Репатриация на чужбину

Глава 19

В которой меня вызволили и…

Водворили

«Там, на земле мне подавали грош и жерновов навешали на шею». Я знаю, как определить: гений поэт, или комбинатор виршей. Если Марина Цветаева докопалась до корней всех моих досад, проблем и бед, значит, гений. А тот, кому я неинтересна, так себе написатель. Под его стихи мне себя вовек не похвалить, не пожалеть. Последнее нынче в приоритете чуть не каждый божий день. Это же уму непостижимо! Одна из ярчайших представительниц легендарного всемогущего Ордена Отражения валяется, свернувшись клубком, у затухающего костра. И, лязгая зубами от ужаса, ждёт, кто облагодетельствует её хворостом. Ни одна свинья не появилась. Мстительно поклявшись простыть и сдохну, я всё-таки ухитрилась заснуть.

Утро, как по заказу, выдалось жгуче-холодным, но мне было тепло. То есть всесторонне тепло, а лицо замёрзло. Ещё не открыв глаза, я по древней священной традиции землян потянулась к будильнику… и замерла. Рука упёрлась в жёсткий, но тёплый бок. Даже слишком тёплый. Хочешь-не хочешь, а заглянуть в лицо опасности придётся. Так и есть: моё тело покоилось в монументальном бронированном кольце сине-зелено-коричнево-серо-буро-оранжево-блескучей плоти, с которой у меня накануне завязалось знакомство. Я села. Плоть пошевелилась, горячо и вонюче дунув мне в затылок. Я обернулась… Мама!

Нартия укоризненно покачала мордой перед самым мои лицом. И шмыгнула носом с таким присвистом, что у меня заложило уши. А Тех забрался мне на грудь и полез целоваться. Потом был утренний туалет, причём у всех троих. Потом я вновь добывала огонь, а нартия подтащила к нему мёртвую тушу незнакомого обра. Даже вовсе и не обра, а какого-то оленя с обличающими нас стеклянными глазами. Она деликатно отхватила у него заднюю ногу и захрустела. Тех деловито запрыгнул на олений бок. Шмыгнул к обнажившемуся из-под шкуры мясу и принялся бесцеремонно пожирать чужую добычу. Я, было, шикнула на обормота – он вылупился на меня, как на юродивую и потарабанил лапками по обломку торчащей из туши кости.

– А что, можно? – дерзнула и я.

Нартия сглотнула, освободила пасть и великодушно фыркнула. Поскольку смертный приговор никто не отменял, мне по-прежнему было нечего терять. Я достала засапожный нож, с трудом отпилила шматок мяса и принялась учиться готовить себе еду на костре. В принципе, с голодухи съешь и такое – гордо оценивала я свой первый походный кулинарный опыт, срезая горелую корку. Сытый желудок обычно располагает к размышлениям и созерцательности. Торопиться было некуда, и я занялась исследованием моего нового… Моей новой подруги – вот так-то! Теперь более-менее всё понятно: только женщина способна так прочувственно слушать романсы. И при этом наплевать на вопросительное урчание желудка.

Начала я, как и полагается, с прояснения формы обращения.

– Тех! – указала пальцем на обожравшегося лайсака. – Ксейя, – это уже на себя.

Нартия внимательно осмотрела нас обоих и качнула головой.

– Тех, Ксейя, – повторила я урок и протянула к ней руку: – А ты кто?

Нартия ещё раз пошарила глазами по нашим тушкам, а я ещё трижды проделала реверансы.

– Г-р-р-ра-ар-ра, – наконец-то выдала она законченное по смыслу слово.

– Гра-ара? – добросовестно сымитировала я, вновь тыча рукой в её нос.

Она качнула головой и осторожно уложила её на землю, сложившись почти пополам и уткнувшись носом в бок. Потом накрылась крылом и тяжело размеренно задышала. Нартия продрыхла до самого вечера – правильно, помотайся-ка всю ночь за продуктами. Я же, посоветовавшись с Техом, решила, что торопиться некуда. И это вовсе не от девичьего легкомыслия. Сердце подсказывало: этой ночью произошло что-то страшно нужное и полезное. Не простая жадная страсть приобрести новое прибыльное знакомство, а ещё один подарок этого мира, как телепатия, лайсаки с Керком или Сарг. Причём, получила я его запросто, начисто позабыв о своих суперспособностях. И не пихая эту затычку в первую же подвернувшуюся незнакомую бочку.

Я лазила по бесчувственному телу Гра-ары, тщательно изучая узоры на шкуре. Саму шкуру, сотканную наподобие кольчуги из мелких переплетенных колечек. Исследовала перепонки на крыльях, толщиной не уступающие шкуре тяглового обра. Пересчитала шипы на шее и боках. Измерила все габаритные размеры всех частей тела сначала в локтях. Потом засомневалась и перемерила ремнём – более надёжная единица измерения. Если на глазок прицениться к моему ремню, то в нём как раз около метра. А Гра-ара от носа до кончика хвоста вместила в себя ровно восемнадцать ремней и три пряжки. В каждом крыле было ещё по двенадцать ремней в размахе и десяток в самом длинном плече или пальце – не знаю, как их называть. На переднем сгибе крыла – том самом локте – у неё оказался не один коготь, а целых три, просто два крайних постоянно поджаты. Лапы обычные, как у птиц или даже ящериц. И всего одна пара – тут рисунки очевидцев не погрешили против истины. Короче, виверна – она виверна и есть. На этом я успокоилась и заснула прямо на её горячей спине.

Ночью Гра-ара притащила очередного оленя. Мы ели, пели и болтали. Просидели у костра почти до утра. Потом задремали. Проснулась я от раскатистой немузыкальной трели и ветра, поднятого крыльями нартии. И только потом различила мужские вопли где-то у горловины расщелины. Подскочив, обнаружила, что Гра-ара переметнулась на два-три десятка метров подальше от меня и от шума. А от горловины на нас двигался ощетинившийся мечами отряд воинов. Естественно, я вскарабкалась на высокий камень и досконально изучила нападающих. За других не скажу, а своего супруга узнала даже в шлеме. Он же, завидев меня, вырвался вперёд и понёсся, как озабоченный лось. Я жутко испугалась за нартию! Скатилась с валуна, вылетела на середину расщелины и заверещала так, что содрогнулись скалы:

– Стоять!!

Варкар налетел на мой дикий вопль, как на стену.

– Стой, где стоишь! – завопила я уже тише и принялась спиной отступать к Гра-аре.

Никому не доверяла – особенно этому накаченному страхом психу с зудящим в руке мечом. Тех помогал мне самым грозным из своих ты-ры-рыков и носился кругами.

– Гра-ара! – бросила я через плечо, не прекращая отползать. – Ничего не бойся! Пока я жива, ни одна сволочь тебя не коснётся! А коснётся?! – я угрожающе ткнула пальцем в офонаревшего супруга. – Моя нога больше не ступит на земли Руфеса!

Он не стал никого касаться. Даже с места не сдвинулся. Несколько успокоившись на счёт необузданных мужских желаний, я развернулась и последние метры до нартии дошагала нормально. Та склонила ко мне длинную шею. И посмотрела прямо в глаза своими серебристо-зелёными блюдцами под тяжёлыми надбровьями. Я вытянулась на цыпках в попытке её обнять. А за спиной взвился и запрыгал меж скал клубок нестройных мужских воплей. Зыркнула за спину – танаграт аэт Варкар застыл ледяной глыбой. Даже отсюда я чувствовала холодную злобу, оседлавшую его голову. И меня абсолютно не тянуло наплевать на этого по-прежнему чужого и неприятного, но достойного человека. Кто я такая – ишь, расплевалась! Замухрышка бесноватая! Гра-ара весело фыркнула и сощурила глаза.

– Это мой муж, – уныло созналась я, словно бы извиняясь за свой дурной вкус. – Видишь: волнуется. В такую даль за мной припёрся. Придётся возвращаться. А то мои друзья, наверно, устали с ума сходить. А я их очень-очень люблю, понимаешь?

Нартия чуть заметно качнула головой, а потом положила её на мое плечо. Это, конечно, образно: положила. Будь оно в самом деле, меня отскребали бы всем полком, торчащим у горловины. Она просто коснулась моего плеча краешком пасти и через несколько секунд гордо вскинула голову.

– Ты знаешь место, что люди называют агратия Юди? Она у самого моря. Там ещё, говорят, есть такая гора… С одного бока пологая, – я помогла себе рукой. – А с другой, будто обрезанная, – моя ладонь упала вниз.

Гра-ара призадумалась, потом качнула головой.

– Прилети-ишь? – заныла я, хлюпая носом.

Она фыркнула что-то неопределённое. Затем осторожненько развернулась, стараясь не задеть меня хвостом, и отошла подальше. Подпрыгнула, заработала крыльями, поднялась вверх и перевалила за кромку скалы. Тех забрался мне на плечо и тихонько заскулил. Я приласкала его. Мы поцеловались и потащились к припухшим спасителям.

– Привет, – устало поприветствовала я супруга, вытирая слёзы, ползущие из-под непромокаемой маски. – Как ты меня нашёл?

– По следам, – холодно пояснил он то, что и так было понятно. – Ты, насколько я вижу, в порядке.

– В полном, – равнодушно зверила я. – Только устала. Я очень сильно устала, – повторила буквально по слогам и накинула замызганный вусмерть капюшон.

Поёжилась, бредя рядом с ним к его воинству. Он забрал у адъютанта безразмерный шерстяной плащ. Закутал меня чуть ли не с головой, поднял на руки и понёс к горловине.

– Ты уже знаешь, кто это был, – констатировала я после беглого анализа его чувств.

– Да.

– И помчался за мной.

– Да.

– А чего задержался?

– Пытали. Пришлось потрудиться.

Два воина подняли меня на круп его гигантского обра, когда Варкар уже сидел в седле. Мы неспешно тронулись в обратный путь. От скуки я занялась его головой. Там царило большое, огромное, всепоглощающее чувство облегчения. И мучительная работа мысли над чем-то, что привело его в совершеннейшее изумление. Ну да, конечно, моё знакомство с нартиями не входило в арсенал его знаний о сёстрах Ордена Отражения. Причём, именно с нартиями, а не с одной отдельной личностью – обратного ему не докажешь. Да и не собираюсь. Неплохо было бы завернуть его мысли на другую не менее насущную тему.

– Это может повториться?

– Может, – всё также холодно отвечал он.

– Значит, нужно искоренять.

– Уже начали.

– А откуда ты вообще узнал об этом… заговоре, что ли?

– После совета.

– Вычислил по моим комментариям? Прочитал что ли?

– Да.

– И так быстро всё понял, что схватил того, кого следовало?

– Да.

– Долго же они упирались – несколько дней.

– Да.

– А мои далеко? Почему не пришёл Сарг? – встревожилась я. – С моими всё в порядке?

– Да.

– Сильно поранены?

– Нет.

– Сарг с ребятами пошли другой дорогой?

– Да.

– Он меня убьёт, – приуныла я. – А моей вины в случившемся нет. Этот обр, которого привёл Тех, просто взбесился. Уволок меня зараза. А потом его сожрали. Ты же не думаешь, что я могла найти дорогу сама? Мне кажется, было вполне разумным оставаться на месте и ждать вас.

– Да.

– А ты не мог бы сказать это Саргу? Мне показалось, что у вас вполне нормальные отношения. Вы, кажется, вместе воевали?

– Да.

– А Кэм… Камилле ты расскажешь о случившемся?

– Да.

– Ну и зачем? – недовольно сморщилась я, одолеваемая желанием щёлкнуть его по носу. – Мало им с Раутмаром своих забот? Вы ведь с таном друзья. Причём близкие.

– Да.

– Но ты всё равно выложишь им с Камиллой, всю эту историю? Включая моё… приключение?

– Да.

– И нет способа заставить тебя передумать? – совершенно уже невыносимо засвербило у меня.

– Да.

– Ты уверен?

– Да.

– А хочешь меня поцеловать?

– Да.

– Ну, так поцелуй.

А вот тут до него дошло. И обр чуть не встал на дыбы, возмущённый такой внезапной грубостью старого друга: поводья натянулись гитарными струнами. А глаза супруга напоминали резонансные отверстия: круглые и глубокие от изумления.

– Да успокойся ты, – мило усмехнулась Внимающая. – Я пошутила. Поехали. А то все на нас таращатся, как на… мою подругу в горах.

Он склонил ко мне лицо. В его голове закружилась такая пурга, что я даже туда не полезла. Только пискнула – ручища, которой он прижимал меня к себе, потеряла контроль над собой. Мои ребра затрещали, а притулившийся на плече танаграта Тех, недовольно вякнул – его разбудили.

Второе правило успешного брака: не суйся в клетку со зверем, не произведя предварительной разведки. Убедись, что он сыт, выспался и не имеет на данный момент проблем с работой, любовницей или друзьями. Мне следует поумерить свой пыл и не дразнить мужчину попусту. А то рёбра не будут успевать зарастать.

Супруг доставил меня прямиком к родному порогу. Передал Саргу с рук на руки и даже не остался перекусить. Их прощальную дискуссию, я, честно говоря, прошляпила – боролась с шоком. Начнём сначала – с замка, который убил меня наповал, едва мы взобрались на горку, претворяющую ворота в ад. Что такое баронский замок я, как любая добропорядочная суррогатная англичанка, знала назубок. Это стены, башни, донжон, вылизанный внутренний двор, зелёные насаждения, чистенькие хозяйственные постройки в сайдинге, интеллигентная прислуга и гараж на пять машин. Своими глазами видела! А что у меня в составе наследства – будь оно неладно?

Стены, восемь башен, посередине донжон – тут вроде сходится. Всё выщербленное, наперекосяк, ломанное-переломанное осадами и происками нартий. Но, в принципе, сходится. А теперь представьте, люди добрые: всё это каменное уродство сверху накрыто чем-то вроде железной сетки на толстенных железных же балках. Эти испокон ржавеющие дуры толщиной в мои – пардон – ляжки расходятся лучами от макушки донжона к каждой из дышащих на ладан башен. Между лучами проложены балки поуже. На них растянута эта самая железная сетка, на обновление которой уходит львиная доля доходов моей нищенской казны. Львицына часть отпускается моим добрым рачительным управляющим – то есть урядчиком – Евгоном на масло, которым это гротескное сооружение предохраняется от окисления. И, как следствие, осыпания на головы охряной трухой. Ходить по внутреннему двору с такой дамокловой паутиной над головой я лично не научусь и за год.

Хотя и без этой надголовной боли по внутреннему двору я ходить отказываюсь. Чего вообще моя предшественница агрия вздумала помирать от слизняка? После детства, проведённого в этой клоаке, она могла десяток слизняков сдюжить – пусть и грешно с моей стороны так шутить.

Зелёные насаждения присутствуют. Во-первых, клочки земли в более-менее ровных местах, на которых растят мой плачевный урожай зерновых. Во-вторых, жирные густые хвойные леса, норовящие задушить очаг человеческой цивилизации. Хозяйственные постройки радуют: сложены из вековых бревен, не порубить, не подорвать. А в случае осады быстро разбираются и летают со стен на головы нетерпеливых охотников за чужим добром. Сайдинг пропустим. Гараж помянем в молитвах. Прислуга – золото. Безграмотная, относительно чистоплотная, работящая до хруста зубовного. Взасос обожает свой замок, свою агрию, своего танаграта, свою страну. Но, всего этого катастрофически не хватает для мало-мальски человеческого существования на лоне замковой природы.

Моим первым – после инфаркта – шагом землевладелицы был общий сбор личной гвардии за стенами замка. Поклонилась я в ноги добрым молодцам с молодцеватыми ветеранами и попросила прощения. Дескать, для того, чтобы вы охраняли мой замок, его ещё лет двести ремонтировать нужно. А вы не доживёте до этого счастливого дня. Да и я не доживу. Да и сам замок. Так что освобождаю от данного мне слова. Выдам жалование за два месяца и прощайте, не поминайте лихом. Сарг возвышался надо мной могильной плитой, под которой не стыдно упокоится даже супруге самого танаграта Однии. Я ждала от мужиков…

Да не знаю, чего я от них ждала! Но они меня разочаровали и в этом. Ни один с места не сдвинулся и со службы не съехал. Я к Саргу: что за притча? В чём подвох? Оказалось: им до судорог интересно послужить агрии, которая, к тому же Внимающая. Которую до смерти боятся слизняки, считают оборотнем безмозглые, и не могут прибить. И которая, в довершение заслуг, ещё и с нартиями приятельствует. Это же по совокупности тянет даже не на Внимающую, а на внебрачное дитя самого настоящего бога. Меня чуть кондрашка не хватила! Выжила и пошла дальше.

То есть по трём моим деревенькам. За что уважаю Руфес, так это за отсутствие рабства и крепостного права. Северяне – завзятые рабовладельцы. На юге земледельцев прикрепляют к земле намертво. А в Руфесе каждый крестьянин абсолютно свободен. За долги и прочие не слишком тяжкие преступления он может отдать свою судьбу в руки одного аграта. Такая у крестьянского сословия привилегия кормильцев государства: можно отработать срок наказания в каменоломнях, на соляных рудниках, в общем, куда пошлют. А не хочешь, так оставайся делать, что умеешь: пахать землю, принимая крепостную повинность на определенный судом срок.

При этом с головы осуждённого и волоса не упадёт по прихоти аграта или вольной крестьянской общины, забравшей его на работы. За смерть такого человека наказание от таната Руфес будет двойным: и за убийство человека, и за порчу государственной собственности, коей являются отбывающие наказание. А любое государство, как известно, без энтузиазма относится к покушающимся на его собственность. Естественно, практически все нагрешившие на срок заключения крестьяне предпочитают оставаться на земле. В результате, Руфес имеет отсутствие тюрем с необходимостью их содержать и трепетно преданный народ. Чего ж не трепетать, коли весь остальной мир куда хуже.

В моей агратии крепостных не было. Ни единого. Наш Руфес настолько благодушен, что осуждённый сам вправе выбирать место отработки. А кто же в здравом уме пойдёт батрачить на нашу социальную помойку? У меня внутри всё в узел завязалось, когда я увидала, во что обходится моим бабам обеспечение жизнедеятельности нашей агратии. Именно бабам, осатаневшим от непосильного мужицкого труда и сублимирующим невостребованную сексуальную энергию в самоистязания на ниве крестьянства. Поскольку мужиков у меня почти не осталось. Тихий ужас! При этом они вовсе не выглядят перепрелыми развалинами – большинство, что называется, ядреные бабы и девки.

Сразу после того, как ошалевший папаша Ксейи, уложил её на зеркало и умер сам, на агратию напала очередная шайка северных отморозков. Уважающие себя княжества таким беспределом не занимаются. Но голодранцы с мелких островов периодически совершают набеги на наше побережье. Таких, коли поймают, в каменоломни не загоняют. Их кончают прямо там, где они ищут поживы. В тот последний налёт замок эти уроды не взяли. Женщины с детьми успели укрыться за стенами и не пострадали, а вот все мои деревни были сожжены начисто. И последние нормальные мужики полегли. С тех пор мой урядчик Евгон маялся дурью, складывая в деревнях очередные срубы – здесь так принято. Труд этот, с женской точки зрения, каторжный. Потому и успели поднять в каждой деревне не более трёх-четырёх общежитий. И ведь так каждый раз: придут северяне, пожгут, а потом начинается выматывающее душу строительство.

Короче, кончилась тем, что я забралась на самую макушку щербатого донжона и принялась досадовать на этот генетически обусловленный горб, доставшийся мне в наследство от предков. Да уж: навешали на шею жерновов! На мою куриную шейку, за которую даже толком не повеситься. В голову пришла паническая мысль вычистить фамильный склеп и поселиться там, чтобы далеко не ходить – всё равно уже вот-вот. Буквально, со дня на день моей психике кранты.

Но тут мой новый загаженный кораблик – купленный Саргом – притащил в агратию первую партию местного аналога свиней и овец. Бабы, получив хлеб и ткани, тихо рыдали от счастья. Мужики приободрились, рассуждая о судьбе скотины. Быстренько порешили отодвинуть идею её разведения на задний план – на третий или шестой рейс скотовоза. Тем более что и кормить их пока было нечем. Эта партия целиком пошла на откорм воинов, добровольно взявших в руки орудия труда. И на пошив зимней одежды. А нанятые сапожники, не разгибаясь, корпели над обувным вопросом. В моей агратии босых не будет – заявила я, незаметно втянувшись во всю эту возню. А потом пошло-поехало.