Ревизор: возвращение в СССР 43

Глава 18

Москва, квартира Ивлевых

Тузик сразу же в подъезд рванул. Не мог поверить, что мы ещё на улице задержимся. И так, с его точки зрения, очень много счастья для его собачьих дел привалило. Но я, раз уж мы с Альфредо к какому-то принципиальному решению всё же пришли, предварительно решил сразу помощнику Фирдауса в торгпредство позвонить. Так что пришлось песелю выйти из подъезда вместе со мной и к телефонному автомату пройтись, с которого я решил набрать Нурека.

Только я шел и никак не мог придумать, что мне сказать Нуреку. Его-то телефон наверняка комитетчики прослушивают… Что мне надо передать Фирдаусу – что нашёлся вариант по Сицилии, и неплохо бы ему приехать в Москву пообщаться по этому поводу… Но как это прозвучит? Максимально подозрительно для КГБ… Пообщался с итальянцем и тут же требую от ливанца приезжать в Москву.

Да и еще подумал над тем, что если за мной КГБ следит, по моей же просьбе, на случай, если американцы начнут за мной бегать, то наверное, у комитетчиков возникнет вопрос – чего это я хожу к городскому телефону звонить, когда у меня в квартире собственный есть. Это точно подозрительно будет выглядеть… Кто им мешает потом выяснить, куда был сделан звонок? А затем и прослушать запись, если, как я думаю, телефон Нурека прослушивается…

Так что у самой будки я развернулся и пошел все же домой…

Пока добрался до квартиры, уже и придумал, как я поступлю. Позвоню Нуреку с городского телефона, все равно мы с ним уже созванивались. То, что мне нужно, чтобы Фирдаус приехал, прямо говорить не буду, просто постараюсь навести его на эту мысль. Нурек же араб, а арабы мастера плести словесные кружева и прятать второе дно в обычной болтовне. Так что если я правильно все сделаю, все он поймет…

Набрал Нурека, поздоровался и сказал ему:

– Это брат жены Фирдауса звонит. Не знаете, как скоро он приедет в Москву?

– Здравствуйте! Не знаю, господин Ивлев… – вежливо ответил ливанец.

– Жаль. А запишите тогда, что пусть он мне лекарства привезет, когда решит в Москву ехать.

И я продиктовал те два названия лекарств, что в свое время Инне понадобились срочно, чтобы очухаться после кесарева.

Ливанец записал, и на этом мы попрощались.

Все, этого должно быть достаточно, чтобы передать главный смысл – Фирдаус срочно нужен мне в Москве. Лекарства серьезные, нужны при осложнениях, и никто не просит такие, просто впрок чтобы лежали. А я их потом Инне передам – пусть используют для какой-нибудь роженицы, что тоже в похожие с ней проблемы влипнет. Еще и доброе дело заодно сделаю…

Зашел в гостиную, глянуть на детей. Пятнистые, но играют весело, резво выздоравливают. Взглянул на часы. Скоро снова на улицу выходить, чтобы доклад на завтра Румянцеву передать. Зазвонил телефон.

– Паша, это Румянцев. Вместо меня приедет другой человек. Записывай номер машины. Ну и ты внешне его знаешь…

Записал, положил трубку. Интересные дела… Хотя… Догадался все же, в чем причина… Странно будет, если ко мне снова приедет такси с тем же таксистом, что и в прошлый раз. Москва, все же, а не небольшой город, где такое совпадение вполне возможно. Тогда очень разумно другого человека прислать.

Вышел на улицу, прошел к условленному месту. Потом сообразил, что зачем такси встречаю в сотне метров от своего подъезда. Раз уж все равно такси приезжает, а не черная «Волга», то нужно договориться, чтобы прямо к моему подъезду приезжала машина… Ладно, в этот раз уже поздно, а завтра, когда на Лубянку поеду, нужно уже поменять место подачи «такси»…

Интересно, это же Румянцев должен был и сам сообразить… Получается, не боги горшки обжигают, раз он до этого не додумался? Или все проще, как я и говорил Диане – обеспечение твоей безопасности прежде всего твое собственное дело, не будет КГБ думать об этом также старательно, как ты сам способен думать… Так что и дальше нужно самому продумывать все такие вот щекотливые моменты…

Когда приехало такси с нужным номером, я тут же узнал таксиста, как и обещал мне Румянцев. Тот молодой человек, что его летом во время отпуска замещал и пытался меня в агенты завербовать, угрожая увольнением из института… Впрочем, я тут же подавил вспышку неприязни к нему. Учитывая его возраст и невеликое звание, ясно, что не он сам это придумал. Да он фактически и прямо об этом сказал, когда я сослался на Румянцева, что решение принято офицером рангом повыше Олега Петровича…

Так что, когда отъехали от дома подальше, протянул ему доклад между сиденьями, чтобы, если кто-то снаружи наблюдает, этого не было заметно. Он также молча этот доклад и принял, тут же закинув его в бардачок. После чего спросил:

– Вас в спецхран, наверное, отвезти?

– Нет, лучше к зданию МГУ. – сказал я ему.

***

Москва

Вот наконец и наступило время, когда нужно проводить операцию на заводе «Серп и молот».

Вася тщательно выбрал тех, кто пойдёт на завод арестовывать взяточников.

Тут же какое дело?

Они должны быть похожи хоть немножко на настоящих рабочих. Просто так одеть первых попавшихся оперативников в рабочую одежду, чтобы Колпаков провёл их внутрь, нельзя. Профессия милиционера всё же налагает на человека определённый отпечаток. Стоит вахтерам заподозрить, что на завод милиция пришла, как весть об этом загадочным образом за несколько минут разлетится по всему предприятию. Поэтому отбирали шестерых оперативников более чем из тридцати человек, и не только по внешности, но и по манере держаться.

Далее озаботились подходящей одеждой, старательно избегая новых вещей. Одежда должна быть поношенной.

А затем все шестеро оперативников были ультимативно отправлены Васей к проходным разных московских заводов в момент, когда работяги идут с работы. Пусть посмотрят, как они движутся, как общаются, и даже какие шутки шутят. И только после этого он счёл их готовыми проводить операцию.

Вася очень жалел, конечно, что сам не сможет принять участие в арестах, задержаниях. Но с этим уже ничего не поделаешь. Пойти с его внешностью вместе с Колпаковым на завод, прикидываясь рабочим, у него не получится. Это лучший способ завалить всё дело, привлекая к бригаде совершенно лишнее внимание абсолютно всех вокруг.

Так что ему оставалось только ждать и волноваться после того, как он отправил Колпакова с шестью своими оперативниками к проходной. Припарковался он так, чтобы с полусотни метров хорошо видеть проходную. Если всё получится, то скоро оттуда его ребята поведут задержанных.

Ну как скоро? Вряд ли, конечно, быстрее, чем за полтора часа уложатся со всеми формальностями.

***

Кабинет Вагановича, завод «Серп и молот»

Ваганович как раз вспоминал Колпакова, и по очень нелицеприятному поводу, когда тот, резко постучав, вошёл в его кабинет.

Лицо его было озабоченным, и он сразу же полез за пазуху, доставая конверт:

– Провинился перед тобой, Аркадий Павлович. Уже на шесть дней задержал денежки, которые должен был тебе отдать. Ну прости уж ты меня, бес, на старости лет попутал, в карты сильно проигрался. Даже не буду тебе говорить, сколько денег спустил. Ну всё, теперь этот вопрос закрыт окончательно. И чтоб я ещё хоть раз сел с незнакомыми людьми в карты играть, да ни за что!

Ну вот теперь Вагановичу стало всё понятно. А то он уже всякие нехорошие вещи стал себе думать в адрес Колпакова. Начал уже опасаться того, что тот в разнос пошёл и решил его обмануть с его долей...

А тут всё достаточно просто оказалось. Не решил он зажать его деньги, а, видимо, ошалел от того обилия рублей, что на него обрушились после того, как они крутить махинации свои стали, и пошёл в разгульную жизнь.

Вот же дурень, конечно, но дело-то понятное. Со многими так бывает, когда внезапно золотой дождь на них проливается... Главное, вовремя остановиться. И по понурому виду Колпакова он решил, что выводы тот сделал.

– Повинную голову меч не сечет, Егор Романович, – пошутил Ваганович, в надежде приободрить явно потерявшего кучу денег в той карточной игре Колпакова. – И верно, лучше не играй на деньги больше. Уж лучше на баб расходуй их… Пока еще интерес к этому делу имеется.

– Интерес-то имеется, да вот не до этого стало совсем… Ну ладно, пойду я, Павлович. Не одному тебе задолжал, надо со всеми рассчитаться, пока сами искать меня не начали.

– Встретимся на обеде? – спросил его Ваганович.

Решил, что надо бы поддержать товарища, ставшего на путь освобождения от карточной зависимости. Это же все равно что алкоголь, затягивает страшно. Все отыграться хочется, и все кажется, что это возможно. Надо рассказать товарищу пару историй из жизни знакомых, когда страсть к игре доводила вполне успешных людей до ручки. Авось главный механик как следует впечатлится, и снова не начнет играть. Да и опасная это зависимость, как бы не начал Колпаков, чтобы отыграться, совсем уж в наглую воровать. Придет тогда ОБХСС на завод, и все из-за него пострадают…

– Ага, встретимся, – понуро пообещал Колпаков и побрел к двери.

Прощаться не стали – смысл, если вскоре на обеде встретятся? Дверь за главным механиков захлопнулась, и Ваганович достал деньги из конверта, пересчитать. Это было особенно актуально в свете откровений о картежных пристрастиях Колпакова. Мало ли, не доложил, проигравшись, в расчете, что он не заметит…

Считал деньги Ваганович на коленях, за столом, так, чтобы от двери видно купюры не было, и чтобы аккуратно скинуть в открытый рядом с ногами ящик стола, если кто припрется неожиданно. Не ждал особо никого, но тот же парторг очень активный у них на заводе. В любой момент может заскочить, учитывая, что бегает по заводу, готовя народ к ноябрьской демонстрации…

Не постучавшись, в кабинет вдруг вошло двое работяг в комбинезонах. Это уже было неожиданно, но Ваганович ловко смахнул деньги в ящик, прежде чем спросить:

– Что вам, товарищи?

Но когда они достали милицейские корочки, сердце его ухнуло куда-то в район желудка. Для такой вот ситуации местоположение денег, принесенных Колпаковым, большого значения не имело… Впрочем, и в окно их выкидывать тоже не имело никакого смысла – найдут и обратно принесут, это никогда не помогает…

– Встаньте, товарищ Ваганович, и отойдите от стола, – приказали они.

***

Москва, МГУ

Также молча и доехали до МГУ. Попрощался и вышел.

Решил сегодня на парах посидеть, а то давно уже не был. Ну и тему эту, поднятую Макаровым по поручению Гусева, про конференцию с Берлинским университетом, тоже нельзя было долго оставлять без внимания. Макаров что-то очень неспешно всем этим занимается. Договорились же, что свяжется со мной, когда созвонится и договорится еще с четырьмя людьми. Причём все они ходят на занятия вместе с ним, то есть сделать это можно быстро и легко. И пропал после этого с концами… Этак можно отношения с Гусевым испортить, если он уже доложил ему, что меня в оргкомитет включил… Да если он не доложил, то замдекана точно сказала, мы же с ним вместе к ней по поводу этой конференции забегали…

И надо еще и с Эммой Эдуардовной переговорить. Вспомнил, что она меня на ноябрьскую конференцию позвала выступить, а я же в это время на Кубе буду… Ну и даты точные по Кубе с ней тоже согласовать надо, чтобы не искала, куда я пропал…

На начало лекции не успел. А заходить через десять минут после звонка глупая идея. Профессор обидится, и плевать ему, что у меня свободное посещение. Потом еще проблемы из-за этого появятся.

Так что я пошел к Эмме Эдуардовне, но ее на месте не застал. Подождал минут десять – не срослось ничего. Ладно, двинулся тогда в буфет. Там, взяв компот и булочку с изюмом, в тишине, все остальные студенты на занятиях, почти никого и нет в столовой, принялся набрасывать тезисы моих новых статей для «Труда»…

Минут за пятнадцать до конца лекции решил снова попытать счастья с кабинетом замдекана. В этот раз повезло – Гаврилина была уже на месте.

– Эмма Эдуардовна, разрешите?

– Да, Павел, заходи, конечно! – явно обрадовалась она мне.

В этот раз ничего с собой приносить не стал. Не так и давно был у нее вместе с Альфредо. Да и подарок по всем меркам тогда принес царский – ты попробуй в Москве 1973 года раздобыть итальянский ликер… Не нужно каждый раз что-то тащить, перебор уже будет…

– Эмма Эдуардовна, вспомнил про конференцию ноябрьскую. Она же в двадцатых числах будет?

– Да, Паша, с двадцать пятого по двадцать шестое.

– Тут такие дела… Мне путевку выписали в Кремле на семью. На Кубу едем с десятого по тридцатое ноября. Так что, получается, что никак не могу выступить. Могу только доклад представить для опубликования в сборник, если это будет актуально…

– А, ну раз такое дело… Кто же откажется от путевки на Кубу! – совершенно легко отнеслась к моей информации замдекана. – А статью да, приноси, опубликуем обязательно!

Да, такие времена. Зарубежная путевка достается нелегко, и нормальные люди понимают, что другие планы в этом случае неизбежно нужно откладывать. Только завистливый и вредный человек будет создавать проблемы в такой ситуации. К счастью, я уже точно знаю, что Гаврилина не из таких.

Поговорили еще пару минут, я ей сказал, что скоро раздобуду трехтомник Майн Рида, и обязательно постараюсь ей презентовать. На этом и расстались.

Поймал Макарова на перемене. Поздоровался также с Ираклием и еще парой друзей, но сейчас мне нужен был Витька, и все это поняли, и не стали навязываться. Сразу обратил внимание, что Макаров какой-то пожухлый. Отвел его в сторону и тут же спросил:

– Ты чего такой грустный? С Машей, что ли, умудрился к ее дню рождения поссориться?

– С Машей? Да нет, с чего ты взял-то?

– Ты себя в зеркало видел? Ходишь, как в воду опущенный.

– Да это так… – вздохнул он, – семейные обстоятельства…

Ну раз не хочет рассказывать, не буду лезть. Задал тогда другой вопрос:

– Ладно, а что ты тянешь с конференцией? От Гусева не влетит?

– Да ну ее эту конференцию куда подальше! – неожиданно ожил Витька, – я может, схожу к Гусеву и вообще откажусь не то что возглавлять оргкомитет, а совсем из него выйду.

– И с чего вдруг? – озадачился я.

До этого ведь он был обескуражен, конечно, но вполне себе нормально отнесся к комсомольскому поручению… А тут вдруг такая странная реакция…

– Да я как ты и предложил, переговорил со всеми, кого мы планировали включить в оргкомитет… – нехотя стал рассказывать Витька, снова погрустнев, – все обрадовались и согласились, кроме Тобольской. Она сразу в штыки восприняла, что меня главой оргкомитета Гусев назначил. Сразу кулаки сжала, как будто я сам напросился на эту позицию, и давай ругаться, что почему именно меня назначали? Она, вон, уже в трех конференциях участвовала студенческих, опыт имеет, а меня ни на одной из них не видела. А потом спросила так язвительно – небось папочка похлопотал? И вот тогда я и понял, что так оно и было. Это вовсе не Гусева инициатива, это мой папаня очередную какую-то свою игру со мной ведет. Он же вечно так, тихой сапой действует. Я от чего-то отказываюсь, а потому вдруг как-то само собой оказывается, что у меня уже выхода нет. Как это обучение проклятое на пианино… Я же вообще не хотел на него идти! А пришлось, он меня все равно обхитрил… Мол, ты походи годик, а я тебе три набора солдат заграничных куплю… А потом сказал, что поздно бросать уже, несолидно для мужчины. И я снова купился…

Слушал я эту историю тяжелого детства сына первого замминистра иностранных дел СССР, и хоть и держал морду кирпичом, но было это сделать мне нелегко, так и хотелось сказать что-нибудь язвительное. Но все же понимал, что, учитывая тонкую натуру друга, израненную в детстве игрой на пианино и щедрыми подарками, надо тщательно выбирать слова, а то можем и поссориться…

– Витя, послушай меня сейчас внимательно. Однажды у тебя тоже будет свой сын. И ты будешь очень бояться, что он вдруг пойдет по кривой дорожке. Поэтому будешь все делать для того, чтобы он все детство был занят с утра до вечера нормальными занятиями, а не курил в подворотне с хулиганами, подговаривающими его вечером магазин грабануть. И игра на пианино вполне себе нормальный вариант, чтобы сына делом занять. Жил бы ты в деревне, ты бы вместо этого грядки бы полол, или поливал их, а потом бы свиней кормил… Корову там с выпаса за пару километров домой отводил…

Знаешь, как в армии говорят – солдат должен был занят с утра до вечера, чтобы у него ни минуты свободной не было. Да хоть бы траву красил в зеленый цвет… Иначе он что-то учудит обязательно, что очень плохо скажется на карьере офицера. Вот с детьми точно также… Хочешь гарантий, что ребенок не пойдет по кривой дорожке, загружай его делами…

И потом, игра на пианино для человека твоего круга – самое то. Это в СССР все эти музыкальные кружки широко доступны для населения. А на Западе, если ты играешь на каком-то инструменте, это признак того, что ты из хорошей семьи, потому что у них это очень дорого. Простой рабочий не может себе позволить отправить сына на пианино учиться играть, и не каждый инженер тоже. Твой отец наверняка это знает, у него профессия такая, чтобы знать это, и наверняка отправил тебя музыке учиться в том числе и это имея в виду… Чтобы, если вдруг твоя деятельность в будущем будет связана с иностранцами, ты мог сыграть где-нибудь на пианино, в ресторане, к примеру, во время переговоров, тем самым доказав, что ты из их круга, из приличной семьи. Помнишь, как у Киплинга – «Мы с тобой одной крови»? Тут тоже самое, на любых переговорах легче договариваться людям из одного круга…

– Ну, возможно… – немного удивленно отреагировал Витька, – вот с этой точки зрения никогда об этом не думал…

Но тут же снова нахохлился и сказал:

– Ну а почему он мне об этом не сказал? Про отвлечение от хулиганства ясно, что я не понял бы, а вот про то, что у богатых на Западе нужно уметь играть на музыкальном инструменте, это мог бы понять…

– Так ты же мелкий был, неправильно понял бы, да ляпнул бы что-то вроде кому-нибудь: «папа меня отправил играть на пианино, чтобы я был похож на детей западных богачей». А потом бы анонимки пошли твоему бате на работу, что он готовится сбежать с семьей на Запад… Вот уже и сына к этому готовит вовсю… Догадайся, был бы твой отец сейчас первым замминистра иностранных дел?

Витька снова завис. Я терпеливо молчал, ожидая, когда он и это переварит.

– Ну ладно, – сказал он наконец, – но на кой окольными путями вешать на меня эту конференцию с немцами? Почему бы прямо не сказать мне – сын, вот хочу, чтобы ты опыта работы с иностранцами набрался. Ну или что-то еще, что он там себе решил, почему мне это надо…

– Ну давай я попробую угадать… – улыбнулся я. – Может быть, у него сын назло ему не стал в МГИМО поступать? И нервно дергается каждый раз, когда батя хоть что-то говорит про то, что можно связать с его мечтой сделать из тебя дипломата?

Витька насупился.

– Но и ты пойми меня, – наконец, сказал он, – ну сколько можно меня толкать в дипломаты? Ну не хочу я, как отец, каждый вечер за рубежом проводить в компании людей, которых едва знаю, на каком-нибудь дипломатическом фуршете. Я не такой, как он, меня напрягает такого рода общение с сотнями людей. И мотаться из страны в страну не хочу… Мне стабильность нужна…

– Витя, это, безусловно, твой выбор, чем заняться в жизни, и важный шаг к этому, не пойдя в МГИМО, ты уже сделал. – примирительно сказал я. – Но какое отношение к тому, чтобы быть дипломатом, имеет эта конференция? Формально это комсомольское поручение от Гусева. Завалишь его, чтобы насолить отцу, – ничего хорошего. Гусев, конечно, ничего тебе сразу не сделает в ответ, потому что отца твоего уважает, но тебе еще три года почти в МГУ учиться. А вдруг твой отец за это время на пенсию уйдет? Работа на такой должности очень вредна для здоровья, вдруг не сможет потянуть однажды? И вот тогда Гусев припомнит и на тебе отыграется по полной программе. Получишь такую характеристику от него, что с ней только в колхоз бухгалтером устраиваться…

Так что рекомендую тебе показать себя взрослым ответственным человеком, и это комсомольское поручение отработать с честью. Приедут к нам эти молодые немцы, подружимся с ними после конференции, по кафешкам посидим. Глядишь, на будущее какие-то контакты полезные образуются. Всегда приятно, приезжая по делам в какой-то город, иметь в запасе телефон кого-то из местных, что будет рад тебя там видеть. А иногда и очень полезно, учитывая, что ситуации разные бывают, и иногда очень здорово, когда кто-то тебе может помочь в какой-нибудь непростой ситуации за границей из местных…

– Ладно, – сказал Витька деловито, явно успокоившись, наконец, – Ты прав, не буду горячку пороть. Давай я тогда сейчас отпрошу всю нашу группу у преподавателя следующего, и мы сразу и устроим первое организационное собрание? Есть у тебя сейчас время?

– А и давай! – кивнул я.