Репатриация на чужбину

Глава 6

В которой я вновь себя показала...

И поделом

Всю жизнь сама себе завидовала: как бы меня не обижали на сон грядущий, до конца обидеться не успею – засну. И утро, вопреки ожиданиям недоверчивого большинства, начнёт жизнь с чистого листа, а я с лёгким сердцем пристроюсь ему в хвост. Валяясь на своей шикарной кушетке, я с наслаждением прислушивалась, как Вотум трудился на облучке. И что-то там втирал Керку с Эпоной о своих неоднозначных заковыристых подвигах. Тотчас вспомнила, что и я теперь убийца. Сама собой припомнилась подходящая оправдательная речь Шарлотты Бронте. Дескать, наносимый нам без малейшей причины удар мы всенепременно должны отпотчевать самым сильным ударом, на какой способны. Землячка моего безвинно покинутого супруга права: тот, кто нас ударил первым, должен на всю жизнь закаяться поднимать на нас руку. А то ведь ему может и понравиться.

Затылок заныл, жалобясь, что его вконец отлежали – я села. В просвете между крышей фургона и плечами Вотума разглядела плечо Сарга и Куха. Опекуны зондировали лес, о чём-то треща – и как друг дружку понимают? На меня ноль внимания: подопечное тело в целости, на привязи, и то дело. От скуки принялась шерудить в комодище, инспектируя свои богатства. В подпол не полезла – его напичкали в моем присутствии. Среди прочего, натолкнулась на сумочку до отказа набитую золотыми кругляшами – по местным меркам, нешуточное богатство. Накатило жгучее желание приодеть своих молодцов. Негоже позорить меня обносками. Тут же паровозом прицепилась мысль всучить золото им: за пазухой моих головорезов целей будет.

Вторую мою идею Сарг принял благосклонно – та не шла вразрез с его работой опекуна. Первая вызвала у всех троих скептические ухмылки. И грозное предложение заподозрить в них бродяг, адресованное всему белому свету. Правда, активно возбухать мужики не решились, внутренне готовясь дать отпор каждому кружавчику, которым я решу взнуздать их атлетические шеи. Ребята, я нормальная! И терпеть не могу разводить скандалы на пустом месте.

– Одевайтесь сами, где хотите, – терпеливо внушала я Саргу, облокотившись о спину Вотума. – И во что хотите, лишь бы выглядело прилично. Поверьте опытной пожилой женщине: богатый костюм снимает половину проблем с чиновниками и стражами порядка.

– Пожилой? – обернулся гарцующий впереди Алесар.

Сарг, трусящий рядом с крузаком, переглянулся с Вотумом – насмешкой тут и не пахло. Они зацепились за мои слова, выискивая в них следы новых секретов таинственного Ордена.

– А сколько вам лет, Сиятельная? – осторожно колупнул оболочку тайны экс-бандит.

– Много, – отмахнулась я. – Вернёмся к нашей теме.

– Как ловить на нашу шикарную одёжку воров? – Саргу почти удалось скрыть издёвку.

– От воров как-нибудь отобьётесь, – завуалировала я свою. – Не претендую на замену мечей лютнями. Или церемониальными жезлами. И не рассчитываю встретить придурка, что примет вас за благопристойных купцов. Рожами не вышли.

– Госпожа права, – неожиданно поддержал меня Вотум, оглядывая свою обдергайку. – Как-то не вяжется моё тряпьё с её высоким положением. Только вот денег у меня нет. А ваши – уж простите, Сиятельная – взять не могу. Не дело это для мужика на бабские... на ваши деньги себя украшать. Не привык я.

– На свои одевайся. Кто против? – фыркнула я ему в ухо. – В первом же приличном городке получишь своё жалованье, и вперёд. Но, только, чтоб сразу же, слышишь? – долбанула я кулачком по его спине.

– А жалованья мне сколько положите? – засомневался практичный вояка, знающий цену вещам.

Он долго впитывал озвученную цифру. Я даже вся затекла, провиснув между входом в своё логово и его спиной. Наконец, бедолага задумчиво покачал лохматой благоухающей головой и покаялся:

– Не стою я таких денег.

– Не тебе решать, – отрезала я, втягивая тело в свою конуру. – Ты уже принят на работу. А расстаться с Орденом гораздо трудней, чем в него попасть.

Это многозначительное заявление отсекло его намерения поприбедняться – от меня комплиментов не дождёшься. Терпеть не могу подобных провокаций.

Мои прогнозы сбылись уже к вечеру у порога замшелого провинциального городка. Два инфантильных замызганных стражника, охранявших от падения щербатые ворота, высокомерно потребовали платы. И объяснений. Сарг – мой опекун и теперь ещё финансовый распорядитель – выдал положенную мзду и вежливо представил компанию. Стражник, преисполнясь законного скепсиса, позволил себе не поверить в их высокое служение по причине упадочности облика. Вотум – с тем всё понятно, хотя ребята и поделились с отставником чистой рубахой. Однако и действующие вояки, на мой взгляд, выглядели немногим лучше. Дырами не сверкали, но в своих военных куртках явно прокатились по всему белому свету: где на спине, а где и на брюхе.

Я уже поднялась с ложа, обулась и приготовилась явить свой кошмарный лик, когда Кух решил помочь новому дружку. Ещё в дороге, уважая пристрастие лайсака к гнёздам, что он вил в одежде, я изготовила для Сарга удобную сумочку. Та болталась на его могучей груди, дабы не мешаться под руками. Вот оттуда-то и вынырнула кошачья головка с брезгливым оскалом. Придирчивые стражи окаменели. Один даже наложил на себя местный аналог крестного знамения, коснувшись непослушной дланью лба, рта и груди. Кух, сорвав мысленные аплодисменты соратников, вальяжно взобрался на свое место. Разлёгся на широком плече, как на диване, и воткнул мордочку прямо в ухо Сарга:

– Фыр-фыр? – поинтересовался он причиной задержки.

– Да вот, – степенно пояснил воин. – Не пускают.

– Сомневаются в нашей благонадежности, – зловеще добавил Алесар, картинно растягивая слова. – Ворья у них и своего хватает. С нами уже перебор.

– Фыр-фыр-фыр? – столь же многозначительно подивился лайсак, обозревая отползающих блюстителей порядка.

Керк, обиженный на то, что в концертную программу не вставили его номер, не позволил себя проигнорировать. Стартовав со своего насеста на крыше фургона, он завернул круг почёта над втягивающимися в плечи головами стражников. И картинно спикировал на плечо Алесара. А я ещё ограничивала себя, тщась свести собственные демонстрации к минимуму. Стеснялась. Да в моем кочующем балагане позёр на позёре!

– Тр-р-р? – раздраженно выпалил Керк, почесывая кинжальным клювом висок Алесара.

– Не пускают, – вздохнул тот. – Не верят, что перед ними опекуны Внимающей из великого Ордена Отражения. Придётся госпожу потревожить.

– Тр-р-р!! – исполнительно протрубил вирок с таким энтузиазмом, что Алесар подпрыгнул вместе с обром.

И дуэтом же с ним выругался. А я, решив, что с меня хватит, распахнула занавес. Вотум стоял, облокотившись на подножку. Старый клоун церемонно протянул свои ручищи, осторожно сгрёб меня и торжественно водрузил на землю. Я пренебрегла опекунским сценарием. Меня покачивало от долгой езды, и потому Внимающая не надвигалась сурово, а плелась старушечьим аллюром. Не сразу и сообразила, в чём соль произведённого фурора. Поняв, едва не заржала: тощая, в балахоне с широкими болтающимися рукавами, в которых утонули руки, да в громадном капюшоне. Дайте мне обыкновенную косу, песочные часы размером с голову, и меня вообще сторожить не понадобится. Странным образом и в этом мире смерть является к обречённым в столь незамысловатом прикиде. А может, она вообще не имеет другой униформы в пределах нашей вселенной? Смерть – она для всех одинаковая.

Одним словом, когда я дотащилась до ворот, куда отступили стражники, у тех уже был готов черновик последней исповеди – наброски в уме. К демонстрации не стремилась: хотелось есть, ванну и постель, твёрдо стоящую на земле. Но, получилось, как надо: я подняла голову – не разговаривать же с пупками – стянула капюшон и улыбнулась. Маска в пол-лица, растянутая щель безгубого рта, цыплячья шейка – ничего страшней эти двое, судя по рожам, в жизни не видали.

– Почему мои опекуны до сих пор не вошли в город? – раз и навсегда приняв тон кроткой ласки, осведомилась я. – Ваш город отказывает в приюте Внимающей? – головы стражи заполыхали пламенем ужаса. – Орден Отражения в этом городе вне закона? Если так, добрые господа, мы не станем оспаривать порядок и отправимся дальше.

В единственную здесь гостиницу заселились уже минут через десять. Без преувеличений весь городок можно было прошить насквозь за полчаса. И как мне в таких условиях приодеть моих пацанов? Но, вот тут-то я и не угадала. В кадке с горячей водой отмокала с час – не меньше. Потом сушилась и залезала в чистый комплект дорожного костюма – распаренные ноги капризничали и не желали лезть в эту душегубку. Грязное барахло отправляла в чистку, заворачивалась в балахон, чесала языком с бегемотихой горничной… Короче, ещё час.

К позднему ужину мои мужчины явились джентльменами, хоть куда. Никаких излишеств, но Сарг меня не подвёл. Явно дорогие чёрные рубахи. Полувоенные куртки – с иголочки. Сапоги по местным меркам шедевральные. Плащи, висящие на спинках стульев, из превосходной южной шерсти. Не поскупился мой опекун, не стал мелочиться. Как и не попытался сэкономить на еде – эти перекусы на пикниках меня лично достали. Поэтому в самый настоящий суп, напичканный свежей зеленью, я погрузилась, как в нирвану. Две миски вылакала единым махом и не треснула.

– А мы сомневались, – облегчённо выдохнул чистенький и подстриженный Вотум. – Подумали: какая ж это еда? Водичка с овощами, слитая с мяса. Толи дело жаркое там, или что посолидней.

Поудобней укладывая внутри вспухший желудок, я покосилась на распотрошённые блюда всё с тем же жареным мясом. Даже замутило слегка.

– И как решились на такое кощунство? – полюбопытствовала, отдуваясь.

– У Куха спросили, – совершенно серьёзно выдал нелепицу Алесар.

– И что он ответил? – медовым голоском мяукнула я.

– Пробежался по хозяйской кухне, – с трудом сдерживал ржач мальчишка. – Пошарил по котлам и жаровням. Тявкнул на это варево, мы и велели подать.

– Спасибо, радость моя, – промурлыкала я в сторону обожравшегося лайсака.

Тот не лежал – раздутым мешком висел на плече Сарга, притягивая насторожённые взгляды посетителей. Керк ему под стать – лапки на плече Алесара разъехались под вздувшимся брюшком. Сидит бедолажка, икает, головкой трясёт. А разноцветные глазки шарят по столу и вёе жрут, жрут, жрут. Короче, хорошо мы устроились, по-семейному: чистые, сытые, в обновках, и придраться не к чему. Мужики о чём-то деловито жужжат. Я жду, когда желудок пропустит через себя первое, и мысленно ковыряюсь в меню, выбирая второе.

Не мы это начали – просто кому-то скучно жилось в провинциальном городке со стопкой пожелтевших новостей. И этот кто-то, по местным понятиям, крут до полного изумления. Во всяком случае, этот амбал верил в свою репутацию. Гардероб полувоенный – по местным законам любой, кто, не будучи солдатом, нацепит военное обмундирование, кандидат в кандальники. Меч циклопический, болтается до самого пола, а пояс прямо-таки трещит от железа. Фирменная бровь грозовой тучей висит над глазами, источающими дивный аромат величавой угрозы. А в башке бездна самолюбования, замешанного на изрядном же страхе.

Притащил себя к нашему столу через силу, явно поспорив с каким-то недоброжелателем, взявшим его «на слабо». Назад дороги нет, потому как сверзится горемычный с какого-то здешнего пьедестала. И ведь все всё сразу же поняли! Так и оставили бы балбеса без сладкого, избегая мордобоя и шумихи. Как я, например, а я ведь нормальная. И дурака теперь от приличного человека отличаю не по повадкам, а телепатией по шевелению мозгов.

– Сарг, – попросила кротко и нежно, – не обращай внимания. Ты ведь умный человек, бывалый. Зачем тебе шкура этого дурака?

Не внял. И когда гора фальшивого великолепия домаршировала-таки до нашего стола, встретил её неласково. Тем более что промолчать агрессор не мог, а иначе, зачем и прогулялся?

– Сиятельная, – начал скабрезно, на разбеге. – Мои друзья почли бы за честь угостить Вас за нашим столом.

Ничего оскорбительного не прозвучало. Но подвёл формализм: Внимающую не всякий отважится пригласить отобедать вот так, запросто. Не принято это в местных кругах хоть и не преступно. Она просто проигнорирует невежу и всех делов. Но, ведь какая плюха воинской чести опекуна – ему такое проигнорировать просто не по силам. Дескать, дали тебе полномочия, а это не пустая формальность. А тут лезет к тебе мелкота несущественная, пигмей, на голом месте плешь! Каково это славному воину претерпевать от мелкотравчатой шантрапы? Сарг и не стал.

– Пошёл вон, – процедил сквозь зубы он, даже не взглянув.

И Алесар не упустил своего: глянул остро, презрительно. И Керк на его плече поддакнул. И Кух, с трудом разлепив глазки, шикнул пренебрежительно. Один Вотум – умница – закрыл глаза на выходку идиота, дабы не портить ужин милой его сердцу Внимающей. Бугай взъерепенился – тоже страдает непереносимостью адреналинового впрыска.

– Сиятельная! – щегольнул он высокомерием. – Неужели компания грубых вояк предпочтительней беседы с сыном владетельного аграта?

– С каким? – ласково уточнила я.

– Что значит: с каким? – с лязгом упала бровь куртуазного вторженца.

– Со старшим или с младшим?

– С младшим, – побагровел добрый молодец от незримой пощёчины.

– Предпочту.

– Что? – опять не дошло до узколобого.

– Предпочту компанию своих опекунов, – мягко намекнула я, – обществу любого аграта.

– Почему? – буркнул высокородный обалдуй.

– Потому, что так хочу, – свернула я дебаты.

Да милостиво качнула головой, мол, больше не задерживаю и наглость твою прощаю. Докучливый визитёр убрался, мучимый трусливой бессильной яростью. А Сарг многообещающе перемигнулся с Алесаром. Я же нормальная. И всегда предпочту почётное бегство неуместному геройству. Потому и приказала моему войску гасить огни да укладываться на боковую. Грешна: едва опустила голову на подушку, провалилась в заслуженный сон, хотя и скреблось что-то в душе. Кух завалился под бок, устроив в одеяле норку. Керк примостился на деревянной резной спинке кровати, оставив открытым зелёный глаз.

Вотум растолкал меня ещё в потемках:

– Сиятельная, господа опекуны в кутузке.

– Чего они там забыли? – недовольно проворчала я, пытаясь смыться под одеяло с головой.

– Так за убийство загремели.

Я не вскрикивала, не всплёскивала руками, не заламывала их. И вообще вытащила на белый свет лишь маску. Галопом пробежалась по ощущениям Вотума и обречённо поинтересовалась:

– Много трупов?

– Так, это... Четверо и агратов сынок...

– И его?! – офонарела я, садясь.

– Не! – заторопился Вотум. – Этот жив! Но ходить долго не сможет.

Нехитрую историю ночного сражения самый разумный... единственно разумный из моих спутников поведал уже на ходу. Ну, решили ребятки перед сном подышать свежим воздухом. Ну, пошли прогуляться. В дороге, я так понимаю, со свежим воздухом у них сплошные перебои. И в насквозь дырявой гостинице тоже. Допустим.

– А каким местом тут агратов отпрыск? – менторским тоном уточнила я.

– Так тоже привычка, – не растерялся заступник. – Дышать по вечерам.

– Ага! – приняла я такую версию. – И кулаки разминать на сон грядущий. Ну, с этим-то щенком кусачим все понятно: олигофрен. А у наших какие проблемы с мозгами выявились?

– Так он первым напал! – возмутился мой добрый Вотум до глубины души. – Сарг его так сразу честно и предупредил, мол, вали по добру поздорову. А то папаше лишние траты выйдут. Ну, там костёр погребальный, обед поминальный поприличней. Да и священникам подношения причитаются всем без разбора. Хотя..., – свернул он на наболевшее. – Тут по такому делу лишь Тармени воздаяние и полагается. Потому, как он есть смерть удерживающий. А остальным пяти богам, за какую такую милость?

– Голову не морочь, теолог самозваный, – потребовала я, понукаемая любопытством Куха.

Тот от нетерпения всё плечо мне оттанцевал. А на меня дунь – дымком развеюсь сизым.

Итак – если судить по содержимому Сарговых увещеваний – и без этого хромающего рядом адвоката всё предельно ясно. И не мне одной, как оказалось вскоре. Это и пытался растолковать напыщенный старичок судья... Нет? Казий, рефери? Оказалось: урядчик. Слава богу, не инквизитор! Он страшно трусил, пресмыкаясь передо мной, но и явственно опасаясь кого-то ещё. Следуя логике, надо думать, папаши-аграта. Я изъявила желание видеть того немедля. Какой-то бледный юркий наушник урядчика настоятельно рекомендовал не вылазить на передний план. Мол, грозный аграт сию минуту хлопочет над покорёженным телом родного детища. И беспокоить не велел, кроме как приглашением на смертную казнь обидчиков.

Понимаю отцовские чувства – сама дважды мать, трижды бабушка и до прабабки дотянула. Однако и с собою не позволю обходиться, как с барахлом. Тем более что моих раздолбаев бесчестно спровоцировали! Правда, на том самом месте, куда они направились в поисках этой самой провокации. Но, ведь специально не напрашивались – тут инициатива агратова отпрыска. Я нормальная и юридически подкованная британским законодательством дама. К тому же, русские своих не бросают. Короче, тоже честно предупредила: не явится аграт пред мою леденящую душу маску немедленно, так я и сама не погнушаюсь нанести визит.

Возражения урядчика застряли на второй фразе – Куху надоело шифроваться под балахоном. Он явил себя городской управе во всём своём смертельном великолепии. Наушника сдуло в момент, а его шеф впервые в жизни позавидовал подчиненному.

Аграт угрозе внял – проклятиями громыхал аккурат до дверей управы. На меня поглядывал гордо, пусть и трусил отчаянно. По пятам за ним ввели задержанных. Кух, радостно вякнув, немедля оседлал Сарга. Покрутился на его плече, не дождался привычной ласки и пустился в спасательную экспедицию. Минуты не прошло, как мой опекун хмуро растирал затёкшие запястья, а за спиной Алесара чавкали веревкой. Ни один из шести охранников заключённых даже рта не раскрыл в попытке оспорить противозаконные действия лайсака. Керк, удовлетворённо крякнув, взгромоздился на плечо Алесара, что-то интимно кряхтя тому на ухо.

– Потом расскажу, – пообещал Алесар вироку с таким видом, что концентрация мистицизма в воздухе заметно повысилась.

– Я требую!.. – страх вперемешку с гневом толкали аграта на громкие заявления.

– Начнём с меня, – тихим голосом отрезала я. – Суть моих обвинений: кощунственное неуважение к сестре Ордена Отражения. Вторжение в личную жизнь Внимающей. И нападение на обладателей гербовых аттестатов официальных опекунов Внимающей. Аттестатов, подписанных таном Раутмаром Девятнадцатым. И патронессой Ордена Мэри Далтон.

– У них есть гербовые аттестаты?! – ошарашенно провыл урядчик, вспотев в попытке завести остановившееся сердце.

– Вы их не предъявили? – не поняла я причин такой тупости, оглядываясь на Сарга.

Тот и бровью не повёл. Криво усмехнулся и вкрадчиво наябедничал:

– Предъявлять нечего. Нас обобрали ещё по дороге: оружие, наличный капитал и... Аттестаты, подписанные таном Руфеса Раутмаром Девятнадцатым, – с несказанным наслаждением закончил он.

Кто бы мог заподозрить в прямолинейном вояке столь иезуитские наклонности? Я бегло пробежалась по головам стражи и вычленила искомое:

– Ты, – моя рука выдвинулась в направлении крайнего справа. – У тебя ровно минута, чтобы вернуть похищенное. И не дай тебе боги уничтожить аттестаты тана Руфеса. Я не стану дожидаться его суда. За попранную волю патронессы Ордена Отражения ты будешь наказан Орденом.

– Так гласит закон, – подтвердил Сарг, явно примеряясь к броску.

Оговорюсь: о великих и ужасных чудесах, творимых моими товарками, по свету бродит немало басен. Кто-то сомневается, кто-то не слишком, кто-то верит свято и чтит. А многие не прочь приврать для красного словца. Но все, абсолютно все опасаются без нужды сердить нашу сестру. Потому, как никто точно не знает: чего от нас ожидать? Карусель страшных слухов – конкретики на грош.

Примерно всё это и кипело сейчас в ущербной подкорке тугодума-стражника с адекватной тягой к стяжательству. Признаться в краже, как водится, было страшней, чем следовать непроверенным слухам. Не проверенным на собственной шкуре – это требовалось подкорректировать, чем Сарг занялся незамедлительно. Признания текли из воришки на довольствии стражника прерывистым булькающим потоком. Кое-кто из присутствующих даже присел на корточки, дабы лучше расслышать сбивчивую исповедь – стоя, трудновато понять того, кто корчится у тебя под ногами, собирая пыль.

Аграт приседать не стал – порода не та. Как человек вполне здравый, он оценил доказательства беззаконного наезда на Орден Отражения. И заодно попрания воли тана Руфеса. А также перспективы подхватить бациллу бесчестия от своего младшенького паскудника – смерть для местных баронов была куда, как предпочтительней. Этот мир гораздо беспощадней, жесточе к владетелям земель и судеб, чем мой собственный. Здесь каждый аграт мог лишиться наследственных имений по обвинению в бесчестье. В любой момент. Гордыня, воинственное сопротивление, самодовольство – весь этот немалый багаж нескольких поколений дворянской фамилии ушел водой в песок. Пришибленный мозг аграта лихорадочно метался в поисках выхода.

По натуре совершенно не мстительна. Я действительно нормальная. Мне обещали, будто на этих землях таких, как я, встречают почётом и уважением – накося выкуси! В первом же захолустном городишке на Внимающую наехал первый же сынок заштатного барона. И мне пришлось отвоёвывать свои права, что не слишком-то вдохновляет. Естественно, предпочтительней, чтобы папаша-аграт просто принёс извинения. Я бы моментально всех простила, и мы разошлись бы, забыв друг о друге на века.

Но, он упёрся намертво, а за гордыню приходится платить. Она для всех без исключения обходится дороже всего. Я дала ему время одуматься – он потратил его впустую, накручивая себя ещё больше. Я предоставила ему шанс вывернуться из неблаговидной истории с честью – он профукал его с неподражаемой лёгкостью. То ли привык грести последние шансы лопатой, уверившись в своей вседозволенности, то ли просто дурак. А репутацию Ордена требовалось блюсти. Тем более что девки сидят под крышей родной цитадели, а я шляюсь по белому свету в поисках ненужных мне, в принципе, вещей. И уродливую побродяжку всякий может обидеть – а вот хрен вам! Что там у нас, у орденоносных с чёрными метками? Как это меня учила Шарли?

– Орден Отражения всегда выступал против всяческого насилия, – замогильным голосом напомнила я присутствующим. – И я не стану нарушать его устоев. Все останется таким, как оно есть. Орден не прибегнет к обвинениям перед таном Руфеса, – цитировала я зазубренную формулу проклятья. – Орден Отражения в лице Внимающей именем Ксейя, лишает своего благословения тебя, аграт, и твою кровь, – барон всё понял и спал с лица. – Я накладываю на тебя тёмную стигму Ордена. И пусть боги сами покарают тебя своей волей в свой час. В лице Ордена Отражения ты лишаешься защиты, на которую имеет право всяк живущий. Ты не увидишь боле нашего лица, и мы не желаем видеть твоего.

И кто только придумал столь помпезный ритуал? То ли дело: проклинаю! И всех делов. А тут развезли по трём улицам с пятью переулками – даже моих штопанных-перештопанных жизнью вояк пробрало. Собрались молча, единым махом. Мужики стыдились своей подростковой выходки и сумрачно рычали на всех вокруг. Думается мне, клялись себе самыми страшными клятвами: больше ни-ни! Переживали: не увяжется ли за нами проклятый аграт со своими холопами? Чего ему терять-то? Ведь всему миру известно: коли Внимающие приклеят свою метку, так лезь в петлю сразу, без проволочек. День ли пройдёт, год ли, да хоть десять – твои дела покатятся под гору. Всего лишишься, прежде чем сам сыграешь в погребальный костёр. Причем тот, в который швыряют всех безымянных, бессемейных бродяг и преступников, сгнивших на каторге. А сам Орден палец о палец не ударит, дабы поторопить события – невместно ему руки о тебя пачкать. На то боги у народа имеются – они тебя и допекут.

Короче, аграт при таком раскладе может решиться на что угодно – прецеденты случались. И потому увозили меня в большой спешке, пока я ещё чего не выкинула.