Рождённая летать

33

Миррая поправила свёрток с первыми стеблями земляных огурцов, длинными, тонкими, мучнистыми на вкус, но необычайно питательными, и тревожно заглянула в небо: не появится ли там тень зла? За себя она не боялась — одна из лучших учениц старой отшельницы и тогда, сразу после окончания учёбы легко могла прикрыть себя от чужих недобрых глаз, а уж после нескольких лет самостоятельной работы… Но дочку, Мурраю, Муррочку, отправляясь на промысел, пришлось оставить в стойбище. Деточка ещё была слишком мала, чтобы брать её собой на время длительных переходов, только-только перестала постоянно цепляться за мамину шерсть и начала спускаться на землю.

В назойливое пение звонцов вклинился еле слышный плюх и шлёп, но чуткое кошачье ухо дёрнулось, опознав знакомое. Лапы сами собой мягко переступили по кочке, перемещая тело в удобную для броска позу, а глаза обшарили водную поверхность, выискивая тень движения. Вот она! Притаилась под плавучими листьями китальницы, только абрис хвостового плавника проглядывает, да вода ходит туда-сюда колышимая жаберными крышками с другой стороны листа. Молниеносный бросок — тело натренированное годами тренировок само знало что делать, и вот уже трепещет и бьётся нанизанная на когти рыбина. Быстрый укус в основание шеи и та затихла, нет не сдохла, ничего жизненно важного Миррая ей не повредила, но впала в сонное состояние, которое позволит донести её до стойбища почти совсем свежей. Вот ещё найти лист жгучки красножильчатой и можно за сохранность добычи не беспокоиться. Рот наполнился голодной слюной. Кровь и особенно слизь, которой покрыта рыбья чешуя, никогда не считались деликатесами, но сейчас это было вкусом близящейся сытости. Если бы она могла её себе позволить!

Дальнейший путь пошёл веселее. Миррая не неслась сломя голову — болота не прощают излишней торопливости, но дорога, чуть заметная даже для опытного глаза тропа, сама ложилась под лапы. Время было не такое, уж голодное, но после зимы, когда болота не только мелели, но и иногда по ночам покрывались тонкой корочкой льда, когда все запасы подъедены, а новая живность ещё не успела расплодиться, добыть можно было только корневища, да случайные, пролежавшие зиму и пока не успевшие прорасти плоды. А хотелось мяса. Свежего, жирного. Или хотя бы засушенного и почти постного, но прямо сейчас. Всем хотелось, но накормить следовало хотя бы малышей. И потому, уже добравшись до стойбища, она не поспешила к палатке вождей, возле которой клубилось, обсуждая что-то явно важное почти всё взрослое население племени, а первым делом поспешила на детскую кухню, куда в голодное время все добытчики сносили всё лучшее, что удавалось найти. И только после этого, закинув на спину выскочившую навстречу маме дочуру, направилась в сторону что-то активно обсуждающих соплеменников, увлечённых настолько, что даже переставших настороженно поглядывать в небо.

Мирраю, расступаясь, пропускали. Их племя, хотя и самое крупное в Роде Рурров, было невелико и могло позволить себе иметь всего четырёх обученных шаманов: её саму, старого Ниррая, разговаривающего с духами предков и дававшего советы вождям, Оррнизин, ведавшую здоровьем соплеменников и Ларриша, подавшегося в разведчики. И этот последний, отправившийся ещё в начале зимы на поиски временного, хотя бы относительно безопасного пристанища для их народа, внезапно обнаружился у палатки вождей, уже изрядно осипшим голосом проговаривающий свои новости:

— Нас примут всех. Все племена и все Роды. Дадут место, где жить и пищу, чтобы есть. Платой примут обмен знаниями.

— Подозрительная щедрость, — прозвучал чей-то отчётливо слышимый голос в общем бухтении толпы, но Ларришь, не обращая внимания и не отвечая на прочие вопросы, продолжал декламировать своё:

— Их воины уже высланы нам на подмогу, но будет их немного и нескоро, потому как добираются Стражи до нас на собственных крыльях.

— Тихо! — воскликнул Троррин, вождь мирных дел. — Пусть скажет слово Хранительница Мудрости Предков.

Это было о ней, о Миррае, именно она в их племени отвечала за память о знании тех далёких ойров, что строили города и умели делать гигантских неживых зверей, чтобы передвигаться в них по болоту. Знание, которое по нынешним временам редко пригождалось для повседневной жизни, но, тем не менее, её слово определённый вес имело. И именно поэтому Миррая ничего не стала говорить, а просто крепко взяла Ларриша за лапу (а когти-то у парня наполовину выпущены — видимо вымотался так, что даже простейшие рефлексы контролировать сил нет) и поволокла в сторону общинной кухни. Кормить. Поить. Отдыхать. И уже потом слушать. А у этих, высокомудрых, пока появится время обдумать уже сказанное.

— Спасибо, — чуть слышно прохрипел Ларришь, Миррая только недовольно ухом дёрнула, мол, не стоит благодарности. А сама прислушалась к долетавшим до нёе обрывкам разговоров. Ринрра, вождь военных дел, как раз сейчас высказывал идею, что пришла пора созывать к их холмам остальные Роды, что нужно собирать самых сильных шаманов для обеспечения безопасного передвижения и что-то ещё такое же полезное и умное… Из-за её плеча вынырнула лапка Муррочки и ловко ухватила у дяди из тарелки толстую личинку — деликатес, раздобытый дежурными кухарками специально для усталого героя.

— Мурра! — строго одёрнула она её, исполняя материнский долг, но добрый дядя Ларришь, не озабоченный вопросами правильного воспитания, пододвинул свою тарелку поближе к лапкам малышки.

— Пусть кушает, я не так голоден, как устал, — но стебель сочного водяного огурца, тем не менее, в рот потянул.

— Там, — она особо выделила это слово, — нет нужды?

— Нет. Крылатые живут в достатке. И их много. Так много, что наши полторы тысячи растворятся, как кусок соли в похлёбке.

Хорошее сравнение. Соль — это понятно. Их Род потому и обитал в небезопасных холмах у самой Большой Воды, что добывал и торговал солью, которую в глубине материка, в бескрайних болотах, достать было просто негде.

— И что им за интерес нам помогать? Богатым и благополучным?

— Ты. Ты их интерес, — увидел недоумение, отразившееся на лице коллеги и приятельницы, что было более существенно, и поспешил с разъяснениями: — И остальные хранители древнего наследия. Они любопытны, мастеровиты и изобретательны. Во, глянь, что мне подарили.

Он достал из поясной сумки короткий, овальный, металлически поблескивающий брусок. Поднял на вытянутой руке вверх, сжал в кулаке, и из обоих концов выстрелило в стороны, превращая брусок в шест. Несколько ойров обернулись к ним, но никто не попытался вклиниться в разговор двух шаманов.

— Магия? — Миррая мотнула головой, стряхивая дочурины лапки, от восторга вцепившиеся в мамины уши.

— Чистая механика!

И Ларришь принялся подробно и многословно объяснять, как эта штука устроена, где нужно нажать и как развернуть, чтобы добиться нужного эффекта и самая молодая шаманка племени прямо таки видела, как сползает с него усталость, накопленная во время пространственного перехода. Да ей и самой было интересно «попробовать на зуб» новую игрушку, не так уж часто в их лапы попадало нечто по-настоящему новое. Даже в руинах толком не пороешься — слишком опасно. Между делом, обнаружила, что магия всё-таки применялась, но только на стадии изготовления. И заодно, ненавязчиво, порасспросила о жизни в горах и причинах готовности помогать совершеннейшим чужакам.

— А что тебя так настораживает? — неприятно удивился Ларришь. Ему довелось пройти немало городов и селений, прежде чем он приблудился в предгорья и такое демонстративное недоверие к единственным людям, выразившим намерение помочь прямо сейчас и не выставляя невыполнимых условий, со стороны сородичей, даже обижало. Словно бы и его собственные заслуги этим принижались.

Миррая сморщилась и короткий носик её пошёл умилительными маленькими складочками.

— Думаю, сможем ли мы рассчитаться за доброту крылатых. Никаких сильномогучих тайн мои знания не содержат.

Он с хрустом перекусил ещё один стебель водяного огурца.

— Об этом не беспокойся. Я там поспрашивал. Есть одна девушка, Шерил, она только недавно в страну перебралась и, представляешь, у нас тоже была, с Ойсеррин знакома, так вот она рассказывала, что айи стольким разным интересуются, что сами найдут, о чём поспрашивать и сами же не откажутся знаниями поделиться. Обычное дело. И спасение магов от невзгод внешнего мира для них что-то вроде традиции.

— Значит, мы со своими бедами, отлично вписались в их культурную традицию?

— Что-то вроде этого. И главное, это единственное место, где нас согласились принять всех и сразу. Другие, те, кто соглашался помочь, готовы были принять пару семей или одно племя. Даже уже Род оказывался слишком многочисленным, чтобы его содержать.

— Мы не нахлебники, — возмутилась она.

— Ты не была за пределами болота и не знаешь, как там живут и как ведут хозяйство. Мы все не знаем. Так что первое время, пока освоимся и научимся, точно будем нахлебниками, — спокойно и рассудительно возразил Ларришь. Уж у него-то в таких делах было опыта побольше, чем у кого другого в племени. — Да и трясина с ней, с гордостью, не до неё, когда что ни ночь налетают тени с неба. Того и гляди, пробьют нашу маскировку.

— Уже пробивали, — мрачно сказала она и тоже потянула в рот кусочек хрусткого стебля, чтобы «заесть» неприятную тему. — Со средизимья Род Ррагов не отзывается. Его племена кучно жили, могли всех одновременно накрыть.

Они понимающе посмотрели друг на друга. Рурры жили небольшими племенами, да и в них ойры всегда были готовы в случае опасности, побросать всё, похватать котят и кинуться врассыпную. Одиночек и малые группы труднее засечь.

— Уходить надо. И быстро. И кроме как в горы, больше некуда.

Некуда. У Мирраи согласно дрогнули вибриссы. Остальные разведчики, большая их часть, уже вернулись, и с неутешительными вестями. Действительно, в лучшем случае находилось пристанище для одной-двух семей, для одиночек, кто-то готов был принять матерей с котятами. И ещё стоит разобраться, где будет безопаснее: в родных, до последней кочки знакомых болотах или там, вдали, когда придётся отдаться чужакам в руки и надеяться на их порядочность и добрую волю.

Правда, так далеко как Ларришь, на восток, никто не забирался. И предложений откочевать всем народом больше не поступало. И тут возникает второй вопрос: как поступить благоразумнее, действительно всем в одно место направиться или часть народа по другим «убежищам» попрятать? И не окажется ли, что спаслись все, кроме этих, малых групп? Хорошо, что не ей принимать решение.

Не ей одной, так было вернее.

Племён много и все рассеяны по просторам болота. Собрать вождей и шаманов воплоти… Можно, конечно, но долго и всегда есть опасность, что самый цвет их народа накроют Тёмные. Намного проще и эффективней устроить большие бдения, где в едином и неделимом пространстве соберутся духи шаманов и вождей, сольют сознания и выработают одно, общее для всех решение. Их, последних, ещё и проводить нужно было и не всем это под силу. Миррая, могла. И дисциплинированно потащила в мир духов военного вождя своего племени, хотя знала, что такие опыты будут ей стоить как минимум головной боли, как максимум обморока и суточной потери способностей.

Обошлось. Вынырнув из дурмана иномирья, она первым делом унюхала плошку с лечебным варевом, которую держала у самого её носа Оррнизин. Знахарка, ведающая здоровьем племени, не пожелала вливаться в общее сознание (стара я уже для подобного безобразия!) и первым делом занялась улучшением самочувствия коллег и вождей и уже потом расспросами.

— Уходим в горы, — резко кивнул военный вождь Ринрра и тут же об этом пожалел. Только что улегшаяся муть на дне сознания всколыхнулась и затопила головокружением и тошнотой.

— Уходим отсюда, из наших холмов, — уточнил Торрин, вождь мирных дел, у которого не осталось сил даже на беспокойство, хотя именно на его плечи ложилась работа по обустройству временных стоянок для приходящих племён. Магия перехода, когда открывается широкий проход и надолго столь заметна, что неизменно привлечёт Тёмных, и нужно дождаться пока ойров скопится много (а лучше все) в одном месте чтобы компактной группой перейти на ту сторону.

Миррая выползла из хорошо замаскированной землянки, — глиняное нутро холмов, в которых обосновался Род Рруров, позволяло строить не только вверх, но и вниз — и устроилась у самого порога. Дышать, смотреть, мечтать и планировать. Вон на том, дальнем, еле видимом на горизонте холме стоит тень потра, спрятанная в редколесье, гораздо ближе, где острое кошачье зрение почти различает искусно замаскированные палатки и землянки, находится холм, к которому племя уже добрый десяток лет возвращается во время кочёвок. Дальше, за быстрым, но мелководным потоком, несущим свои воды к Солёной Воде находится ещё несколько холмов помельче, годных на то, чтобы обустроить на них временные стоянки для переселенцев.

Трудная предстоит весна. Трудная, но дарующая надежду.

И как же хорошо, что всё-таки Роды пришли к единому решению. Больше всего Миррая боялась, что посовещавшись некоторое время, вожди и шаманы разойдутся во мнениях и всё опять зависнет в неопределённости. Точнее, останется в той определённости, жить в которой стало просто невозможно. Но на этот раз в общем бдении решила принять участие Ойсеррин, что делала крайне редко, предпочитая оставаться в стороне от жизни племён, а она обладала не просто общественным весом, а ВЕСОМ. И если Миррая верно почувствовала настроение своей наставницы, немалую роль в её согласии сыграли сведения о той девушке, о которой ей недавно рассказывал Ларришь. Интересно, кто такая?

Ледяная стена «плакала» водяными слезами, которые собирались в дорожки, а дорожки сливались в ручейки, пока ещё мелкие, но стоит солнышку пригреть ещё усерднее, и от ледяной крепости останется только в грязь размокший грунт. Что ни делай, как ни изгаляйся, а она всё равно тает. У Алишера вертелись в голове обрывки знаний по физике, что-то о повышении альбедо и соляных примесях, которые вроде бы должны помочь, но в знаниях ощущалась такая явная недостача, что оставалось только молча наблюдать за разрушением собственного творения и маяться от бессилия.

— По-моему, этот труп уже не оживить, — Маарик Рой ёжился от холодной сырости, которой несло от глыб льда, ерошил перья на крыльях, но от подопечного не отходил. Тот направился на обход своего творения с такой сомнамбулической целеустремлённостью, что останавливать его себе дороже, хотя причины для этого были. Потом, когда менестрель вынырнет из своих мыслей, можно будет.

— Предлагаешь просто бросить это дело? — предложение айя прозвучало несколько грубовато, Алишер даже дёрнулся, но от его личного сопровождающего особого такта ждать не стоило, это он уже усвоил. Однако же то, что тот предлагает прекратить работы по восстановлению обороноспособности долины его здорово удивило.

— Одно бросить, другое начать, — с деланным легкомыслием сказал Маарик и отвёл глаза. — Не единственный же это способ!..

— Есть конкретные предложения? — Алишер заинтересовался.

— Есть, — тот ещё и кивнул утвердительно.

— Какие? — менестреля удивило, что из Маарика приходится сведения прямо-таки вытягивать силой. Обычно он склонностью к умолчаниям не страдал.

— Не знаю, — он пожал плечами, ещё и крыльями развёл для пущей выразительности. — Мне просто, как раз перед самым выходом сообщили, что мастера из исследовательского цеха придумали новый вариант использования твоих способностей, гораздо более эффективный. И даже не намекнули какой, — вот теперь в его голосе невольно прорезалась обида. И не то чтобы он считал этого пришельца собственностью, но привык быть в курсе его дел.

— Секретность? — вздёрнул левую бровь Алишер, не столько уязвлённый, сколько заинтригованный.

Секретность была такая, что даже выделенные ему проводники не знали, куда и зачем его ведут. Нет, куда знали: в Барсучий Лог, ко входу в Ледяные галереи, но вот чем особенно это место и что его там ждёт объяснить не мог никто. Памятник природы, по-своему уникальный, но не слишком часто посещаемый из-за некомфортных условий путешествия и удалённости от обжитых мест. Алишер только плечами пожимал и недоумевал, когда проводники начинали восхищаться его заинтересованностью и целеустремлённостью. Что тут такого особенного? В походы он, что ли не ходил! Да и айи, в большинстве своём, неженками не выглядели.

Оказалось, что в такие не ходил.

У входа в монументальное творение природы — округлого зева пещеры в три роста человека высотой, ему предложили одеться потеплей, хотя собственная куртка Алишера, из шкурки водяного дракона была вполне себе ничего и даже непромокаемая. Нет, заставили нацепить поверх неё тулуп, шапку, да ещё и сапоги прорезиненные (или пропитанные чем-то другим, равно непромокаемым), да ещё и с «кошками», острыми зазубринами по всей подошве. Зачем? Оказывается, знали, что делали. Стоило только отойти на километр вглубь горы, как под ногами заскрипел крошащийся под «кошками» лёд, а в лицо повеяло прохладной сыростью. Проводник, очередной, встретивший его у входа в пещеру, зажёг светильник ярко и поднял его на высоту вытянутой руки. Лёд. Пластами, наплывами, замершими навек водопадами, окружающий со всех сторон, словно ты влез во чрево ледяного монстра, плавно изгибающийся и уходящий куда-то во тьму, куда не достигает свет фонаря. Стылое, холодное совершенство. Он бы, наверное, так и остался стоять с задранным подбородком и широко раскрытыми глазами, но проводник, а вместе с ним и свет, двинулись вперёд и пришлось догонять, обещая себе когда-нибудь позже, вернуться, чтобы подробно и без спешки все рассмотреть, вслушаться в тишину, прочувствовать, осмыслить и, может, если Музы дадут вдохновения, выразить в музыке красоту навеки застывшего ледяного мира.

^{_{Ледяная пещера}}

Многими часами позже, когда впечатления от ледяных пещер несколько сгладились, а путь их всё никак не заканчивался, Алишер переключился на сиюминутное и практичное: на то, скоро ли кончится путешествие, на то, что не смотря на дополнительную тёплую одежду руки и ноги стынут, на то, что завтрак был давно, а обед, похоже, даже не намечается. И горяченького бы чего-нибудь. Или горячительного, что тоже лишним не будет. И так зациклился на этой мысли, что почти не заметил, как окружающий ландшафт из природного стал техногенным. Просто, за очередным поворотом оказались двери, тамбур и тоже пещера, но уже обжитая.

— Иногда я начинаю жалеть, — проговорил встретивший их энергичный айя, — что сюда не прорыли прямой проход.

Он протянул им, замёрзшим по кружке чего-то горячего, Алишер, выглотавший всё в один приём, даже не разобрался, что это было. В данный момент, это было неважно. Главное, оно согрело живот и отогнало усталость.

— А почему, кстати, этого не сделали? — Алишер оглянулся с проснувшимся интересом. Здесь было заметно теплее. От ледяных просторов их отделяли двойные двери с уплотнителями, с потолка на голых проводах свисали гроздья ламп, а на желтовато-сером, необработанном камне стен то и дело встречались, непонятно для чего предназначенные, намертво впаянные рунные печати. Ему непонятные. Занятые чем-то поодаль крылатые вполне уверенно ими пользовались.

— Не так часто мы сюда спускаемся, — тот дёрнул-пожал крыльями.

Вряд ли это было полным объяснением, но Алишер на нём и не настаивал. Он уже шёл в центр помещения, к тому, что было фокусом всего этого немалого пространства.

Нечто, что из-за плохого освещения не удавалось как следует рассмотреть. Странное. Большое. Поначалу Алишер различил блеск чешуи, похожей на рыбью, потом, подняв взгляд и окинув им картину в целом, лампы, принявшиеся ярче разгораться под потолком, позволили рассмотреть, статую, или скорее чучело какого-то крупного животного. Чешуйчатого, коротконого, с маленькой зубастой головой на длинной шее и коротким треугольником хвоста. Потом подошёл ещё ближе, совсем близко, и наконец-то узнал их: майны, покрывавшие спину и голову, минги устилавшие бока и лапы и менке, прикрывавшие подбрюшье, шею и внутреннюю столону лап.

— Статуя? — предположил он, потом, почти сразу выдвинул иную версию: — Чучело?

— Превосходно сохранившийся экземпляр денежного дракона. Ныне, к сожалению, совершенно вымерший вид. И настолько давно, что до этой находки мы и не предполагали, что имеющие хождение у нас монеты на самом деле чешуя доисторического ящера.

— А этот-то вы где нашли? — он, не решившись дотронуться, легонько провёл пальцами над самой чешуёй. От шкуры доисторического зверя веяло чем-то нездешним, трудноуловимым.

— Прямо здесь, когда исследовали пещеры, — айя обвёл руками окружающее пространство. — Вмёрзшим в лёд. Сам лёд тоже ископаемый, образовавшийся здесь невесть сколько столетий назад, мы так до сих пор не можем прийти к единому мнению сколько именно.

— И как вы его сохраняете? — Алишер даже носом потянул, однако запаха тлена не обнаружил.

— Сложными путями, — уклончиво ответил его собеседник. То ли об этом не стоило спрашивать, то ли действительно слишком сложно для того, чтобы объяснить в двух словах. — Да и здесь только чешуя, шкура и костяк, начинка из многокомпонентного заполнителя и вообще, если ты ещё не понял, это не чучело, а целиковый артефакт.

— А можно по порядку? — Алишер скривился и, стащив с головы шапку, сунул её в карман. Становилось жарковато. — Я ничего не знаю, ничего не понимаю, мне ничего не объяснили. И главное чего я не знаю, это в чём моя роль?

— Долгий разговор, — айя оценил открывшиеся перед ним перспективы. — Пойдём тогда, здесь есть пара комнаток для отдыха, по пути расскажу, — он ловко ухватил Алишера под локоть и повёл куда-то в сторону, одновременно начиная рассказ. — Так вот, если начать совсем уж сначала, наш мир — мир магии в очень разнообразных её проявлениях, в том числе и природных. Существует теория, что в далёком прошлом она была ещё активнее, чем сейчас, что потребовало от населявших мир созданий разнообразных средств защиты. Чешуя, действующая как односторонний щит, к примеру, от чужеродной магии защищает, а самому колдовать, в меру способностей не мешает.

— О! Об этом слышал. Имперские стражники в качестве дополнительной защиты минги пришивают, а кто побогаче тот и майны.

Свернув за угол, они оказались в выгородке, в которой нашёлся стол, с парящим, ведёрным чайником, пара широких и надёжных лавок, хоть сиди на них, хоть спать ложись (да и скатку с одеялом Алишер углядел в уголке), и низко висящим и ярко освещающим тёплым жёлтым светом светильником.

— Точно! Магические свойства чешуи денежных драконов подмечены давно и так же давно используются. Но заполучить тушу целиком повезло нам одним. И мы воспользовались этим обстоятельством по-полной!

— Тушей? Одной? — Алишер прикинул размеры доисторического зверя. — На трое-четверо полных доспехов этой шкуры хватит, да ещё и клочки какие останутся. Или я всё ещё чего-то не понимаю?

— Ничего не понимаешь. Раздёргать эту шкуру на отдельные доспехи было бы варварством. Целиком вся она и работает как целостное образование. Артефакт. Уникальный в своём роде. Мы кое-что встроили, доделали, подправили… Собственно, там между родным костяком и шкурой столько всего понакручено!

Айя принялся, на подвернувшемся под руку клочке бумаги рисовать семы с векторами влияний. Алишер склонился, разглядывая появляющийся под быстрым карандашом рисунок:

— Динамический щит? С регулируемым радиусом? И каков максимальный охват?

— Столица в радиус помещается. За исключением самой вершины горы. Его можно переносить, более того, благодаря встроенным тяжам из ирассэ он способен перемещаться самостоятельно при минимальном управлении со стороны мага. Но времени это требует немало, с нашими-то расстояниями. И вот какая идея возникла у наших гениев от высокой теории: ты когда-то говорил, что можешь воздействовать на магические явления входя с ними в звуковой резонанс? — и уставился выжидательно, ожидая подтверждения. Алишера чуть не передёрнуло, настолько суконно прозвучала эта фраза. О вдохновенном творчестве, когда начинаешь ощущать единство со всей вселенной и в том числе с той малой его частью, что находится рядом. И может быть, именно поэтому он ответил вопросом на вопрос и довольно сухо:

— А добиться нормальными методами ещё большего расширения?

— Не выйдет. С точки зрения известного нам о законах магии этого мира, мы выжали максимум возможного из этого артефакта. Надежда, что у тебя получится нечто толковое, невелика, но не использовать этот шанс мы не могли. Попробуешь?

Он согласился. Пусть и не сразу и с некоторым сомнением. Новое дело, совсем новое. В нём он не чувствовал себя не то что знатоком, но даже умеренно полезным специалистом.