Глава 22 Что это было?
На войне простой солдат видит и знает только то, куда его глаза дотянулись. Не широк его обзор из окопа и горизонт близок.
Ротный уже больше информирован. Ещё на одну ступеньку выше стоит комбат, но и ему обстановка в целом на фронте неизвестна.
Поэтому, если дали ему приказ остановиться, он и стоит со своим батальоном, приказали куда-то выдвинуться и перейти в наступление — наступает, сообщили сверху, что пора и отступить, сберечь людей и технику — он назад откатывается.
Мы пока стояли. Ну и ладно. Кто бы возражал.
Ночь прошла спокойно. Утром, как и обещал, я начал «своё колдовство». Это я, как понимаете, нашего комбата процитировал.
Цирк… Иначе и не назовёшь.
Танкисты чуть ли не рядками расселись и наблюдают, как я делом занимаюсь. Глаза на меня таращат как на ученого медведя или обезьяну какую в платьице с бантиками.
Тихо себя мужики ведут, лишнего слова от них не услышишь.
В трёх случаях можно смотреть бесконечно — как горит огонь, как течет вода, и как кто-то другой работает. Он работает, а ты сидишь и поглядываешь.
Лепота просто и именины сердца…
Я уже в камуфляж второго танка почти все свои добавления внёс, когда у меня ещё один зритель появился. Буквально — материализовался рядом с танком. Только что никого на этом месте никого не было, а тут — раз и есть!
Монах.
Почему я так подумал? Спасибо зарубежному кинематографу, ещё тому, из прошлой жизни.
Возникший как ниоткуда был в длинной черной одежде, босой, подпоясан тонким пояском, с очень гладко выбритой головой.
Как он тут оказался?
Кто его сюда пропустил?
Что, здесь у нас — проходной двор? Гуляй, кому пожелается?
Посты-то, куда смотрят?
А, если это — диверсант? Может у него под одеждой с полпуда взрывчатки натолкано⁈
Народ, что за моей работой наблюдал, сидит и не чешется. Никто к монаху не подходит и его от танка не оттаскивает.
Боятся?
Не считают опасным?
Расслабились и всякий страх потеряли?
После того, как нас сюда перебросили, некоторые почему-то считают эту войну с японцами лёгкой прогулкой после настоящих сражений. Гитлера де одолели, а уж каких-то жителей островов и подавно. Броня наша крепка, а танки быстры. Ворвемся через Гоби и Хинган в Маньчжурию и тут все лапки вверх поднимут…
Ой ли! Рано так думать.
Между тем монах, бормоча что-то непонятное, начал вокруг танка ходить. Он трогал руками гусеницы, чуть ли не в ствол заглядывал, в разных местах стучал кулаком по броне.
Кстати, кулаки у него были ещё те. Сам монах габаритами не мог похвастать, а кулачищи у него были здоровенные и… «набитые». Словно он ими с утра до вечера кирпичи и черепицу колол.
Воин-монах, местный супермен — так мне глядя на его руки подумалось.
Танкисты же его будто не видят. Сидят, покуривают, на меня поглядывают.
Что, он их — околдовал? Глаза как-то отвёл? Только я его вижу?
Мне как-то не по себе даже стало.
Монах же танк уже чуть на зуб не пробует.
Почему именно этот? Что, ему других танков мало?
Ещё и отойдет в сторонку, на танк посмотрит, головой потрясет, словно что-то из неё вытряхнет, а затем обратно к боевой машине, камуфляж которой я дорабатываю, возвращается.
Точно! Наши его не видят!
— Вам что-то нужно? — решил я хоть немного прояснить ситуацию. Спросил вежливо, так всегда лучше делать.
Монах перевел на меня глаза. Боюсь ошибиться, но в них даже некоторое удивление промелькнуло. Надо сказать, что всё это время я сидел тихо как мышка, замерев словно замороженный.
После моих слов, монах взобрался на танк и протянул ко мне руку.
Что ему надо? А, кисть! Зачем? Повторяется ситуация с Томом Сойером? Возжелалось ему танк покрасить?
Я протянул монаху просимое. Тот ни на секунду не задумавшись нанес на броню несколько мазков.
Мля…
Я точно так же бы сделал!!!
Кисть была мне возвращена, а сам монах спрыгнул на землю.
Всё де ему понятно и нечего больше здесь задерживаться…
Не сказав ни слова неведомый гость удалился. Я проводил его глазами.
Что это было?
Танкисты как ни в чем не бывало продолжали сидеть и покуривать. Будто ничего и не случилось.