Миша убрал байк с дороги, я закрыла машину, и мы пошли вдоль улицы, рассматривая вывески. Я знала, что рядом есть пельменная, кафе-кондитерская и пара ресторанчиков с летними верандами. Однако предполагалось, что местность мне незнакома, да и любопытно, что выберет Миша.
— Слушай, как насчет пожрать? — поинтересовался Миша, заприметив столики под навесом.
— Можно, — согласилась я.
В ресторанчике подавали итальянскую кухню, и мы заказали пиццу на двоих, мясную. Или, как выразился Миша, «нажористую». Он себе еще и пасту взял, с морепродуктами. Похоже, его долго не кормили. Голод он испытывал зверский, но в остальном его эмоции были спокойными. То есть, он хотел есть не потому, что нервничал.
На Мишу оглядывались. Он выделялся и среди прохожих, и среди гостей ресторанчика. Но он не комплексовал по этому поводу и вел себя совершенно обычно.
— Так что прикид? — напомнила я, когда нам принесли коктейли.
Мне — фруктовый, с кусочками льда и зеленым чаем, Мише — молочный, с шоколадом и шапкой из взбитых сливок.
Миша поморщился, будто не сладкие сливки слизал, а лимона откусил.
— Матушка вещи заперла, — сказал он. — Чтобы я из дома выйти не мог.
— Серьезно? — Я не скрывала удивления.
— Я расскажу, иначе ни шиша не понятно. — Миша вынул из стакана трубочку, отпил, пачкая губы сливками. — Короче, матушка решила, что я должен стать адвокатом. У нее бывает.
Он покрутил кистью, что, вероятно, означало «что с женщины взять, она же женщина». Во всяком случае, это как-то так ощущалось.
— Спорить с ней бесполезно. Я был уверен, что легко выкручусь, завалив экзамены. И я их завалил! А она…
Миша показал рукой нечто, напоминающее движение змеи.
— Ну, ты понимаешь, — продолжил он. — Баллы нарисовали. Зачисление на юрфак — вопрос времени. Я психанул. Мы поругались. — Он потер ухо. — Я сказал, что заберу документы. Матушка смекнула, что тут я ее переупрямлю, и сделала так, чтобы я из дома выйти не мог.
Он залпом допил коктейль.
— И ты, как я понимаю, сбежал? — уточнила я.
— Перелез через балкон в соседнюю квартиру. Упал в ноги соседке. А у нее мужской одежды нет, только вот это и подошло. — Миша подцепил пальцем манжету косоворотки. — Из театрального реквизита. Она учительница, школьным театром руководит. Летом в школе ремонт, вот она костюмы и забрала домой. Так это мне еще повезло, что штаны нашлись.
— А обувь?
— Кроссы мои. Матушка решила, что в одних кроссах я по улице не побегу, — захихикал Миша.
Принесли пасту. Он схватил вилку и уставился на меня.
— Ешь. — Я махнула рукой. — Тебя не кормили, что ли?
— Не, я сам. — Миша со свистом втянул в рот макароны. — Голодовку объявил. В знак протеста.
— В общем, ты сбежал из дома, забрал документы с юрфака. И сдал их туда, куда хотел поступать, — подытожила я.
— Не. — Он мотнул головой, набивая рот едой. — В этой академии экзамены позже. Больше поступать некуда.
— Так тебе… все равно, куда?
— Ага. Еще хорошо, общага есть. Годик перекантуюсь, там решу, куда податься.
— То есть, ты уверен, что поступишь?
— Яр, я экзамены завалил, потому что неправильно отвечал на вопросы, а не потому что дебил, — сообщил Миша, прожевав.
— А нормативы?
— Я б на твоем месте за себя переживал бы, — хохотнул он. — Не обижайся, но…
Он развел руками.
— Посмотрим, — пробурчала я.
Миша съел и пасту, и пиццу. Я ограничилась одним куском. О себе тоже рассказала. Версия о Ярославе прошла проверку. А когда Миша упомянул, что родом он из Кисловодска, я, наконец, поняла, почему его имя показалось мне знакомым.
Миша был пациентом Николая Петровича. На отдыхе мы гуляли по парку, и на нижнем уровне встретили мальчика в инвалидной коляске. Его сопровождала мама.
Была ли та встреча случайной? Николай Петрович и Лариса Васильевна не заводили знакомств на улице, а тут… Я плохо помню Мишу. Кажется, мы с ним даже о чем-то разговаривали. В итоге, Николай Петрович Мишу прооперировал, вылечил. Все же как тесен мир…
Мы с Мишей вместе вернулись туда, где оставили свой транспорт. Рядом с байком стоял огромный чемодан.
— Ну вот… — пробормотал Миша.
Он заметно расстроился.
— Что случилось? — спросила я. — Это твое?
— Да. — Он пнул чемодан. — Я-то думал, побесится, да отойдет. А она… Вот.
— Из дома выставили? — догадалась я.
— Ага. Ничего, в общаге поживу. Только вот куда до зачисления податься…
Миша почесал в затылке. За еду в ресторане он расплатился сам. Но не факт, что не отдал последнее.
— В гостиницу? — предложила я.
— Не. Может, и наскребу на одну ночь, но при таком раскладе мне б до стипендии дотянуть.
Значит, денег у него нет. Мать, наверняка, надеется, что сын придет с повинной, будет умолять о прощении и подчинится ее воле.
— Ничего, что-нибудь придумаю, — взбодрился Миша. — Совсем худо будет, байк продам. Он мой.
Байк ему было жаль. Я остро ощутила его эмоции: байк он любил, сильно. Подарок отца? Миша упомянул, что живут они вдвоем с матерью.
— Ну… — Я недолго колебалась. — Можно ко мне. Квартира не моя, теткина, но тетка на даче. Только уговор — без безобразий. Мне проблемы не нужны.
— Правда? Можно⁈ — обрадовался Миша. — Да ты просто мое спасение!
В порыве чувств он хлопнул меня по плечу.
— Буду ниже травы, тише воды, — пообещал он. — Я твой должник, Яр.
— Сочтемся, — фыркнула я.
Рискованно? Пожалуй. Жить в одной квартире с малознакомым мужчиной в моем случае… еще и глупо. Ведь теперь ни на минуту не расслабиться. И Карамельке опять придется притворяться кошкой. Но опасности я от Миши не ощущала. Он смешной, нелепый, но открытый, без заморочек. Не полезет же он ко мне во сне! Ведь я для него — парень. А в ванной комнате и туалете дверь с задвижкой. И вообще… Николай Петрович старался, лечил этого балбеса. Как же мне теперь его на улице оставить? Если бы он местным был, то пошел бы к друзьям. Так ведь нет у него тут приятелей.
Все равно это ненадолго.
Карамельке Миша понравился.
— Ой, какая ко-о-отя… — протянул он, едва увидел кошку. — Твоя?
— Теткина, — с сожалением соврала я.
Миша потискал Карамельку и спросил:
— Где мне кости кинуть? Я б в душ сходил, да покемарил.
Я определила ему место на диване в гостиной, выделила полотенце, разрешила пользоваться шампунем и предупредила, что прибью, если он тронет мою бритву.
— Что ж я, зверь какой, что ли, — пробурчал Миша. — Ща гляну, в чемодане должна своя быть.
Едва в ванной комнате зашумела вода, зазвонил телефон.
— Здравствуй, Ярослав, — прошипела трубка голосом Александра Ивановича.
Ха! Уже доложили.
— Здрасьте, теть Саш, — ответила я. — Как вы там? Не сильно устали? Когда домой собираетесь?
— Ты что творишь? — рявкнула «тетя».
— А у меня все хорошо, теть Саш. Документы приняли. Да, успел. И даже не последним был. После меня чудик пришел. Из дома сбежал, не захотел по мамкиной указке жить. Мишка Ракитин.
— Кто-о⁈ — выдохнул Александр Иванович.
— Ой, теть, вы его знаете? — обрадовалась я.
— По отцу — Всеволодович?
— Ага.
— Это он по матери Ракитин. По отцу — Бутурлин.
— Внебрачный сын? — спросила я, прикрыв трубку рукой.
Бутурлины — еще один боярский род из великой семерки. Везет мне, однако, со знакомыми.
— Законный. В разводе родители. Короче, Ярослав! Накосячишь — пеняй на себя.
— Все хорошо, теть Саш. Кошку я кормлю, цветы поливаю.
Александр Иванович хмыкнул и повесил трубку.
Краем уха я слышала, что вода в ванной комнате шуметь перестала. Но, развернувшись к двери, никак не ожидала увидеть Мишу… в чем мать родила. Он даже полотенце вокруг бедер не обмотал! И правильно, кого ему стесняться? Ярослава?
К такому меня Сава не готовил. Но я не зря два года на медицинском отучилась. Во-первых, строение тела знала на отлично, и не такое на картинках в атласе видела. Во-вторых, могла представить, что этот мужчина — пациент, а у пациентов, как известно, нет пола.
Миша же прошлепал к чемодану и достал из него трусы.
— Тетя звонила?
— Ага, — ответила я, стараясь и не пялиться, и не отводить стыдливо взгляд. — Все в порядке, она пока не собирается возвращаться.
— Лады. — Миша щелкнул резинкой. — Не обидишься, если я посплю?
— Да не вопрос, — бодро ответила я.
А я, пожалуй, нарушу обещание и пробегусь еще раз по датам. Грамматику еще нужно повторить. И формулы.
Острые зубки Карамельки больно впились в ногу.
— Ай! — подпрыгнула я. — Хорошо, хорошо, не буду. И чем мне тогда заняться, а?
Карамелька легла на пол, пузиком кверху. Мол, чеши котика. Я забрала Карамельку в спальню, прилегла ненадолго, наглаживая ей бока и уши, да не заметила, как уснула.
Проснулась вечером. Солнце садилось. В квартире одуряюще пахло чем-то вкусным, жареным и сладким. На кухне хозяйничал Миша. В трусах.
— А, проснулся, — бросил он, заметив меня. — Ничего, что я тут…
— Норм, — отмахнулась я, зевая.
— Лады. Садись, ужинать будем.
— Ты готовить умеешь?
— Не велика наука, — хмыкнул он. — Хочешь, и тебя научу.
— Я умею.
— Ну, таких оладьев ты точно не ел, — довольно сообщил он, переставляя на стол тарелку с горкой пышных золотистых оладушков. — Ща, там еще картошка с салом. Слушай, я кошку оладушкой угостил, а она сожрала. Ничего?
— Ничего. Она и от картошки с салом не откажется.
— Мяу, — подтвердила Карамелька.
«Могла бы и разбудить», — мысленно сказала я ей.
Карамелька сделала вид, что не услышала. А я взяла оладушек, щедро намазала его сметаной и откусила. Он оказался с припеком — с яблочной начинкой.
— Вкусно, — одобрила я.
— Эх, пивка бы, — вздохнул Миша, водружая на стол сковороду с жареной картошкой.
— После поступления, — ответила я с набитым ртом.
— Заметано, — одобрил он.
Запахло сюром. Я, безусловно, представляла, как буду «вливаться» в мужской коллектив. Не зря меня к этому два года готовили. Но все же вот такие посиделки… непринужденный разговор…
А с другой стороны, мне теперь даже спокойнее. Как минимум, я не буду переживать, что меня раскроют уже на испытании. Миша же ничего не заподозрил. Значит, я убедительно играю свою роль.
— Может, прогуляемся? — предложил Миша после ужина. — Я в Петербурге недавно, ничего толком не видел.
Белые ночи давно закончились, однако это не повод отказываться от вечерней прогулки. Есть еще время до того, как разведут мосты.