Дочь врага Российской империи. Салага

Глава 32

Ровные ряды яблонь, усыпанных крупными спелыми плодами, взгляд не радовали. Сладкий воздух, пропитанный фруктовым ароматом, мерное жужжание насекомых, теплое августовское солнце ненадолго наполнили меня умиротворяющим покоем. Стоило сорвать первое яблоко, и в голову вновь полезли тяжелые мысли.

Учеба еще не началась, а я уже поняла главное: быть эспером не сложно, гораздо труднее не сойти с ума, осознавая, что в мире эсперов нет точек опоры. Грани между реальностью и иллюзией практически нет. Любой орган чувств может подвести. И даже власть над собственным телом и разумом под вопросом.

Подозреваются все! И от этого можно тронуться рассудком.

— Есть такое, — согласился со мной Сава. — Но и точки опоры есть. Это люди, которым ты доверяешь.

И если это так, мои ориентиры — Сава и Матвей. И Александр Иванович… до недавнего времени.

— Сава, ты доверяешь Александру Ивановичу? — спросила я.

Неугомонные мальчишки устроили график дежурств. Рядом со мной постоянно работал кто-то из них: таскал корзины с яблоками и следил, чтобы я не перетрудилась и не перегрелась на солнце. Это злило, но я смирилась. В конце концов, мне физиологию на мужскую не изменили, а носить тяжести для женщины вредно. Теперь вот пришла очередь Савы.

— Да, — ответил он не задумываясь.

— И после того, что мы узнали? — удивилась я.

— Яр, обычные люди складывают впечатление о ком-то по поступкам. Можно много и красиво говорить, но это все мишура. То, как человек себя ведет, как относится к другим — вот, что важно. Однако хорошее отношение к кому-то может быть продиктовано желанием добиться чего-то для себя. Вроде как… «я сейчас сделаю тебе хорошо, а потом мне будет лучше вдвойне». Личная выгода, понимаешь?

— Как раз об этом я и думаю, — мрачно призналась я. — О том, что участие Шереметева в моей судьбе выгодно ему, а не мне.

— Логичный вывод для обычного человека. Но ведь ты — эмпат. Ты, как минимум, чувствуешь, с какими эмоциями человек совершает тот или иной поступок.

— Не ты ли говорил, что сильные эсперы могут внушать эмоции и мысли? — съязвила я.

— Говорил, — не стал отпираться Сава. — В теории это сродни гипнозу. На практике — адский труд и противозаконные действия. Я поверю, что Разумовский может делать это по приказу императора или в личных целях. Но не Александр Иванович.

— Ему силы дара не хватит?

— Дело не только в этом. Он Шереметев.

— Павел тоже Шереметев, — возразила я. — Однако…

— Пока лишь со слов полуграмотной няньки, — перебил меня Сава. — Но даже если так…

Он замолчал, забирая у меня корзину, полную яблок. Пока он ходил к ящикам, чтобы пересыпать собранное, я отдыхала в тенечке, обмахиваясь пучком сорванной травы.

— Даже если так, — продолжил Сава, вернувшись, — Александр Иванович давно мог свернуть тебе шею. И, заметь, совершенно незаметно. Но вместо того, чтобы спасать честь Шереметевых, он отчего-то носится с тобой, как курица с яйцом.

— Хочет использовать, — упрямо сказала я. — Может, у них с Разумовским вражда.

— Яр, ты сама-то в это веришь? — вздохнул Сава. — Ладно, ты спросила, доверяю ли я Александру Ивановичу. Ответ ты получила. Вопрос твоей веры — твое личное дело. Теперь моя очередь. Почему ты доверяешь Матвею?

— То есть, ты считаешь, что я ему доверяю? — спросила я исключительно из вредности.

— Да не смеши. Если ты кому-то доверяешь, то только ему.

— Неправда, — пробурчала я. — Я и тебе доверяю. И вообще, отстань.

— Нет, ты скажи, — не унимался Сава. — Почему?

— Не знаю! Если вам не верить, то кому?

— А если мы оба — под гипнозом коварного Разумовского? — вкрадчиво произнес Сава. — Или оба работаем на Шереметевых? Ладно, не оба. Но Матвей… — Он замолчал, прислушиваясь. — Яра? Яра, ты… плачешь⁈

Наверное, если бы у меня отрасли рога или крылья, Сава так не удивился бы. А я попросту не выдержала, нервы сдали. Хотя плакать в присутствии эспера — недальновидно. И в ветках прятаться бесполезно.

Зато сделать Сава ничего не мог. Мы разговаривали, закрываясь от соседей по сбору яблок магическим звуконепроницаемым барьером. Но навряд ли кто-то поймет, если один наемный работник вдруг бросится утешать другого. Так что Сава остался на своей лестнице, а я — на своей.

Слезы застилали глаза. Сава озвучил мои страхи. Лишил меня точек опоры, пусть и в шутку.

— Яра, прости…

Приступ жалости к себе прошел быстро, и тут же стало стыдно. Сава рвал яблоки молча, но я прекрасно ощущала его эмоции. Вот что за жизнь такая! Мало мне проблем, так еще и любить нельзя того, кого выбрало сердце.

Мысль о романтических чувствах к Саве заставила меня насторожиться. Я посчитала дни, и тут же стало легче. Всего лишь ежемесячные перепады настроения, которые я в шутку называла «Играй, гормон». С этим я в состоянии справиться.

— Сава, все в порядке, — сказала я вслух. — Я все равно верю тебе и Матвею. И Леньке тоже хочется верить. И даже Шереметевым. Обоим. Но вам с Матвеем — как себе.

— Знаешь, почему Разумовский читает курс в академии? — помолчав, сказал Сава. — Он учит не внушать мысли и эмоции, а распознавать внушение, противостоять ему.

— Зачем, если вероятность существования таких умельцев мала? — спросила я.

— Но она есть. Эсперы рождаются и в других государствах. И даже у нас… есть неучтенные.

— Я чего-то не знаю?

— Да, — нехотя признался Сава. — Узнаешь, в свое время. Так вот, насчет того, как распознать… Расстояние имеет значение. Кукловод должен находится рядом с марионеткой. Зрительный контакт необязателен, между ними может быть стена, но расстояние — не более трех метров. И время воздействия ограничено. К примеру, если бы я находился под влиянием Александра Ивановича, то он постоянно был бы где-то рядом. Иначе в промежутках я смог бы осознать неестественность собственных действий или ощущений. И третье. Рядом не должно быть кого-то еще. Это воздействие расходится волнами, и обязательно зацепит того, кто попадет в радиус влияния. Грубо говоря, если в комнате пять человек, ментальную проекцию получат все. Есть и другие способы, но сейчас этого достаточно.

— Пожалуй, — согласилась я. — Спасибо. Но Александр Иванович не мог не знать о Павле. Наверняка, он помогал дяде скрыть преступление сына.

— А что мешает тебе спросить об этом у него лично? — поинтересовался Сава. — Я об Александре Ивановиче.

— Ничего, — признала я. — И спрошу. После похорон, если жива останусь.

Я планировала встретиться и с Павлом Шереметевым, и с Петром Андреевичем, и с матерью Матвея. Возможно, тот, кто пытается меня убить… Павел?

Мы собирали яблоки не ради денег, поэтому Матвей сразу сказал мне, чтобы я не усердствовала. Но ребята справлялись с работой легко, еще и корзины за меня носили, поэтому я старалась не отставать. К концу дня спина болела, а рук я не чувствовала. И это несмотря на ежедневные тренировки в течение двух лет! Обидно, однако.

Для ночлега хозяева яблоневого сада выделили нам палатку на четверых. Мытьем наемные работники не заморачивались, после работы освежались в реке, протекающей неподалеку. Ели на свежем воздухе, под навесом. Алкоголь был под запретом, и ложились спать рано, чтобы встать с первыми лучами солнца. Хозяева спешили убрать урожай до дождей.

Так прошло три дня. А на четвертый Сава объявил, что мы возвращаемся в Петербург.

— Воскресать будем вместе, на панихиде, — сказал он. — Фрагменты тел еще не идентифицировали, прощание общее, до похорон. Говорить ничего не надо, только появиться в нужном месте в нужное время.

— Как-то мне не по себе, — призналась я.

— Не тебе одной, — вздохнул Леня.

Сава и Матвей переглянулись. Я это заметила, но ничего говорить не стала. Кажется, мой уровень доверия к этим двоим стал еще выше.

В конце концов, я же понимала, что Сава как-то держит связь с Александром Ивановичем. Наверняка, они встречались и обсудили все детали. И Матвей в курсе происходящего, потому что они — старшие. Их задача не только выполнить задание Александра Ивановича, но и позаботиться о нас с Леней.

С хозяевами мы попрощались по-хорошему. Из садов ушли пешком, до ближайшего леса. Там, в безлюдном месте, дождались назначенного часа. Сава велел всем взяться за руки и повел нас через Испод.

Карамельку я давно отправила к Сане. Самое безопасное место для химеры — дом Александра Ивановича. И в Исподе она к нам не присоединилась. Сава велел не отвлекаться на местных обитателей, если они не нападают и не преследуют, но смотреть в оба. Мы с Леней честно вертели головами, реагируя на каждый шорох, но биться ни с кем не пришлось.

Пожалуй, я впервые видела, как ведет себя в Исподе не эспер. Жутковатое зрелище. Матвей будто стал слепым и глухим. А еще он перестал что-либо чувствовать. Сава крепко держал его за руку и вел за собой.

Кажется, я поняла, почему обычные люди редко пользуются услугами эсперов при путешествиях. Это запредельный уровень доверия, когда твоя жизнь полностью зависит от знаний и умений проводника. Вот почему даже богатые и влиятельные люди предпочитают обычный транспорт.

Пространство развернулось внутри здания. Зал, сводчатый потолок, высокие окна. Сава остановился у каменного постамента.

— Готовы? — спросил он. — Выходим.

По ушам ударила тишина. Я не сразу поняла, как она может быть такой оглушающей, но быстро сообразила, что ощущаю эмоции людей, собравшихся в зале для прощания с усопшими. Шок, животный ужас, паника. Потом закричали. В шквале эмоций появились ручейки радости.

Матвей взял меня за руку, крепко сжал пальцы, задвинул за спину. Сава оттеснил назад Леню.

Вот оно! Ненависть мечом рассекла эмоциональный фон. Яркая, пылающая, с примесью бешенства. Я поискала взглядом ее источник. И навряд ли смогла бы определить человека в толпе, но он неожиданно оказался рядом. Вскинул руку с оружием. Прогремел выстрел.

И почему я забыла о четвертом…