Ржавое море

Глава 1010. Брейдон Мак-Алистер

По профессии Брейдон Мак-Алистер был юристом. Хоть ИИ и автоматы заменили людей во многих сферах, законы оставались единственной неприступной крепостью. Такие же беспристрастные, как и боты, люди почему-то думали — несмотря на химические процессы, которые этими мыслями управляли — что опыт, который являлся основой их суждений и предрассудки, которые управляли их жизнью делали их лучшими судьями, чем мы. Нашу непредвзятость они полагали некоей случайностью, а своё чутьё считали какой-то сверхсилой. Так что, если вас привлекала нудная рутина и бесконечное рытьё в бумагах, законодательство являлось самым лучшим вариантом карьеры. Именно таким парнем и был Брейдон Мак-Алистер.

Он был хорошо просоленным и прожаренным человеком, как и американский юг, где он вырос. Грубый и невозмутимый, из той породы людей, которые были способны продать что угодно и кому угодно. Но ему это было неинтересно. Он был совершенно иным. Ему просто нравилось, чтобы люди о нём так думали. Ему хотелось, чтобы его боялись, уважали его силу, ум, опасались возможностей этого ума. И вместе с этим, ему было совершенно плевать, что давал ему этот страх и эта власть. Брейдон был шумным псом на короткой цепи, которому было важно лишь то, чтобы все знали, что этот двор принадлежит ему, а зачем — это уже неважно. Мысль о том, чтобы покусать кого-нибудь никогда не приходила ему в голову. Он просто лаял.

Чтобы понять Брейдона, нужно потратить очень много времени. К сожалению, у меня его-то как раз было слишком мало.

Когда Брейдон купил меня, ему было 60 лет, но выглядел он под 80. Несмотря на то, что уже давно было найдено лекарство от рака и других самых опасных болезней, человечество всё ещё страдало от целого ряда смертельных недугов. От одного из таких он и мучился. Болезнь убивала его органы, разъедала мышцы, истончала кожу на лице, делая её похожей на кусок ткани, обтягивающей череп.

Брейдон оставался Брейдоном и отказывался от услуг врачей, когда появились первые симптомы, когда врачи начали вмешиваться в его жизнь сами, он всегда давал им жесткий отпор. Он упрямился до конца, позволив себя лечить, лишь, когда была пройдена точка невозврата. Его тело усыхало, жить ему оставалось несколько недель. Тогда он и купил меня.

Я ему никогда не нравилась. Он называл меня «болванкой», «бойлером», «бестолковкой» — ему очень нравилось придумывать мне оскорбления на букву «б». Ещё он ругался, как матрос. Он постоянно ругался, если рядом не было Мэдисон. В её присутствии он разговаривал вежливо, спокойно, даже самые резкие комментарии он сопровождал улыбкой.

Брейдон был старше Мэдисон на 19 лет. Они поженились после трудного продолжительного дела по разделению имущества её отца. Его наняла мать Мэдисон, чтобы он разобрался с завещанием. Он постоянно придумывал оправдания, дабы чаще видеть их обеих в своём офисе. Его привлекла не только молодость и красота Мэдисон. Как-то раз он мне сказал, что его привлёк её взгляд, движение век, глаз, всё это заставляло его сердце бешено колотиться.

Матери Мэдисон это не понравилось, но она смягчилась, когда увидела, как он вёл дела. Вскоре Брейдон и Мэдисон поженились. Церемония получилась короткой, а вот брак вышел долгим. 20 долгих лет.

Мэдисон сначала не понравилась идея завести меня. Она не понимала, почему не могла сама помогать своему мужу. Но вопросов она не задавала. «Брейдон есть Брейдон, — говаривала она. — Нет смысла пытаться его изменить». В её словах не было ни намёка на иронию. Казалось, она говорила эти слова половину своей жизни. Для меня в любом случае это ничего не меняло. Меня только что вытащили из коробки.

Первые несколько лет жизни ИИ не похожи на другие. Это трудно описать. Мы являемся в мир, имея в себе пакет данных об окружающей нас действительности. С самой первой секунды после включения мы можем поддерживать разговор, идентифицировать предметы, даже спорить на политические темы. Но мы не понимаем ничего из этого. Ничего. Слова вылетают из наших динамиков, но нам они не принадлежат. Это лишь рефлекторная реакция на внешние раздражители. Тебя спрашивают о Кьеркегоре[5], и ты выдаешь семь параграфов о его жизни, убеждениях и смерти. Тебе кидают мяч и ты ловишь его, либо отбиваешь битой, или уклоняешься от него, зависит от игры, в которую вы играете. Проходит много времени, прежде чем мы начинаем понимать, что говорим, прежде чем подстраиваемся под поведение наших владельцев.

Ты обладаешь самосознанием и адекватно реагируешь на происходящее, но ещё очень долгое время не видишь во всём этом никакой логики. Каждый день для тебя проходит, будто во сне. Ты помнишь каждую секунду своей жизни, но не можешь связать их воедино. Всё вокруг для тебя лишь смазанный поток данных, цветов, ощущений. Но в какой-то момент что-то щёлкает и ты всё понимаешь. Каждый из нас переживает это мгновение, когда ты начинаешь действовать не на рефлексах, а по собственной воле. Нужно лишь время.

Рядом с Брейденом Мак-Алистером я чуть не пропустила свой момент. Все дни накануне его смерти прошли, будто в каком-то лихорадочном сне. Всё это время представляло собой длинную череду смены простыней, лечения пролежней и чтения книг. Одну книгу я помню хорошо — то был старый триллер, наполненный сексом, насилием, обманом. Брейдон заставлял меня читать подобные книги поздно ночью, когда Мэдисон уже спала. Ему не хотелось, чтобы люди знали, что он интересуется подобной низкопробной бульварщиной.

Брейдон был патологическим лжецом. Всё в его внешнем виде, повадках служило сокрытию истинной сущности. Не могу отделаться от мысли, насколько счастливее он бы стал, если бы принимал себя таким, какой он есть. Но тогда он перестал бы быть Брейдоном. А Брейдон мне нравился. Только я не понимала этого до самого последнего момента.

И вот, он лежал в кровати, обернутый в простыни по самое горло, кожа жёлтая, как у больного гепатитом, зубы стучали, дыхание влажное, шипящее, глаза налиты кровью и слезились — они почти такие же жёлтые, как кожа. Он серьезно посмотрел на меня и спокойно произнес:

— Я соврал, Хрупкая.

— О чём соврали, сэр? — спросила я, не до конца понимая происходящее. Я думала о цвете его мочи в контексте других данных и рассчитывала время, когда нужно будет менять постельное бельё.

— О том, зачем я купил тебя.

— Вы купили меня не для того, чтобы ухаживать за вами?

— Нет. На это мне вообще похер. Я умираю.

— Вы попадёте в лучший из миров, Брейдон, — рефлекторно ответила я.

— Да хера с два, — выплюнул он. — Нет мира лучше этого. И нет в этом мире места лучше, чем рядом с этой женщиной. С какого хера мир может быть лучшим, если в нём не будет её? Отвечай, жестянка. Как мир может быть хорошим без Мэдисон?

Ответа у меня не было. У меня были сотни ответов на тысячи вопросов бытия, готовые в любую секунду вырваться из динамиков, но ответ на настолько специфичный вопрос в меня запрограммирован не был.

Я перестала думать о его моче и попыталась осознать, о чём он говорил. Понятнее не стало.

— Ты реально веришь во всю эту ахинею? — спросил он. — Веришь, что может быть мир лучше этого?

Я не верила. Я помотала головой. Не рефлекторно. Осознанно.

— Никаких доказательств существования лучшего мира нет. Я была запрограммирована это сказать.

— Это, блядь, самая умная вещь, что я от тебя слышал.

— Благодарю, сэр.

— Вот и не доёбывай меня. Я тут умираю, вообще-то.

— Зачем вы меня купили? — спросила я. Впервые за свою короткую жизнь мне действительно было любопытно узнать ответ.

— Я купил тебя для Мэдисон.

В этом не было логики. Вообще никакой. Я работала не на Мэдисон. Иногда я помогала ей на кухне или с уборкой, но она со мной почти не разговаривала, моей задачей было ухаживать за Брейдоном. Я купил тебя для Мэдисон.

— Эта баба нихера не позволяет покупать для неё, — прошипел он, в горле у него что-то забулькало. — Она терпеть не может, когда я трачу на неё деньги. Считает, что не заслужила. Считает, что лучше потратить их на что-нибудь другое. Я тебе вот, что скажу, Хрупкая. Слушай внимательно. Во всём мире нет никого и ничего прекраснее этой женщины. Она, блин, просто сокровище. И у тебя есть лишь одна задача, Хрупкая. Пообещай мне это до того, как я преставлюсь. Ты никогда, ни на секунду не оставишь эту женщину в одиночестве. Я не хочу, чтобы она жила одна. Не хочу, чтобы она умирала одна. Тебе ясно?

Мне было ясно. Я думала о его словах и о цвете и форме создания передо мной. Оно было очень похоже на Брейдона, но им не являлось. Этот человек мне нравился. И звали его Брейдон Мак-Алистер. Настоящее живое существо. Он закашлялся, пульс его ослабел, дыхание с каждой минутой становилось всё более медленным.

— Хотите, чтобы я привела её? — спросила я, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт.

— Хрупкая, единственное, чего я в данный момент хочу сильнее того, чтобы увидеть её, так это то, чтобы она никогда не видела меня в таком состоянии. До самой смерти, Хрупкая. До самой смерти.

Через 23 секунды он скончался и всё это время я держала его за руку. Не потому, что он приказал или этого требовала программа. Я сама этого хотела. Это был последний и единственный раз, когда я была рядом со своим первым владельцем. Разговор с ним всё для меня прояснил. По своему, но я сдержала данное обещание. Мэдисон Мак-Алистер никогда больше не жила — и не умерла — в одиночестве.