в штабной автобус. Это я, хоть и с немалым трудом, но всё же убедил брата царя в необходимости проведения подобной траурной церемонии. А он уже донёс сию, несомненно, достойную мысль до своего начальствующего над всеми нами родственника.

Ведь сколько раз было говорено! Не курить во время заправки автомобилей! Так нет же! Всё, как с гуся вода! Причём со всех и каждого! Что офицеры, что унтер-офицеры, что рядовые раз за разом косячили в этом плане. Вот и подговорил устроить старый армейский ритуал просветления сознания.

То есть это для меня он был старый и уже однажды пройденный в моей прошлой далёкой молодости. Для местных же данное действо стало настоящим откровением. И, судя по не сильно-то доброжелательным лицам собравшихся, за всеми курящими отныне точно будет особый пригляд.

Ещё бы его не было! Ведь в то время, когда командир полка, командиры батальонов и командиры рот грузились в машину, чтобы проделать путь от казарм полка до места погребения с относительным комфортом, все остальные, включая младших офицеров, готовились превозмогать.

Причём более всего досталось самым-самым залётчикам с офицерскими погонами. Ведь именно им, а также отобранным лично ими подчинённым, предстояло тащить на своих руках ту самую автомобильную раму, что весила под 300 килограмм.

Все же остальные бойцы полка были вынуждены маршировать следом за ними на своих двоих в полной выкладке, включая бронированные панцири и каски! А это, скажу я вам, капец какое испытание! Я и сам уже дышал, словно загнанная лошадь, хотя мы только-только сдвинулись с места. Ведь 40 килограмм нагрузки — это 40 килограмм нагрузки! Коленки подрагивали и даже подгибались под такой тяжестью чуть ли не с первого шага.

Да! Сам же предложил и сам же страдаю! Пришлось вот хлебнуть лиха, как и всем остальным моим сослуживцам, дабы не отрываться от коллектива и не наводить на себя подозрения. Прибьют ведь нафиг, если прознают, что это я истинный виновник наших нынешних невзгод.

Чем же мы таким занимаемся вообще? Да бычок хороним! Обычный такой окурок, оставшийся от папиросы. Причём в данном конкретном случае наказанию подвергались не только те ухари, что умудрились спалить учебную машину во время её дозаправки, но и любители кататься на пьяную голову. Невзирая на должности и звания!

Это им ещё покуда не сообщили, что копать могилу для похорон бычка также будет их прерогативой. Как и возвращение «рамы-лафета» обратно в расположение части.

Нашёлся среди этой залётной братии даже один сильно упёртый павлин, который заявил великому князю, что это ниже его достоинства — таскать всякое разное. Теперь вот, мигом выпнутый из гвардии, готовится ехать на Дальний Восток, чтобы получить распределение в какую-нибудь обычную пехотную роту. Остальные же мигом прониклись перспективой и оставили своё мнение исключительно при себе.

Бычок сей, кстати, заботливо подложил к раскрытой канистре я сам. Да и канистру открыл тоже я. Чтоб, значит, не дожидаться второго пожара, который не мог не воспоследовать, учитывая то, как тут все относились к своей службе.

А народ реально лажал раз за разом. И вообще воспринимал выполнение своих военных обязанностей не, как службу в моём её понимании, а как обычную гражданскую работу. Я даже не единожды уже слышал бурчание солдат по поводу того, что их всех гоняют на каких-то никому не нужных учениях, вместо того, чтобы отпустить подзаработать денежек на тех же стройках, что ныне в огромных объемах велись в Санкт-Петербурге.

Вот тоже! Казалось бы, финансовый кризис ещё не прошёл, плюс война началась, а строительство всевозможных домов и фабрик в столице велось ныне в таких объемах, что абсолютно все стройматериалы, как и рабочие руки стались жутким дефицитом.

Сам не единожды наблюдал, как подрядчики или начальники строительных артелей приезжали к командирам рот нашего полка, чтобы договориться насчёт выделения солдатиков в работники, но все, как один, уезжали ни с чем.

Было тут такое правило — отпускать нижних чинов в свободное от учебных занятий время на вольные работы. Причем во второй половине лета вообще практически всем составом, оставляя в казармах лишь дежурных.

А тут, вдруг, сплошные учения и вообще война! И никаких возможностей срубить деньгу, оставаясь при этом на полном обеспечении государства. Начнёшь тут недовольно ворчать!

Вот поварившись во всём этом всего-то пару месяцев, я чётко понял, что нынешний российский солдат своим отношением к службе более всего напоминает солдата США из моих прежних времен. Того самого, про которого у нас в народе шутили, что без поставок лимонада и туалетной бумаги он вовсе отказывался воевать. С учётом временны́х реалий, естественно.

Они, конечно, с одной стороны вынуждены были выносить определённые тяготы службы. Тот же сон на деревянных нарах, укрывшись шинелью лично мне, ни здоровья, ни настроения не прибавлял. Да и завтрак хотелось бы иметь так-то, а то к обеду уже абсолютно все готовы были грызть свои ремни, столь сильно начинало сводить живот.

С другой же стороны, не только обязанности, но и права военнослужащих тут соблюдались чётко. То есть народ реально знал свои права и внимательно следил за тем, как бы их даже на самой мелочи не обсчитали. И даже те рассказы советских времен, о том, что офицеры пропивали или просаживали в карты полковые деньги, тем самым оставляя солдат голодными и холодными, являлись далёкими от правды побасёнками.

Да, порой случались и подобные эксцессы. Но деньги эти после возмещались из полковой же казны, чтоб только солдаты не подняли бучу. И вообще очень немалая часть финансово-экономической жизни роты находилась в руках унтер-офицеров и выборных из числа рядовых. Центральное снабжение было только мукой и крупами. Всё же прочее продовольствие выборные сами закупали на местах, одновременно реализуя излишки той же муки, что образовывались постоянно.

Наша рота, конечно, питалась получше многих. Как-никак аж брат царя в командирах, да и моя семья не поскупилась подкинуть деньжат. Но и все остальные уж точно не пухли с голодухи, если только сами же не профукивали выделяемые им средства. Вот так тут и тянули солдатскую лямку.

— Песню запевай! — гаркнул, что было сил генерал-майор Романов Сергей Михайлович, удостоверившись, что мы все, поднатужившись, двинулись в «скорбный путь».

Песня, кстати, тоже моя. Точнее мною очень удачно припомненная и совершенно честно украденная. Тут ведь каждому гвардейскому полку полагалась своя уникальная песня, вот я и расстарался в угоду великому князю. Причём расстарался очень удачно. Довольны были все, ибо попал чётко в тему. Её-то мы и грянули вразнобой. Уж как смогли.

На границе тучи ходят хмуро,

Край суровый тишиной объят.

У высоких берегов Амура

Часовые Родины стоят.

Там врагу заслон поставлен прочный,

Там стоит, отважен и силен,

У границ земли дальневосточной

Полк гвардейский, полк наш броневой.

Служим мы — и песня в том порука

Нерушимой, крепкою семьей

Пять гвардейцев — пять веселых братьев

Экипаж машины боевой.

На траву легла роса густая,

Полегли туманы, широки.

В эту ночь решили самураи

Перейти границу у реки.

Но разведка доложила точно:

И пошел, командою взметён,

По родной земле дальневосточной

Полк гвардейский, полк наш броневой.

Мчались бойко, ветер подымая,

Наступала грозная броня.

И летели наземь самураи,

Под напором стали и огня.

И добили — песня в том порука —

Всех врагов в атаке огневой

Пять гвардейцев — пять веселых братьев

Экипаж машины боевой!

Меня, кстати, за эту песню чуть ли не на руках качали, поскольку по сравнению с таковыми прочих гвардейских полков, она действительно брала за душу и наглядно демонстрировала удаль нашего полка. Ту самую удаль, показать которую нам ещё только предстояло грядущей зимой.

Почему зимой? Да потому что ранее сентября-октября выдвинуться на фронт мы не сможем совершенно точно. Всей потребной техники банально не окажется в наличии, да и полк мы сильно сборный. Каждый из четырёх лейб-гвардии стрелковых батальонов выделил на наше формирование по одной роте, которые и начали срочно развёртывать в батальоны. Так что нам ещё сбиваться и сбиваться в нечто цельное и боеспособное.

Плюс мы с папа́ сразу же предупредили кого надо, что броневик в тех краях сможет нормально действовать лишь летом или же зимой, когда грунт либо сухой, либо промёрзший на достаточную глубину, как и многочисленные мелкие речушки. Благо снега в Маньчжурии обычно выпадало совсем немного. По нашим-то мерками — вообще сущий мизер. Потому встретить глубокие сугробы практически не представлялось возможным. Так что с цепями противоскольжения на колёсах машины там вполне себе могли действовать в полной мере.

Куда больше опасений у нас вызывала возможность организации бесперебойного снабжения топливом и маслами на столь удалённом театре боевых действий, куда поезда и так шли сплошным потоком, отчего случались заторы с длительными простоями многих грузов. Всё же моторная техника — это вам не лошадки. На подножном корме действовать не сможет.

Вот под такие мысли, время от времени прерываемые песней, мы и добрались до выбранного места упокоения бычка. И скажу вам честно — это был настоящий ад. Пусть Солнце в наших столичных краях жарило далеко не столь сильно, как, к примеру, на югах, нам всё равно хватило. И ведь это был даже не марш-бросок, а обычный пеший марш на жалкие 3 версты!

Но готов поклясться на чём угодно и чем угодно, за это время вес моего стального нагрудника, как минимум, удвоился, если не утроился. Кого-то из менее выносливых или словивших тепловой удар солдат даже поддерживали под руки сослуживцы, чтобы только те не выпали из общего строя. Я и сам, должно быть, сбросил килограмм-другой одним только вышедшим из меня потом. Зато сразу понял, что переход в штыковую атаку с 500 или даже с 300 шагов — для нас попросту невозможен. С таким весом мы банально сдохнем ещё до того, как доберемся до противника. Ведь плотно зафиксированный на теле нагрудник с демпферной прокладкой вдобавок очень сильно мешал вентиляции, отчего в нем не надо было даже двигаться, чтобы начинать безбожно потеть.

Но заказ на них мы всё же у государства получили. Аж на немыслимые 100 тысяч штук! Причём заплатили нам, можно сказать, нашими же собственными деньгами. Теми самыми, на которые мы приобрели облигации государственного займа, размещённого на внутреннем рынке. Они, конечно, были почти вдвое менее доходными, нежели те, что в апреле месяце были размещены во Франции, но и тут мы взяли своё сполна.

Мало того, что наш харьковский завод получил казённый заказ на 200 паровозов и на сотню артиллерийских дрезин БТД-1200, вопрос по нашим гусеничным тракторам также очень резко решился положительно. В течение ближайших 5 лет мы должны были поставить в армию 1500 единиц. А самое главное, «Донецко-Юрьевское металлургическое общество», на которое мы уже не первый год облизывались, наконец-то перешло в наше полное владение, как и «Алексеевское горнопромышленное общество».

Выкупить нам их, конечно, пришлось по полной цене, так как только такие суммы покрывали долги данных обществ перед Государственным банком и рядом коммерческих финансовых учреждений, тогда как столько они в реальности уже не стоили. Но подобное положение вещей нас полностью устраивало, поскольку развязывало руки в плане снабжения того же ХПЗ всеми типами потребного стального сортамента и чугунного литья.

Отныне нам только и оставалось, что наложить лапки на несколько рудников железной и марганцевой руды в ближайшем Криворожском рудном районе, после чего можно было вовсе не бояться того, что произошло в 1899 году, когда все поставщики подобных материалов совместно принялись давить на машиностроительные заводы России, угрожая тем срывами поставок потребного сырья.

Вскоре мы обещали стать в этом плане совершенно самодостаточными, вслед за чем уже можно было начинать подумывать и о создании автомобилестроительного завода, который мог бы стать экономически эффективным. Ну или хотя бы не убыточным. Пусть даже не в первые пару лет своего существования, а в перспективе.

Что ни говори, а примерять на себя роль пророка в родном отечестве действительно выходило очень трудно. Больно уж многие силы по всему миру желали остановить промышленное развитие Российской империи, ради чего в полной мере использовали любовно взращённую пятую колонну и собственные немалые финансовые возможности, не говоря уже о революционерах всех мастей.