Дочь врага Российской империи. Салага

Глава 27

Я не хотела, чтобы Сава ревновал. Так получилось. Во-первых, времени сообщить ему новость о Матвее не было. Во-вторых, я полагала, что Матвей должен сделать это сам. Это потом уже стало интересно, как поведет себя Сава. А еще это хоть немного отвлекало от мыслей о предстоящей встрече.

Ехать в имение Годуновых я решила парнем. Посмотрю, как они живут, и определюсь, как себя вести. На счастливую встречу и воссоединение семьи я не рассчитывала.

Вот няня Матвея обрадовалась ему, как родному. Об этом он рассказал скупо, буквально в двух словах. Но я чувствовала, какие эмоции испытывала Тамара Егоровна, так что знала наверняка. И когда Матвей ее о помощи попросил, согласилась сразу же.

— Почему картошка? — нарочито тоскливо поинтересовался Сава. — Картошку через две, а то и три недели копать начнут.

— Брякнул первое, что в голову пришло, — признался Матвей. — Вроде как мешок картошки тяжелый, надо помочь. — И добавил со смешком: — Может, и предстоящая поездка на картошку вылезла на подсознательном уровне.

— Волосово, — объявил водитель. — Кто выходит?

Высадили нас в чистом поле. То есть, картофельном. Справа и слева тянулись ровные грядки с пожухшей картофельной ботвой.

— Ну, может, тут и пораньше копают, — бодро заключил Сава. — Надо было спросить, в какой стороне усадьба.

Справа, на горизонте, виднелись домики: деревня. Слева поле упиралось в лес.

— Направо или налево? — задумчиво вопросил Сава.

Смотрел он при этом на небо, стремительно затягивающееся тучами. Когда мы выезжали из Козельска, светило солнце. Сейчас в воздухе отчетливо пахло дождем.

— Спросим у них, — сказала я.

И шагнула наперерез велосипедистам. Мальчишки лет двенадцати-тринадцати яростно крутили педали, поднимая клубы пыли. Ехали они из леса и спешили укрыться в деревне до дождя.

Меня попытались объехать, но Матвей быстро выдернул из седла вихрастого мальчишку.

— Мы только спросить! — быстро сказал он.

— Здрасьте, — буркнул мальчишка. — Заблудились, что ль?

— Ага, — подтвердила я. — Мы где?

— Там Волосово, деревня. — Он ткнул пальцем в сторону домиков. — Там — усадьба графа Годунова. Вы б до деревни бежали, пока дождем не накрыло. А автобус до города теперь нескоро будет. Может, и дорогу развезет.

Матвей мальчишку отпустил, он присоединился к поджидающим его товарищам, и компания, оседлав железных «коней», с гиканьем помчалась по утоптанной тропинке, мимо картофельных грядок.

— Дождь, допустим, не проблема, — сказал Сава. — А какой у нас план?

— В усадьбу я пойду одна.

— Один, — поправил Матвей, хотя вокруг никого не наблюдалось. — И нет, не пойдешь.

— Между прочим, они хоть и живут в глуши, но вас, наверняка, узнают. Моя мать была знакома с вашими родителями, — напомнила я.

— Мы ни от кого не прячемся, — возразил Сава. — Я и тебе не советую.

Я нахмурилась.

— Впрочем, поступай, как знаешь, — отмахнулся он. — Но я буду рядом.

Матвей с ним согласился. Я и не надеялась, что меня отпустят одну. Так, попыталась.

— Тогда план такой. Ждем, когда пойдет дождь и бежим к усадьбе. Вымокнем, вымажемся… нас и не выгонят. Если в людскую отправят, мордами своими княжеско-боярскими посветите. Скажем, что путешествуем. Машина сломалась… в лесу. Утопла в болоте.

— Рожи, морды… — недовольно проворчал Сава. — Где ты этого нахваталась?

— А кто меня учил, что настоящие мужики не говорят «личико»? — парировала я. — Стараюсь соответствовать.

— Не перестарайся, — посоветовал Матвей.

Дождя ждать не пришлось. Полыхнуло, громыхнуло — и полилось.

Мальчишка не зря советовал идти в деревню. До усадьбы мы отмахали километра три: часть по полям, часть лесом. Из-за дождя по дороге нам никто не встретился. И в саду, окружающем господский дом, было пусто. До парадного крыльца, украшенного портиком, мы добрались без приключений, в меру грязные и насквозь мокрые.

Дверь открыла девушка в темно-синем форменном платье и белом переднике. Горничная. И тут же из глубины дома донесся раздраженный голос:

— Рада, это Иван? Пусть немедленно идет сюда!

— Нет, барыня. Дверью ошиблись, — крикнула в ответ горничная. И сказала уже для нас: — Через двор идите, во флигель, там непогоду переждете.

Я фыркнула. Как в воду глядела!

— Доложи хозяйке, что временного убежища просит боярин Бестужев с товарищами, — произнес Сава.

— Да все одно через кухню идите! — уперлась горничная. — С вас льет, паркет попортите!

— Рада, что происходит?

Из комнат вышла хозяйка. На фотографиях, что я видела, Ульяна Ильинична была значительно моложе, но я все равно ее узнала. Ведь я очень похожа на мать.

— Да вот… — Горничная отступила в сторону. — Говорят, бояре.

Сава представился, Матвей — тоже. Я назвалась Ярославом Михайловым. Рассказывать о машине, утопшей в болоте, не пришлось. Ульяна Ильинична немедленно пригласила нас в дом, а горничной велела приготовить комнату. Но не из радушного гостеприимства это было сделано. Я четко ощущала эмоции Ульяны Ильиничны: раздражение, тревогу, любопытство.

— Скрывать, кто ты, нет смысла, — сказал Сава, когда мы отмыли грязь и сушили одежду, чтобы предстать перед хозяевами усадьбы в приличном виде. — Навряд ли она не сложит два и два. Бестужев, что занял место ее бывшего мужа. Шереметев, что владеет имуществом бывшего мужа. И она может знать фамилию твоего опекуна.

— Если узнала, пусть скажет об этом вслух, — упрямо возразила я.

Ульяна Ильинична ждала нас в столовой, у накрытого к чаю стола.

— Скоро самовар закипит, присаживайтесь, — пригласила она. — Полагаю, вы заблудились, и непогода застала вас в дороге?

— Угу, — согласился Сава.

— У нас две машины. На одной муж уехал в город, должен вернуться к вечеру. На другой мои родители поехали в гости к соседям. — Ульяна Ильинична замолчала, когда в столовую внесли самовар. — Так что помочь вам добраться до города я не могу. Рада, позови детей к чаю. Вы не возражаете? У нас тут… по-простому.

Муж. Дети. Я поняла, что мать снова вышла замуж, когда Матвей передал слова няни о внуках и зяте, живущих в усадьбе. И, наверное, это даже хорошо. Только отчего-то… все же обидно.

Зое семь лет, Макару — пять, Аннушке — три года. Обычные дети, милые и воспитанные. Мои сестры и брат по матери. И на что я надеялась, когда сюда ехала? Ах, да… Выяснить правду о том, что произошло с отцом.

Но не при детях же начинать этот разговор.

В эмоциях Ульяны Ильиничны я чувствовала нарастающую нервозность. Это объяснимо, если она гадает, зачем к ней заявились Бестужев с Шереметевым. На меня она смотрела, но мельком, почти сразу же отводила взгляд.

Сава и Матвей вели разговор ни о чем: светская беседа незнакомых людей, волей случая оказавшихся за одним столом. Надо было что-то решать.

— Ульяна Ильинична, мне надо с вами поговорить, — наконец сказала я. — Наедине.

— Что ж…

Она замолчала, прислушиваясь к шуму в доме. Встала.

— Прошу прощения, я оставлю вас буквально на пару минут.

— Ванька вернулся. Опять с деревенскими в лес ездил. Мама ему задаст, — сообщила маленькая Зоя.

Еще один брат. Я вздохнула и отправилась туда, где шла расправа. Судя по сильным эмоциям, опаляющим кожу, мальчишке либо драли ухо, либо отвесили оплеуху. Сава и Матвей дернулись следом, но я отрицательно качнула головой, и они остались в столовой.

Слуги меня не остановили, попросту никто не встретился по пути. Я без труда добралась до комнаты Вани. Так и есть, он держался за ухо, а мать его отчитывала, обещая розги за непослушание. Когда я кашлянула, оба повернулись ко мне.

Я собиралась настоять на немедленном разговоре, избавив Ваню от расправы. Потом мать остынет и, возможно, накажет его не так строго. Но едва я увидела лицо брата, как все слова вылетели из головы.

Да, брат. Но не единоутробный, как я считала. Родной. Моя точная копия с поправкой на мужской пол. Наверняка, он был среди тех мальчишек на велосипедах, что мы встретили на дороге. Я их не рассматривала, а если на Ване была кепка, то рыжие волосы и не бросились мне в глаза.

Я могла поклясться чем угодно, что Ваня — мой родной брат.